Читать книгу Хочу в СССР…? - Игорь Резников - Страница 4

Да никуда оно не уходит. Остается там же, где и было: в нашем прекрасном далёко ©. Это мы от него неумолимо отдаляемся. Хотя с возрастом, говорят, кое-кому и удаётся туда вернуться. Или, по меньшей мере, слегка приблизиться. Вот и я пробую, в меру своих скромных сил. Годы-то уже позволяют!

Взрослым только кажется, что они одни занимаются важными и ответственными делами. Думаю, жизнь маленького человека наполнена куда большим смыслом и каждодневными свершениями. Он торопит время и очень занят: ОН ДЕЛАЕТ ОТКРЫТИЯ.

Что-то я заговорил почти словами Экзюпери. Настораживает это.

* * *

Семилетнюю девочку (мою будущую жену) бабушка привела в ГУМ. Случилось это под Новый год. Универмаг вовсю продавал ёлочные игрушки и всякие нарядные украшения. Бабушка присмотрела внучке маленькую игрушечную ёлочку с фонариками и шарами. Но ребёнок был не в настроении и даже позволил себе немного покапризничать. «Хочешь вот эту ёлочку? – Нет, не хочу. – А какую хочешь? – Никакую не хочу!». Едва не расплакалась. Но тут почувствовала, что кто-то очень осторожно трогает её за плечо. Поворотилась и увидела рядом такую же, как она, девчушку. Ну, может немного постарше. Та смотрела на нее полными слёз умоляющими глазами и тихонечко твердила: «Девочка, соглашайся! Соглашайся, девочка!».

* * *

Папа вспомнил из своего детства. Они всей семьей пошли в гости. По дороге мама (моя бабушка) его инструктировала, что если хозяева предложат что-нибудь вкусненькое, то мальчику из хорошей семьи не прилично набрасываться на это сразу. Для начала следует вежливо отказаться. Когда предложат второй раз, то уже можно и согласиться. Но как бы слегка неохотно. Он, вняв маминой рекомендации, так и поступил. А второго предложения не последовало! Так и остался без деликатеса. Вот горе-то было! На всю жизнь запомнил.

Я не стал повторять папину ошибку. В пятилетнем возрасте без приглашения заявился к соседям в гости. Вообще обожал ходить по гостям, беседовать с взрослыми за жизнь. Меня угостили конфетами из нарядной коробки. Я вежливо поблагодарил, деловито взял под мышку всю коробку, попрощался с хозяевами и отправился домой. Соседей развеселила моя находчивость, родителей – не очень…

* * *

Лето, теплынь. Из соседнего подъезда вышел семилетний Петя, белобрысый пацан на год старше меня. Одет в семейные трусы длиной почти до обцарапанных коленок. На тонкой дочерна загорелой шее болтается на веревке огромный ключ от квартиры. Более ничего: жарко. Притащил огромный эмалированный таз, который водрузил прямо в клумбу у подъезда. Принёс ведро воды, вылил в таз и устроился рядом на лавочке. Когда вода слегка нагрелась, по-турецки уселся в свою «купель». Вот как был, в трусах и в ключе.

С проходящими мимо соседями блаженствующий в тазу Петька громко здоровался, каждого называя непременно по имени: «Здравствуйте, тетя Наташа (дядя Коля и т. д.)!». Все с улыбкой ему отвечали. И никто не погнал парнишку из общественной клумбы!

Не знаю, кому как, а для меня эта пасторальная картинка из детства и по сей день – символ мира и покоя на всей Земле.

* * *

Наш дом – стандартная «хрущёвка» 1962-го года постройки и заселения. Подобного типа пятиэтажные бетонные коробки отечественный «строй» успешно тиражировал почти до середины 70-х. Но если в доме вместо четырёх было всего по три квартиры на этаже и раздельный санузел, то никакая это не «хрущёвка». И не надо примазываться к чужой славе. Хоть внешне дома похожи.

Инициатором программы расселения страны из повсеместных бараков и коммуналок в относительно благоустроенные отдельные квартиры был Никита Сергеевич Хрущёв, – отсюда и название домов. Возводились они со страшной скоростью. Монтировались сразу комнатами и блоками, которые привозили по 2–3 штуки на одном трейлере. Быстро, дешево и сердито. Зато городское население из деревянных бараков пересели ударными темпами. Буквально за несколько лет управились. Хотя коммуналки, насколько знаю, и до сих пор кое-где успешно существуют.

На смену «хрущёвкам» пришли многоэтажные, но также типовые «черёмушки». Откуда, собственно, и родился сюжет любимого в СССР фильма «Ирония судьбы, или С легким паром». Те три столбика-девятиэтажки, что стоят на бульваре Толбухина, стали чуть ли не первыми в Минске. Они были оборудованы настоящими лифтами! Мы ходили на лифтах кататься. Это было круто! Но в подъезды скоро посадили консьержек и наша «лафа» кончилась.

А пятиэтажные «шедевры архитектуры» начала 60-х стоят и поныне, никуда не делись. Сегодня уже трудно это представить, но люди всё ещё ухитряются как-то в них жить. А куда же им, горемыкам?

* * *

«Хрущёвка» – это совмещенный санузел, 5-метровая кухонька, обязательная проходная комната (если комнат вообще более одной), низкие потолки. Их высоты уж не помню, но ещё в 12-летнем возрасте мог допрыгнуть без особого труда. А ведь рослым и прыгучим никогда не был.

Но главная особенность таких домов – своеобразная звукоизоляция. Я бы даже сказал: абсолютная звукопроницаемость стен. Даже не представляю, за счет чего достигался такой уникальный акустический эффект. Когда наши соседи вполголоса ругались между собой (они частенько это делали), то отрешиться от их семейных проблем не удавалось. Понятное дело, что в доме ВСЕ И ПРО ВСЕХ знали. Можно сказать, что принцип коммунального общежития плавно перекочевал из недавнего тяжелого наследия в счастливое настоящее. Что имело как свои плюсы (нескучно жилось), так и минусы (никакой приватности).

Мой папа был ученым-химиком и много работал дома. По этому поводу семья выделила ему отдельный кабинет. Поскольку посторонние шумы отвлекали сильно, то он придумал способ борьбы с ними: негромко включал на проигрывателе пластинку с любимой классикой. Вот под этот умиротворяющий фон и трудился. Когда пластинка заканчивалась, переворачивал или ставил другую. Всю свою докторскую диссертацию так под музыку и написал.

Ещё о музыке. У нас были три пианино. В смысле, у соседей. Одно – сверху, одно – снизу, одно – сбоку. И там жили девочки, по стечению обстоятельств погодки, к тому же посещавшие одну музыкальную школу. Есть у Людвига Ваныча Бетховена нежная лирическая пьеса «К Элизе». Так вот, я за три года её наслушался столько, что ещё долго вздрагивал, заслышав первые аккорды. Теперь вот подлый домофон исполняет мне того самого Бетховена. Видать – судьба такая. Что называется, «с песней по жизни».

* * *

Мы жили в третьем подъезде на третьем этаже. Однажды соседи (волею звукоизоляции там все были соседями), проживавшие на первом этаже в четвертом подъезде, отмечали юбилей хозяйки квартиры. Праздник удался на славу: весь дом ходил ходуном. Уже ночью мама решила, что пора соседское веселье призвать к порядку. Надела шубу прямо поверх «ночнушки» и выдвинулась в путь, исполненная решимости и праведного гнева.

