Читать книгу Keep out - Игорь Святкин - Страница 1

В городе для молодежи 1жили мои самые лучшие мечты.

Впервые я побывал здесь в детстве и очень влюбился. Лил слезы даже, когда уезжал.

Пересматривая фотографии моей первой поездки в город в шестьдесят втором году, всегда вспоминаю одну и ту же картину: я с мамой на поезде подъезжаем к станции. Мы так радуемся, мы счастливы. С одной стороны гремит и грохочет оживленный город. С другой стороны возвышается гигант-лес – Вудлэнд.

Мы сходим с поезда, и к нам летит незнакомый молодой парень в красной кепке. «Позвольте, багаж!» – говорит он вежливо. Идет с нами до ближайшего такси, и лицо его пылает счастьем, видя наше счастье. Горю, хочу скорее ворваться в город. Кажется, что это самый добрый, самый красивый город в мире. Стоит лишь попасть в беду, сразу найдется спасатель (я считал парня в красном «героем»; впрочем, я всех встречавшихся прохожих тогда считал «героями» и «героинями», больно уж они были красиво одеты). Мама передает «спасителю» бумажки, и мы едем в центр.

Стук, гул, свист – всё как на волшебной фабрике, образовывают вечную музыку, тончайшую мелодию города. Я люблю это. Он сверкает сотнями афиш, будто каждый день что-то празднует. Цветные огоньки заставляют меня представлять Рождество.

Мы заходим в большущее здание (издательство «Бэт Янг»), на первом этаже которого управляющие-бездельники (добродушные и веселые ребята) с видом знатоков мод кричат в нашу сторону: «Мамаша, вы из 40-ых!», видя ее квадратное старомодное платье.

Множество кабинетов, стучащих кнопок и громких выкриков среди всеобщего гула. Это на меня действует угнетающе. Поэтому удираю как сумасшедший от матери, когда она увлекается беседою с кем-то. Запрыгиваю в лифт, еду на крышу. На крыше люди смотрят в бинокли. Достаю блокнот и рисую свою картину Города для молодежи. Освобождается место с биноклем, осматриваю детально строения и дороги. Сколько домов! Высоты! Всё сияет и переливается.

Обещаю сам себе, что когда-нибудь куплю вон тот милый, милый домик, приглядевшийся мне, что сверкает серебристой крышей. Далеко, в жилом районе.

Разглядываю девочку, резвящуюся на качелях возле приглянувшегося мне дома. Она в белом шелковистом платьице кажется ангелом. И я влюбляюсь в эту девочку – мне 10 лет, и ей где-то также. Или, по крайней мере, думаю, что влюбляюсь… Мистер такой-то строит дом своей мечты…

С тех пор прошло много лет…

* * *

Эту точку на карте сами жители называют циркулирующим двигателем прогресса; маленьким, да удаленьким; американской мечтой во плоти.

А знаете, если приглядеться, здесь нет ничего необычного. И сотни других городов различных стран мира провозгласили бы себя гарантами прогресса, да смелости не хватает или ведут себя скромнее.

С высоты птичьего полета городок напоминает пирамиду. Центр его – ее вершина с серебристо-черным металлическим оттенком (сама вершина удивительно играет на солнце стекляшками), а края, словно надежное ее основание, пестрят красотою вкуса, но не отличаются высотностью строений.

Центр просто кишит новейшими техническими уловками. «Не отставай!» – призывает гигантский телевизор и множество маленьких его братьев. И мы, вечно молодые, вечно целеустремленные, вечно жестокие, но и вечно оптимистичные, идем, идем, идем. И вечно хотим опередить время, что приводит зачастую к печальным последствиям и разочарованиям в финале. «Этого ли нам хотелось?»

На краю, впрочем, шума поменьше, и поспокойнее. Здесь сквозь деревья просачиваются прямые полосы узеньких дорог. В ряд стоят частные домики. Каждый сооружен по вкусу и кошельку покупателя. Многие друг друга знают, регулярно общаются, работают вместе и сживаются. Словом, маленькая деревушка с общим сердцем. Слышны веселые детские говоры, пахнет зеленью или жареными сосисками в погожий день, ежедневно почтальон на велосипеде развозит газеты. Не хватает только Дэйла Купера, чтоб встряхнуть запылившиеся мозги доброжелательных обывателей. Как жаль, что он остановился в Твин Пикс.

