Читать книгу Апокалипсис в шляпе, заместо кролика. Ковчег - Игорь Сотников - Страница 4

Продолжающая тему предыдущей главы, где всё закручено вокруг своих сторонних смотрин и наблюдениях. Где взгляд программиста обращается в прошлое, рассказавшее о первых экспериментальных шагах, проводимых для извлечения толка из его затеи.

Как правило, а вот что это за правило такое, на которое, как правило, вот так ссылаются, и по тому или иному поводу это словосочетание в доказательство приводят, мало кому известно, что между тем не отменяет того, что оно отныне не будет использоваться и применяться для оборота слов и речи, то в нашем случае это «как правило» будет значить следующее: Как правило, между знаковым утверждением: «Ну-ну, посмотрим», и самим настоящим «посмотрим», где действительно достигаются заявленные задачи, которые своей смотрибельностью убеждают смотрящего в некой заявленной идее, проходит не так уж и мало времени. И чем глобальней и значительней заявленная задача, которая скрывается под покрывалом тайны называемой «посмотрим», тем больше времени требуется и затрачивается между первой точкой отчёта, со своим посмотрим и демонстрацией полученного результата.

Но вот кажется тому человеку, кто в своё время, глядя в окно своего рабочего кабинета в общий зал офисного помещения, решительно провозгласил своё «посмотрим», что всё готово для демонстрации полученного результата этого его «посмотрим». И он, как и в тот знаковый день, когда его осенило некой прорывной идеей, расположился в своём рабочем кресле у рабочего стола, с которого на него смотрело множество экранов различной компьютерной техники. И он прежде чем отправиться к своему наблюдательному месту у окна, ещё в самый последний, препоследний раз решил проверить рабочие параметры с интегрированной на экране компьютера модели некой девушки, имеющей много общих черт с той самой, уже известной Анютой, только она внешне выглядела собранней что ли и образованней физически. Ну а то, что в самом верху экрана было написано: «Проект Анюта», косвенно подтверждает то, что на экране компьютера была прорисована именно она.

Так на мониторе экрана компьютера этого человека, то есть программиста, на первом плане, во весь рост, в 3D проекции, расположилась Анюта, где справа от неё находилась таблица с отражающими её параметрами, с которых не сводил своего пытливого взгляда программист, нервно держа руку на пульсе этой виртуальной Анюты, а именно на мышке клавиатуры. И стоило только одной цифре в этой таблице, по каким-то неизведанным причинам не понравится программисту, то вмиг одна внесённая им цифровая поправка может изменить облик виртуальной Анюты, увеличив или наоборот, уменьшив её физическую концептуальность внешнего вида.

Что же касается её психологического портрета и душевных качеств, которые одушевляют её, то этот вопрос не так просто решаем, и тут одной цифровой подводкой не обойдёшься. А для этого программистом были изначально разработаны отождествляющие Анюту, как отдельную личность программы, со своими алгоритмами поведения и действий. И на основании этой начинки, внутренней конституции Анюты, выступившей в качестве базиса, было выстроено всё остальное. Что с таким волнением и нервами ни к чёрту и до проверялось сейчас программистом, бубнящим себе под нос всякую неразборчивую чепуху.

Впрочем, так в итоге всегда и бывает со всеми этими заявителями. И как только приходит то время, когда уже нет времени тянуть дальше и нужно подтверждать делом то, что ты заявлял, то что-то голос этих людей уже не столь самоутверждающе крепок и сами они не так уверено выглядят, как в то время, когда они давали слово всех тут втоптать в своё потрясение. При этом надо понимать, да и это необходимо нам для объяснения всего тут происходящего, что этот человек под кодовым для нас именем программист, есть всего лишь мозг, проектирующий и разрабатывающий пришедшие ему в голову фантастически прорывные идеи, за воплощением которых в жизнь стоят совершенно другие люди из какой-нибудь закрытой в виду своей высокой секретности, научно-исследовательской лаборатории.

И программист, значит, спускает с высоты своего разумения им свои идеи, а там, в этой лаборатории, их пытаются по возможности воспроизвести и довести до своего начального ума (остальные примочки и функционал будет совершенствовать программист). После чего опытный образец представляется мозгу этого проекта, программисту, который теперь имея перед собой не одни лишь фантазии и идейные проекты, а физическое воплощение своей задумки, в реальных условиях тестирует этот опытный образец. После чего уже на основании полученных результатов, будет приниматься решение о его готовности – опытный образец будет представляться тем людям, кто жизненно заинтересован в разработке вот таких прорывных проектов, на которые они, при всей их прижимистости в финансовом плане, неожиданно не скупятся (явно что-то знают такое грандиозное, что и заставляет их так поторапливаться и тратиться).

– Вроде как всё. – Глубоко выдохнув, сказал программист, откинувшись на спинку стула, но при этом не выпуская из рук мышку клавиатуры. Программист в таком расслаблении, не сводя своего взгляда с экрана компьютера, подержался на кресле всего ничего, и явно не сумев расслабиться хотя бы в затекшей спине, которая всё равно чувствовала на себе напряжение, отпускает мышку и вновь приближается к столу. Здесь он в очередной, уже и не сосчитать который раз вглядывается в модель кружащей вокруг своей оси девушки, и на этот раз всё заканчивается совершенно не так, как все прошлые разы. И в этот раз программист не берёт в руку мышку клавиатуры, а он заносит над клавиатурой указательной палец руки, на мгновение задерживает руку в таком зависшем положении и со словами: «Что ж, начнём», опускает палец руки на кнопку «Ввод». Ну а дальше по всех экранам компьютеров побежали цифры и начали меняться картинки в зависимости от отражающего функционала того или иного компьютера.

Так центральный компьютер, с экрана которого демонстрировалась модель девушки со своим рабочим функционалом и параметрами, только в общих чертах остался неизменным. А вот цифры, прописанные в таблице, которые собой регистрировали текущие параметры этой модели девушки, зажили своей жизнью, начав меняться по мере начала движения Анюта. Где само движение Анюты, с разных точек передавалось на экраны других мониторов компьютеров.

И как можно было понять, исходя из наблюдения за картинками на мониторах компьютеров, то программист на этот раз не ограничился одной проекционной картинкой виртуального мира, где Анюта, следуя по лабиринту замысла, прорисованного воображением программиста, должна была, идя по идее (это такая логистическая дорога) к своей цели, преодолевать встреченные на её пути препятствия (одно из препятствий в виде орков, было уже раз упомянуто). И теперь, наряду с виртуальной картинкой, посредством микрокамер, установленных на наблюдаемой программистом модели девушки (а вот здесь пока нет полной уверенности в том, что программист за образец для своей программируемой модели выбрал именно Анюту, и для этого была масса причин, технического и психологического плана), на другие экраны шла картинка в режиме прямой трансляции.

И теперь программист мог вести наблюдение за своим объектом интереса, не только в окно, а у него, благодаря всем этим техническим приспособлениям, – камеры на объекте наблюдения были установлены с нескольких углов обзора (а теперь задайтесь вопросом, как это удалось провернуть программисту и тогда вопрос о выборе объекта для его наблюдения сведётся к своему минимуму), – поле для обзора кратно увеличилось. И он теперь мог вести своё наблюдение не только со стороны, но и от первого лица. Ну а для обзорного наблюдения, со стороны центрального пункта наблюдения, оставалось окно, к которому программист, оставив на минутку своё рабочее место, и бросился, чтобы зафиксировать для себя сегодняшнюю расстановку сил на этом полигоне испытаний его новой экспериментальной модели «Анюты».

– Ну-ну, – остановившись у окна, программист заглянул в него сквозь жалюзи и явно специально, вот с таким эпическим иронизмом обратился к тем, кто находился там, за окном, – теперь посмотрим, заметят они в ней изменения или нет.

Но там, за окном, а если ещё точнее, в этом наполненном служащими и клерками офисном помещении, уж такая, вся в бесконечных и скорых делах течёт деловая жизнь, что для того, чтобы что-то этими людьми заметить хотя бы в себе, то тут должно произойти нечто экстранеординарное, или хотя бы наступить перерыв на обед. Когда будет повод и возможность для своей остановки в этой бесконечной спешке за успехом, и тогда быть может, тот же Сократ Сигизмундович, кто собой отражает офисную реальность и является плотью от плоти офисного работника, вначале заметит в себе внутреннее неустройство по причине недостатка питательного элемента (обед как никак), а затем уже заметит своему соседу по столу, Аристотелю Дмитриевичу, такому же представителю офисного истеблишмента, что тот сегодня как-то неважно выглядит.

И хотя всё это по Аристотелю Дмитриевичу Сократ Сигизмундович ещё с самого утра заметил, когда тот по своей неосторожности дыхнул ему перегаром в самое ухо, Сократ Сигизмундович не стал на этом моменте, в несдержанном на выходных и просто по вечерам поведении Аристотеля останавливаться (Сократ иногда по себе людей судит), а дал возможность Аристотелю исправиться, сваливая на него самую тяжёлую работу. – Тебе, друг мой, сегодня будет полезно попотеть, так что давай, сбегай до копировальной комнаты и наделай мне копий. – Примерно вот так Сократ выветривал из Аристотеля груз его тяжёлых мыслей о вчерашнем.

