Читать книгу Невский Дозор - Игорь Вардунас - Страница 5

В основном в свободное от выездов на места оперативных мероприятий время я просто бродил по гранитному городу, забросив штатив с камерой на плечо и чувствуя себя эдаким Дзигой Вертовым[2]. Мне нравилось наблюдать за людьми, ловить мгновения их жизни, словно мошкару в янтарь, запечатлевая их на бумаге или на многочисленных картах памяти моих фотоаппаратов.

Но моим любимым героем, вне всяких сомнений, являлся Петербург. Город, в котором я прожил всю свою человеческую и Иную жизни, был не простым. Тяжелым, кровавым, пасмурным, проклятым и проклинаемым бессчетное количество раз душами, которые поглотил. Даже развоплощенным[3]. Но все же таким бесконечно прекрасным. Насквозь пронизанный черной пульсирующей веной волнующейся под многочисленными мостами и мостиками Невы.

Город, разрываемый между Светом и Тьмой. Наполненный не прекращающейся борьбой, которую не замечали обычные смертные, лишь чувствуя эмоциями эхо тысячелетней войны. Проспекты и кварталы были поделены на территории влияния. Центр принадлежал Светлым, в то время как небольшие районы на окраинах полностью отводились под охотничьи угодья вампиров.

Оборотни, ведьмы, вурдалаки и волшебники, святые и проклятые вели свой нескончаемый бой, тем самым заставляя стороны Света и Тьмы вновь балансировать и вновь уравниваться, если в определенном случае в дело вмешивалась Инквизиция или внезапно не появлялось Зеркало.

Как-то однажды шагая в сторону Сенной площади, я вспомнил, как наступил серьезный перевес между сторонами, когда в город были завезены облюбованные туристами знаменитые сфинксы, установленные на невской набережной. Напитанные могучей, таинственной магией загадочные каменные существа, несущие на себе отпечаток далекой цивилизации, сильно подпитали Темных. Силой чудовищной и невероятной. Но те не смогли ее укротить, и все закончилось грандиозным побоищем на Марсовом поле между обнаглевшими Темными и только-только появившимся в городе Ночным Дозором, после чего Светлым еще несколько месяцев пришлось кропотливо восстанавливать пошатнувшуюся ауру Летнего сада.

Сколько крови было пролито. Город с накопленной вековой жадностью впитал ее всю до последней капли.

Но, как любой Иной, я люблю этот мрачный монолит. Люблю соленый воздух. Пульсирующую концентрацию Силы. И город отвечает мне взаимностью, открывая все новые и новые мотивы для вдохновения. Любовь Петербурга было непросто заслужить. Его нужно было чувствовать.

От раздумий меня отвлек звонок в дверь. Посмотрев на часы, я ухмыльнулся – интуиция Иного не подвела, Паша, а это мог быть только он, действительно опоздал на десять минут.

– Здорово. Пробки, – снимая мотоциклетный шлем, из-под которого по плечам, обтянутым наглухо застегнутой кожаной курткой, заструились светлые волосы, приветствовал Паша. Наш штатный курьер, а проще говоря, мальчик на побегушках у Драгомыслова. Уровень у него был смешной, может, поэтому Павел старался держаться с магами повыше рангом по-свойски, даже иногда панибратски, но в целом на своем месте он приносил пользу, никогда не хамил, просто слишком уж часто напоминал шкодливого задиристого подростка, вырвавшегося на волю из-под надзора дотошных родителей. – Так. Вот пропуск на Петровский, а вот фотокорровское удостоверение. Трибуна… трибуна… а, сам найдешь.

– Найду, спасибо.

Я взял у него документы и собирался уже закрыть дверь, но парень не торопился уходить, мялся, сжимая под мышкой шлем и явно хотел чего-то еще.

– Ну?

– Слушай, так чего там насчет Лизки, а? Ну, для Контакта? – спросил Паша. – Ты обещал вроде?

Ох уж эта молодежь.

– Сказал же, сделаю, – смутно пообещал я. – Может, на следующей неделе, посмотрим. Видишь, Драгомыслов по работе гоняет.

– Ага, работа, – усмехнулся Пашка, убирая волосы и напяливая шлем. – Я бы тоже на халяву футбол посмотрел. «Зенит» – «Спартак», это ж мясо! Ладно, бывай!