Вы редко увидите пешком гуляющих людей даже на периферии Города для молодежи. Все при машинах. Всё на машинах. Совсем недавно еще мотоциклы были в моде, а сейчас мода на четырехколесное безвкусие: универсалки да скучные седаны без стиля. Велосипеды вымирают – вы слышите? Хотя, признаюсь, я вас немного запугиваю. Это просто научная статистика, результат забавного молодежного исследования. В этом году (2008 год), оказывается, возросло количество личного автотранспорта на пять тысяч штук относительно 2007-го (какой прирост!); количество велосипедов, замеченных возле школы имени N (называть ее не хочу), с восьми утра до шести вечера сократилось на десять штук (относительно 2007-го). И так далее. Количество жителей – константа. С машинами-то всё ясно, не пойму только, как они с велосипедами рассчитали? Зачем? Пойди теперь скажи им.

Если вы мечтаете о лучшей жизни, желаете день и ночь трудиться во благо высшей и главной цели (какие высокие слова!), то дорога в Город для молодежи должна вспыхнуть зелеными неоновыми огнями, очень привлекательными. Промелькнет вывеска, и на лице зажжется улыбка предвкушения.

Я знаю, где обитает настоящая работа в этом городе – просто лакомый кусочек, а не работа. Там трудятся (и гордятся этим) старшие Хиллы и Хьюзы, примерные семьи, дети которых нас сегодня интересуют. Дети, ровесники 16 лет, нашли не самую привлекательную подработку в этом городе – в тонущей шхуне, именуемой пиццерией «Две двойки». Работа представляет собою деятельность, которую вкратце и качественно охарактеризуем как курьерство и тирания.

А вот, пожалуй, и те, кого мы ищем. Стоит о ком-то заговорить, так он появляется. Тихо! Слышу громкий смех. Спускаюсь с небес на землю. Послушаю. И вы послушайте. Идут и хохочут на всю улицу парень и девушка. Зовут их Мартином Хиллом и Розалитой Хьюз. Болтают туда-сюда походными сумками и лопают мороженое.

«Я буду Бонни, а ты Клайдом!»

«Это еще зачем?»

«Затем, чтобы все нас боялись!»

В этом году дети впервые решились опробовать прелести загородного лагеря. Раньше всеми руками и ногами отмахивались, объясняя, что вудлэндский лагерь «Глубоколесье2» скучнее некуда, что легче умереть сразу и быстро, чем долго и мучительно в этом ничтожном лагере, а сейчас вдруг сами захотели.

Утро еще, а жара – за тридцать по Цельсию. Автобус ждет ребят на другом конце города.

Ой, не успел оглянуться!.. Вон! Впереди желтеется. Время бежит незаметно, когда его проводишь весело.

Наши ребята запрыгивают в автобус и пытаются отдышаться после невольной пробежки. Ребята в автобусе глядят на опоздавших с явным презрением. Но миссис Доусон, водитель автобуса, обходится с нашими героями вежливо, снисходительно и даже о причине задержки не упоминает. Она желает всем приятной поездки и запускает двигатель. Классическое радио поет Кэта Стивенса, композицию «Отец и сын».

Совсем недолго мерцают городские картины, затем – табличка «Вы покидаете Город для молодежи», затем – такая красивая и манящая природа, миллионы сосен, каждая из которых пытается что-то о себе рассказать, чтобы дети полюбовались, какой прелестной и стройной красавицей она выросла.

Машина тащится как черепаха, едва перешагивая рубеж в тридцать пять миль в час. Невыносимая жара содействует процветанию всеобщей нервозности. Холодная вода ценится на вес золота. Болтовня не стихает. Разговоры о разном не стихают.

Вечером, когда жара начинает понемногу отступать, автобус с подростками въезжает в самую чащу обширных лесов Вудлэнда. Дорога с желтой разметкой петляет между деревьев около часа. Наконец вывеска. Автобус останавливается на стоянке возле главного здания лагеря. Усталые и голодные дети выходят на улицу, где их давно ждут директор Рэй Коппинг в официальном костюме с бутоньеркой и клоунской улыбкой (будто бы пытаясь копировать старомодных эксцентричных персонажей) и главная вожатая Кейт.

– Ребята! Послушайте! Встаньте по два человека. Тише, тише! – перекрикивает Кейт.

С недовольным мычанием пыльных лиц, бурчанием похудевших желудков и всеобщей базарней, которая случается разве что в момент распродажи в «Мэйсис», подростки спешат занять свои места в спальных комнатах. Кейт еще раз заходит – приносит местную брошюру «Глубоколесье» и читает лекцию о том, в какое распрекрасное место мы все попали.