Примерно через час папа обнаружил, что жены дома нет. Оделся более представительным образом и отправился на поиски. Нужную квартиру легко установил по шуму. Хозяева ему очень обрадовались и тут же пригласили в гости. – «У нас, у нас! Весь город – у нас!». Отцу пришлось зайти. Гулянка шла полным ходом. А за праздничным столом на почётном месте восседала мама. Прямо в шубе! Снять-то её она не могла.

* * *

У Григория Белых, который с Леонидом Пантелеевым написал «Республику ШКИД», была ещё одна прекрасная книжка. Называлась «Дом веселых нищих». Такое чувство, что он срисовал её с нашей «хрущёвки». Есть и другая аналогия: фильм «Покровские ворота». Тоже очень похоже.

Когда дом заселялся, так получилось, что жильцы подобрались примерно одного возраста, хотя разного статуса (вот уж что не мешало общению) и рода занятий. Почти все были при детях тоже близкого возраста. Где-то плюс-минус пять лет. Представляете, какая собиралась ватага для дворовых развлечений! А если учесть, что соседние дома были точно такими же, как наш… Я, во всяком случае, дома проводил времени ровно столько, сколько требовалось, чтобы покушать и быстренько сделать уроки. И – бегом на улицу, к друзьям. А уж там было полно дел.

Как-то пошли с ребятами в каштанах бульвара Толбухина ловить майских жуков. Мы их почему-то называли июньскими. Наверное, потому что они были раза в два меньше майских. Трясли каштан и потом сбивали жуков на лету. Такая типа охота. Взяли с собой картонную коробку из-под обуви, куда этих жуков зачем-то складывали. Зачем – не понятно. Дальнейших планов, что с ними делать, не было. Но никакого садизма вроде аутодафе устраивать точно не собирались. Наловили в совокупности, наверное, с полтыщи. Решить судьбу жуков отложили на завтра. Два брата, что жили в соседнем подъезде, согласились приютить добычу и коробку забрали домой. А ночью случилось страшное: коробка «дала течь» и подлые жуки расползлись по всей квартире. Они же не только ползать, они ещё и летать умели! То-то родители были счастливы. Про финал истории братья особо не распространялись, а мы их деликатно не расспрашивали.

* * *

Само собой, дом изобиловал колоритнейшими личностями. Скорее, других там и не было. Во втором подъезде на пятом этаже проживал многодетный инвалид-сапожник со своей семьей: помимо него и жены – ещё два сына и четыре дочери. Был ли он сапожником на самом деле, не знаю. Но что пил и матерился в полном соответствии с ремеслом, так это точно. Ходил на костылях, трезвым я его не видел, кажется, ни разу. Молчащим – тоже.

Свой персональный балкон использовал, как Ленин – броневик. Выходил на него по вечерам и произносил зажигательные речи. Точнее, орал их матом на всю округу. Темы рождал спонтанно по принципу «что вижу – то пою». Проехала машина – досталось машине. Притормозил послушать свежий зритель – на и тебе, получи. Власть ругал редко (пьяный, а соображал!), но на долю соседей выпадало прилично. Особенно деду-садоводу с первого этажа. Этот «куркуль» (новое для меня слово), видите ли, устроил под окнами палисадник с цветами! Так что теперь и плюнуть с балкона вниз стало противно.

Прохожие частенько задерживались послушать. Но скоро шли по своим делам: сапожник не отличался смысловым многообразием. Изредка заходил участковый для ведения плановых бесед профилактического характера. Толку от них не было никакого. Разве что фактом своего появления милиционер провоцировал свежую тему для вечернего оглашения с «трибуны».

* * *

Нашими соседями по лестничной площадке были дядя Гриша и дядя Володя. Оба любители выпить, но алкоголь почему-то оказывал на них диаметрально противоположное воздействие. Обыкновенно мрачный и неразговорчивый дядя Володя становился общительным и душевным. По пути домой охотно общался со встречными, трепал по головкам детишек. А добродушный и спокойный дядя Гриша, «приняв на грудь», становился злым и агрессивным.

Пьяный дядя Гриша очень не любил дядю Володю. О чем регулярно и сообщал ему, используя в качестве мегафона сквозную на две квартиры электрическую розетку. То есть, кричал про соседа всё, что наболело, приложив губы прямо к ней. Однажды для пущего усиления звукового эффекта надумал открутить с розетки пластмассовую крышечку и, ясное дело, получил током по губам. Контузило прилично, несколько дней был тих и печален. Ходил с ожогом на губе. Зато его мстительная жена злорадно говорила маме: «Есть-таки Бог на небесах!».

* * *

Председателем нашего «домкома» (или как-то по-другому?) был отставной полковник из второго подъезда. Мама утверждала, что он, скорее всего, из военных кавалеристов. Что не исключено, если судить по кривизне ног и походке. Но человек энергичный и ответственный. Периодически выгонял жильцов на облагораживание домовой территории. Все дружно сажали деревья и кусты, ухаживали за клумбами у подъездов. Примечательно, что практически никто не сачковал. И поныне, когда случается бывать в тех краях, восхищаюсь, как аккуратно, аллеями и «по ранжиру» растут посаженные нашими родителями деревья. А вот около других домов – абы как растут, то есть совершенно бессистемно. Прямо английские сады какие-то.

Когда дому присудили высокое звание «Дом образцового порядка и высокой культуры быта» с торжественным открытием соответствующей таблички, в глазах нашего председателя блестели слезы законной гордости. Почётное звание – говорю без иронии – он заслужил честно.

Его младший сын Алик был одноклассником моего брата. Парень рослый, нескладный, добродушный и в отца кривоногий. Однажды из любопытства «побрил» папиной электрической бритвой (новинка!) мамин любимый кактус. Кактус вроде бы остался жив: бритва умерла, не успев толком добрить объект. Да и сам Алик выжил чудом. Поскольку во время «следственного эксперимента» орал так, что сердобольные соседи стучали в дверь, взывали к милосердию и даже грозились милицией: рука у отставного полковника была отменно тяжелой.

* * *

Тут, пожалуй, имеет смысл освежить в памяти «Приключения Тома Сойера». Чтобы понять, что даже в благословенной Америке процесс воспитания детей не отличался особым гуманизмом. Так же и во времена нашего счастливого детства применение телесных наказаний мало кого могло удивить. Потому в доме кто-нибудь из детей верещал частенько. Однако нас с братом родители наказывали куда реже, чем, возможно, им хотелось бы. И уж тем более, чем мы того заслуживали. Лично я был выдран ремнем всего лишь один раз, и то за дело.

Мне было шесть, когда мама купила лопатку. Недешевую и добротную, металлическую, с деревянным черенком. В первый же день я забыл её в песочнице дома напротив. А вечером на вопрос мамы наврал, что лопатку, наверное, украла девочка Марина из соседнего дома. Отец молча оделся и взяв меня для проведения «очной ставки» отправился лопатку выручать. Такого поворота событий я никак не ожидал, но обреченно побрёл следом. Уже на подходе к цели от безысходности сознался во лжи. Вот дома и «отгрёб» по полной программе. Что сказать? Было не столько больно, сколько очень стыдно и жутко видеть папу в таком гневе. Думаю, вранье он бы мне ещё простил, а вот намерение подставить невинного человека – никак не мог. Так уж получилось, что одного ремня мне хватило на всю жизнь.

Вторая попытка отца оказалась «незачётной». В те же мои шесть лет и, опять же, было за что. По нашей улице только-только пустили троллейбус № 2, который через весь город ходил в аэропорт. Я сел в «двоечку» и отправился смотреть на самолеты. Очень любил это дело и вообще с детства мечтал стать летчиком. Вернулся домой только к вечеру, когда родители, успев опросить всех моих друзей, извелись уже совсем. Папа решительно отправился за ремнем, однако мама меня «амнистировала» со строгим предупреждением. Сама терпеть не могла самолеты, но к моей страсти отнеслась с пониманием.