Уже почти закрыв дверь я успел увидеть, как паренек запрыгнул в седло старенького мотороллера, дал газу, выплюнув при этом клуб вонючего синего дыма, и выехал на улицу. Этот тарантас был предметом вечных насмешек и подколов некоторых сотрудников, но Паша спуску не давал, и порой над их беззлобными перепалками посмеивались все в нашем отделе.

Я поспешил закрыть дверь и посмотрел на аккредитации в своих руках. Футбол – значит, футбол. Как там пели «Queen», «We Will Rock You». Надев пальто, я закинул на плечо сумку с камерой и ненадолго застыл на месте, блуждая рассеянным взглядом по вещам, разбросанным на тумбочке в прихожей. После чего открыл ящик тумбочки и достал небольшую белую горошину.

Амулет с привязанным к нему заклинанием «Око мага», подарок одного приятеля. Интуиция подсказывала мне прихватить амулет с собой. И, как всякий Иной, своей интуиции я всегда доверял.

«Зенит» – «Спартак», это ж мясо!

Что-то в словах Павла мне очень не понравилось.

Памятуя о выпитом вчера пиве и предупреждении курьера о пробках, я решил не искушать судьбу и поехал на метро. Вскоре я оказался на краю платформы, подпираемый галдящей толпой футбольных фанатов. Нет, они не хулиганили и не горланили кричалки. Пока что это были обычные люди, обуреваемые предвкушением праздника.

Как правило, результаты крупных спортивных соревнований просчитывались конторами заранее. Дневной и Ночной Дозоры всегда были в курсе, если очередной футбольный матч закончится потасовкой, которая непременно повлечет за собой неконтролируемый выплеск в Сумрак негативных или позитивных эмоций, подпитывая собой не только синий мох, но и других охотников поживиться халявной энергией. И не только энергией. Просчитав линии вероятностей, кое-кто из нечистых на руку сотрудников Дозоров вполне мог бы получить приличную прибавку к жалованью, сделав удачную ставку на исход игры. Конечно, Светлые Иные на такое были не способны, а вот Темные не брезговали урвать жирный куш, хотя случалось такое не часто. Поэтому руководство не обращало особого внимания на подобные приработки подчиненных. Дела людей всегда остаются их личными делами, будь то счастливые или трагичные моменты. Мы не вмешиваемся в их историю.

На выходе из «Спортивной» мне пришлось потолкаться. Болельщики не собирались в большие группы, ведь подобные скопления сразу же привлекали к себе внимание сотрудников полиции, дежуривших в этот день практически на каждом углу. Так что мне приходилось лавировать между мужчин спортивного телосложения, демонстративно делающих вид, что они друг с другом не знакомы. Но не нужно обладать способностями Иного, чтобы понять, что все они сядут единой «грядкой»[4] и затянут древнюю как мир «Шалалай-ла».

– Шалалай-ла, шалалай-ла, вперед, «Зенит»!

– Просьба не задерживаться при входе и выходе с эскалатора! Вставайте рядом на ступеньках! – Голос дежурной, полноватой женщины в форменном сером пиджаке и красной пилотке, метался эхом под низкими сводами вестибюля метро. Болельщики послушно забивали механическую лестницу, улыбались друг другу и потихоньку демонстрировали окружающим фанатскую атрибутику: сине-бело-голубые бадлоны, шарфы и футболки.

Глядя на них, я вспомнил, как много лет назад я и сам любил посещать футбольные матчи. Хотя тогда все было иначе. Тогда «Зенит» играл на стадионе имени Кирова, ныне закрытом на реконструкцию, и если верить линиям вероятности, откроется он еще не скоро. Тогда большая часть зрителей на трибунах состояла из скучающих семей, коротавших свободное время между посещениями аттракционов в чехословацком луна-парке, обосновавшемся по соседству со стадионом.

Обычно в целях экономии я брал билет на сороковой, «детский» сектор. Вокруг меня сидели обычные люди, грызли семечки и попивали тишком портвейн через соломинку. Никаких флагов или пускания «волн» на трибунах. Тогда подобное поведение считалось некультурным и даже хулиганским. Сложно поверить, но за одно только громкое подбадривание любимой команды можно было оказаться в отделении милиции.