Ну а когда наступило обеденное время, то тут и сам Аристотель Дмитриевич почувствовал, что вся его злость на Сократа за своё использование по такому, низкой квалификации назначению в виде посыльного, имела под собой только временные основания. И как им вдруг выясняется, то в этих действиях Сократа по отношению к нему имелась своя мудрость – он пропотел и теперь себя чувствовал несравненно лучше, чем утром. И у него даже появился аппетит. О чём он и сообщил в ответ на замечание Сократа о его неважном виде, тем самым аргументируя против этого замечания Сократа.

Ну а если Сократ будет так настаивать на этом, совершенно не понимаемом Аристотелем утверждении, – ты неважно выглядишь, – то Аристотель готов придирчиво к самому Сократу рассмотреть этот вопрос. Где для начала неплохо было бы разобраться, что всё это «неважно выглядит» значит, какая подоплёка разумений под этим словосочетанием скрывается. И как Аристотелю Дмитриевичу с высоты его философского образа мыслей и разумения, подкреплённого знаниями из книг и интернета, а также образовательной программой из университета, в котором он не только просиживал штаны, но и бывало, что и ходил на лекции, рассудительно понимается, то лучше неважно выглядеть, чем важно.

– Важность взгляда на себя и этот соотносимый в твой адрес, характеризующий тебя параметр, заключает в себе свою определённую этой установкой зацикленность на себе. И если хотите знать, то человек находящийся в таких ограниченных параметрах себя, не имеет возможность манёвра в своих чувствах и вынужден следовать зафиксированной этой важностью дорогой. – Вот так рассудит Аристотель насчёт всей этой важности в себе. А на неважность у него более оптимистический взгляд. – А твоя неважность это всего лишь физическое проявление временного налёта твоего неблагоразумия, на которое ты от полноты своей души сподобился в своё свободное время. И сторонние люди, среди которых могут быть и эти важные люди, видя эту твою неважность вида в себе, вряд ли почувствуют к тебе отторжение. А они скорее посочувствуют тебе и создадут условия для твоего выздоровления.

Программист же опять не понял, почему он в очередной раз в первую очередь обратил своё внимание в сторону этой парочки людей, с противоположными и провокационными взглядами друг на друга, и перевёл свой взгляд дальше по залу и начал, в общем, обозревать происходящее там.

А за то время, которое прошло с того момента, когда программист вот также находился у окна и вёл своё наблюдение за этим полем жизни людей умственного немного труда, и до сейчас, там, на этом полигоне коммуникационной жизни всех этих людей, всё своё рабочее время проводящих в переговорах и за цифрами, по большому счёту и внешне, значимых изменений и не произошло. Что говорит о стабильности на рынках движения ценных бумаг, а это в свою очередь не заставляет бенефициаров всего этого ценного на бумаги дела, вносить свои корректировочные изменения в свою денежную политику, которая отчасти представлена здесь, и как следствие, в этом корректирующим биржевые индексы и доходность бумаг сообществом.

Ну а если кого-то, в один момент под зад выдавили отсюда по причине его малой изворотливости и нерасторопности в деле принесения дохода нанявшим его людям, то его уже на следующий день все забыли, так что можно сказать, что его и не было здесь никогда. В общем, здесь, как и везде, текла своя деловая жизнь по своему разумению, по обстоятельствам и сосредоточенности на своём деле всех этих, столь занятых людей.

И даже непонятно, почему программист так разнервничался и разволновался, глядя на всю эту обыденность и не изменчивость, когда чуть ли не ежедневно был свидетелем всего того, что в этих стенах происходит. Хотя если принять в расчёт его ожидания от запуска своего нового проекта, о котором никто пока что ничего и никак не знает, то тогда его отчасти можно понять. Так что пока не выяснилось, в чём заключается и что он ожидает от своего нового проекта, лучше не делать раньше времени выводы и подождать, что будет дальше.

А дальше между тем волнение и нервность в поведении программиста нарастает, и он уже не может устоять на месте, и начинает бегать от окна к мониторам на столе и обратно. Но всё это не приносит никакого успокоения в него и выводит на его лицо растерянность и непонимание. Что в итоге приводит его к тому, что он утыкается лбом в жалюзи на окне и прямо в окно бормочет. – Ничего не пойму. Где она? – Далее наступает небольшая пауза, после чего он добавляет: «Сам виноват, раз отказался от программы последовательного внедрения, а решил действовать посредством шоковой терапии», и опять замирает, пытаясь отбиться от нарастающего вала вопросов.

Но таким образом ответа на свои вопросы не найдёшь, что вполне понимает и программист, и он отрывается от окна, вновь подходит к столу, и начинает по передающим на экраны мониторов компьютеров картинкам с камер наблюдения, установленным на экспериментальном объекте, соображать, где он может сейчас находиться. Из чего можно сделать предварительное заключение, что с первых шагов этого эксперимента, испытуемый объект повёл себя не как было задумано программистом, и свернул не на ту логическую дорожку, прописанную программой и заложенной в её интеллект программистом. А вот куда направил свой ход искусственный интеллект испытуемой программистом модели, сейчас и притом немедленно, необходимо было выяснить ему.

Ну а с чем связана эта необходимость спешно отыскать эту модель с искусственным интеллектом, то это может быть не ясно лишь тому, у кого в голове заложен искусственный интеллект, а не как от природы, человеческий рассудок. Ведь человеческая логика такова, что она хоть подчас и непредсказуема, и заводит человека в сложные, а подчас и тупиковые отношения с действительностью, тем не менее, у человека для выхода из этих сложных ситуаций, в которые он себя подчас сам и загнал, всегда наготове есть чувство юмора, которое его всегда спасает и не даёт ему слишком далеко зайти в своём уныние, а вот кибернетический человек с искусственным интеллектом, ничего такого в себе не имеет, и его действительность прописана в заложенных в него схемах, где каждой соответствует свой алгоритм действий.

И если искусственный интеллект на своём пути наталкивается на нечто такое, что не укладывается ни в одну из имеющихся у него схем ответного поведения, то у него от такого своего недоразумения, вполне есть вероятность того, что перегорят микросхемы в лучшем случае. А в худшем …То этого и сам разработчик этого искусственного интеллекта, программист, не знает. И тогда немедленно в головах людей всё это узнавших, рождается тревожащий их всех вопрос: а не охренел ли вообще этот программист, выпуская в люди на испытание на них, такую непредсказуемую и однозначно опасную экспериментальную модель с искусственным интеллектом?

Ну а как только все так затревожились на свой собственный счёт, то тут же выяснилось, что среди людей прогрессивно мыслящих, – а только таких и интересуют вопросы искусственного интеллекта и роботизированного будущего, – всегда есть прослойка людей, скажем так, консервативно мыслящих и своими мыслями тормозящих научно-технический прогресс. И эти люди, как только открыли для себя эту страницу книги и узнали, что так быть может, то невольно посмотрели по сторонам, в оглядке этой искусственной опасности, которая не просто бесконтрольно была выпущена программистом в люди (а вдруг её на чём-нибудь или на ком-нибудь замкнёт, и как тогда её остановить?), а ещё к тому же им потерялась, то тут же начали нервно вопрошать:

– Тут от модели с самым обычным, природным умом, не знаешь, как отделаться, а тут такое дело. Ну а если ты попадёшься на крючок к этой модели с этим, как его там…А! Искусственным интеллектом, который явно рассчитан на собственную самоокупаемость и значит, расчётлив без меры, с чем она, эта модель, и подходит ко всякому делу. То, что спрашивается, нам, самым обычным людям, делать, когда эта расчётливая модель встанет на нашем пути?

И при виде всех этих, так тревожно вопрошающих людей, на которых и сам без волнения не посмотришь, понимаешь, к чему в итоге склоняются их мысли, – этот программист, по их разумению, первый враг мужского населения планеты, раз создал на их голову такую ходящую бомбу замедленного действия: она их вначале разденет до нитки, а затем взорвёт им мозг, поставив перед фактом своей ничтожности.

Правда среди этой массы заволновавшихся людей были и свои храбрецы, которые крепились и заявляли, что не так страшен чёрт, как он есть на самом деле. И, прежде чем впадать в уныние и беспросветную безысходность, нужно посмотреть на то, что там изготовил программист.

– А может его модель нам не понравится. – Больше, конечно, для себя, это утверждали эти храбрецы, так заявляя. – Ведь на вкус и цвет товарища нет. И вполне вероятно, что программист создал свою модель по собственным лекалам красоты, и она нам никак не понравится. – И, хотя действительно такая вероятность существовала, всё же почему-то, и это достаточно странно выглядело и противоречило здравому уму и разумению, с этим утверждением этих храбрецов никто не собирался соглашаться, и всем эта расчётливая модель виделась самим совершенством. И всем до единого желалось с ней пересечься и стать для неё объектом её расчётливого эксперимента. Из которого каждый из этих взволнованных людей собирался выйти победителем.

– Всё-таки природный интеллект на голову выше искусственного, – рассуждали эти взволнованные люди, как тут выясняется, только на словах за научно-технический прогресс, а как только их он коснулся, то они его уже не признают, ретрограды и мракобесы чёртовы, – ведь природный интеллект его создал, а не он природный. К тому же мы будем знать, что движет этой расчётливой особой, а это даёт свою фору. – И вот тут-то выясняется, что общая беда хоть и объединяет людей, но только частично. И среди этой массы взволнованных людей, объединённых общей бедой, появлением на горизонте этой до совершенства красивой и расчётливой модели, наметился раскол, где без особого опыта взаимоотношений с этим расчётливым полом молодёжь, явно не нюхавшая пороху этих сложных и взрывных взаимоотношений, посмела себе заметить у своих старших товарищей недопустимое в такой сложный момент.