Мой одноклассник Вовка, проживавший во втором подъезде, учился совсем слабенько. А получив очередную двойку тихонько плакал аж до самого конца уроков, скорчившись за своей партой и хлюпая носом. Мне было его до ужаса жалко, потому что я, как и все жители нашего дома, хорошо знал причину его безутешного плача.

За двойки отец порол Вовку нещадно. Он был мрачным, необщительным человеком высокого роста и могучей стати. Работал водителем самосвала МАЗ. Изредка приезжал обедать домой на машине. Под настроение разрешал нам посидеть в кабине своего МАЗа. В эти нечастые моменты Вовка прямо таки светился изнутри: он очень любил отца.

* * *

У Вовкиного соседа с пятого этажа тоже была машина. Старенький открытый «Виллис», попавший в страну скорее всего ещё во время войны по ленд-лизу. Владелец машины, очень добродушный дед, перманентно чинил свой автомобиль прямо во дворе под своими окнами. Мы ему помогали, чем могли. Главным образом – дружеским участием. Иногда он просил чего-нибудь нажать, подержать или посмотреть под капотом. Ну, это вообще было счастьем! А когда машина заводилась, что бывало крайне редко, сажал нас в неё и катал вдоль окрестных домов. На зависть их жителям – нашим ровесникам.

* * *

Так получилось, что мы взрослели рано. Не пытаюсь судить, хорошо это или плохо, просто констатирую факт. Когда семья переехала в Минск, мне было четыре года. Пять исполнилось уже здесь. В садик не ходил, целыми днями болтался с друзьями во дворе. Как и все, с ключом на шее. Родители работали, старший брат учился в школе. А я наслаждался свободой.

В ближайший гастроном за нехитрыми покупками мама отправляла меня уже тогда. Но в неполные шесть довелось впервые самостоятельно сходить за хлебом. А это уже, что называется, «совсем другой компот». Потому что хлебный магазин находился через дорогу.

Наша улица Кавалерийская (позже – Кнорина) была тихой и спокойной. Троллейбус по ней пошёл несколько позже. Тем не менее мама посчитала нужным строго меня проинструктировать. Было велено, подойдя к улице, посмотреть налево и непременно дождаться пока проедет машина. После чего уже можно переходить дорогу, не забыв на середине посмотреть направо. Получив напутствие, денежку и авоську я, окрыленный доверием, отправился в путь.

Как назло, машина не ехала очень долго. Ни в одном из направлений. Бедный ребёнок совсем извёлся в ожидании, но приказ нарушить не рискнул. В конце концов, из-за поворота со стороны Толбухина появился одинокий «Москвич». Я его пропустил и гордо пересёк улицу, не забыв посмотреть направо.

* * *

Для экстренных случаев в нашем доме была служба спасения. Звали Борисом. Рослый спортивный парень лет минимум на десять старше меня. Жил с мамой в однокомнатной квартире № 1. Если кому случалось захлопнуть дверь, то частенько шли прямо к нему. Борис умел перелезть с балкона верхнего этажа, через форточку проникнуть в квартиру и открыть дверь изнутри. На балконы пятого этажа он попадал с крыши. Был ловок, бесстрашен и никогда не отказывал в помощи. Хоть бывали и другие верхолазы, но Бориса женщины нашего дома любили больше.

Иногда приходил к нам в гости. Как ни странно, но именно ко мне. Дело в том, что я был единственным в доме обладателем немецкой детской железной дороги (отец привёз из Москвы) и впечатляющего набора доставшихся от брата оловянных солдатиков. Вот он и заходил поиграться. Сидел на полу комнаты, широко раскинув длинные ноги, и увлечённо крутил пульт управления. А вокруг (и по нему в том числе) ползали мы с друзьями, мелкая пацанва. Моих папу и маму, которым Борис тоже очень нравился, эта картина неизменно веселила.

* * *

Уж и не могу себе представить как, но почти целый год мы прожили не только без телевизора или телефона, но даже и без холодильника. Помню, ездили с мамой в ГУМ отмечаться в очереди на «ЗИЛ-Москва». Номер очереди мама писала на моей ладошке химическим карандашом. «ЗИЛ-Москва» тогда был самым лучшим в СССР холодильником. Огромный шкаф (примерно два меня тогдашнего) с округленными углами и дверцей, закрывавшейся на ключ. Ключом мы никогда не пользовались. Но знаю от брата, что мама его одноклассника, уходя на работу, свой закрывала. Поскольку сынок любил приводить домой друзей, растущие организмы которых запросто могли обнести холодильник подчистую.

Когда грузчики привезли холодильник, дома кроме меня никого не было. Пришлось самому принимать покупку. Как ни покажется странным, но этот мощный агрегат работал вплоть до недавнего времени. На даче у соседей. Вот же умели делать технику, когда хотели! А может даже работает и поныне. (Надо бы спросить при случае.)

Телефон нам поставили лишь три-четыре года спустя. Помню номер: 6-08-56. Телевизор же в доме появился и того позже. А до того момента, ежели по одному из двух имевшихся в наличии каналов показывали что-либо значимое (типа фигурного катания), смотреть ходили к соседям. У них был маленький чёрно-белый «Неман». Частенько зрителей набивалась полная комната. Взрослые приходили со своими табуретками, дети рассаживались на полу.

* * *

К нам в гости приехали из-под Харькова мамины родители. Их поселили в проходную комнату. Она гордо именовалась «Большая комната». На столе у окна стоял новенький телефон. Рано поутру, часов в шесть, раздался телефонный звонок. Дед, как был в кальсонах, поднялся ответить. Очень долго слушал абонента, затем, с радостным пониманием, сказал: «А! Так это вы в дверь звоните? А я с вами по телефону разговариваю. Подождите минуту. Сейчас пойду, открою». Положил трубку и пошёл открывать дверь.

* * *

Полагаю, телефонный терроризм существовал с самого момента изобретения телефона. Только никто не знал, что это так называется. Просто шутники – и всё тут.

В тот раз у нас гостила уже другая бабушка. Родители пришли с работы домой и увидели, что на телефоне лежит аккуратно сложенная тряпочка. Поинтересовались причиной. Бабушка сказала, что позвонили с телефонной станции и спросили, не греется ли у нас телефон. Потрогала. Решила, что вроде как слегка греется. Тогда ей велели быстренько положить на аппарат влажную тряпку, чтобы не взорвался.

* * *

Неверно думать, что детская жизнь состоит целиком из беззаботных развлечений. У нас был свой чётко очерченный круг обязанностей. Помимо хождения в магазин он включал в себя ежедневное выбрасывание мусора. Тогда ещё контейнеров не изобрели, а про мусоропровод мы в своих пятиэтажных домах и мечтать не могли. Хотя в девятиэтажках на Толбухина он был.

Мешки для мусора тоже не успели придумать. В каждой семье имелось мусорное ведро – как правило, обычное оцинкованное. Эмалированное было не практично: быстро выходило из строя. Далее станет понятно, почему. На дно ведра аккуратно укладывалась газета, чтобы мусор не прилипал к стенкам и не размазывался. Да, чуть не забыл! Обыкновенных полиэтиленовых мешков мы пока ещё не знали. А когда появились, дружно всей страной их берегли и стирали. Потом сушили и хранили на особо важный случай. Как можно в них мусор-то?

