Читать книгу Неизбежность лжи - Игорь Симонов - Страница 5

Последние десять лет своей жизни, то есть где-то начиная со второго курса университета, Лиза была постоянным персонажем разделов светской хроники гламурных журналов. Конечно, она не входила в топ десять девушек-ньюсмейкеров, но точно входила в первые пятьдесят, перемещаясь от середины списка к концу и в обратном направлении в зависимости от того, с каким мужчиной в каких отношениях она в тот момент находилась. Роман со вторым мужем, завершившийся успешным браком, и вовсе подробно освещался глянцевой прессой. Они прожили вместе четыре года, из которых первый был по-настоящему счастливым, второй – занят в основном непростым привыканием к новой одновременно радостной и почетной роли мамы очаровательной девочки Маши, третий – неудачными попытками вернуть отношения с мужем туда, где они были два года назад, а четвертый – мучительной психологической подготовкой себя к предстоящему расставанию. Кроме многочисленных ссор, упреков и обвинений расставанию поспособствовал на завершающей стадии короткий, но яростный переговорный процесс, в результате которого Лизе пришлось снизить свои запросы по ежемесячному содержанию с пятидесяти до тридцати тысяч долларов, а мужу, соответственно, подняться до этой цифры с первоначальных двадцати. До достижения девочкой Машей совершеннолетия. Плюс расходы на отдых в размере ста тысяч в год. Плюс расходы на образование, каковыми бы они ни были. Если в течение рассматриваемого периода Лиза начинала вести совместное хозяйство с другим мужчиной, ежемесячное содержание уменьшалось в три раза. Так что Лизе прежде, чем строить серьезные отношения с другим мужчиной, следовало в первую очередь интересоваться не тем, женат он или не женат, но будут ли эти отношения компенсировать потери в ежемесячном компенсационном пакете. Лиза была оптимисткой от природы, к тому же весь период взрослой жизни, который она отмеряла с окончания школы, ее в этом оптимизме укреплял. Она была из тех девушек, которые обречены нравиться мужчинам, хотя грозовые молнии, пробивающиеся время от времени сквозь облака оптимизма, высвечивали тот безрадостный факт, что еще чуть-чуть, и придется расстаться со столь приятным слуху и сердцу наименованием «девушка», в результате чего жизнь может как-то измениться и не в лучшую, возможно, сторону. Это был один, пока еще маленький, повод для огорчения. Второй – уменьшение присутствия на страницах светской хроники. Поначалу Лиза совсем по-детски обижалась, не находя свои фотографии с вечеринки, где она точно помнит, ее фотографировали. Однако, будучи девушкой разумной и осознавая, что второе огорчение является лишь следствием первого – вон их сколько, не желающих сдавать свои позиции красавиц первой волны, а ведь уже и вторая, и третья накатили, и четвертая на подходе, так что выход из этой непростой ситуации просматривался один – перепозиционирование. Перепозиционирование самой себя, не дожидаясь того, когда это сделают другие, из девушки в молодую и чертовски привлекательную молодую женщину-маму, занятую серьезным бизнесом, воспитывающую ребенка и не имеющую по этой причине много времени на посещение разных дурацких мероприятий. Если этого не сделать самой, то не будет никакого перепозиционирования, а в чистом виде разжалование из элитной категории девушек.

Необходимо было всего лишь некоторое психологическое усилие для воплощения в жизнь этого очень правильного и своевременного плана. Тем более что в наличии имелись все его составные элементы – привлекательность, ребенок и даже собственный бизнес по продажам картин, которым Лиза начала заниматься еще до знакомства со своим последним мужем вместе с университетской подругой. Они не создавали юридического лица, не занимались продвижением своих услуг при помощи печатной рекламы или Интернета. Они очень умело, хоть и неосознанно, использовали присущее новым богатым русским недоверие ко всякого рода профессионалам за исключением пластических хирургов и прочих врачей. Не будучи сами профессионалами ни в какой общепринятой области деятельности, новые богатые русские не любили иметь дело с профессионалами. Они искали специалистов среди своих. Лиза была внутри круга, а отец подруги был известным частным коллекционером. К тому же они обе закончили искусствоведческое отделение истфака МГУ, к тому же Лиза была еще и узнаваемым медийным персонажем. К тому же они никого не обманывали, а честно забирали свои десять процентов комиссионных. Распределение обязанностей было очевидным: Лиза работала с покупателем, подруга с продавцом, логистикой занимался специально нанятый для этих целей таможенный мальчик Рома, регулярно предлагавший подруге выйти за него замуж и, будучи подобно всем другим таможенным мальчикам обеспеченным постоянным источником немалого дохода, готовый в принципе делать для них работу бесплатно. Но они, тоже из принципа, ему платили. На эти деньги, как впрочем, и на другие он покупал подруге подарки.