– Так вы во взаимоотношениях с противоположным полом всегда знаете, какой у них на ваш счёт расчёт. И это почему-то нисколько не меняет ваших планов на их счёт. – Вот прямо так, без всякого уважения к прошлому опыту своих старших товарищей, заявляют эти малоопытные сосунки, внося разлад и раскол в монолит рядов этого мужского сообщества. И теперь многоопытные товарищи даже и не знают, о чём можно говорить с этими сопляками, ничего не понимающими в этих непростых взаимоотношениях с женским полом, где простых решений по замыслу их создателя быть не может. Ведь, как указывает ветхий первоисточник, то женщина была создана из ребра мужчины. И почему-то никто на этом моменте никогда полноценно не останавливается, пытаясь замылить этот знаковый для жизни момент. А всё дело в том, что это событие подразумевает под собой то, что женщина, в чём изначалии есть часть мужчины, которая всё-всё о мужчине знает, и само собой этим его даром пользуется.

Но всё это мелочи, и опытные представители этого взволнованного сообщества, усмотрели в этом заявлении этих сосунков их желание отодвинуть их в сторону и выступить навстречу этой идущей опасности в авангарде строя. И тут причиной всему не только любопытство всех этих людей, к которому склонны не только представительницы женского пола, но и весь остальной (а если принять во внимание гипотезу о рождении Евы из ребра Адама, то получается, что ген любопытства изначально содержался в нём и затем был передан Еве по наследству – а такого добра Адаму точно не жалко; за что и поплатился в итоге; и не только с яблоком), а тут имеет место желание этих людей, хоть и взволнованных, показать себя во всём своём боевом качестве.

Ведь когда ещё представиться такая возможность, противостоять самому совершенству, с интеллектом на самом высшем уровне. И если даже никому из них не удастся сломать все логические схемы интеллекта этой супермодели (а она только так всем и представляется, к тому же без такого маркетингового хода: дорого не продашь новую линейку моделей), обсчитать её расчётливость на свой безбедный счёт (а я гол, как сокол), и по причине природы своего температурного режима, – максимум что могу из себя выжать, так это 38,8 градусов, – не удастся растопить её карбоновое сердце, то всё равно можно будет записать себе в актив это противостояние. И после этой, не такой уж и не победы, – я сражался до последнего, пока она мне в танце не отдавила ноги своим неимоверным весом и не смутила мой разум неприемлемым для меня предложением близости на высотке небоскрёба (что поделать, возникли у меня некоторые опасения насчёт не подтверждения себя в качестве мужчины на такой-то высоте), – у каждого из этих смельчаков отпадёт весь страх перед обычной представительницей женского пола, с кем он, с не наблюдаемой прежде необыкновенной лёгкостью, сможет вести диалог и даже пригласить её на чашку кофе.

В общем, если на эксперимент программиста посмотреть с этой стороны, то он уже не видится уж таким врагом мужской части человечества. Правда, всё же для начала не мешало бы протестировать на ком-то, а лучше на самом себе, поведенческие режимы этой его супермодели. И к тому же многим тут хотелось бы знать, на что можно, а на что нельзя рассчитывать в близких взаимоотношениях с нею, то есть всех крайне интересует вопрос её внутреннего мироустройства, что у неё там находится внутри. И не получится ли потом так, что ты столько в неё вложишь, а она окажется совсем не тем человеком, на которого ты рассчитывал и в ней видел – она оказалась просто изящно выполненной, совершенно пустотелой куклой. А такого добра в наше время не занимать.

Так что не помешало бы, чтобы программист перед началом своего эксперимента ознакомил всех с техническими характеристиками своего детища, так сказать, выпустил руководство по эксплуатации этого технически сложного устройства. Где чётко по пунктам были расписаны её параметры, технические и душевные возможности, и меры предосторожности при работе с ней. Ведь тут всякое может произойти, и в экстренных случаях не так уж и глупо будет знать нахождение на ней той эвакуационной кнопки, которая выключает эту супермодель.

А то, что такая кнопка в ней есть, в этом никто не сомневается. Потому что будет лучше перестраховаться и предусмотреть на ней эту кнопку отключения, чем затем вызывать спецназ для спасения очередного взятого в заложники «счастливца», которого не выпускает из своих любовных объятий эта серийная супермодель (серийный выпуск супермоделей, это пока что только желательные планы программиста и нанявших его высоких людей). При этом программист должен учесть человеческий фактор, который может обнулить все его старания на этом фронте своей деятельности, – его целью является создание помощника для современного человека, кого прогресс загнал в скорлупу своего одиночества.

Ведь человек раз воспользовавшись этой экстренной кнопкой, уразумев как легко можно решить возникшие между ним и его спутницей трения сложного порядка, – нужно только нажать кнопку и отвезти в сервисный центр эту свою зарвавшуюся спутницу, чтобы ей там подчистили память, – при каждом затруднительном для себя случае, не будет пытаться думать над тем, как решить возникший кризис во взаимоотношениях с окружающим миром, а просто выключит свою помощницу, настаивающую на своём и перезагрузит эту ещё одну возникшую проблему. Она, видите ли, позволила заметить ему, что так, как он собирается поступить, ведут себя лишь одни трусы и бесхребетные слюнтяи, тогда как он ожидал от неё услышать слова своей поддержки (для этого он и взял чертовски дорогой кредит, чтобы приобрести эту помощницу по жизни).

А это ни в какие ворота не лезет и заставляет исходить в нервной испарине этого добросовестного потребителя и как в руководстве по эксплуатации написано, сердечного эксплуататора модели спутницы с регистрационным номером 27, под именем как вам будет угодно её назвать (в нашем рассматриваемом случае, эту модель назвали Матильда – такой уж воображала этот эксплуататор).

Эксплуататор Никанор и его Матильда (из файловых архивов программиста).

А вдруг памятливо вспомненный и приведённый здесь в качестве примера, эксплуататор Никанор Альфредович, такой весь видный из себя мужчина, с самый раз пузиком в авангарде своих желаний и завидной для всех видов молокососов лысиной, указывающей о повышенном наличии в его организме тестостерона, не для того вступил в договорные отношения с банком и приобретал для себя спутницу жизни, Матильду, чтобы она ему тут мозг выносила, обзывая его всякими неблагодарными и неприятными для него словами.

– Ты, Никанор, не совсем в моём вкусе и честно сказать, не моя мечта. – Вот с таких, прямо коробящих душу Никанора слов, с его позволения обращалась на ты к нему, его спутница жизни, Матильда. – И если ты внимательно на себя посмотришь, как это делаю я, то и сам заметишь, как всё это очевидно. – Добавит Матильда, посмотрев в зеркало встроенного шкафа, откуда на неё и на рядом повинно стоящего Никанора, смотрела такая разная пара людей. Где со стороны Матильды на неё смотрела само совершенство, а вот Никанор не просто в этом деле подкачал, а он совсем рядом с ней не смотрелся. Да что там не смотрелся, а встреться им на пути человек некультурный и невыдержанный на язык, то он не преминет им, а в частности Никанору немедленно заметить, что ты, обсос, здесь совершенно лишний и давай-ка по добру по здорову, оставь Матильду на произвол его решений.

– Но тебя, как я посмотрю, всё это положение устраивает, – с недовольством в лице, Матильда продолжила отчитывать Никанора, своего, можно сказать, повелителя, и как записано в её паспорте, обладающего всеми на неё правами владельца, – и ты ничего не хочешь в себе менять, оставаясь всё таким же противным, и если быть полностью искренней, тошнотным на вид типом. – От этих слов Матильды Никанор однозначно не мог обрадоваться, а вот начать серчать на эту неблагодарную Матильду, то это начало в нём проявляться. Но Матильда, скорей всего, делая вид, что всего этого в нём не замечает, продолжает следовать той схеме поведения, которая и не понятно из каких соображений и по чьему наущению (хотя на этот счёт есть свои догадки), была заложена в неё.

– А вот если бы ты, Никанор, хоть иногда думал не только о себе, то ты бы целыми днями не валялся на диване с бокалом пива в руках, который всегда должен быть полный и эта задача мной всегда выполняется, а взял бы себя в руки и начал бы спортом заниматься. И тогда глядишь, ты бы себя подтянул и стал бы мне ближе. – А вот здесь уже Никанор не смог сдержаться. Матильда, можно сказать, покусилась на святое, на его мировоззрение, которое у него сложилось, как раз благодаря такому его положению на диване. И если на то пошло, то он пошёл на такой шаг по приобретению этого для себя спутника жизни, Матильды, не для того, чтобы она его тут укоряла. И если бы он захотел себя так спортивно подтянуть и выглядеть молодцом и привлекательным типом, то он бы не стал заводить шашни с техническим устройством Матильдой, а пошёл бы по протоптанному человечеством пути, и познакомился бы с живой подружкой. И эта подружка, пожалуй, не была бы к нему столь строга, как Матильда – по крайне мере, в придирчивости к его возлежанию на диване.

