Читать книгу Обманувший дьявола - Игорь Ягупов - Страница 7

Было около полуночи. Андрей сидел на ярко освещенной кухне. На плите закипал чайник. В его выпуклых никелированных боках комната отражалась изуродованной, словно искаженной гримасой боли. А сам чайник походил при этом на коробку, в которой кипятят хирургические инструменты. Как же она называется? Андрей никак не мог этого вспомнить. Впрочем, неважно. Если его болезнь будет прогрессировать, он скоро сам сможет спросить об этом у медсестры, когда та придет в палату делать ему очередной укол. Возможно, его привяжут к этой самой кровати ремнями, чтобы он не отбивался. И тогда проклятый богом и людьми Пров безнаказанно подкрадется к нему. Он уже ощущал его холодные и скользкие пальцы у себя на шее.

Андрей вздрогнул и огляделся по сторонам. Все было спокойно. Но такое спокойствие обычно называют обманчивым. Что-то наваливалось ему на грудь, давило, заставляло тяжело дышать. И, как казалось, только кружка горячего чая сможет унять ту тошноту, что не отпускала его весь день.

Чайник засвистел. Звук, который он издавал, был резким и наряженным. Как будто чайник звал на помощь. Чтобы его сняли с плиты, прекратив тем самым адские муки, которые он испытывал. Андрей невольно напряг слух. Точно ждал, что кто-то или что-то отзовется из комнаты. И уже его самого посадят на эту плиту.

Он встал, снял чайник и выключил газ. Превозмогая страх, прошел в комнату и взял телефон. Почему он позволил Юльке уйти? Ему нужен был сейчас живой человек. Даже бесконечные описания подружкой того, что она видела в магазине, были бы ему сейчас в радость. Она нормальный человек. Она не стала бы трястись от страха, поворачиваясь спиной к дальнему углу комнаты. Страхи приходят только тогда, когда ты начинаешь бояться. Они выползают из щелей, выглядывают из-под кровати…

Кляня себя за малодушие, Андрей бросился на кухню бегом. Там ему было спокойнее. Он сам не мог объяснить почему. Он надеялся на то, что родители еще не спят. Набранный номер долго не отвечал. Наконец он услышал голос матери.

– Мам, послушай, ты не знаешь, кто такой Пров? – спросил он ее, стараясь при этом, чтобы его голос звучал как можно непринужденнее. – Засело вот в голову имя. Прямо навязчивая идея. Не могу отделаться. Бабушка, когда… я к ней ездил в последний раз, говорила о каком-то Прове. Не могу вспомнить в связи с чем. Вертится в голове и вертится.

– Андрюша, – вздохнула мама, – тебе больше делать нечего, как звонить ночью с такими вопросами?

– Ну мама…

– Ладно, ладно. Я думаю, думаю. Пров, говоришь?

– Да, Пров.

От одного упоминания вслух этого имени у Андрея по спине поползли мурашки. Как будто он сам звал его. Просил прийти, появиться.

– Вий, Вий, позовите Вия! – вспомнилось ему.

Нарисовать вокруг себя круг мелом? Хотя от Вия он как раз и не помог. Дался ему этот Вий. Ему Пров нужен. Вернее, не нужен он ему. Ему нужно лишь узнать, кто он такой.

– Я вспоминаю только одного Прова, – послышался в трубке голос матери.

Андрей вздрогнул. Неужели? Все, оказывается, было так просто. Надо было только спросить маму. Сейчас ему казалось, что, возможно, бабушка действительно упоминала это имя при жизни. Тогда все объяснимо: нехороший сон, легкое расстройство сознания. И в голове его смешались бабушка и имя Пров. Сейчас мама скажет ему, кто он был такой.

– Ну? – спросил он с нетерпением.

– Да, только одного Прова, – задумчиво, очевидно, все еще перебирая в мыслях воспоминания, проговорила мама. – У Некрасова, в «Кому на Руси жить хорошо». Помнишь начало? «В каком году – рассчитывай, в какой земле – угадывай…» Дальше не скажу дословно. Но там был Пров. Эту фразу я помню точно: «А Пров сказал: царю…»

– Мама! – взмолился Андрей.