Бизнес поднялся на новую ступень, когда Лиза с будущим мужем, проживая в Париже в гостинице «Бристоль», зашла в галерею напротив. Ей очень понравилась картина в витрине. В галерее она познакомилась с владелицей, очень энергичной, с коротко стриженными, выкрашенными в рыжий цвет волосами, американской еврейкой, в силу каких-то обстоятельств проживающей в Париже. Вначале возможно, что одним из обстоятельств был как раз автор многочисленных картин, развешанных в галерее, в том числе и той, что понравилась Лизе. Галерея специализировалась именно на этом французском художнике, лет двадцать назад ушедшем из жизни. То есть бизнес начал еще отец женщины, которую звали Элен Розенберг. Она смело продолжала дело отца. И очень хотела расширить круг своих российских клиентов, а также упростить отношения с российскими таможенными органами. Так что Лиза с ее знанием живописи, явно превышающим средний уровень знаний клиентов, и еще более муж, появившийся в галерее минут через двадцать после Лизы, так и не дождавшись ее в лобби гостиницы, пришлись как нельзя кстати. Мисс Розенберг была очарована своими новыми клиентами, которые подтвердили серьезность своих намерений, сразу же на месте купив понравившуюся Лизе картину с витрины за тридцать пять тысяч евро и любезно попросив не беспокоиться о доставке, которую организуют сами.

– И сколько же этот господин всего за свою жизнь картин написал? – вежливо поинтересовался муж, которого несколько смущала столь небольшая цена за столь внушительных размеров картину, да еще в центре Парижа.

– Около пятисот, – ответила мисс Розенберг, – точнее, четыреста семьдесят восемь.

– Плодовитый был мужик, – не унимался муж, – это по сколько же в год получается? При тридцати, например, годах, ну ладно, пусть при сорока активной творческой жизни это получается больше чем десять штук в год. Я думал, что только современные по картине писать в неделю могут, – сказал он, повернувшись к Лизе.

– Не пил, наверное, – ответила она по-русски.

– Интернета не было, люди делом и занимались, – с некоторым напряжением в голосе предложила свою версию мисс Розенберг, – однако все работы в каталоге, так что на этот счет никаких сомнений быть не может.

На том и разошлись, обменявшись координатами и договорившись о следующих контактах.

– Спасибо, дорогой, такой чудесный подарок, – на улице Лиза обняла и поцеловала будущего мужа.

– И такая неприятная баба, – в тон ей продолжил он. – Ну не может быть, чтобы они вот так, в центре Парижа, на витрину подделки вывешивали? – не мог он успокоиться по поводу цены покупки и подлинности автора.

– Почему же? Совсем наоборот. Если подделками серьезно заниматься, то только так – в центре Парижа и на витрине, а то никакого кайфа не будет. А по поводу цены ты не переживай – цена нормальная. Тебе ведь картина понравилась? И мне очень понравилась. Привезем в Москву, повесим на видном месте и дадим автору вторую жизнь.

Конкретно у этого автора вторая жизнь получилась весьма короткой – удалось продать картин пять или шесть, но при помощи новой американско-французской знакомой удалось выйти на новый уровень отношений с серьезными галереями и серьезными коллекционерами в Европе. Мисс Розенберг, успевшая за это время не один раз посетить Москву и Петербург, пару раз предприняла попытку нарушить их первоначальные договоренности. Но таможенный мальчик Рома, успевший уже серьезно продвинуться по службе, стоял на страже бизнес-интересов своей безответной любви, и попытки эти жестким образом пресекал.

Лиза через год после рождения ребенка всерьез уже подумывала о том, чтобы бизнес свой хотя бы частично легализовать – открыть галерею и все такое, но в связи с заметным ухудшением супружеских отношений, идею пришлось отложить. А после развода все это вообще стало нереальным. Свои деньги на это тратить ей даже в голову не приходило, серьезного спонсора можно было рассматривать только в отрыве от серьезных отношений, иначе все договоренности с мужем могли оказаться под угрозой. В целом к моменту знакомства с Костей Лиза подошла в неплохой форме, находясь как раз в процессе перепозиционирования и расстраиваясь только по поводу отсутствия веселого, умного, не очень засвеченного, не очень обременительного партнера на период завершения процесса перепозиционирования и начала выстраивания новых серьезных отношений. В этом смысле Костя был идеальной находкой. Плюс ко всем перечисленным качествам он был еще и относительно молод, привлекателен и, кажется, даже перспективен. И Лиза получила его свеженького, не успевшего осмотреться по сторонам.