По вечерам приезжала мусорная машина. Обычный ГАЗ-51 с железной будкой, усиленной поперёк металлическим профилем. Сзади – скос с люком, прикрывавший бункер для мусора во всю ширину машины. Мусорка всегда ехала одним и тем же маршрутом, останавливалась в определенных местах и, отчаянно сигналя, оповещала всех о своем прибытии. А детский народ с полными ведрами уже поджидал. Из машины выходил хмурый дядя, открывал сзади люк и занимал обзорную позицию сбоку, внимательно наблюдая за происходящим. Очень ругался, если кто-нибудь небрежно просыпал свой мусор мимо. Тогда останавливал процесс, доставал закрепленную сбоку лопату-шуфель, и, не переставая ворчать, закидывал мусор в люк. После чего давал отмашку продолжать.

Грохот стоял неимоверный. Каждый старался тщательнейшим образом выбить свое ведро о край люка. Понятно, что эмалированные подобного обращения просто не пережили бы. Да и оцинкованные у всех были гнутыми-перегнутыми. А когда бункер под люком наполнялся почти доверху, начиналось главное действо. Маэстро отгонял всех в сторону и включал рычаг сбоку машины. И от задней стенки бункера с тяжелым гудением по толстой центральной направляющей начинал медленное движение огромный нож типа бульдозерного, который утрамбовывал мусор к середине. Потом так же медленно возвращался в исходное положение. А бункер уже был чист! Волшебное зрелище! Ради него, право же, стоило каждый вечер бегать выбрасывать мусор. Если на нашей остановке не возникала необходимость уплотнения мусора (случалось и такое) то с пустым ведром брели за машиной до следующей. Иначе день, считай, прожит зря.

А ныне что? В подъезде – мусоропровод, около домов – мусорные контейнеры. Когда хочешь – тогда и выбрасывай. Сам себе в одиночку. Скучно, блин!

Я так увлекся смакованием подробностей неромантического процесса выбрасывания мусора, что можно подумать: скупо на события протекало наше детство. А вот и нет! И в этом вы довольно скоро убедитесь. Тут дело в другом. Поискать ещё такого мальчишку, который не испытывал бы душевного трепета перед сложными механизмами. Я вот до сих пор обожаю самолеты, поезда и автомобили. Хотя к мусорным машинам, признаюсь, несколько охладел.

* * *

Наша соседка с пятилетним внуком отправились в магазин «Матрёшка» выбирать ему игрушку. По центру магазина располагался выложенный камнем бассейн, в котором плавала всякая игрушечная всячина. Соседка умилилась: «Димочка! Посмотри, какие уточки! А какой кораблик красивый!». Ребёнок внимательно осмотрел бассейн: «Баба. Я вот о чём думаю. Видишь посередине вентиль? Это для подачи воды. А другой вентиль сбоку – её сливать. Так вот я и думаю: чтобы открыть вентиль, это же надо залезть в бассейн?». Загадочная детская душа. Какие «уточки», «кораблики»?! Ну, о чём с такой дремучей бабушкой говорить?

* * *

Немного о животных. Тараканов в нашей «хрущёвке», как ни странно, не помню совсем. Кстати, совершенно не понимаю, за что их так не любят. По мне так вполне милые и невредные зверушки. Ну, обожают людскую компанию, шуршат забавно. Вот клопы – другое дело.

Клопов у нас было полно. Обыкновенных постельных. Днём они жили под обоями или в плинтусах, а ночью выходили охотиться. Весь дом считали одной большой квартирой, где сами были хозяевами, а прочие мы – квартирантами и едой одновременно. Кусались относительно вежливо. В смысле – не больно. Но место укуса потом начинало чесаться. Война с клопами велась перманентная. Причём с явным их перевесом. Чем только не пытались эту ораву травить. Ничего не помогало.

Как-то поутру погожим зимним воскресеньем из щелей в полу начал пробиваться едкий вонючий дым. Сначала поднимался вверх тонкими струйками, затем повалил клубами. Родители даже и понять ничего толком не успели, как раздался требовательный звонок в дверь. Это соседка сверху пришла искать источник дыма. Тут же нарисовались озабоченные соседи уже с пятого этажа. И все дружно устремились на поиски источника задымления.

Соседа снизу поймали, что называется, на излёте. Семья уехала, он сам собирался вот-вот уйти и даже успел закрыть квартиру. Честно признался, что прикупил по случаю чрезвычайно эффективную (как его убедил продавец) дымовую шашку от клопов. Но совершенно не подумал, что в нашем доме легко просачиваться сквозь стены может не только звук. Как результат, спешно эвакуировалось квартир в общей сложности с десяток. Мы, открыв все окна на проветривание, отправились на целый день кататься на лыжах. Что делали остальные соседи, не знаю.

Кстати, единственными, кого не потревожила эта чудо-шашка, были сами клопы. Похоже, они её и вовсе не заметили.

* * *

Мама очень любила всякую живность. Конечно, не считая клопов. Их мама не любила. Но к мышкам (обыкновенным, сереньким), когда они заходили погостить, относилась вполне благосклонно. А голубей и вовсе обожала: кормила крошками хлеба и пшеном прямо на балконе. Когда мама на него выходила, голуби моментально слетались со всей округи. Я не разделял этой маминой привязанности и голубей откровенно недолюбливал.

Иногда заходил сосед дядя Володя. Долго мялся, застенчиво мычал, потом приступал к делу: «Понимаете ли, вот вы кормите на балконе голубей…» – «Кормлю! И буду кормить!» – мама была непреклонна. «Видите ли, Елена Ивановна… Они на вашем балконе кушают, а на моём, как бы это помягче сказать, отдыхают после обеда, что ли…». Дядя Володя был очень деликатен. Потому что голуби «отдыхали» на всех балконах сразу. На нашем, естественно, тоже.

* * *

Не скажу, чтобы голуби были нашим семейным проклятьем, но какой-то рок, пожалуй что, тяготел. Однажды соседка с пятого этажа пришла к маме растревоженная. У неё на балконе в ящике для всякого хлама голуби вывели двух голубят. Но вот родители куда-то пропали, а голодные дети уже второй день жалобно пищат. Понятно, что мама не могла оставить их в беде и забрала новорожденных к нам домой. Поселила в коробке из-под обуви под батареей.

Перво-наперво возникла проблема, чем и как их кормить. С этим разобрались с грехом пополам. То, что они пищали – ещё мягко сказано. Голубята верещали натурально как резаные, практически круглосуточно и без пауз. Примерно две-три недели квартира стояла, что называется, «на ушах». Но форменный кошмар начался, когда они научились летать! Всё наше жилище с непостижимой скоростью обрело вид балкона дяди Володи. Причём выгнать голубей из дома было решительно невозможно. Моментом просачивались обратно и занимали наблюдательный пункт на бронзовой собаке. Типа, вы чего вааще? Из родного дома гоните?!

Родители поехали в Крыжовку (15 км от города), где снимали дачу. Голубей забрали с собой и там выпустили на свободу. Вечером счастливые папа и мама прибыли домой, вошли в квартиру и обнаружили питомцев сидящими на любимой собаке. Ну, что с ними делать?

Выход, в конце концов, нашёлся. Летом мы отправились к тётушке в Феодосию. До Симферополя летели самолетом. Мы – в креслах, голуби – в посылочном ящике со специально просверленными дырочками. Были отпущены на волю прямо в аэропорту. И обратно уже не вернулись! Слава Богу, оказались не почтовыми.