– Что? Ты же сам просил меня вспомнить, не знаю ли я какого-нибудь Прова.

– Мам, реального Прова. Я же сказал, что о нем говорила бабушка.

– Она вполне могла цитировать тебе Некрасова, – резонно заметила в ответ телефонная трубка. – Твоя бабка, между прочим, если ты не забыл, отработала тридцать пять лет учительницей русского языка и литературы.

– У-у-у-у, – завыл от бессилия Андрей.

– Чего ты воешь, дитятко? – огрызнулась мать. – Убаюкать тебя, что ли? Юльки с тобой нет?

– Нет, – буркнул Андрей.

– А что так? Она сегодня мне звонила. Спрашивала, сколько минут нужно жарить мясо.

Андрей фыркнул.

– И зря фыркаешь. Она старается.

– Ладно, ладно, – отмахнулся Андрей.

Ему почему-то стало жалко Юльку. И он понял, что зря не удержал ее сегодня. Бог с ним, с горелым мясом. Но мысли его тут же вернулись к главному предмету его разговора с матерью.

– Но мам, – протянул он обиженно, – может, был какой-то Пров в нашей семье, в Таганроге, где вы жили?

– Может быть, в Таганроге и был какой Пров, – фыркнула трубка. – На триста тысяч населения. Видишь ли, я не всех там знала.

– Ну постарайся вспомнить. Бабушка могла с ним работать. Или он жил по соседству. Кто-то, о ком бабушка могла говорить со мной. Только не литературный герой, я тебя умоляю.

– Ладно, ладно, я подумаю еще, – согласилась мама.

– Ну? – нетерпеливо переспросил Андрей после минутного молчания в трубке.

– Не торопи меня. Эта трубка возле уха меня раздражает. Дай мне спокойно подумать. Если я вспомню что-нибудь, я тебе перезвоню.

– Хорошо, – неохотно согласился Андрей.

Он выключил телефон, уже не надеясь на помощь матери. Ее предложение подумать слишком смахивало на желание отделаться от него и его глупых полуночных просьб.

Но Андрей ошибся. Не успел он допить свой чай, как телефон разразился тревожными переливами. Неужели ему повезло, и мама действительно вспомнила о каком-нибудь соседском одноногом инвалиде Прове? Или о мальчишке, с которым ходила в детский сад?

– Да? – почти крикнул он в трубку, даже не взглянув, кто звонит. – Вспомнила?

– Пров, – просвистела трубка.

Первую секунду Андрей все еще думал, что это мама. Что ее голос просто исказила некачественная связь.

– Тебя плохо… – начал было он, но сказать «слышно» не успел.

– Пров, найди Прова, – засвистела трубка.

В глазах у Андрея потемнело. Он тут же испуганно вскинул взгляд к потолку: не гаснет ли люстра, как сегодня днем лампочка в курилке? К счастью, ничего сверхъестественного не происходило.

– Это просто от страха, – стал убеждать он сам себя шепотом, – нужно глубоко дышать.

– Найди Прова, – не унималась трубка, которую Андрей все еще продолжал держать возле уха.

– Кто вы? – спросил он, адресуясь к неведомому мучителю и не ожидая получить от него вразумительного ответа.

– У меня много имен.

– Так назови хоть одно.

– Ты сам его знаешь.

– Знаю, – прошептал Андрей, – шизофрения. Вот как тебя зовут.

Он прервал разговор и положил трубку на стол. Ему хотелось зашвырнуть ее подальше. Но руки не слушались. Что теперь делать? Шизофреники, говорят, слышат голоса. Но телефон. Как мог зазвонить телефон? Или это ему почудилось? А если нет? Тогда что – его выследили? Кто и зачем? И куда бежать? Они знают о нем все. Хотя, собственно говоря, что такого они могут о нем знать? Ничего тайного у него в биографии нет. И секреты родины он не выдаст просто потому, что их не знает. И миллион долларов он мафии не заплатит. Потому что у него нет таких денег. Он не интересен спецслужбам и бандитам. И кто же тогда его мучает?