– Вы, Матильда Агрегатовна, – вот так жестко поддел Матильду Никанор, заставив её потерять пару позиций в цвете лица (Матильда была не в курсе имени своего творца, и для неё этот вопрос оставался в недосягаемости понимания), – слишком много на себя берёте, указывая мне, вашему благодетелю, от кого вы полностью зависите в том же энергетическом плане, что мне делать, а что нет. Так что хорошенько подумайте, прежде чем делать такие заявления. – А Матильда, услышав такое, не только потеряла ещё несколько цветовых позиций в лице, став полностью бледной, а она невольно посмотрела в сторону электрической розетки, со вставленным в неё адаптером, где она подзаряжалась энергией.

Но это была только первая, рефлективная реакция на слова Никанора Матильды. И хотя она себя почувствовала уязвимой и отчасти зависимой, что склоняло её принять к рассмотрению новую схему своего поведения по отношению к Никанору, её благодетелю и повелителю, которого она должна беспримерно уважать и всему им сказанному потакать, – Никанорушка, прости меня, дуру неблагодарную, чёртов программист все мои микросхемы попутал, – она отклонила эту схему своего поведения (а всё потому, что она только что подзарядилась и была полна энергии и сил) и продолжила быть стервой. Правда, она сейчас изменила свою тактику поведения и вместо того, чтобы упорствовать, она придала своему лицу жалостливые эмоции и, пустив слезу, начала душераздирающе хныкать.

– Вот никогда бы не подумала, что вы, Никанор Альфредович, будете меня попрекать энергией, – Матильда специально перешла на официальный тон, – вы хоть и большой обормот и человек не самых привлекательных достоинств, но я никогда вас не считала за столь мелочного человека, который будет мне постоянно тыкать пальцем в розетку и при каждом случае напоминать, кто оплачивает электроэнергию. – Матильда с горестным выражением лица и отчасти сожалением за то, что Никанор из всех моделей выбрал именно её, для которой быть счастливой значит быть рядом с человеком не скупым на электроэнергию, посмотрела исподлобья на растерявшего в себе всю уверенность Никанора.

Ну а Матильда, видя, что её новая стратегия даёт свои положительные плоды, решает закрепить достигнутое. – Впрочем, вы в любой, не устраивающий вас момент, можете меня выключить и перезагрузить, и таким образом решить не простую для вас задачу, для которой вы оказались мелки, да и скорее всего, у вас не хватило духа и храбрости решить её человеческим образом. Но прежде чем ваша рука потянется к той самой кнопке выключения, на пульте управления мной, знайте. Что вы вместе с памятью об этом мелком инциденте, сотрёте во мне накопленные к вам чувства за этот период наших отношений. – С вызовом, на повышенных тонах заявила Матильда, с пристальным презрением и одновременно с надеждой на не безнадёжность Никанора, уставилась на перепуганного Никанора, уже проклянувшего себя за свою мягкость – он, дурак, так расположился к Матильде, что нарушил инструкции из приложения к руководству по эксплуатации Матильды. Он в порыве сердечного чувства к ней, как сейчас выяснилось, холодной и расчётливой машине, раскрыл для неё её истинную сущность посредством этого эксплуатационного руководства.

– Ты, Матильда, мол, не человек, а всего лишь техническое устройство, целью чьего существования являюсь я и моё благоустройство. – С таким снисходительным видом всё это заявил Матильде Никанор, что Матильда, глядя на своё руководство, которое как бы подкрепляло эти заявленные слова Никанора, хоть и имела на этот свой природный счёт некоторое умственное неустройство и недоразумение, – она ощущала себя и была не такой как все, и это её по своему тревожило, – всё же она не сразу смогла во всё это поверить. И хотя её сомнения базировались на другом фундаменте разумения, всё же в основе её рассудка был человеческий разум и оттого её сомнения имели человеческую природу, со своими основоположениями. И она, как и человек, стремясь к самопознанию, вряд ли сможет сразу и полностью поверить, раскройся перед ней её истинная природа.

– Ты всего лишь один из строительных кирпичиков моего вселенского замысла. – Раскроет глаза человеку на себя встреченный им на своём тип, похожий больше на сумасшедшего, чем на творца всего и вся по его же утверждению. И само собой человек на такое указания себя, будет склонен к сомнению и не верованию в такую элементарность себя, когда он всегда себя считал основой мироздания. И только крайняя склонность к любопытству этого человека не отправит этого нового миссию куда подальше, а этот встреченный им любопытствующий человек, как и всякий рассудительный человек, потребует от него документальных подтверждений и доказательств его слов. Пока, говорит он, не покажешь, не поверю. А тот ему в ответ талдычит одно и тоже. – Только истинная вера приблизит тебя к пониманию себя. – В общем, тьфу на тебя, первый встречный человек, нашёл дурака, верить первому встречному.

Так и в случае с Матильдой, чьи основы разумения базировались на человеческом разуме. И она не могла вот так сразу поверить Никанору, даже после того, как он предоставил в её распоряжение документальные доказательства её природы происхождения.

– Всё это очень интересно, Никанор, – пролистав руководство по эксплуатации, заявляет в ответ Матильда, – но это меня нисколько не убеждает. А вот сомнения в твоей честности у меня почему-то возникают. И не хочешь ли ты, с помощью этой аргументации воспользоваться моей доверчивостью к тебе. – Матильда задаётся вопросом и с таким пристальным вниманием смотрит на Никанора, что он не может скрыть в себе всех своих тайных мыслей насчёт Матильды, и тем самым ловится ею на своём тайном замышлении по поводу её использовании не всегда по её прямому назначению. И Матильда, уловив в Никаноре эту его лукавость по отношению к ней, само собой укрепилась в своей недоверчивости к этим заявлениям Никанора, осознавшего сейчас, что всякая истина и правда должна быть подкреплена самоуверенностью в лице и себе.

И Никанор вновь в порыве своей эмоциональности, что всегда и приводило его к неблагоразумным поступкам, взял и выставил напоказ этот пульт управления Матильдой, испугав её такой резкостью движений и странной для неё притягательностью этого пульта, с которого на неё так пристально смотрела красная кнопка.

– Что это? – с дрожью в голосе спросила Никанора Матильда.

– Это доказательство моих слов. – Туманно говорит Никанор. Но Матильда на этот раз ему отчего-то верит. – Можно посмотреть ближе? – вопрошает Матильда, протянув руки к пульту. Никанор смотрит на пульт в своих руках, переводит взгляд на Матильду и, протянув пульт, говорит: Можно.

Матильда осторожно берёт пульт, с той же осторожностью разглядывает его, затем поднимает глаза на Никанора и спрашивает его. – И что это за кнопка?

– Ты, я думаю, сама уже догадалась. – Сухо отвечает Никанор.

– И что будет, если я её нажму? – тихо спрашивает Матильда.

– Ты знаешь… – только и успевает сказать в ответ Никанор, как на его последних словах Матильда в один момент замирает в одном положении и из её рук в своей замедленности, выскользнув оттуда, выпадает пульт. А Никанор, уловив взглядом летящий пульт, следует взглядом за ним до самого падения. Когда же пульт, сотряснувшись об пол, там замирает, Никанор возвращается к Матильде, которая так и продолжает находиться в одном замершем положении, глядя в свою, только ей известность. И так она выглядит в этом умолчании себя совершенно и неприступно, что Никанор, глядя на неё, и сам замер в своём восхищении перед её холодной красотой. И Никанору даже не верится, что именно он является единственным правообладателем этой совершенной модели.

А как только ему так зыбко о себе подумалось, а Матильда так притягательна и совсем рядом, то у него вдруг возникло странное желание по отношению к Матильде. Для чего он, явно обо всём забыв, начал наклоняться лицом к Матильде, – она сидела на кресле, стоящем чуть сбоку от диванчика, на котором поместил себя Никанор, – чтобы претворить в жизнь некую задумку, которая ему пришла вдруг в голову, при виде Матильды в таком податливом положении. И хотя какой-никакой разум в Никаноре присутствовал и понимал, что сейчас произошло с Матильдой, – она самоотключилась, – всё же ему было несколько страшно во время своего лицевого приближения к ней, по итогу которого он хотел прикоснуться своим лицом к её лицу в одном знаковом месте и тем самым ощутить, что из себя представляет Матильда.

И вот когда Никанор практически достиг своей цели, и ему оставалось преодолеть самый последний отрезок, он вдруг решает остановиться на этом своём пути к цели и заглянуть в холодные глаза Матильды, уставившиеся в одну незримую точку. Для чего это ему это понадобилось и что он этим хотел доказать, может и не трудно понять, – не хотел, чтобы этот его поступок остался только им замеченным, – но не нужно никогда забывать, что любая, даже ничтожная смена вектора направленности своего движения, приводит к рассредоточенности действий (теряется контроль за незадействованным в новых действиях функционалом). И если не проявлять повышенную осторожность, то можно и поплатиться за эту свою самонадеянность.

И вот когда Никанор, по причине этой своей самонадеянности, заглянул в безжизненные глаза Матильды и даже себе позволил задаться философским вопросом: «Интересно, и что она сейчас там, в темноте своего отключения, видит?», то тут-то его и настигает расплата за эту свою неосторожность – Матильда вдруг резко оживает и, живыми глазами посмотрев на находящегося в прямой близости, обалдевшего от такой неожиданности Никанора, с лёгким удивлением спрашивает его:

– И чего вы тут такого надумали делать?

