Читать книгу Реквием по вернувшимся - Игорь Вереснев - Страница 14

Вероника склонилась к кроватке дочери. Шелковистые локоны разметались по подушке, среди звездочек и комет, и сами казались золотыми протуберанцами на темной синеве наволочки.

– Спокойной ночи, Мышонок.

– Спокойной ночи… Ма! А мы правда завтра пойдем на карусели?

– Конечно, правда.

– И бабушка с дедушкой пойдут?

– Да.

Карусель в Луна-парке – самое раннее ее детское воспоминание. Смех отца – тогда еще не ректора университета, испуганно-радостный визг мамы – тогда еще не знаменитого на всю Евроссию микробиолога. Четверть века назад ее родители были так молоды – чуть старше нее нынешней. И так любили друг друга, и своего Мышонка-Нику. А каким останется самое раннее воспоминание ее Мышонка-Леночки?

Год назад, вернувшись из своей первой звездной, она жутко боялась, что дочь ее не узнает. И в этом году боялась…

Родители не сказали ни слова, когда она решила вернуться к полученной в академии специальности. Они профессиональные ученые, наука для них была превыше всего. Они считали, что понимают ее… Ничего они не понимают! Никто не понимает.

Ее «незапланированная» беременность, скоропостижное замужество многих удивили в свое время. Но объяснение нашлось быстро: женщина молодая, девчонка почти, влюбилась, голова закружилась. Влюбилась… Только вовсе не в Филиппа! Когда она поняла, что Коцюба навсегда останется только подругой, единственное, что смогла придумать, – родить собственную Леночку, которую никто не помешает любить. И которая ее полюбит! А муж – нужен ведь донор спермы? Умный, талантливый, красивый – дочь профессора генетики кое-что смыслила в наследственности и скрещивании.

С Леночкой-маленькой Вероника рассчитала все верно: дочь росла именно такой, как хотелось. Но… оказывается, если любишь двоих людей одинаково сильно, любовь эта не уравновешивает сердце. Она рвет его пополам! И теперь она металась между Леной-большой и Леночкой-маленькой и не знала, как быть.

– Ма, а потом ты опять улетишь на свою звездочку?

Вероника вздрогнула.

– А ты не хочешь, чтобы я улетала?

Девочка энергично замотала головой, и золотистые протуберанцы вспыхнули солнечной короной. Вероника решилась.

– Тогда я останусь с тобой. Ты моя самая лучшая звездочка.

– Я Мышонок, а не звездочка, – тут же возразила та.

– Правильно, Мышонок. Спи.

Она еще раз поцеловала дочь. Уменьшила яркость ночника, тихонько пошла к своему дивану, легла. Вот так – завтра отправить рапорт в управление, и готово. Уговаривать остаться ее не будут. Тоже мне, косморазведчица выискалась! Да на ее место вмиг сотню претендентов найдут. И пусть себе летают. А она останется дома. Устроится к маме в лабораторию или преподавать в университете. Это она позже решит. В любом случае, она каждый день будет рядом с Мышонком, с Леночкой-маленькой… И потеряет навсегда Лену-большую.

Потеряет? Чтобы терять, нужно иметь.

– Мама… Мамочка…

Кровавое облако наваливалось на нее всей своей многометровой громадой, душило, но она не сдавалась, карабкалась, протискивалась сквозь его вязкую толщу.

– Мамочка!..

Сил не было никаких. Вероника стиснула зубы, упрямо рванулась вперед. Туда, где отчаянно звал ее Мышонок…

Наконец получилось разлепить веки. И почти в тот же миг в комнате вспыхнул свет, заставив на секунду снова зажмуриться. Вероника с трудом перевела дыхание, села.

В распахнутой настежь двери застыли родители, а рядом с диваном стояла Мышонок, одной рукой дергала за рукав маминой пижамы, другой терла зареванные глаза.

– Что… Что случилось?!

– Леночка кричала…

Вероника схватила дочь за руки.

– Маленькая моя, что такое?

– Мама, не умирай, пожалуйста!

Похолодев от ужаса, Вероника соскользнула на пол, на колени. Прижала к себе дочь.

– Что ты такое говоришь?! Тебе приснилось что-то нехорошее?

– Не приснилось…

Леночка проснулась посреди ночи оттого, что хотелось пить. Сначала думала – похочется и перехочется. Затем – что хорошо бы пойти в столовую и выпить водички или сока. Она ведь уже не маленькая, ей целых пять лет исполнилось! Но в столовую нужно спускаться по темной длинной лестнице. Нет, Леночка не боялась темноты. Но бабушка не разрешает ночью ходить по лестнице, потому что можно упасть. Если бы с мамой…

Будить маму Леночка не хотела. Вдруг мама обидится, передумает и улетит на свою звездочку? Так и лежала, мучилась жаждой и боязнью обидеть маму.

А потом Леночке показалось, что в комнате не один ее ночник горит. Еще что-то светится – там, возле маминого дивана. Что, если мама не спит, светит зачем-то фонариком? Позвать? Но позвать – это значило разбудить.

Леночка осторожно слезла с кровати. Тихонько, на цыпочках, пошла к дивану. Она не станет будить, только посмотрит, спит мама или нет…

Это не фонарик горел. Мама, странно неподвижная, непохожая на себя, чужая, – светилась! Леночке стало страшно. Позвала, сначала тихо, затем во весь голос:

– Мама… Мама!

Мама не шевельнулась. Леночка осторожно коснулась ее руки. Холодной и твердой, будто сделанной из камня. Леночка никогда не была трусихой. Но сейчас она испугалась, сильно, по-настоящему. Не за себя испугалась – за маму. И закричала:

– Мамочка!

Через полчаса Лену успокоили общими усилиями, уложили спать. А взрослые собрались внизу, в столовой. Бабушка капала валерьянку для перенервничавшего дедушки и размышляла вслух:

– Не нравится мне этот сон. Ох неспроста он. Может, стоит психоаналитику ребенка показать?

Она волновалась за внучку. И дедушка волновался. А Вероника…

– Мама, не сгущай краски. Ничего страшного не случилось ведь? Перерастет.

– Не знаю, не знаю. Ты, конечно, мать, решать тебе, но я бы задумалась.

Вероника и задумалась. Только что пережитый кошмар, странная слабость. И сны – тот, трехнедельной давности, в лунном челноке, и сегодняшний. Все выстраивалось в один ряд. Не с Мышонком происходило что-то нехорошее – с ней!

Горгона добралась-таки до нее. Или никогда не отпускала?