* * *

У нас дома из всякого зверья кто только не квартировал. Обычные мышки, морская свинка, черепахи (две!), белка, попугайчики, хомяк, рыбки. Те же голуби. А позже – собаки. Одна пришла сама. Но самым страшным зверем оказался – ни за что не поверите! – обыкновенный ёжик.

Я его купил за рубль у мальчика из соседнего дома. К покупке мама отнеслась сдержано. Наверное, немного ревновала, что это моя добыча, а не её. Все прочие звери, кроме белки (тоже – моя инициатива), у нас появлялись с маминой подачи.

Играться со мной ёж не захотел. Он очень хорошо покушал, попил молока из блюдечка, ушёл под диван и там заснул. А ночью вышел на охоту! Тут уж никому мало не показалось. Никогда бы не подумал, что один среднего размера ёжик способен топать, как целый полк солдат. При том ещё и громко сопеть. Уже под утро отправился на кухню. По пути в коридоре ухитрился залезть на полку, с грохотом упал оттуда, заодно уронив какую-то звонкую утварь. Короче, спать не дал всей семье.

Утром выяснилось, что весь свой славный охотничий путь ёж «украсил» равноотстоящими кучками. Животное обладало каким-то непостижимым метаболизмом. Создавалось впечатление, что ёжик «выдал на-гора» значительно больше продукта, чем накануне употребил еды.

На третий день мы вывезли ежа в лес и отпустили на волю. По счастью, он тоже оказался не почтовым. Я не рискнул, подобно своему предшественнику, выставлять его на продажу, дабы не нажить себе врагов во дворе. А тот мальчик из соседнего дома… Бог ему судья. Кстати, белку также отвезли в родную стихию. Она (точнее, это был он) была уже немолода и никак не хотела приручаться. К тому же, как выяснилось, очень больно кусалась. Папе через кожаную перчатку она насквозь прокусила палец, когда он водворял ее обратно в клетку после её прогулки по комнате. Поди ж ещё поймай это пушистое очарованье!

* * *

Понимание того, что женщина (в смысле, девочка) – тоже человек, пришло далеко не сразу. Лет уже в 9-10. Дворовые игры того времени – «Али Баба», «Казаки-разбойники», лапта, «Чиж» – вполне допускали участие барышень. «Ручеёк» – и вовсе со сладостным замиранием сердца. Лет примерно с 11 увлеклись. А вот эти их девчачьи «секреты», «Дочки-матери» – совершенно не наше. Более того, водившегося с девочками запросто могли предать остракизму, то есть облить общественным презрением. Кому же это надо?

В раннем возрасте мы не брали девчонок в суровые мужские забавы. Хотя сами в их развлечениях иногда снисходительно принимали участие. Всякие «классики», скакалки на вылет. Находились даже отдельные ловкачи среди пацанов, которые вполне могли составить им достойную конкуренцию. Но это был не я: спортивностью никогда не отличался, несмотря на то что перепробовал разные виды спорта. Футбол, хоккей, баскетбол, волейбол – не преуспел ни в чём. Неплохо ходил на лыжах – папа научил. Плаваньем ещё прозанимался года два с половиной. При том что показывал неплохие результаты, пределом возможностей стал лишь скромный юношеский разряд. Вот мой старший брат дослужился до взрослого.

* * *

У нас было два тренера по плаванью – Виктор Иванович Колесников и Анатолий Иванович Козырев. Высокий статный светловолосый мастер спорта СССР Анатолий Иванович мне почему-то нравился больше, хотя возился-то с нами главным образом как раз Виктор Иванович. Когда дома поставили телефон, я стал Анатолию Ивановичу периодически названивать. Поговорить хотелось очень, хоть было совершенно не о чем. Любимый тренер отвечал мне подчеркнуто лаконично, но неизменно вежливо. Терпеливо ожидал, когда я сам наобщаюсь и отпущу его на свободу.

Однажды Виктор Иванович маму огорчил. Тяжело вздохнув, признался, что, несмотря на хорошие природные данные, чемпионом мне, по его мнению, стать не суждено. Аргументировал свой приговор конкретным примером. На последних соревнованиях я стартовал очень здорово. Но посреди дистанции почти остановился. После финиша свое «зависание» объяснил тренеру просто и доходчиво: мол, Гарик сильно отстал, и непременно следовало его подождать. Мама знала, что Гарик – мой лучший друг. А как было по-другому? Друзей ведь в беде не бросают?

* * *

Раздевалка бассейна Дома офицеров. По ней, как неприкаянный, бродит человеческий детеныш и горько плачет. Худенький совсем, в чёрных плавках и сиреневой плавательной шапочке. Все побросали дела и бросились человека утешать. Оказалось, никак не может найти свою одежду. Ребята приняли в поисках самое деятельное участие. Перерыли все шкафчики, но так и не нашли. Про кражу и мыслей не возникло: такого у нас ещё не бывало. А малыш рыдает безутешно. Потом одного паренька из тех, что постарше осенила догадка: «Слушай! А ты вообще-то мальчик?». «Девочка…» – сквозь слезы признался ребенок.

* * *

Однажды я снискал славу отчаянного храбреца. Даже в героях двора проходил целый день. А получилось так. В нашем районе было полно новостроек. И мы с пацанами по ним увлечённо лазали. Вот хотя бы на стройке дома № 6б по соседству с нашим. В процессе освоения объекта непонятно откуда нарисовался сторож и с криком «Вот я вас!» погнался с колом в руках. Вряд ли он стал бы нас убивать, но было очень страшно. Все «дунули» кто куда, а я с перепугу метнулся в тупиковую комнату. Когда сторож возник в дверном проеме, я ни секунды не думая сиганул вниз прямо с балкона второго этажа. Приземлился в кучу песка и моментом унёс ноги и прочие части тела куда подальше от злобного сторожа.

Когда наша орава воссоединилась, ребята дружно выразили восхищение моей смелостью. Я понимал, что «подвиг» совершил исключительно со страху и от отчаяния, но скромно умолчал об этом, принимая якобы заслуженную похвалу. Было приятно.

* * *

Самая крупная стройка вблизи нашего дома случилась, когда возводили кинотеатр «Партизан» (теперь называется «Дом кино»). Мы знали, что он будет не только самым большим в Минске (1000 мест), но и первым широкоформатным. Очень гордились этим. Ясное дело, освоили строительство вдоль и поперёк.

Когда «Партизан» открылся, первым фильмом прошли «Три толстяка» Алексея Баталова. Широкоформатный! Перед началом показали киножурнал – кажется, «Новости дня». Тогда 10-минутный журнал перед сеансом был обязателен. Чаще те же «Новости дня», но иногда выпадала удача посмотреть смешной «Фитиль». Киножурнал шёл на маленьком экране. По бокам – тяжёлые тёмно-красные шторы, снизу и сверху – чёрная драпировка. После журнала в зале на пару минут зажигали дежурный свет, чтобы успели рассесться те, кто опоздал к самому началу. Потом с волшебным гудением шторы уходили вбок, а драпировка синхронно уплывала вверх-вниз. Огромный белый экран стремительно как бы наплывал на тебя. Уже от одного этого дух захватывало! А потом шёл фильм со стереозвуком. Не знаю, сколько D тогда называлось, но звук был таким объёмным, что содержание фильма как бы отходило на второй план.

Брать билеты в «Партизан» считалось неслыханным пижонством. Ведь это же был НАШ кинотеатр! А какие, к чёрту, могут быть билеты в собственный кинотеатр? В наличии имелось несколько способов проникновения в зал без билетов. Они варьировались сообразно ситуации. Нюансы рассказывать не буду, дабы никого не вводить в соблазн. Однако на этом тернистом пути случались издержки – кого-нибудь, а иногда и всех сразу, попросту ловили.