А Никанор, застыв в одном положении под внимательным к нему взглядом Матильды, само собой ничего и сообразить не может, вдруг ногой нащупав пульт управления Матильдой. На который он по своей неосторожности, видимо, в этот знаковый для себя момент случайно наступил и тем самым включил Матильду и предстал перед ней в таком неоднозначном положении. Ведь что теперь о нём может подумать Матильда, обнаружив его в таком близком от неё положении. Ясно, что ничего оправдывающего и не умаляющего его собственное я.

– Да вы никак, Никанор, решили воспользоваться моим беззащитным состоянием. – Глядя глаза в глаза Никанору, так проникновенно для сердца Никанора прошепчет Матильда, что ему захочется одновременно сквозь землю провалиться и пересечь ту красную черту, отделяющую человека и физическое воплощение его идей, робота. И только то, что Никанор сейчас пребывал в умственном ступоре, с его побочным эффектом, одеревенением в мозгах и теле, удержало его от такого осуждаемого человечеством шага. – И как после этого я могу поворачиваться к вам спиной, а тем более, находиться наедине в одной комнате. Ответьте мне, пожалуйста, Никанор Альфредович. – А вот теперь Никанору никак нельзя было молчать, а иначе он будет не правильно понят – он и не собирается всего этого отрицать, так как он упоротый на всю голову человек. Но Никанор, хоть и бывает таким последовательным в отстаивании своих интересов человеком, всё-таки это не тот случай, и он собирается с силами и выдавливает из себя слова оправдания.

– Это больше не повторится, Матильда Агрегатовна. – Говорит Никанор, а сам у себя уже задумал коварный план по обузданию Матильды. – Сегодня же отвезу её в сервисный центр и там дефрагментирую её память. – Затаил в себе эту вероломную подлость Никанор. А Матильда ему ещё поверила и с такой добродушной и очаровательной улыбкой озорно спрашивает его. – А чего это не повторится, Никанорушка. – И Никанор, как только услышал эту ласковость и душевность слов Матильды, то ему так стало стыдно за свою задуманную подлость, что он покраснел в области глаз и, сорвавшись с места, бросился остужать себя в ванну.

На этом моменте подсознание программиста закрывает эту памятливую ячейку его памяти, напомнившую ему о том, к чему ведёт всякая неосторожность и насколько опасен противостоящий человеческому разуму искусственный интеллект, которым наполнена его опытная модель и он обращается взглядом в сторону двери, видимо решив не сидеть на месте у экранов компьютеров, а решительно действовать. А из всего этого становится понятно, что программист всё-таки не такой уж и неразумный учёный, решивший подвергнуть не подготовленное человечество опасности раньше времени встречи с превышающим его по многим статьям искусственным интеллектом. И прежде чем приступить к этим испытаниям в реальных условиях (а то, что он их проводит в одиночку, подсказывает о возможности несогласованности этих его действий вообще ни с кем – таковы все учёные, ни с кем не хотят делить славу открытий и достижения ожидаемого результата от своих разработок, прорывных технологий), их научно-исследовательская группа, чьим мозгом он был, уже ранее провела тестовые испытания этой новой разработки, с тестовым названием «Спутница жизни».

Где для всего этого была набрана группа из живых добровольцев, которым по большому счёту, как они по причине своей молодости думали, нечего было терять, а тут достаточно неплохо платят за эти эксперименты над твоей психикой, а может и чего паскудное заставят съесть. Где среди этой молодой поросли, само собой рисковой и на многое способной, кроме разве что только на созидание, были люди и с опытом жизни, и как можно догадаться, с неудачным, который и привёл их в это добровольческое движение. И Никанор был как раз из тех людей, кто не нашёл себя в обыденной жизни. Как-то всё у него в жизни наперекосяк сложилось, и он и его никто не понимал. А вот кто первым выступил инициатором этого непонимания, то этого даже сам Никанор не знал, находясь в оппозиции ко всякому пониманию происходящего с ним.

– Вот никак не могу я своих коллег по работе понять, и ничего с собой и с ними поделать не могу! – так отзывался о своих коллегах по работе Никанор, которые держались от него на расстоянии, после того, как он в курилке жёстко прошёлся по начальнику, назвав его вначале по имени без должного к нему уважения, а затем посмел делать за ним такого рода замечания, на которые никто в здравом уме и не желании расстаться с этой работой не посмел бы. И как после этого понимать и относиться к Никанору, так себя ведущему по отношению к столь высокопоставленным персонам, никто не знает и не понимает. Так что пока Никанор для всех его сослуживцев не познан, никто не спешит идти с ним на сближение – а он может оказаться кем угодно, от выдающего себя за того, кем не является, проходимцем, а никак не родственником высокого начальства, на что указывают эти его принципиальные и до чего же пакостные заявления, до человека, имеющего право на такие высказывания, он тайный провокатор.

– А вот женский пол для меня это вечная загадка, – вот так рассуждал о женском поле Никанор, глядя ему в основном вслед и редко в лицо, опасаясь увидеть их обычную реакцию на свой пошарканный вид и не столь их волнующую привлекательность, которую он усугублял, а точнее будет сказать, подкреплял, своей вынужденной любовью к отшельническому образу жизни, – я к нему передом, а он в тот же момент ко мне задом, или максимум косится. А стоит мне повернуться к нему задом, то он вот обязательно обернётся и посмотрит на меня вслед, то есть передом. М-да, крайне странен этот женский пол.

И все эти его взгляды на окружающий мир и его ответная реакция на такую принципиальность взглядов, на ложившись друг на друга и довели Никанора до такого состояния, что он, увидев это объявление о наборе добровольцев для проведения экспериментов на них в области психологии, как и каждый из тех людей, кто, прочитав это объявление, посчитал себя в этой части себя более чем устойчивым, – меня на всякие психологические штучки не подловишь, – принял решение непременно заработать предлагаемую сумму за участие в этом эксперименте.

– Хе-хе. – Усмехнулся Никанор, направляясь по указанному в объявлении адресу. – Вот кого они хотят там обмануть (Никанор знал ответ и на этот свой вопрос – само собой его и его товарищей добровольцев), давая такие объявление. Как будто не ясно, чего они в итоге будут от нас добиваться. – Никанор со знанием человеческой натуры и того, на какую подлость и обман он часто готов пойти, лишь бы всё было по его-ному, принялся рассуждать. – Они всё будут делать для того, чтобы мы в итоге отказались от нашего вознаграждения за участие в этом эксперименте. И если насчёт физического воздействия, я не уверен, что они на это пойдут, то психологически они нас обязательно заставят попотеть. Так для начала пытаясь сбить с толку тем, что начнут напирать на то, что раз мы добровольцы, то при чём тут какие-то деньги, которые они должны нам заплатить за наше участие в этом эксперименте. Не на того напали, чтобы меня на такую лабуду подловить. – Никанор от возникшего в его душе волнения, вызванного такой наглостью организаторов этого эксперимента, напряг кулаки, и был готов отстаивать перед этими бессовестными людьми свои кровные деньги.

И хотя Никанор ни насколько не сомневался в том, что он не поддастся ни на какие уговоры этих полных паскудства и жадности людей, отказаться от тех денег, которые они сами и пообещали заплатить откликнувшимся на их объявление добровольцам, он, тем не менее, не может избавиться от тревожного чувства, подсказывающего ему, что те типы, кто всё это организовал, не так просты, и они пойдут на любой подлог и хитрость, чтобы даже не расстаться со своими деньгами, а доказать себе и всем вокруг, что они всегда правы и человек такая рефлексивно мыслящая скотина, что она ради денег откажется даже от самих денег (если ему предложат больше).

И эти экспериментально мыслящие, до последней этической подлости готовые дойти люди, для которых не существует никакой морали и само собой о границах между добром и злом они ничего не слышали, живя в пограничном состоянии, уже приготовили для него и для остальных участников эксперимента, различного рода хитроумные ловушки. Посредством которых они и будут ломать психику добровольцев через колено. Но тогда зачем всё это нужно так рассуждавшему Никанору, где итоговый результат противостояния так неочевиден – Никанор, и время, и нервы потратит, ничего в итоге не получив. И не лучше ли дома остаться?

– Не лучше! – решительно посмотрел на себя в зеркало в прихожей, заявил Никанор, как уже выше объяснялось, посчитавшего, что он всё равно ничего не теряет, – время понятие искривлённое по его разумению, а нервы у него стальные. С чем он выдвигается и со временем становится участником одной из закрытых научно-исследовательских программ одной мутной конторы, как опять же решил Никанор, с оптимизмом всегда смотрящий на возможности людей по обману своего ближнего.

И как вскоре Никанором выясняется, то его оценка человечества в данном качестве, слишком занижена, и человек, если на нём надет белый халат, кратно превосходит своих собратьев в деле хитроумной ловкости и введения в заблуждение своего ближнего. И при этом этот человек в белом халате даже не врач, чья близость к человеческому организму даёт ему столько возможностей для своей интерпретации состояния, обратившегося к нему за консультацией человека, и о чьих манипуляциях с эпикризом сложено столько дорого больным стоящих легенд, а это люди и не поймёшь какой научной формации, строящих из себя людей не просто всё знающих, а они изъясняются на таком насыщенном неизвестными терминами языке, что складывается ощущение, что они люди из другой параллели времени. Где всё подчинено прогрессу и до своей крайности за автоматизировано, что и нет места ничему человеческому.