Да, здесь и вправду мило, на самом деле… Со стороны столовой тянет чем-то божественно вкусным, манящим… Котлеты, по-моему, с горячей сочной подливой, картошка фри, хот-доги, стейки… На вопрос одного из прибывших «Когда мы будем кушать?» в ответ звучит «Завтра». Утверждается, что новобранцы, дескать, упустили свой шанс подкрепиться, приехав в лагерь в девять. Таким образом, ужин принадлежит желудкам персонала. Им на ночь есть разрешается. Причина: состоятельность их как личностей и состоятельность их животов как сильных, беспринципных систем.

Мальчиков и девочек распределяют соответственно в комнаты отдыха для мальчиков и девочек.

Мартин расположился. Досталась кровать ближе к окнам. В минуту, когда выкладывал вещи из небольшой походной сумки, жутко пожалел, что согласился на эту поездку. «Вот зачем? Зачем?» – повторял он мысленно.

В двух метрах двое чуть не подрались за место. Другие несли какую-то ерунду, лишь бы поддержать шум. Третьи добавляли в водоворот музыку сомнительного качества и во многом нулевого содержания. Четвертые ходили взад-вперед в поисках высшей цели. Пятым не терпелось вонзиться во всех глазами и изучать.

Открыл брошюрку. Ничего интересного. Изрядно посмеялся над слабостью местных редакторов. Собственнолично обнаружил три грамматические ошибки, хотя, кажется, никогда не считал себя в этом деле специалистом. Газетами и журналами не слишком увлекался. Так, в основном по мелким надобностям, по случайности. Вся прелесть чтения доставалась Розалите – подруге детства, она любила читать. Небось, дура печатала – лишь бы, лишь бы. От яркости глаза заболели – бросил прочь.

Стянул с себя пыльные кеды, носки тоже снял. Пошел освежиться в душевую комнату. В коридоре столкнулся с улыбающейся Роззи, она вышла с той же целью. Два полотенца с собой прихватила и чистое белье, о чем совсем забыл Марти. Он вернулся в душевую вторично в изношенных отцовских тапках с полотенцем и грязными носками. Левее – кабинки для девочек, прямо – для мальчиков. Обнаружив свободную кабинку, зашел.

Теплая вода казалась прохладной. Он вспомнил утомительную беседу, совершенно бессмысленную, которая велась в автобусе. Что странного? Человек пять ребят решили сотрудничать. Это была некая игра во взрослую жизнь с претензией на реальные ставки. Целью ребят было раскрутить лагерь «Глубоколесье». Вряд ли кто знает, что они имели в виду под «раскручиванием», и как оно выглядело в их воображении, но деловой разговор их был по-настоящему оживленным.

«А моя доля?»

«Мне 15 процентов!»

«С черта ли тебе 15 процентов?»

В общем, чистые формальности, остаточная часть будущего дела.

Кто-то в душевой предлагал другому идеи на миллионы, но Мартин почему-то отчетливо понимал, что это не вундеркинды.

Марти принял душ и успокоился. Грязь и обиды были успешно смыты. Но внутри всё-таки осталась мелкая соринка, визг протеста. Он оделся и вышел из кабинки, когда в душевой уже никого не было.

– Тринадцатилетние бизнесмены – успех в каждый дом, – произнес он шепотом и беззаботно хохотнул.

Поглядел в зеркало. Усталый. Кажется, уголки глаз опустились еще сильнее, чем вчера. Присмотрелся внимательнее, представил себя старше. «Наверное, глаза совсем сползут вниз. То ли грущу так много, то ли делаю уйму добрых дел, – думал он. – Почему люди стали так рано взрослеть? У ребят моего возраста морды как у тридцатилетних!» Искусственно попытался изобразить на своем лбу морщинки и разглядеть, какие они. Если прямые, значит, правильно живешь. Если кусками и кривые, значит, непостоянен, взбалмошен. Оскалил зубы. Попытался красиво улыбнуться, как в кино делают. Вот, губы должны выражать неподдельную простоту улыбки, а зубы вставать прямой линией. Естественнее. Из тебя будто вытягивают. Улыбнись! Представь себе счастье. Вспомни лучший момент в своей жизни. Свободнее! Легче! Вот, так и держи.

