Читать книгу Переписка художников с журналом «А-Я». 1976-1981. Том 1 - Игорь Шелковский - Страница 21

Игорёк, дорогой, здравствуй! Поздно пишу тебе, но, с одной стороны, твой адрес узнали мы сравнительно недавно, а с другой, просто трудно, да и ни к чему писать пустые, безобидные письма. Вот, кажется, подворачивается оказия, и можно написать действительно то, что волнует и интересует.

Открытку твою из Парижа я так и не получил и теперь, видимо, уже не получу. Впрочем, это не так уж важно, надеюсь, что большое твоё письмо дойдёт – это существеннее. В открытках ведь ты ничего о себе не пишешь, и хотя мы кое-что о тебе знаем – это не из твоих писем.

Был здесь Жак [Мелконян], и все пять дней его визита в Москву мы виделись – то у меня, то у тебя, то у Есаяна. Очень надеюсь, что он тебе расскажет о нас, но вот дошли сведения, что вы до сих пор не виделись, жаль.

У нас, в общем-то, всё по-прежнему. Только художественная жизнь как-то скисает. Активные люди устранились: кого купили, кто просто молчит – устал, кто уехал и т. д. А между тем общее чувство (по крайней мере, в нашей группе участников прошлой выставки) таково, что выставка просто необходима. Действительно, нужно ведь действовать, активничать, если уж высунулись – время идёт, и всё быстро забывается.

В декабре Горком8 устраивает большую выставку с многими вновь принятыми9. Видно, будет ужасный компот. Да и не в этом дело. Как показала выставка на Беговой10 – просто нельзя участвовать в официальной выставке, одно прикосновение всё губит.

Ребята (Римма, Валера [Герловины]) хотят параллельно организовать на квартире-салоне выставку. Я присоединяюсь, но как-то не очень уверенно. Действительно, квартирные выставки как-то выдохлись, а тут ещё эта параллельность. Была у меня идея выставки под флагом Парижской. Это уже звучит, но никак мы не успевали. Юра Рыбчинский – ты его должен помнить – хорошо сказал: «Ну что вы всё время за кем-то идёте, мне, как зрителю, просто скучно», – я его понимаю. И тут же он подал очень простую, но гениальную мысль: хватит уже коллективов. Давай, Иван, делай выставку, но не просто развесить работы, а всё организовать: привлечь ребят (его, Славу [Лебедева], Игоря Макаревича), мы, мол, с удовольствием, так чтобы получилось единое целое, на одну центральную общую тему – идею. Тут ещё привлекает то, что я мог бы реализовать один-два из проектов, которые невозможно и бессмысленно делать в мастерской.

Очень это заманчиво, да и видно то, что время коллективных, сборных выставок проходит, пора делать индивидуальные. Сам отвечаешь – сам получаешь, что сумел заслужить (и в смысле работ, и в смысле организации выставки). Вот только организатор и делец я никакой, так что если ребята заинтересуются и помогут – тогда сделаем.

Но очень важно решать это уже сейчас, так как важно, что именно показывать на сборных выставках, чтобы не разбросаться, да и нажимать некоторое время нужно будет очень целенаправленно, отсекая, хотя бы временно, все посторонние, даже и очень ценные идеи.

Вот такие у меня дела. После компоновки и выполнения заказа очень долго включался в работу. Сейчас работаю (ещё не совсем в полную силу), продолжаются чтения. Все ребята очень интересуются тобой, твоими делами. <…>

С Аликом [Сидоровым] держим довольно плотный контакт! Он мне очень понравился – я ведь его совсем не знал раньше.

Взял я твои работы на даче. Хозяйка твоя была очень трогательна: переживала за тебя и обещала, что всегда готова к твоему приезду.

На днях видел каталог вашей Парижской выставки. Грустно всё-таки. И так у нас всё отстаёт, а уж то, что доходит на Запад, отстаёт и от нас. Картина печальная. И всё-таки нашим художникам, живущим здесь, на такой презентативной выставке участвовать надо бы. Она ведь претендует на срез неофициального искусства. А вот нужно ли это было тебе, я не очень уверен. Мне кажется, что этот контекст «русского неофициального» – всё это подпорки, в которых ты не нуждаешься. Это, конечно, с художественной точки зрения. C точки гражданской, с точки зрения солидарности – здесь, конечно, другое. Впрочем, тебе виднее, но узнать твоё мнение по этому вопросу хочется.

Вообще, очень хотелось бы с тобой подробно поговорить – ведь теперь тебе многое видится по-иному. Очень интересно, что ты теперь будешь делать (art, я имею в виду, конечно). Естественно, меня в предположительном смысле интересуют и мои, предположительные, перспективы на Западе, если они тебе как-то представляются. Галя спрашивала об этом Жака – пришлось мне перевести (не буду, правда, отрицать, что и меня это интересовало), он нас не обрадовал… Ничего плохого он, конечно, не сказал, но общее впечатление от его слов было достаточно ясным и не ободряющим.

Я обещал ему довольно широкий показ наших худ. – он должен приехать уже чуть ли не на днях. Очень надеюсь, что вы всё же успеете повидаться до его отъезда в Москву.

Твой подарок – голова – стоит у меня на стеллаже – постоянное напоминание. Очень она меня радует, но если тебе понадобится, то напиши.

Да, это теперь серьёзная проблема – ты, вероятно, уже слышал тоже о новом законе о культурных ценностях, обкладывают со всех сторон.

Это собственно, второе моё письмо. После разговора с тобой по телефону и подвернувшейся оказии я переписал его заново. Сейчас перечитал то письмо и поразился: как можно было ничего, собственно, кроме мелочей, не написать. Это письмо, думаю, всё же лучше. Так что пишу уже целый месяц. За это время побывал на выставке Семёнова-Амурского. Он очень милый, видно, дядька, и художник хороший. Но как грустно: ему 75 лет – первая выставка (которая ещё как бы прозвучала 20 лет назад), а он радостен и счастлив! Не ему в укор это сказано, конечно. Но как грустно!

Ну, вот, Игорёк. Пиши нам, если есть возможность не по почте и, главное, подробнее о себе, о своих делах, а не только о выставках. Поверь, твои дела, твой процесс гораздо интереснее нам и волнуют нас гораздо больше. Обнимаем тебя, целуем крепко, желаем тебе хорошей работы и счастья: Иван, Галя, Женя.