Читать книгу Никогда. Высокие технологии, любовь и смерть в холодной стране - Игорь Сидоров - Страница 9

Иван перешёл на второй курс, когда услышал сплетню: Машка встречается с да Силвой.

Поначалу он не поверил нелепому слуху. Конечно, с Машкой они виделись теперь реже, что понятно: лекции, семинары, времени в обрез. Это не школа, где каждый день можно любоваться друг другом.

На летнюю археологическую практику в Херсонес она уезжала торопливо, прощались на бегу. Но так тоже бывает.

Звонила из Крыма, голос нормальный. От страстных бесед уклонилась, что тоже понятно – какая страсть, когда в спину дышит потная очередь на междугороднем?

Спросить: «Любимая, не встречаешься ли ты, случайно, с Васькой?». Глупо. Однако ждать мочи нет.

Позвонил да Силве.

– Надо переговорить.

Встретились, по старой памяти, во дворе.

– Ну? – тяжело уронил пират.

И по колючему блеску глаз, словно затянутых прозрачной плёнкой, Иван мгновенно понял: всё правда.

Он ощутил это, но не успел вписаться в новую реальность. Язык бежал впереди, и Иван позорно, бездарно выдавил:

– Ты же не любишь её так, как я…

Будущий капитан, усмехнувшись, начал разворачиваться, чтобы уйти джентльменом. Иван с криком рванул друга за плечо и впечатал кулак между карих глаз. А нос вечно был у Васьки слабым местом.

Метелили друг друга со всей дури. С Васькиной морды кровь лилась, как из зарезанного поросёнка. У Ивана вылетел зуб. Их разнимали, стоял ор, из окон глазели старухи. Дальнейшее из памяти стёрла гигантская губка.

Разговор с вернувшейся в город Машкой был коротким.

– Звоню в последний раз.

– Маша, что ты делаешь, Маша, – растерянно сказал он.

– Пора взрослеть, Ваня. Спасибо за всё. Жизнь продолжается.

Встретились они через двадцать лет.

Шла осень восемьдесят девятого. Народ зверел, отоваривая талоны на сахар и водку. К этому моменту Иван уже пережил неудачный брак и развёлся. Он бежал к метро – свободный кооператор в шикарной спортивной куртке и настоящих джинсах. И – наткнулся на взгляд глубоких серых глаз, опушённых всё теми же ресницами.

– Стой, стой! – она ухватила его за рукав. В сердце ударила тёплая волна.

– Машка!

Кинулись друг к другу, смущённо отстранились.

– Ты куда?

– За картошкой, – засмеялась, показывая авоську. – На рынке вроде есть. Дорого, и очередь, зато есть.

– Какая, к чертям, картошка… Пошли куда-нибудь, посидим…

В мороженице болтали о всякой чепухе. Он жадно смотрел на неё. Она почти не изменилась – тот же румянец на высоких скулах, тот же слегка задыхающийся голос. Пополнела, конечно. Но ему было плевать. Это была всё та же Машка. Словно все двадцать лет хранилась в кладовке, и вот её вынули и показали ему, и всё вернулось. Его тянуло к ней с прежней, теперь слегка пугающей силой.

Они начали встречаться. Поначалу – стесняясь странного импульса, неумолимо толкавшего к сближению. Оба ощущали неудобство, приводящее в смущение: взрослые люди, а как подростки… на пятом-то десятке?

Машка переживала этот взрыв влечения истинно по-женски. Когда Иван рассказал о своей прежней жизни, о развалившейся семье, порывисто вздохнула:

– Теперь найдёшь себе молодую…

– Эт-то ещё почему?

– Первый брак часто по глупости. Второй – осознан. Во втором браке жена всегда моложе мужа.

– Ты мудрая черепаха Тортилла, – сказал он.

Оба старательно делали вид, что эти встречи – просто дань щенячьей любви-дружбе двадцатилетней давности. Мы же друзья, да? У каждого своя жизнь, мы взрослые люди. Разве взрослым людям запрещено встретиться, вспомнить былое? Нет тут ничего дурного.

Мобильных телефонов ещё не знали, Иван Машке звонить домой не мог – не стоило наводить на неприятные размышления потомка пиратов. Вечерами она выходила прогуляться и звонила из телефона-автомата.

Ивана это удивляло: неужто Васька не видит ничего странного в регулярных вечерних отлучках жены? Однажды прямо спросил об этом. Был вечер, сидели в заросшей аллее парка. Машка не отвечала, он открыл было рот продолжить расспросы и с ужасом увидел, как по её щекам текут слёзы. Потом она говорила, задыхаясь, сморкаясь, безуспешно пытаясь отыскать сухое место на промокшем платке.

Машка была примитивно несчастна с мужем-капитаном. В деталях Иван не разобрался, женские доводы, он знал, надо делить на десять. В сухой остаток выпали отсутствие рейсов, грошовое жалование, нарастающее Васькино отчуждение, а в качестве бонуса – необходимость самой таскать с рынка пресловутую картошку.

– Все так живут, Маш, – осторожно сказал он.

Проходившая мимо молодая мама с коляской косилась с любопытством.

– А я… не хочу… так… – еле выговорила Машка, с отчаянием глядя на коляску. – Я же… не виновата…

– В чём?