Вроде получилось поначалу, а потом вкривь и вкось. Плюнул на это дело. Опять засмотрелся на свое отражение. Нос большой. Ну правда! Большой нос. А может, он просто отражается неправильно: освещение плохое или еще что-нибудь? Да нет, не в освещении дело. Большой нос, картошкой. Поставил себе на кончик пипки прищепку из пальцев. Может, исправится, вернется. Спустя десять секунд отпустил зажимы. Вроде лучше стал, да. Отличный носик, забавная мордашка!

Вышел в коридор с легкой улыбкою, хотел поискать столовую. Запахи, запахи! А тут, как назло, Кейт мимо прошла. Сказала, чтоб закруглялся, и проводила до самых дверей комнаты отдыха. А ведь не ел ничего с утра.

Расправил свою кровать, вынул из рюкзака спальные принадлежности и быстренько на себя натянул. Завалился на кровать и открыл свою тетрадку.

Эта тетрадь была со школы, для геометрии. «Исписана на 85 процентов» – заметил он про себя. Решил сегодня утром прихватить ее с собой, чтоб можно было покалякать чего-нибудь в минуты едкой скуки. Хотел еще попрактиковаться рисовать лица и структуру многоквартирного дома. А сам взялся чертить названия всяких предметов объемными буквами. Нарисовал букву, обвел контуром. Это было одно из старых проверенных средств развлечения.

Сначала юноша нарисовал «В-У-Д-Л-Э-Н-Д», потом «Г-Л-У-Б-О-К-О-Л-Е-С-Ь-Е», еще потом «Ф-Е-Р-Р-А-Р-И» (потому что в брошюрке «Глубоколесье» фотографию увидел). Под фотографией красного спорткара было написано: «Владелец «Феррари» модели «288 GTO», помощник директора «Глубоколесья», Джейк Вэйн, подарил свою машину лагерю и одновременно признался в убийстве, 1984 год». Какая-то странная история двадцатипятилетней давности. Потом увлекся, добавил «Д-Ж-Е-Й-К – – В-Э-Й-Н». Своего рода герой этого вечера. Может быть, он Робин Гуд? У этого Вэйна теперь икота, если жив еще.

Изображая портрет вожатой Кейт, которая выглядела довольно мило, Мартин вспомнил о самом важном для себя вопросе и задумался, стоит ли рисовать девушку, которую он любит уже несколько лет. Нет, это не Роззи (как можно было почему-то подумать); это знаменитая актриса, звезда кино – Келли Сэд3. Представил себе цветной портрет Келли на чистой странице этой тетради. Ниже можно было изобразить любимое имя в обрамлении сердечек. «Актриса Келли Сэд! Любимая и лучшая! Нарисовать бы на бумаге и мечтать, мечтать… Любить и восхищаться» – думал Марти.

Мартину не хотелось, чтобы кто-то увлекся этим вопросом так же, как он, постольку, поскольку у него были по этому поводу некоторые надежды на будущее: встретить когда-нибудь Келли и жениться на ней.

Убрал карандаш в сторону, пролистал тетрадь обратно до первой страницы. «Тетрадь по геометрии Мартина Хилла, 2007–08 г.» Вспомнил, как сидел с Роззи на первом уроке в новом учебном году. Опрятные, готовые к новым полетам мысли, судя по почерку. Сидели тихо, не отвлекались. Серьезные. Выводили каждую букву в новых тетрадках. «Уже никто в тетрадях не пишет!» – жаловалась Роззи учителю, но учитель был, как это называется, старомоден, и не признавал никакой электронной техники.

Пролистал страницы, увидел надпись «К-А-Н-И-К-У-Л-Ы», всячески обрисованную для придачи желанного вида. «Последний урок!» – кричала тогда душа. Вылетали с Роззи прочь со школы и, вдыхая горячий воздух, мчались домой. Возле дома родные зеленые листочки старых и молодых дерев пахли весенней свежестью. «Свобода! Свобода! – кричали. – Гуляй, сколько вздумается!»

«Какое и в каком кинотеатре вы хотите посмотреть сегодня вечером кино?» – спрашивал Мартин у Розалиты.

«Черную полосу»4, с вами и у вас дома!» – хихикала Роззи.

Марти закрыл тетрадь, и на душе у него загорелся маленький костер. «Как хорошо, когда есть, что вспомнить», – подумал он.