Причем он с полной ясностью понимал, что ни погасшая в курилке лампочка, ни девицы с острыми клыками, ни призрак бабушки никак не вязались с какой-нибудь бандой, которая по непонятным и абсолютно извращенным причинам могла его преследовать.

Приходилось признать свою невменяемость. Но как бороться с душевной болезнью, которая захватила тебя настолько, что подменяла физические ощущения? Пойти в больницу и все рассказать? Бред какой-то. Он навсегда испортит себе жизнь. Тогда что?

Человеческое сознание – сложная штука. Может быть, его наваждение связано с какими-то реальными событиями? Теперь ему и самому уже стало казаться, что бабушка упоминала при нем какого-то Прова. Давно, в его детстве. Родители постоянно мотались по командировкам. И до школы он почти все время жил у бабушки в Таганроге.

Конечно же, он не мог теперь помнить все, что ему тогда говорили, о ком рассказывали. Что-то напугало его? Какая-то история, рассказанная бабушкой? Вполне возможно, что теперь, когда здоровье его пошатнулось (непрекращающаяся тошнота не позволяет в этом сомневаться), детские страхи выплыли наружу. Нужно их восстановить. Тогда, возможно, у него хватит сил справиться с болезнью. «Вернуться к источнику страха», – сказал у него в голове внутренний голос. Но не тот мерзкий и свистящий, который требовал от него розыска треклятого Прова, а вполне нормальный внутренний голос, какой обычно еще называют здравым смыслом.

И тут приходилось ждать помощи лишь от бабушкиной сестры – бабы Вали. Только она могла помнить старые и всеми другими забытые разговоры. У стариков хорошая память на прошлое. Оставшись в старых девах, баба Валя всю жизнь прожила возле сестры. И если был в сундуках семейных историй какой-то Пров, она должна была о нем знать.

С одной стороны, план поехать в Таганрог выглядел диковатым. От него попахивало капитуляцией. Как будто Андрей уступал требованиям мучавших его видений. С другой стороны, он отправлялся на поиски Прова совсем не в том смысле, которого требовали от него видения и голоса. Ничего мистического и таинственного. Он просто выяснит у бабы Вали, кто был этот человек и в связи с чем бабушка могла ему о нем рассказывать. Тогда все должно было встать на свои места. По крайней мере, Андрей на это очень рассчитывал.

Может быть, даже не в Прове дело. Андрей уже два года не был у бабушки на кладбище. Надо бы проведать. Говорят же, что умершие зовут живых к себе на могилы, когда те слишком долго к ним не приходят.

У Андрея оставалось еще две недели от отпуска. Он, правда, хотел взять их к Новому году. Но теперь ему было не до праздников. Еще неизвестно, доживет ли он до них, если не сможет справиться со своим недугом. Он завтра же напишет заявление. Начальство ему не откажет. Его уважают. Впрочем, это вранье. Никто его на работе не уважает. Ему не откажут единственно потому, что ни один дурак не будет брать отпуск сейчас, мерзкой и дождливой поздней осенью. И если он добровольно хочет поменять свой новогодний отдых на это межсезонье, то кто, скажите, будет ему в этом препятствовать?

Прижавшись спиной к стене, Андрей пил чай на ярко освещенной кухне. И с каждым глотком его решимость куда-то исчезала. Она словно растворялась в желтом свете люстры. И поездка в Таганрог уже не казалась ему логичным выходом из сложившейся ситуации. Вдруг в дороге ему станет хуже? А если ему не мерещится, и за ним действительно кто-то следит? Тогда оставлять город было просто опасно.

Но что еще ему оставалось делать? Пойти к психиатру? Южный уютный город был намного привлекательнее обшарпанных больничных стен. В любом случае встать на учет в психдиспансере он всегда успеет. С таким делом не торопятся. Не разумнее ли сначала попытаться самому, без помощи врачей восстановить душевное равновесие?

– Никуда не деться, – бормотал он, убеждая самого себя в им же самим принятом решении, – надо ехать.