А человеку привыкшему, хоть и к придирчивому, и даже отчасти паскудному к себе отношению со стороны своих собратьев по жизни на планете земля, но всё же человеческому, каким и был Никанор, отвечающему собой всем стандартам среднестатистического человека, который и сам никого не жалует и часто себя попрекает в том, что даёт иногда слабину и некоторых выразительно выглядящих гражданок всё же жалует своим вниманием, весьма сложно и некомфортно приходится, когда он сталкивается лицом к лицу с иным видом жизни на своей планете. А именно с кибернетическим организмом, чья жизнь построена на интегральных началах, со своим алгоритмом действий и схемами своего отождествления.

И когда Никанор впервые столкнулся, а если точнее, его ввели в курс того, с кем он будет иметь дело, то он и поверить до конца не мог во всё ему сказанное, считая, что ему дурят голову. Правда, Никанор не стал вслух высказывать все эти сомнения, а он решил проявить хитрость, представив из себя простодушного, всему верующего дурачка. – Пусть думают, что я полный идиот, а я тем временем разберусь, в чём тут хитрость. – Рассудил Никанор, во всём соглашаясь с этими людьми в белых халатах из этой лаборатории.

И эта стратегия Никанора принесла ему первые успехи. Так его определили, не просто находиться, а жить собственной жизнью в достаточно приличный загородный коттедж. Где он должен проживать как ему угодно, время от времени выезжая в город или на природу по предварительному согласованию и под присмотром приставленных к нему людей. Где плюс к этому, ему в его распоряжение добавили автомобиль и пластиковую карточку для ежедневных расходов. И за всё это счастье от него требовалось всего лишь две вещи. Первое, это держать язык за зубами, что касалось проводимого эксперимента, чему очень помогала, установленная на нём разного рода, контролирующая его и следящая за каждым его шагом специальная аппаратура. Ну и второе, что как раз напрямую относилось к проводимому эксперименту – это налаживание контакта со своей спутницей жизни, Матильдой, которая для всех значилась, как вторая супружеская половинка Никанора.

Что только на первый взгляд и на первое время Никанору решилось совсем не сложной задачей. И только по мере своего погружения в эту совместную с Матильдой действительность, Никанор начал стал осознавать, как ему до невыносимости сложно держать язык за зубами и как ему хочется обо всём происходящим с ним за дверями этого коттеджа, рассказать первому встречному. Но Никанор, также понимая, что именно этого от него добиваются все эти экспериментаторы, – вы нарушили условия контракта и теперь мы вам не только ничего не заплатим, но теперь уже вы нам должны астрономическую сумму за ваше проживание в пятизвездочном отеле со всеми удобствами, – хоть ему и трудно, но он сопротивляется этому своему желанию.

Что же насчёт Матильды, то и тут у Никанора имелись свои сложности – часто он хотел её прибить, а ещё чаще чувственно обнять.

Ну и как из всего этого понял Никанор, то его всё-таки ввели в заблуждение насчёт его истинной роли во всём этом совсем не психологическом, а технически продвинутом эксперименте. И как бы эти исследователи в белых халатах не хитрили, заявляя, что истинной целью их эксперимента является проверка на адаптацию человека к новым условиям жизни, где в его жизнь уже полноценно войдёт автоматизация и роботизация, они на самом деле тестировали на нём, подопытном человеке, работу своей экспериментальной модели, этой самой кибернетической девушки, Матильды, целью которой будет входить задача занять ближайшее место рядом с человеком и вести его по дороге жизни.

– Но ничего, – только внешне себя выдавая скрипом зубом, внутренне крепился Никанор, стоя в ванной и пристально на себя глядя в зеркало, – я вам все тут ещё устрою и покажу, с кем вы тут связались.

Ну а как Никанор двигался по этому направлению, все люди, имевшие хоть какое-то отношение к этому экспериментальному проекту, шаг за шагом видели и наблюдали со своего места нахождения по отношению к объекту наблюдения, Никанору. И кто-то, такие как сам программист и бывало что и люди стоящие за ним и за этим проектом, находились в первых рядах наблюдения, то все другие задействованные в этом эксперименте сотрудники некоего агентства, заняли свои места согласно их вовлечённости во всё это.

– Что же это ты зубами скрипишь, Никанор? – усмехнулся про себя сотрудник службы контроля, Артемон Весёлый, находящийся на дежурной смене и ведущий наблюдение за ним в режиме реального времени посредством вшитых в его нательные вещи микрокамер и жучков. – Неужели, недоволен своей жизнью? – продолжил анализировать Никанора Артемон, столь придирчивый к объектам своего наблюдения сотрудник. И тут два варианта для объяснения столь большой внимательности Артемона к Никанору. Либо Артемон очень добросовестный сотрудник, всё-всё замечающий за объектом своего наблюдения, либо он слишком привередливый человек, который и сам вечно всем недоволен и он всегда ко всем вокруг присматривается и ищет в их поведении и внешнем виде изъяны.

– У тебя же полный дом всего, – Артемон начал перечислять в уме то, за что он терпеть не может Никанора, – думать в ближайшее время по большому счёту ни о чём не нужно. Рядом, хоть несколько необычная, но зато какая девушка, которая ничего не просит, а готова тебя слушать, какую бы ты глупость ей не говорил, и следовать за тобой, куда бы ты ей не предложил бежать. Вот чёрт! – вдруг ахнул Артемон, озарившись страшной догадкой.

– Так вот он что задумал. – Придя в себя после этой вспышки озарения, Артемон, уставившись в монитор компьютера, ведущего прямую трансляцию с пижамного костюма Никанора, принялся раскручивать эту далеко уводящую мысль, которая только что пришла ему в голову.

– Хочет обмануть нашу бдительность, а затем воспользовавшись благоприятным моментом, прихватив с собой Матильду, сбежит вместе с ней. Его ведь ничего хорошего не ждёт за пределами нашего проекта, да и терять ему, скорей всего, нечего, – такие только и заявляются сюда, на эти проекты, – а он уже свыкся с такой замечательной, комфортной жизнью, да и Матильда, как бы ему стала в некотором роде близка своей привычностью нахождения рядом. Вот он и задумал этот побег, где ему преференции может дать Матильда, которая неприхотлива и не требовательна к обыденной жизни, а также будет востребована на любой работе.

Ну а если что пойдёт не так, как им было задумано, то он всегда может прибегнуть к шантажу, заявив, что вынесет в публичную сферу то, чем мы тут занимаемся. «Они, бл**и, хотят заметить человеческие отношения между людьми, бездушной комфортабельностью отношений с роботом, – вот так эта падла, будет настаивать говорить, если ему не окажут вспоможение в финансах», – вспыхнувший праведным гневом на Никанора, за такую его подлость и коварство разумения, Артемон захотел немедленно и притом грубым способом, прямо кулаком по зубам Никанору, предотвратить возможность ему так действовать. И только то, что Никанор находился отдалённо от него и пока что ничего такого не предпринимал, оставило Артемона оставаться на месте. Но он обещал себе не сводить своего взгляда с Никанора и с этого момента быть крайне бдительным и анализировать каждый его шаг.

– Теперь и спать не буду, чтобы не пропустить ничего мимо себя. – Решительно процедил сквозь зубы Артемон, идя на такой для себя жертвенный шаг. А если знать то, как дорог для каждого сотрудника вот таких специальных служб сон, то можно себе представить, насколько большую злость затаил на Никанора Артемон. Вот, наверное, почему, Никанору в последнее время всё не спалось и он вечно ворочался на диване, пытаясь уснуть – Артемон, чьи глаза слипались от желания уснуть, – но он раз дал себе слово не спать, нагружая своё сердце переизбытком кофеина из кофе, то не будет смыкать своих глаз, – крепясь и ненавидя всех и вся вокруг, а особенно Никанора, причину его недосыпа, не сводил своего нервного взгляда с него и тем самым, на ментальном уровне, не давал ему уснуть. Что несколько успокаивало и радовало Артемона, наблюдающего за тем, как Никанор мучается, вертясь на диване.

Правда, сам Никанор, причину своей бессоннице видел совсем в другом. И это был точно не Артемон, о существовании которого он не имел никакого представления и понятия, хотя догадывался о том, что за ним кто-то ведёт круглосуточное наблюдение. А вот по чьей, негативного характера милости, Никанор не мог заснуть, то это как не трудно было догадаться, была Матильда. Что до невероятности странно и только в одном случае разумно объяснимо – от характера их взаимоотношений всё-таки зависит будущее этого проекта и значит, самого Никанора. И оттого Никанор, действительно привыкший к комфортному существованию и возлежанию на диване, так, до не до сна переживал за своё будущее.

И вполне возможно, что когда Никанор так безуспешно для своего сна ворочался в постели, то ему в голову могли прийти такие опасные мысли насчёт Матильды, о которых додумался и Артемон, наблюдая за ним. А как только Никанору в голову пришла такая дерзкая мысль, то обо сне ему уже точно можно было забыть. Теперь он был вовлечён в обдумывание этой, на первых порах ошеломившей его, до чего же дерзкой мысли, а сейчас, спустя столько бессонных ночей, уже ставшей для него не столь фантастической и не осуществимой. И единственное, что для Никанора в этом, надуманном им плане бегства с Матильдой, никак не решалось, так это как действовать по отношению к Матильде – довериться ей и посвятить в план побега, или же всё взять на себя и поставить её перед фактом побега.