Правонарушителей отводили в детскую комнату милиции, которая удобно располагалась в соседнем с кинотеатром доме. Там нас держали, как правило, часа два. Скучно не было, игр и развлечений хватало. Я, к примеру, именно там пристрастился к шахматам. Затем символическим пинком («чтоб я вас больше тут не видел!») лейтенант придавали нам ускорение и отпускал по домам.

С тех давних пор при ответе на вопрос «Имел ли в прошлом конфликты с Законом?» всегда испытываю затруднение. А приводы в детскую комнату милиции как считать?

* * *

В моем «криминальном» детстве имели место эпизоды и посерьезнее. Видать, пришло время покаяния. Ну сколько, в конце концов, можно носить тяжесть в душе? А если кроме шуток, то веселиться тут особо нечего. И гордиться тем более нечем. Я и не горжусь.

Кража карандаша из магазина «Культтовары», что по улице Волгоградской. Карандаш «Светоч», простой (не цветной), цена – 2 копейки. Хищение совершено группой лиц по предварительному сговору. Возрастной состав группы – 7–8 лет.

Не то чтобы эти карандаши были нам так уж необходимы. Просто в «Культтоварах» располагались они, скажем так, несколько провокационно. Лежали себе прямо на прилавке в открытых стеклянных ячейках. Стоишь, смотришь на продавца честными глазами… А как только она отвернется, карандашик – цап и в рукав. Лично мне процесс не доставил никакого удовольствия. Потому и ограничился самым маленьким и дешёвым карандашом. Уж больно не хотелось чувствовать себя в компании друзей белой вороной.

Когда «шли на дело», наш неформальный лидер на общем построении строго предупредил, что если кого поймают, то про остальных молчать, как рыба. А то лично рожу начистит. К слову, его же как раз и поймали. И он с легкостью всех заложил.

Накрыли нашу шайку уже на выходе, когда вместо того чтобы быстренько смыться, прямо около магазина в пылу азарта стали делиться впечатлениями и хвастать друг перед дружкой добычей. При «атасе» применили старую проверенную тактику: брызнули как воробьи в разные стороны. Свой единственный карандашик я домой не понес, а закопал в песочнице.

Сидим, обедаем. Звонок в дверь. Папа пошёл открыть. На пороге – высокий насупленный мужчина, цепко держащий за шиворот моего дружка. Как выяснилось, сам директор магазина захотел разобраться. Я побежал в песочницу, откопал свой карандаш и с легкой душой сдал награбленное. Остальные поступили так же. Директор оказался человеком понимающим, не злым. Даже в школу пообещал не сообщать при условии, что мы больше так делать не будем. Отрадно, что свое обещание сдержали все стороны конфликта. А меня родители решили не наказывать. Я ведь искренне раскаялся в содеянном.

* * *

Хоть магазины от наших набегов более не страдали, но если уж быть честным до конца, ещё один похожий эпизод в моей биографии имеется. На улице Белинского рядом с военной частью солдаты строили дом. Они же стройку и охраняли. На той стройке мы с другом (тем самым, неформальным лидером) присмотрели пенопластовые плиты. Возник смелый план: обзавестись такой плитой и поехать на Комсомольское озеро на ней поплавать. Ну в самом деле, не плескаться же на надувном круге подобно какой-то мелочи пузатой! Так что пенопласт, как понимаете, действительно был нам позарез необходим.

На стройку проникли, но опять же попались на месте преступления. Солдаты привели нас в бытовку и для начала пообещали отодрать пряжками. Мы как-то сразу поняли, что грозились они не серьезно, потому испугались не сильно. И правда: военные напоили нас чаем и усадили играть в шахматы. Зря мы, что ли, в детской комнате милиции квалификацию набирали?! А, наигравшись, отпустили по домам и на прощанье даже подарили полплиты вожделенного пенопласта. Но до озера мы так почему-то и не добрались. Что помешало, уже не помню.

* * *

С детства люблю костер. Если и есть место на земле, где на тебя нисходит благодать и покой, так это у хорошего лесного костра.

Палить костры было нашим любимым занятием. Но, поскольку с топливом (досками, ящиками), несмотря на обилие строек вокруг, иногда случались перебои, то придумали простой способ его добычи. Ходили по домам и просили макулатуру. Тогда её собирали буквально все. Потому появление условных пионеров никого не удивляло: подавали нам щедро.

С незаконной добычей мы собирались на пустыре между домами и устраивали большой-пребольшой костер. Конечно же, не совсем хорошо было обманывать доверчивых сограждан, но очень уж нравилось нам костры жечь. Куда больше, чем таскать в школу тяжёлые связки газетных излишков, изъятых у жителей наших домов. Да и где вы видели нормального пацана, который в душе не был бы пиротехником и поджигателем?

* * *

Увлечение пиротехникой также не прошло стороной. Взрывпакеты всякие, самопалы. Оказывается из обыкновенного замочного ключа с отверстием внутри можно сотворить классную бабахалку, если внутрь накрошить серы со спичек и вставить затупленный и загнутый углом гвоздь на обыкновенной медицинской резинке. Гвоздь срабатывает как боёк. Получается громко и даже относительно безопасно. Сколько там той серы? Зато очень удобно пугать девчонок.

Однако мне больше легли на душу карбидные горелки. Это совсем просто: жестяная баночка из-под леденцов-монпансье, в крышке гвоздем делается дырка, внутрь – карбид (на стройках его было полно), немного воды. Подносишь к дырке горящую спичку – горелка готова. Можно было, конечно, обойтись безо всяких дырок. А если банку с водой и карбидом надёжно замотать проволокой и бросить в огонь, то её разрывало цветочком. Тоже неплохо.

* * *

Само собой, вооружались, как могли. После того как по экранам страны прошли знаменитые польские «Крестоносцы» (начало 60-х), все как оглашенные носились по дворам с деревянными мечами и щитами. Я по малолетству держать меч ещё не умел, посему в «гонку вооружений» включился несколько позже – когда в кино пошли фильмы про индейцев с легендарным Чингачгуком (в главной роли – Гойко Митич).

Холодное оружие, в смысле ножи, категорически не приветствовалось. Разве что в «ножички» поиграть. Вот лук со стрелами, арбалеты – было. Дальше – больше. Рогатки делали из жёсткой проволоки с модельной резинкой. Стреляли алюминиевыми пробоями, которые тоже добывали из проволоки, загибая её уголком. Но вершиной творения были пробойные пистолеты и даже целые ружья. Изготавливались из обыкновенной половой доски с прорезью. Прорезь служила как бы аналогом ствола. Дальнобойность и кучность были на удивление приличными. «Убойную силу» обеспечивала та же моделька (резина для кордовых моделей), которая, по понятной причине, была в огромном дефиците. Где ею разживались, уже не помню.

Конечно же, далеко не самое безопасное из развлечений… Но у нас бытовал неписаный закон: оружие на людей не наставлять! За такое можно было и по ушам получить. А целиться по лампочкам танцевальной «веранды» в парке Челюскинцев – святое дело. Варварство, конечно. Да уж больно мишень хороша! Ох, и натерпелись от нас тамошние сторожа… А мы от них сколько?

* * *

Писатель Юрий Бондарев задался вопросом: почему во все века орудия смертоубийства люди делали красивыми и эстетичными, подобно произведению искусства? А действительно, почему? Но факт – непреложный. Достаточно походить по музею, чтобы самому убедиться.