Сейчас же все стало совсем иначе. На футбол ходили большими компаниями, предварительно собираясь в пабах или кабаках и накачиваясь там пивом. После чего с песнями и флагами выдвигались в сторону стадиона.

Если подняться на вертолете и посмотреть на стадион с высоты птичьего полета, подумал я, то раскинувшаяся на земле панорама будет напоминать один из клипов немецкой рок-группы «Rammstein». Сотни или даже тысячи маленьких букашек собираются в единую бурлящую сине-бело-голубую реку, которая позже распадается у турникетов на входе на десятки ручейков, утекающих внутрь стадиона.

Тем временем людской поток уже вынес меня из чрева метро на поверхность. Подъезды к стадиону, как это обычно и бывало, были перекрыты кортежами ОМОНа, поэтому я только порадовался своему решению не брать машину. Вместе со мной на стадион тянулись галдящие возбужденные толпы. Людские эмоции выплескивались через край. Сегодня сумеречный мох наестся досыта.

– Травка зеленеет, солнышко блестит, самый лучший в мире футбольный клуб «Зенит»! – заорал кто-то у меня над ухом, заставив вздрогнуть от неожиданности.

Я никогда раньше особо не задумывался над тем, что движет этими людьми. Жажда зрелищ, чувство единения с толпой или искренняя любовь к футболу? Наверное, все сразу.

И сейчас я оказался частью этой толпы, хоть и старался держаться в стороне от основного потока шумных фанатов. Движимый единой силой, очень скоро я добрался до центрального входа на стадион. Но прежде чем попасть на трибуну, следовало пройти досмотр.

Здесь тоже многое изменилось со времени моего последнего похода на футбол. Если раньше любители футбола просто покупали билет и показывали его на входе на стадион, то сейчас огромная толпа зрителей дробилась на несколько потоков на гостевые и домашние трибуны с помощью рамок металлоискателей под пристальными взглядами сотрудников полиции, омоновцев и кинологов с собаками.

В руках у одного из представителей правопорядка я заметил увесистую пластиковую папку с файлами. Полицейский выборочно останавливал кого-нибудь из проходящих болельщиков, в основном молодых парней крепкого телосложения, сверялся с чем-то в своей папке, кивком велел проходить дальше, останавливал следующего и повторял процедуру. Заинтересовавшись, я на мгновение остановился за спиной у полицейского и заглянул в папку. В файлах оказались черно-белые фотороботы неотличимых один от другого мужчин, чьи лица укрывались за натянутыми на пол-лица платками и глубокими капюшонами. Интересно, кого полицейские рассчитывали поймать по столь невыразительным фотороботам?

Показав пропуск у служебного входа, я оказался внутри коридора, ведущего к так называемой смешанной зоне, предназначенной для телевизионщиков и прессы. Здесь на некоторое время удалось вздохнуть с облегчением, отделившись от возбужденной толпы.

Между клубами, которым сегодня предстояло выйти на поле, соперничество было уже легендарным, а противостояние фанатов непримиримым, так что страсти предстояли нешуточные.

Наконец я вышел из коридора, и шум стадиона оглушил меня. Поздоровавшись с некоторыми знакомыми фотографами и заняв свое место, я неторопливо расчехлил камеру, подобрал объектив и, прицелившись, побродил видоискателем по трибунам с противоположной стороны поля, делая пробные снимки. На первый взгляд ничего необычного: яркие флаги, плакаты с кричалками, рогатые шлемы, размалеванные щеки разгоряченных алкоголем болельщиков. Обычные люди давали выплеск эмоциям.

Вот в фокус попала черная шляпа, и я на секунду задержался, с улыбкой признав в ее обладателе Боярского. Естественно. Уж кто-кто, а он-то ни одного матча своей любимой команды не пропускал. За секунду до того, как я нажал кнопку спуска затвора, Михаил Сергеевич знаменитым жестом поправил усы и с улыбкой поднял руку, кого-то приветствуя в толпе.

В этот момент над стадионом разнесся голос комментатора, объявивший о выходе на поле команд, и я содрогнулся от громоподобного ора. Обернувшись, я обнаружил, что Драгомыслов на этот раз определил меня как раз под печально знаменитой тринадцатой трибуной, болельщики которой славились необузданным нравом и практически после каждого матча попадали в выпуски новостей.