Она уткнулась в его плечо. Её плечи тряслись.

…Оба страстно желали ребёнка. Но – не получалось. Сначала это казалось случайностью: бывает, не всё сразу. Затем начались хождения по врачам. Те смотрели сочувственно, однако помочь не могли: неизлечимое бесплодие. Василий почернел. Сын был его мечтой: наследник, будущий капитан, который продолжит славный род моряков Сильвенко. Молчал неделями, смотрел в сторону. Временами становился приторно вежливым – «лучше бы побил», всхлипнула Машка. Приноровился пропадать на работе, а то и вовсе не ночевать дома. На Машкины упрёки отвечал ироническими усмешками. Когда же та нерешительно заговорила об усыновлении детдомовского ребёнка, взорвался – «Мне подделок не нужно!». Глаза налились кровью, губы тряслись, усы топорщились. «Ты меня обманула!».

Ночевал капитан в кабинете на диване. Наутро всё вроде бы успокоилось. Но в доме Сильвенко звучали теперь только разговоры о погоде да вечно включённый телевизор.

– Дура я, что тебе рассказала, – еле слышно прошептала она. – Забудь, забудь!

– Машка!

Она вырвалась, вскочила, побежала. Он ринулся за ней. Но не успел: Машка тормознула какие-то жигули, упала на переднее сиденье, машина резко взяла с места.

Она исчезла на месяц. Иван не находил себе места. В конце концов подкараулил возле школы, в которой она работала, догнал. Машка нервно огляделась.

– С ума сошёл? Нас же увидят!

– Плевать.

– Тебе плевать, а мне – нет. Бабы завистливые, по школе слухи пойдут…

– Поехали ко мне. Надо поговорить.

Она стояла, покусывая губы. Неохотно кивнула.

Он привёз Машку в хрущёвскую двушку, оставшуюся от родителей. Она бродила по квартире. Увидела над письменным столом фотографии в рамках. На одной четверо мальчишек скалятся в объектив, на другой – она сама в школьном платье. Провела пальцем по стеклу. Не оборачиваясь, спросила:

– Моя фотка с тех пор тут?

– С тех пор.

– А вот у меня твоего снимка нет, – сказала задумчиво. – Ты поговорить собирался?

Он осторожно обнял её. Она не отстранилась.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Не уходи. Я люблю тебя. Бросай своего капитана. Выходи за меня замуж.

– Ванька, – голос был недоверчивым, – что за фантазии? Сейчас нам по сорок, вид ещё товарный. А будет по шестьдесят? Ты – бодрый моложавый мужчина, я – старушка. На фиг я тебе, такому видному, в шестьдесят?

– Но я же люблю тебя, – возразил он, – и всегда любил. Мало мы ждали, что ли?

Осенью девяностого Сильвенко развелись, вскоре Иван с Машкой расписались. Прямо из ЗАГСа ринулись в Пулково и оказались в Греции.

Вечером сидели на остывающей гальке у полосы прибоя. Из тёмной дали набегали волны. У горизонта медленно ползли огоньки судов.

– Я список кораблей прочёл до середины, – сказала Машка. – Никогда бы не подумала, что со мной такое может произойти.

Он засмеялся.

– Список ещё не прочитан, Машка… вся жизнь впереди!

– А вот и не вся, Ванечка. Две трети уже прожили. Поздновато мы с тобой встретились.

– Зато что осталось – наше.

– Наше, – подтвердила она и пошла к воде. Слышно было, как под её ногами хрустит галька.

– Купаться будем, кооператор? – крикнула из темноты. – А голыми? Слабо?

Какие это были годы!

Ощущение силы и счастья переполняло его. Бизнес летел на крыльях. Дома ждала любимая.

В девяносто шестом Иван уговорил Машку пойти на встречу класса. Хотел похвастать, к чему привёл школьный роман.

Да Силва на встречу вроде не собирался.

– Не до нас сейчас Ваське, – сообщил Джо, – высоко взлетел дружбан наш.

Оказывается, в капитане Сильвенко сработали-таки гены предков-пиратов: моряк сумел оседлать приватизацию пароходства и стал практически его владельцем. Логистика, недвижимость, отели на тропических островах…

– Олигарх, в общем, – подвёл итог Джо.

Машка с Иваном стали гвоздём вечера: счастливые, богатые, успешные. Бабы глазели завистливо.

Отплясывали под хиты семидесятых. Вдруг по залу прошла волна. Иван оглянулся. Сквозь дым на него упал тёмный взгляд.

Послышался ломкий голос Машки:

– Василий, не смей.

Да Силва приближался неспешно. Упала мёртвая тишина. Со стороны окна обстановку сканировал мускулистый Джо.

– Не погань людям вечер, да Силва, – сказал Иван.

– Вот слова честного, порядочного человека, – учтиво отозвался да Силва, – слова джентльмена, не склонного разрушать семьи…

Тут-то Иван ему и врезал.

Разбили зеркала, поломали большой фикус. До милиции дело не дошло – гений переговоров сунул пачку купюр кому надо. Машка наорала на обоих мужей. На прощание те пробуравили друг друга суровыми взорами.

Прошло восемнадцать лет. Но взаимную неприязнь эти годы не остудили.