Вот и мы свои ружья и пистолеты «ваяли» с любовью. Сначала из доски по карандашному контуру (были свои художники) ножовкой выпиливался черновой вариант. Далее пускали в ход ножик, стамеску, рашпиль, напильник, наждачную бумагу. В хорошем варианте на изготовление уходило несколько дней. Да ещё не забыть нанести раскалённым гвоздём на цевьё и приклад узорный рисунок! Клеймо мастера предусмотрительно не ставили. Хоть и глупыми были по молодости, но не совсем же идиотами, чтобы так подставляться.

* * *

Как и все дети, любили спортивные игры. У торца нашего дома находилась баскетбольная площадка – кстати, единственная на полтора десятка близлежащих домов. Но в баскетбол играли редко. Популярным было другое развлечение с бросками по кольцу. С набором очков за броски разной дальности. Игра эта называлась по-дворовому неблагозвучно, с намеком на ту часть тела, куда проигравший по окончании принимал удары мячом сообразно разнице в очках. Для чего следовало повернуться спиной к победителю, принять соответствующую позу покорности и по возможности мужественно терпеть свой проигрыш. «Пенальти» пробивался ногой по мячу с прицелом непосредственно в филейную область. Больно, когда попадали!

Но чаще играли в футбол на «пульку», то есть на маленькие ворота (у нас – баскетбольные стойки) без вратаря. Понятное дело, что не зимой. Потому что зимой играли в хоккей.

Хоккей обожали. Хотя своего катка или где поблизости не было. Пробовали заливать нашу площадку, но прямо по её середине очень некстати проходила трасса теплосети. Топила снег и лёд даже в самые снежные и свирепые зимы: страна была щедра на дармовой обогрев родной земли. Потому играли прямо на подъездных дорогах у домов. В ботинках или валенках (без коньков), по утянутым от гастронома деревянным ящикам вместо ворот. Поднимать шайбу выше колена по договоренности запрещалось. Да и мудрено было это сделать нашим хоккейным инвентарем, сколь ни обтачивай перо клюшки, не перематывай его изолентой.

Клюшки хоть и были заводскими, но весьма хреновыми. Родной Телеханской фабрики, из качественной цельной красноватой древесины (дерева тоже не жалели), однако неуклюжие и почему-то с пером в виде трапеции. Иногда ездили к будущему Дворцу водного спорта, что у ботанического сада. Там на хоккейной коробочке тренировались и играли настоящие мастера. Свои поломанные клюшки выбрасывали через борта коробочки, а за ними уже стояла очередь из страждущих нас. Изредка кое-что удавалось даже худо-бедно отремонтировать. Но зато это были самые настоящие «Ленинград» или МЭФСИ (московская экспериментальная фабрика спортивного инвентаря). Легкие, почти невесомые, с правильной формы «крюком» (изгибом пера), – предел мечтаний каждого пацана! Но в нашем магазине «Турист» они никогда не продавались. (Пишу и буквально чувствую на языке это волшебное звучание: «М-Э-Ф-С-И»…)

* * *

Изредка ездили покататься на большой каток. Ближний к нам заливали на футбольном поле около тогда ещё открытого бассейна Дворца водного спорта. Вечером играла музыка, каток освещался фонарями, коньки выдавали напрокат. Людей, скользящих туда-сюда, как правило, бывало много. Кругом – оживление, смех. Всё это в совокупности создавало тёплую атмосферу праздника. Тем не менее кататься на коньках я толком так и не научился.

Как-то весной прошёл слух, что каток – самый настоящий Клондайк. Ну, мы и рванули туда не мешкая. Но не поспели: по тающему льду уже деловито бродила команда местных пацанов. Каждый был вооружен длинной тонкой железной арматуриной. При помощи которой, собственно, деньги и добывались. Откуда деньги? Да от тех отдыхающих раззяв, что ещё зимой падали, катаясь. А монеты, просыпаясь из карманов, вмерзали в лёд. Лёд по весне, как положено, начал таять, понемногу обнажая «золотоносную» жилу.

Мы выказали намерение ребятам помочь. Очень скоро выяснилось: нас никто не ждал и в помощи не нуждался. Это было обозначено настолько недвусмысленно и, я бы сказал, жёстко, что мы еле ноги унесли. Пускай не добыв ни гроша, зато целыми. Неудача даже особых возражений не вызвала: большой каток к нашей «епархии» не относился. Здесь царила соседняя с ним 103-я школа.

* * *

Кто не знает картину Василия Сурикова «Взятие снежного городка»! Мы тоже уважали эту забаву. Только вместо пьяных дядь и тёть в нашем варианте фигурировали трезвые дети. И строить снежные крепости было куда интереснее, чем потом разрушать. Иногда на строительство уходил весь световой день. Работа хоть и кропотливая, но коллективная и увлекательная. Спешить было некуда, времени хватало вполне.

Дело в том, что зимой при удачном раскладе на нашу долю выпадало аж трое каникул. Одни – плановые новогодние, потом непременный карантин из-за эпидемии гриппа, ну и для полного счастья – третьи, по причине больших морозов. В школу не ходили, зато целыми днями пропадали во дворе. Лично я забегал домой только перекусить да сменить промокшую насквозь одежду на сухую. Задерживаться было некогда, важных дел – по горло.

Ещё прокапывали в снежных брустверах, что нагребали дворники у подъездных дорожек, разветвлённые ходы сообщения, где можно было перемещаться почти в полный рост. Вот теперь думаю: то ли снега выпадало тогда намного больше, то ли деревья и сугробы были такими большими © вследствие нашей природной малости. Возможно, справедливо и то и другое.

* * *

Столь нелюбимые родителями и педагогами азартные игры. Куда ж без этого? «Сперва играли в «фантики», в «пристенок» с крохоборами» (В.С.Высоцкий). В «фантики» играли нечасто, но правильно сложить их для игры, думаю, смогу и поныне. И крохоборы среди нас вроде бы почти не водились. А на смену классическому «пристенку» пришла «тюха», она же «биток».

«Тюхи» отливали из свинца. Делаешь с помощью лампочки в песке нужную форму и заливаешь в неё расплавленный в консервной банке свинец. Когда остынет, немного подработать края напильником и – готово. Из олова «тюхи» получались значительно красивее, хоть и легче по весу. Да только олово достать было сложнее.

Старшие ребята играли на деньги. По этой причине почти вся имевшаяся в хождении медная наличность была «тюхами» перебита почти до стирания «орла» и решки. А нам по малолетству играть на деньги было не по чину. Потому использовали обычные пробки от пивных бутылок, лимонада или минералки. Особо ценилась от «Нарзана»: на ней был нарисован орёл. У каждого в кармане звенел постоянный запас пробок для игры.

Ещё, поскольку все как один были заядлыми коллекционерами, часто играли в «марки». Это когда сложенные стопочкой или даже одиночные марки накрывались ладошкой, которую следовало резко приподнять. Так, чтобы потоком воздуха перевернулась и марка. Марки особой ценности (мы их называли «колонии») нужно было «загасить» более одного раза. Настоящие филателисты за такое обращение с марками нас бы наверняка поубивали.

Вот картами не помню, чтобы увлекались. Не только на «интерес», но даже и просто так.

* * *

Если лет в 5–6 гуляли относительно недалеко от дома, то годам к 8–9 география перемещений увеличилась ощутимо, – особенно когда «стали на колесо». Лично у меня был велосипед «Школьник», некоторым друзьям повезло с «Орлёнком». Ну а на взрослом – разве что под рамой. Так что такие относительно удалённые места, как парк Челюскинцев, ботанический сад или детская железная дорога, исколесили и облазали вдоль и поперек.