На поле вереницей потянулись спортсмены обеих команд, держащие за руку детей. Выстроившись друг напротив друга, они пропели гимн, капитаны команд обменялись рукопожатиями, и по свистку рефери игра началась.

Не особо понимая, зачем меня сюда прислал Драгомыслов, я поначалу просто снимал игру, благо место мне выпало более-менее удачное. Ловил в объектив красивые передачи, напряженные движения вратарей и, несколько раз обернувшись, снял трибуну, на которой выделялась группа накачанных здоровяков. Один из них, обладатель барабана, остервенело бил в него большими колотушками. Заводящий, бритоголовый мужик лет сорока, затянул кричалку:

– «Зе-нит», тум-тум-тум! «Зе-нит», тум-тум-тум! Оле! Оле-оле-оле-е-е…

Толпа поддерживала заводящего, лицо которого было ярко раскрашено в цвета сине-бело-голубых, дружными хлопками и подпеванием. По его сигналу болельщики бросали в воздух сине-бело-голубой серпантин, осыпавшийся словно снег на головы представителей прессы. Честно, это меня немного раздражало, и я, отвернувшись, вновь сосредоточил свое внимание на поле. А фанаты на своем вираже продолжали горланить:

– Сине-бело-голубые, хей-хей!

Минут двадцать все шло своим чередом, и я даже уже начал скучать, как вдруг ситуация на поле стала резко меняться.

«Зенитовцы» зазевались, и нам впечатали первый гол. Это вызвало громкий разочарованный стон на трибунах. Не отрываясь от камеры, я увидел, как Боярский досадливо хлопнул себя по коленям. Не являясь ярым поклонником футбола, я особых переживаний не испытал. Игра есть игра. Тем более наши уже давненько не блистали хорошей игрой.

Но еще через двадцать минут, к концу первого тайма, Роман Павлюченко из «Спартака» пошел в атаку на наши ворота и пробил второй гол. Там была явная штанга, мяч летел по кривой, но рефери засчитал москвичам очко.

Игру временно остановили, но трибуны взорвались таким агрессивным ором, что у меня заложило уши. Я обернулся.

– Несправедливо!

– Че за фигня…

– Слепой, что ли, там штанга была…

Отдельные реплики, крики, обрывки фраз, мат, искаженные лица, все смешивалось в чудовищную какофонию, словно передо мной была не толпа народа, а одно обезумевшее от ярости существо. Это были даже не лица, а маски с раззявленными ртами и безумным взглядом, потрясающие кулаками. Барабанщик-заводила от переполнявших его эмоций выронил свой зажатый между ног инструмент, и тот, подпрыгивая, покатился вниз по ступеням лестницы. На него никто не обратил внимания.

Я продолжал смотреть на вираж зенитовских болельщиков, оставаясь спиной к полю. Несколько вскочивших парней покопались в рюкзаках, и мятущихся людей озарили алые вспышки запаливаемых фальшфейеров. Дело принимало серьезный оборот. Но это был всего лишь первый тайм, играть еще предстояло долго, и наши вполне могли отыграться, склонив счет в свою пользу. А болельщики тем временем вели себя так, словно поединок уже закончился.

Бегло оглядывая толпу, я понял, что здесь что-то не то.

Я почувствовал легкое потустороннее дуновение, какое обычно испытывал, когда неподалеку от меня возникало возмущение в Сумраке. Чертыхнувшись сквозь зубы, я сунул руку во внутренний карман куртки и, нащупав крохотную горошину, крепко сжал ее пальцами, активируя заклинание «Око мага».

Горошина треснула, выпуская в Сумрак небольшой шар в форме глаза. Магический радар вознесся над трибунами, и через пару мгновений я увидел то, что искал.

Один из болельщиков на беснующейся трибуне сидел. Черная толстовка – ног не было видно из-за спинки ниже расположенного сиденья. Опущенный на лицо капюшон. Конечно, со стороны можно было бы подумать, что это обычный парень, выпивший больше своей нормы и уже не способный стоять на ногах. Если бы не одно обстоятельство. Парень был Иным. Темным Иным.