К концу лета, успев даже провести одну совместную неделю на Сардинии на вилле, которую Лиза снимала на два месяца и где с дочкой Машей жила сначала няня, потом она сама и няня, а потом, когда девочку на неделю забрал папа покататься на яхте, вилла осталась в распоряжении ее и Кости. Так вот к концу лета, вернувшись в Москву, они представляли уже такую заметную, устойчивую, позитивную пару всем на зависть и удивление. Обоюдное согласие на очень дозированную выдачу во внешний мир информации о своей личной жизни – никаких интервью, никаких фотосессий, они предпочитали светским тусовкам театральные премьеры и симфонические концерты – для Кости это было просто привычнее и приятнее, а для Лизы – часть нового образа – жизнь устроилась как нельзя лучше, чему конечно же в немалой степени способствовало взаимное удовлетворение от регулярного и разнообразного секса.

Юрий Петрович через некоторое время посчитал нужным прокомментировать в свойственной ему манере новое Костино увлечение.

– Интересная девушка, – сказал он Косте, – интересная и не без мозгов. Видишь, не один я в тебе что-то ценное увидел. Хотя, может быть, то ценное, что она увидела, ты мне и не показывал. Но это я вот к чему. Она замужем была за таким парнем серьезным, ты знаешь, наверное, Саша Гольдфарб его зовут, энергетикой занимается, так вот, если он вдруг без причины наезжать начнет, подчеркиваю, без причины, а он может, характер у него такой говенный, ты на рожон не лезь, мачо не включай, потому что тебе с ним один на один не справиться. Хотя я думаю, что он уже справки навел и в курсе, что ты не приблудный, но на всякий случай. Понял?

– Понял, – сказал Костя, – хорошо, спасибо.

– На здоровье, – усмехнулся Юрий Петрович.

Главным открытием этих последних месяцев для Кости было то, что он перестал чему-либо удивляться, то есть, точнее, наоборот, удивление стало перманентным состоянием, каждый день практически происходило что-то, чего он не мог раньше и представить и в чем не сразу мог разобраться. Он погружался все глубже и глубже и непонятно, сколько еще оставалось до дна, если оно вообще существовало, а не превращалось в результате пространственных изменений в линию горизонта.

Конечно, более всего этому погружению способствовали сначала разговоры, а затем уже и разного рода проекты, выполняемые по поручению Юрия Петровича. Он оказался вдруг среди людей, живущих будто в другой стране: с тем же самым президентом, но совершенно другими законами, с теми же названиями городов и улиц, но совершенно другими правилами движе– ния по ним, с теми же телеканалами, газетами и журналами, но воспринимаемыми не как источник получения информации, а как средство доведения нужной этим людям информации до других нужных людей. Это последнее и стало теперь его работой.

«Есть одна компания, – говорил Юрий Петрович, – по ней, как и по многим другим в СМИ total block, который мы пробивать не хотим, да и не сможем. Но нам нужна серьезная утечка в Интернет с последующей бурной дискуссией в блогах, продержаться надо на хорошем уровне недели две», – и собранная Костей профессиональная команда принималась за работу. К этому времени он погрузился достаточно глубоко, чтобы знать, что такое total block – деньги, большие деньги, которые крупные компании, почти все без исключения, платят федеральным каналам и другим серьезным радио-, интернет– и печатным ресурсам, чтобы в них не было негативных статей, передач, комментариев, связанных с деятельностью этой компании. Это, когда не случалось никаких катастроф. В случае катастрофы следовало снижать такие дискуссии на несколько градусов и сразу же давать для баланса какую-нибудь позитивную информацию, то есть у любого из этих средств информации был нормальный бизнес, выражающийся в каких-то финансовых результатах – иногда прибылях, иногда убытках, в зависимости от того, насколько профессионально управлялось это средство информации, насколько умелым был коллектив журналистов и редакторов, насколько грамотно работал отдел продаж с рекламодателями, а параллельно с этим, нигде не учтенные странички в блокноте главного финансиста, проходил огромный поток, измеряемый миллионами и десятками миллионов долларов, для получения которых не надо было ничего делать – надо было определенные вещи, составляющие саму суть журналистской профессии, не делать. Косте стыдно было признаться, что, прожив в стране столько лет, он совершенно не отдавал себе отчета о существовании в ней этой другой страны, устройство которой он только начинал постигать. Наверное, так в советское время простые учителя и инженеры не знали о том, как устроена другая, цековская[19] жизнь. Не знали, потому что им некому было рассказать. Совершив огромный путь длиной лет в пятнадцать, маятник гласности вернулся в исходное положение, откуда его было и не сдвинуть – слишком большим грузом повисли на нем сумки, портфели и чемоданы, набитые деньгами.