Нырнул под одеяло. В лагере будет интересно, и всё будет хорошо: свежий воздух, красивая природа, здоровый образ жизни и вкусные завтраки. (То, что и предлагалось.) Распорядок дня в лагере имел рекомендательный характер (это был немного странный лагерь), так что, в принципе, он, как взрослый парень при желании мог о нем забыть и заняться чем вздумается. Запах вкусной еды до сих пор соблазнял; дали бы шанс – рванулся бы со всех ног в столовую. «Жаль вот только, что нет разделения по возрастам, – лезла мысль в голову Мартину. – Из-за нескончаемой трещотки младших начинаю обо всём жалеть».

Отбой.

Мартин любил фантазировать. Представлять себя персонажем какого-нибудь вымышленного героического спектакля. Кто из парней (или девушек) так не делал? Заветною мечтою Мартина было учиться со своим кумиром Келли Сэд в одной школе (хотя она старше его и давно окончила школу), сидеть с ней за одной партой, узнавать ее, говорить с ней, глядеть на нее. Спать пока не хотелось, поэтому стал мысленно рисовать.

Вообразил один из школьных дней, раннюю весну.

Сидит за последней партой. Солнце бешено палит в глаза, он щурится, ему это даже нравится. Сегодня любимая Келли Сэд не с ним – она почему-то в другом классе. Жутко по ней скучает. Беспорядочно рисует карандашом какие-то значки в рабочей тетради, учитель что-то шепчет впереди. Ложится на парту, глаза прикрывает. Мелькают разноцветные точки, черно-желтый фон.

Дремлет. Думает о том, как рванет с Келли по лужам после звонка. (Надо ее будет просто найти после урока.) Еще чуть-чуть, и домой. Уверен, что она тоже о нем думает.

Потом разглядывает впереди сидящих. Один – без умолку что-то щебечет, тянет руку, чертит треугольники на доске. Другая – красится, строчит сообщения. Хохотушка. Красивая, но пустая. Красивая, но к ней не тянет. Третьи в роли копирки – списывают бездумно с доски. Четвертым на всё наплевать, и они занимаются своими делами. А у самого на лице периодически играет улыбка. Начинает рассматривать персонажей по новому кругу. Этот до сих пор болтает, болтает и болтает. Сколько же можно? Не выпускает из рук угольник – всё что-то чертит, подчеркивает, зачеркивает. Та в зеркальце смотрит. Вдруг оборачивается, будто знает, что поймает твой взгляд. Вздрагиваешь, она бесшумно хихикает. Третьи позиций не меняют. Четвертым плевать. Как же тянется время, когда ты в разлуке с любовью!

Внезапно грохот. Тревога. В школе пожар. Все вскакивают, кричат, мчатся на улицу. Шумиха, толкотня. Мартин ищет ее глазами. Должна быть на другом конце коридора, не видно. Выходит на улицу последним. Охватывает толпу быстрым взглядом – пытается отыскать свое сокровище. Нигде нет.

– Стой! Вернись! Ты же сгоришь! – кричат ему в спину, когда он устремляется обратно в западню. – Ты же сгоришь! Стой! Дурак! – кричат ему вслед. И не пытается слушать.

Мчится наверх, орет, зовет ее. Она не отвечает.

– Где ты? Отзовись, пожалуйста! Где ты? – кричит без устали.

Проверяет все кабинеты. Выбивает закрытые двери. Всё в дыму.

Начинает задыхаться. Голова кругом.

Ноги подкашиваются.

Не может кричать. Голос охрип.

Последняя дверь.

Не поддается. Никак.

Удар. Еще удар. Еще десяток. Скрипит. Огонь льется с лица. Разум начинает поддаваться бреду.

Бух! Есть! Хрустнула! Еще чуть-чуть!

Бух! Бух! Бух! Последний вопль! Сдавайся!

Бах!

Видит ее. Без сознания. Берет на руки.

Уже в коридоре. Этажом ниже. Быстрее. Быстрее!! Сейчас всё рухнет! Бежать! Быстрее!!

Огонь. Треск. Свист. Пламя.

«Не дыши! Не дыши! Прижмись поближе! Дверь! Близко! Близко! Потерпи!»

Бах! Свобода. Солнце в глаза. Вспышка.

Спасена! Группа пожарных, бегущая к ним навстречу.

«А он настоящий герой – спас девушку от верной погибели!»

«Герой! Он герой!» – кричат люди.

И тут внезапно как бы удар по затылку. Силы ушли, энергия вытекла. Дело сделано, она спасена! Он уже не может стоять на ногах. В ушах звон. Контузия. Обессиленный падает…

В любви всегда хотим мы быть героями.

На этом и заснул.