Опустив взгляд, я посмотрел на свою тень и мысленно потянул ее на себя, входя в Сумрак. На меня тут же навалилась ватная тишина, цвета поблекли, а запахи исчезли. Больше не было рева толпы, превратившегося в низкий тягучий гул, и режущей обоняние вони горящих файеров. Люди на трибунах превратились в смазанные тени, среди которых выделялась одна-единственная фигура, окутанная аурой Тьмы. Конечно, я мог бы сразу войти в Сумрак и не тратить ценный амулет с «Оком мага». Но если говорить начистоту, даже на первом слое Сумрака я чувствовал себя весьма неуютно и даже представить боюсь, что бы я испытал на более глубоких слоях.

Но одно дело обнаружить нарушителя Договора, а совсем другое – зафиксировать нарушение. Поэтому я не стал терять время понапрасну. С трудом приблизив видоискатель к глазам, я навел объектив на Темного и сфокусировался на его руках. Так и есть! Применение воздействия было налицо, я не зря ощутил возмущение в Сумраке.

В зажатых ладонях у Темного я увидел простую на первый взгляд стеклянную банку, внутрь которой стекалась Сила. Кажется, это заклинание называлось «катушка Теслы». Магия несильная, но достаточная для того, чтобы сосать из людей энергию. Конечно, в обычной ситуации Темный вполне мог вывернуться, сказав, что он просто собирал выплескивающиеся негативные эмоции во время футбольного матча, если бы не одно обстоятельство. Этот Темный провоцировал фанатский вираж на беспорядки. Тонкие ниточки силы тянулись от Иного к нескольким болельщикам, в том числе и к заводиле в тринадцатом секторе. Прямо на моих глазах эти нити вздрогнули, и еле заметная волна пошла от Темного к его невольным марионеткам.

Но зачем он провоцировал беспорядки, да еще так открыто? Неужели он думал, что его проделки останутся незамеченными? Как бы то ни было, я поспешил задокументировать факт нарушения Договора и нажал на кнопку на фотоаппарате, после чего вышел из Сумрака.

И вновь оказался в эпицентре фанатского безумия. Оставляя за собой алые росчерки клубящегося дыма, на поле полетели фальшфейеры. Футболисты в панике рассеялись. Вот, перепрыгнув ограждение, кто-то выбежал на арену, красные болельщики смешались с синими.

Я, взмокший от пота после посещения Сумрака, стоял посреди этого хаоса и не знал, что предпринять. В конце концов, шеф никаких конкретных инструкций мне не давал.

К разрастающейся стычке присоединились появившиеся омоновцы, орудующие дубинками под прикрытием пластиковых щитов.

Надо было что-то делать.

Секунду поколебавшись и достав мобильник, я набрал номер офиса.

Не к месту вспомнился рассказ шефа о том, как в тридцатых годах прошлого века рабочие бывшего «Путиловского», а сейчас «Кировского» ходили на матчи «Зенита» с плетеными корзинами-садками не с гранатами или бомбами, а с голубями. По нескольку десятков пернатых на стадион приносили, так как голов в матчах того времени забивали много, не чета нынешним играм. А производство тогда было непрерывное – от мартеновской печи не отойти. Вот и приноровились болельщики из нерабочих смен прихватывать с собой на стадион из заводской голубятни сизых и белых птиц. Забьет «Зенит» – в небо взмывает «чиграш», неудача – летит «германец». Так и работала экспресс-почта болельщиков.

И до чего хорошо, что в наше время существуют мобильные телефоны и мне не требуется полагаться на голубиную почту!

– Смольный на проводе, – через несколько гудков послышался голос дежурного Женьки Васнецова.

– Это Балабанов! – стараясь перекричать царящий вокруг гвалт, я зажал трубку свободной рукой. – Я сейчас на Петровском, обнаружил применение группового воздействия…

– Кто у тебя так орет?

– Слушай сюда, – раздраженно одернул я. – Немедленно отправляй дядю Сашу и остальных! Надо проверить. Тут сейчас настоящее побоище начнется!

– Ты уверен, что это проделки Темных?

– Да! Я засек одного, судя по ауре, это ведьмак.

– Он один? Не из Дневного?

– Да откуда мне знать? Давайте быстрее! Жду!

Не став дослушивать, что там еще пытался сказать Женька, я сбросил вызов и снова оглядел трибуны. Парень в черной толстовке исчез. А искать его времени у меня не было. Оставаться на поле становилось опасно, фанаты принялись забрасывать друг друга скамом[5], я лишь чудом успел отскочить в сторону, увернувшись от летящего в меня пластикового стула.

Только бы наши успели.