Я почти всё время пишу о нас во множественном числе совершенно не случайно. Конечно же, выпадало передвигаться и поодиночке. Но это по делам – в магазин, на тренировку, занятия какие-нибудь. А так всё больше группами. От двух до десяти человек. Во-первых, одному скучно, во-вторых, не всегда безопасно.

Дело в том, что любили нас далеко не везде. Скажем, малый поселок, что по ту сторону Волгоградской, или соседняя улица Кедышко. Уж не знаю, почему кедышкинские пацаны были так неприветливы, но район 63-й школы лучше было обойти стороной. Очень неуютное место!

Вот ботанический сад – другое дело. Облазили каждый кустик, знали, где растут вполне приличные грибы. А любимым развлечением было обойти массив по верху почти двухметрового кирпичного забора, не спускаясь на землю. Не так-то это было просто: забор настолько зарос деревьями, что временами приходилось пробираться, как в джунглях. И путь не ближний – где-то полпериметра ботсада.

Завершался маршрут выходом по забору к заболоченному ручью. В нём самодельными сачками ловили головастиков и дафний для рыбок. Но за ручей – ни ногой: одноэтажный район Слепянка заслуженно прослыл одним из самых бандитских в городе. А нам оно было надо?

* * *

Небольшая вставочка из настоящего. Водил внучка на занятия в дошкольную «Умняшку». В перерыве наблюдал такую картину. К внуку подбежал маленький курчавый пацанёнок: «Денис! А давай Марку вломим!». Дёня, мальчик по натуре миролюбивый, тут же поинтересовался, за что же это надо «вламывать» Марку. «Ну, как же? Тебе сколько лет? Шесть? И мне – шесть. А ему ещё пять. Давай вломим Марку!». Дениска ожидаемо не согласился.

Вот она, неумолимая правда жизни… Если человек младше и слабее тебя, то это уже вполне достаточный, а то и необходимый повод, чтобы ему «вломить». Понимаю, что с шестилетнего малыша спрос невелик. Но ведь он же со временем вырастет!

* * *

Как ни покажется странным, особенно по прочтении всего вышеизложенного, но дрались мы в детстве довольно редко. И практически никогда, что называется, «из любви к искусству». Были, конечно же, в нашем районе совершенно отмороженные пацаны, но с ними никто старался не связываться. Во всяком случае, в моей привычной среде таковых не было. Случалось иногда и мне получать, ну так это же за компанию с друзьями!

Так уж вышло, что меня во дворе не только не били, но даже и не обижали. Я и повода особого не подавал: рос добродушным толстеньким увальнем. Был незадирист, покладист, зла держать не умел. Да и попробовал бы меня кто пальцем тронуть! А старший брат на что?

Брата в нашем доме и его окрестностях ребята знали очень хорошо. Невысокого роста, но, в отличие от меня, худощав и спортивен. К тому же решителен, бесстрашен и скор на расправу. Что не давало ни малейшего шанса имевшим намерение меня хотя бы обидеть. Вот и не обижали. Здорово, когда есть старший брат!

* * *

А вот от самого брата мне иногда доставалось. Был суров, но справедлив. Воспитывал меня правильно, но жёстко. Однажды, когда мне было еще лет пять, родители пошли в гости. Брату категорически наказали никуда не отлучаться из дому, а вечером – накормить меня ужином и уложить спать. Честно говоря, я бы и сам прекрасно справился, чай не впервой. Но папа с мамой почему-то решили именно так.

Как только родители за порог, братец моментально свинтил из дома, чем, скажем прямо, удивил меня не сильно. Ближе к ночи вернулся и мы легли спать. Утром мама спросила, когда я лёг. Ну, я честно и ответил: «А вот сразу, как Андрюша пришёл». Ох, и получил я от него!

Иногда приходил ко мне с деловым предложением: «Одолжи рубль». Хорошо зная его характер и то, что он понимает под словом «одолжи» применительно ко мне, я не возражал, а просто с тяжелым вздохом молча лез в свой загашник. Он принимал мой рубль, говорил скороговоркой «мама отдаст» и быстро исчезал за порогом. Как это, интересно, мама отдаст, если она даже ничего не узнает?! Во всяком случае, точно не от меня.

Если б я тогда знал такое умное слово как «инвестиция», то наверняка утешился бы этой мыслью. Но я ничего про инвестицию не знал, потому и грустил. Правда, совсем недолго.

* * *

Тут, пожалуй, вы решите, что я заврался окончательно. Но вот честное благородное слово, матом мы почти не ругались! И тем более никогда при девчонках или взрослых. Девочки с таким не водились, а от взрослых запросто можно было и по шее получить. Говорю «почти», потому что нужные слова, конечно же, знали. Использовали разве что применительно к ситуации. «Вася, этот нехороший человек мне на ногу батарею уронил!» ©.

Мы не знали, что правильное название мата – ненормативная или табуированная лексика, но твердо усвоили, что это очень плохие ругательства… Да и взрослые матом не злоупотребляли: услышать его в публичном месте было большой редкостью. К тому же прилюдная матерщина почти всегда вызывала негативную реакцию окружающих. Вот на стройке – это сколько угодно (см. выше, про батарею).

Меня сильно раздражают бесконечные и беспредметные дискуссии всяких деятелей культуры и искусства о пользе мата для русского языка. Бред какой-то! А жизнь, она течёт своим чередом. К примеру, две тонконогие девчушки-школьницы, каждая с рюкзачком за плечами, идут под ручку. То ли в школу, то ли из школы. И вовсю щебечут матерком о своем, о девичьем. Кого нынче удивит такая картина? Вот и хочется ехидно спросить: «Ну что? Додискутировались?».

Если я и хочу в какой Советский Союз, так это в тот, где матом именно что ругались, да и то лишь по необходимости. А не просто буднично разговаривали на любые темы, как это сплошь и рядом происходит сегодня…

* * *

Ну а что же родители? Ужели знали про все мои детские развлечения и приключения? Как принято говорить, «хороший вопрос». Печально вздохнув, честно отвечу: по большей части не знали. А теперь уже и не узнают. Может, о чём и догадывались, но никогда не устраивали допросов с пристрастием. Ни мне, ни брату. Для них право ребенка на личную жизнь и доверие к нему были настолько святы, что ради этого мужественно жертвовали родительским спокойствием.

Во времена нашего детства у папы с мамой не было возможности прочесть замечательную книгу Януша Корчака «Как любить ребёнка». Она издана значительно позже. Кажется, уже в 80-е годы. Но если бы читали, то наверняка под каждым ее словом подписались бы двумя руками. А я, когда её читал, с благодарностью думал о своих мудрых и терпеливых родителях.

* * *

Пацаны во дворе увлечённо играли в футбол. «Клубилась пыль, рикошетил гравий. Бил по мячу расторопный крайний.» (М.К.Щербаков). Примерно так. А неподалеку стоял мальчишка и с завистью смотрел на чужой праздник. Он был чистенько одет, в руках держал скрипичный футляр: человек шёл на урок музыки.

Тот мальчик (мой друг) уже давно стал дедушкой. Но любимую гитару и поныне частенько берёт в руки. Обожаю эти моменты.

Мамино признание стало для меня откровением. Оказывается, она всю жизнь переживала, что не отдали меня обучаться музыке. Сказала, что они с папой подумали и решили не лишать меня законных радостей детства. За что я родителям отдельно благодарен, хотя музыку очень люблю.