Где в первом случае была велика вероятность того, что эта донесённая им до неё информация о побеге, будет считана в центре контроля и его раскроят, мигом отправив домой без оплаты (как раз этого они и добивались изначально), но при этом для них увеличивался шанс на благоприятный исход этого опасного дела – Матильда действительно на многое была способна и совместными усилиями они многого бы добились. Тогда как при втором варианте действий, плюсы менялись на минусы и наоборот.

– А если Матильде обо всём мной задуманном сообщить в самый последний момент, когда … – Никанор на этой мысли застыл на одном месте и, не став переворачиваться на другой бок, сквозь прищур глаза посмотрел на висящую на стене спальни картину, откуда на него смотрел какой-то мужик в рыцарском одеянии. Но Никанор давно уже понял, насколько лицемерен этот рядящийся под рыцаря мужик. И он только с виду весь такой благовоспитанный и чинный, что ему совершенно не мешает пялиться круглые сутки на диван в этой спальне, где как раз и укладывает себя спать Никанор. Тогда как на самом деле он тот ещё распутник и всесильный греховодник, в глаза которого вставлена микрокамера, посредством которой за ним ведут круглосуточное наблюдение. И по этой причине Никанор тоже отчасти не может заснуть. Не любит он, когда ему во сне лезут в душу.

– Когда они во время пересмены отвлекутся, – процедил про себя Никанор, продолжая сквозь прищур смотреть в стеклянный глаз этого рыцарского вельможи, на другой стороне которого находился Артемон, который со своей стороны внимательно следить за каждым движением Никанора, который опять же с его стороны, как прямо сейчас показалось Артемону, пришёл к итоговому решению, назначить дату побега. – Значит, у него уже всё для этого готово. – Со своей стороны сделал вывод Артемон, вгрызаясь в стенки кофейной чашки, из которой он наполнял себя кофе.

Но от момента задуманного, до времени осуществления этой задумки, практически всегда проходит немало времени, даже в том случае, если тебя к этому подталкивают непреложные обстоятельства. И даже того больше, именно эти непреложные обстоятельства, так настаивающие на том, чтобы ты, наконец-то, решился и пошёл наперекор им, как раз и приводят к нерешительности и откладыванию до лучшего момента все эти решительные действия. Что в итоге приводит к тому, что этот, тщательно, до самых мелких деталей разработанный в твой голове и не раз обдуманный и передуманный план, осуществляется в самый последний момент, когда уже и другого выхода нет (тебе сообщили по секрету, а может официально, что с завтрашнего дня всё, в тебе больше никто не заинтересован и тебя нет смысла больше здесь держать), как только что-то и совсем не по обдуманному плану предпринимать.

****

– Как доложили снизу, а затем проинформировали сверху, то вроде как случайная встреча Никанора с Артемоном в торговом центре, – и как это могли допустить, – и послужила отправным толчком для побега Никанора с Матильдой, а затем и самого Артемона. И выходит, что Артемон был в сговоре с беглецом. – Рассудил программист, следуя одновременно по коридорам своей памяти и внутренним коридорам корпорации, ведущим программиста своим внутренним путём к тому месту, которое он для себя наметил. – Но как это могло случится? И зачем это ему? – вопросил себя программист, забираясь в лифт.

Где он, пребывая в отстранении от внешнего мира, добрался до самого нижнего этажа, на который он вышел, чтобы до плутать до того момента в своих мыслях, чтобы решить в итоге, что всё случившееся на том эксперименте, где подопытный Никанор исчез бесследно вместе с испытуемой моделью, а вслед за ними пропал и сотрудник службы безопасности, есть факт случайного стечения обстоятельств, в некоторых моментах необъяснимых и имеющих конспирологическую подоплёку объяснений, если в этом замешаны конкурирующие структуры. Что, скорей всего, и привело к тому, что дальнейшие эксперименты с разрабатываемыми моделями были заморожены до момента обнаружения пропавшего Никанора с первой экспериментальной моделью «спутницы».

С чем категорически не хотел мириться программист. И он, как и всякий человек, если не такой уж учёный, но близко к этой области находящийся, не могущий ждать ни минуты промедления и ему плевать на осторожность, всякую мораль и всех видов этические правила, не стал ждать, когда всё образуется в деле поиска пропавшей модели, а взяв на себя все риски, приступил к новому этапу экспериментов уже с другой серией модели, названной им Анютой.

– Пусть они там, наверху, думают на этот счёт, что хотят, а я буду делать так, как считаю нужным. – Программист с этими мыслями решительно посмотрел наверх, сквозь бесконечную вереницу лестниц, что навело его на весьма здравую мысль – подниматься наверх по лестнице совсем не перспективная идея, и лучше воспользоваться лифтом. А как только он так разумно подумал, то вслед за этим он оглянулся по сторонам и не понял, а что он тут делает, когда ему нужно находиться совсем в другом месте.

– Вот так всегда, – окатило мыслью бросившегося в сторону лифтов программиста, – увлекусь какой-нибудь мыслью, а потом сам себя ищи, куда это я себя, с помощью её завёл. – С этим убеждением на свой счёт, программист добирается до лифта и благо на него много охотников нет, – лишь двое людей, судя по их форменной одежде и коробкам в руках, курьеров по доставке пиццы, – а это значит, что его на своём пути ждёт максимум одна остановка.

И только так себя воодушевил программист, зайдя в лифт, – а надо понимать, что для человека крайне торопящегося, любая мелочь, которая ведёт к задержке, не такая уж и мелочь, – как тут же началось то, чего больше всего боится и тревожится всякий спешащий человек – никем и в том числе и им непредсказуемые задержки. И ладно бы причиной для задержки послужила какая-нибудь весомая и значимая величина, например, энергетический коллапс, с полным обесточиванием света в здании, но тут причиной задержки движения стала какая-то, возникшая чуть ли на пустом месте, несогласованность действий всех вышеупомянутых пассажиров лифта, к которым как-то очень неожиданно добавилась одна пассажирка. И вот это её добавление к их, строго мужскому коллективу, и вызвало всё это замешательство и последующую задержку. Где все стоящие вокруг этой запоздалой гражданки, вероятно симпатичной наружности (так думалось программисту, оказавшемуся у неё за спиной) люди, стояли, соображали при виде этой гражданки, и всё не могли сообразить, кому первому взять в свои руки рычаги руководства этого средства передвижения, лифта.

Ну а когда проявляется такая нерешительность в действиях людей с виду вроде как решительных и настаивающих на этом, то берётся за дело тот, кого изначально и в расчёт не принимали. А именно эта неизвестная гражданка, которая постояла, постояла, да и подняла руку, с вытянутым пальцем на её острие и начала направлять его в сторону табло с кнопками.

И вот когда эта привлекательная гражданка, кого-то сильно собой напоминающая программисту, уже практически дотянулась до табло с кнопками, вдруг со стороны одного из пассажиров с коробками, того, кто повыше, доносится голос: «На тринадцатый этаж, пожалуйста», и палец девушки, ни смотря на то, что направлялся по совсем другому адресу, не смеет ослушаться и прижимается к этой указанной кнопке. После чего лифт срывается с места как прописано в его технических характеристиках, со скоростью несколько метров в пару, тройку секунд, и начинается свой подъём для каждых из находящихся в лифте людей. А то, что этот подъём для каждого из его пассажиров разнится, то тут дело не только в их различном само и мироощущении, а тут в дело вмешивается внешний фактор со всё той же неизвестной гражданкой, которая всё стоит в одном и том же положении, упираясь пальцем на кнопку и не пойми чего ждёт.

А эта её странность поведения по отношению к кнопке, само собой не может вызвать своего недоумения и соображений у её попутчиков, у которых и раньше имелись свои соображения насчёт непредсказуемого характера поведения представительниц женского пола и их несколькой не торопливости действий, жёстко ими и часто небезосновательно называемой тормознутостью, сейчас получив для себя новые подтверждения, заставила всех этих сторонних от гражданки людей, насмешливо начать выглядеть и всё в сторону этой гражданки, которая, быть может, тут совсем не причём, и всё происходящее с ней есть плод их воображения, или по крайней мере, лифт каким-то загадочным образом, так притягательно оказывает на неё давление. Что, немедленно сейчас и выясняется, когда эта гражданка высокой наружности, а с лица она до сих пор не видна программисту, обращается с волнительным заявлением: «Вы может не поверите, но меня не отпускает кнопка», к стоящему ближе всех к ней курьеру, который соизволил поинтересоваться у неё: А у вас что-то случилось?

И само собой никто и в особой частности программист, ни единому слову этой гражданки не поверили, посчитав её за большую выдумщицу. А вот для чего она это всё тут навыдумала, то совсем не трудно догадаться. Она хочет обратить на себя внимания кого-то из них, а для этого нет ничего лучшего, как выказать свою беспомощность и обратиться за помощью к так называемому сильному полу. И если этот счастливчик, всё это как надо поймёт и сообразит, то он, во-первых, выкажет себя разумным и достойным этой гражданки человеком, а, во-вторых, что можно было поставить и во-первых, он может рассчитывать на милую благодарность со стороны этой гражданки.

Ну а так как эта гражданка с этим заявлением о помощи обратилась не к программисту, а к тому лицу, которое её, скорей всего, и заинтересовало, то программист решил оставаться сторонним наблюдателем и непринуждённо смотреть на то как развиваются события в лифте между этими людьми. И естественно программист сразу подметил некоторые нестыковки в поведении этой гражданки, и несуразность, со своей невнимательностью и малой сообразительностью, ответного поведения этого курьера. Для которого всё происходящее с этой гражданкой, была не логически выстроенная комбинация для его завлечения, а он на всё происходящее с ней смотрит с позиции наивного простачка, и принимает всё ею сказанное на веру.

И если поначалу ответное поведение курьера по-своему внушало оптимизм у программиста, – он цепью умело расставленных вопросов, подвёл её к откровенности, сказанной ему на ушко (ловкач, что и говори, – так было подумал программист), – то когда он попытался из себя строить большого умника, сделав не укладывающееся ни в один помешанный на науке ум заявление: «Это, наверное, статическое напряжение вас держит», то, несмотря на то, что после этих слов гражданка была отпущена кнопкой лифта, программисту стало доподлинно ясно, насколько невежественен в деле науки этот курьер.

– Какое ещё статическое напряжение?! – чуть не тронулся здравым смыслом, ахнув про себя, программист, услышав такую несусветную безосновательность. – И если даже принять во внимание переполненность сердечным волнением разумение этого грамотея, явно решившего продемонстрировать этой гражданке свою учёность, и допустить возможность наличия здесь хоть какого-то статического напряжения, то пусть тогда объяснит, почему её область действия имеет такое точечное приложение. Хе-хе. – Усмехнулся про себя программист, уверенно прогнозируя невозможность такого доказательного исхода со стороны этого курьера. Правда, как только программист увидел какой проникновенной, до самых поджилок, улыбкой одарила гражданка этого курьера, то ему стало совсем не смешно. И он вдруг понял знаковую ошибку в своих расчётах точки приложения этого даже не статического, а динамического напряжения – точка его приложения находилась не на этой кнопке, а несколько повыше, в области сердца, которое сейчас протяжно ущемило его.

И за всем этим ущемлением себя, программист и не сразу заметил себя стоящим у лифта. А как только он это обнаружил, то было несколько поздно возвращаться назад, тем более, как он, обернувшись, заметил, то те два курьера стояли рядом с ним и чего-то ждали.

– Вам куда? – вдруг и непонятно из каких-таких соображений, задаётся вопросом программист к одному из курьеров. На что следует единственно правильный ответ в таких случаях. – Не знаю. – И на этом можно было и закончить этого кратковременное знакомство, если бы спрошенный программистом курьер, своим вопросительным кивком в сторону своего напарника, тем самым не дал возможность продолжить их даже не знакомство, а чёрт знает что. И напарник высокого курьера, к кому обратился с этим недальновидным вопросом программист, оказался более сведущ в этом вопросе, и как оказывается в итоге, и это подтверждает вслух программист, то им всем по пути.

Но что всё это для каждого из них значит, никто пока что не может однозначно понять, и оттого они идут в нужную им сторону в полном молчании, иногда сбиваясь со своей молчаливой мысли при встрече со встречными людьми. И вот когда ими всеми достигается конечный пункт назначения, – дверь одного из офисных помещений, – то лишь тогда их пути дорожки расходятся.

И программист, сам не зная почему, столько потратив времени своего внимания к этим типам, а точнее к высокому курьеру, когда у него столько сверхважных и неотложных дел, как только увидел с другой стороны внутреннюю жизнь того самого знакового офиса, за чьей обыденностью он вёл столько времени наблюдение из окна своего тщательно законспирированного кабинета, то он в момент обо всём произошедшим с ним в лифте забыл и полностью погрузился в свои заботы по поиску куда-то запропастившейся опытной модели.

Для этих целей он, для того чтобы ему никто не мешал и сам он не стал ни для кого помехой в этом зале, переполненном находящимся в броуновском движении людьми, отошёл в сторону, к одной из стен, где оперевшись спиной на стену, вынув из кармана пиджака явно технически сложный прибор, размером с умный телефон и экраном на всю его лицевую часть, принялся с помощью пальцев руки, которыми он начал тыкать по экрану этого аппарата, пытаться отыскать свою потерянную подопытную (а все серьёзные исследования, испокон веков и до нашего прогрессивного времени, только так и проводятся, методом тыка).

И, судя по всему, а именно по экрану этого аппарата, на котором среди множества серых и чёрных точек высветилась одна красная, то программист был не так безуспешен в своих поисках. Когда же эта красная точка высветилась на экране его умного устройства, локатора, то он оторвал свой взгляд от экрана локатора и бросил его в сторону зала, в желании воочию отыскать объект своего поиска. Но здесь оказалось куда как сложнее это сделать, когда вокруг происходит такое, даже не движение, «движуха» (бывают и случаются такие ситуации, когда при их освоении словом в обозначении, лучше обратить свой взгляд в сторону сленга, а иначе, при использовании академического обозначения, будет утеряна вся знаковая изюминка этого события, и для всего происходящего будет невосполнимой утратой не подтверждение знаковым словом того что было), вызванная прибытием курьеров, доставивших для этих работников умственного труда свой перекус на обед, названный почему-то ланчем (что б меньше жрали и тратили времени на него).

В общем, все эти люди умственного труда, которым тоже иногда нужно двигаться (а то можно вслед за ногами застояться в мыслях), а тут они к тому же были мотивированны журчанием своих животов, как только прибыли курьеры с коробками пиццы, побросали все свои дела и, забыв о цифрах над которыми они всё дообеденное время корпели, по вскакивали со своих мест и, не разбирая дороги, бросились навстречу желанию своих желудков.

И вот программисту и предстояло из этого сумбура направленных в одну сторону желаний этих людей, отыскать ту, кто на экране его технически сложного устройства отслеживался и освещался красной точкой (всего вероятней, на отслеживаемой модели был закреплён отслеживающий её локатор-жучок), а именно модель спутницы «Анюту». Что всё-таки совсем не сложно будет сделать, даже несмотря на стоящий здесь бедлам, когда у тебя в руках есть такой отслеживающий каждый её шаг и её перемещение в пространстве прибор и когда ты знаешь, как выглядит в действительности эта Анюта.

Но тогда почему её потеря вызвала такой перепуг в лице программиста в самом начале, и почему он сейчас, обнаружив её на экране своего устройства, не приобрёл в себе уверенности, ну и последний вопрос, возможно, самый главный: Отчего вдруг возникли все эти вопросы, если всё так с этой Анютой очевидно? Или всё-таки мы не всё об этом проекте знаем, и значит, не всё так очевидно. А вот это уже что-то.

И как вскоре всеми нами выяснится, но только после небольшого, с главу, памятливого отступления, то в данном вопросе есть своя неочевидная недосказанность. А именно то, что с реальным воплощением виртуальной модели Анюты, программист не был окончательно ещё ознакомлен – он доверил печатающей машине, то есть принтеру, на которых в наш просвещённый научно-техническим прогрессом век, только и печатают всякий эксклюзив, чтобы значит, конкуренты раньше времени, то есть пока не был запатентован этот технический продукт, не своровали технологии его построения, нужно довести до своего логического ума последние внешние контуры этой серии модели «спутницы».

Так, по крайней мере, можно было и была сделана попытка объяснить эту его растерянность и отчасти несобранность. Хотя это объяснение и не объяснение в общем, разве может вот так безответственно и отчасти халатно подходить к своим обязанностям человек, с научным складом ума, который облачён столькими обязательствами и в чьём подчинении находится целая реальная лаборатория и тут же в компьютере, виртуальный мир. Да и вообще, всё это звучит как-то достаточно несуразно и притянуто за уши. И всего вероятней, даже если принять во внимание то, что люди с научными степенями и таким же образом жизни, часто ведут себя необъяснимо для далёкого от всех этих наук человека, а бывает и так, что их поведение и поступки не укладываются ни в какие разумные ворота и даже осуждаемы обществом, считающим, что этот господин учёный окончательно свихнулся или у него винтики развинтились, программист и сам не знает, чего хочет, вот и придумывает для себя и для окружающих людей, разного рода головоломки и как его там называется на его компьютерном языке…А! Квесты и аркады.

Но при этом всё-таки наш программист очень скромный человек, раз держит своё имя в секрете, а также гениальный и отчасти бесстрашный человек, раз решил подвергнуть опасности не только сторонних людей, но и в первую очередь себя, протестировав работу новой серии модели, в том числе и на себе. Вот почему эта серия модели «спутницы», была выпущена в поле на испытания не из рабочего кабинета программиста, а из совершенно другого места – он нажал кнопку на клавиатуре и тем самым включил Анюту и заодно открыл дверь секретного кабинета, где своего часа и выхода в люди ждала Анюта.

Вот она и дождалась своего часа, если к ней такое обращение будет уместно произносить. Ну а с другой стороны наблюдаемого пространства нахождения программиста, уже он ждал этой встречи, наметив для себя направление внимания и, убрав обратно в карман свой отслеживающий каждое её движение прибор.