Читать книгу Операция «Соловей» - Илона Ивашкевич - Страница 2

Весна рано пришла в город. На дворе ещё не закончился апрель, а снег уже исчез с улиц, радуя городские службы лысыми, покрытыми пожелтевшей травой газонами. В центре города ручьи давно отзвенели, и ветер гнал пыль по сухим улицам. Лишь во дворах уродливые снежные кучи все ещё занимали парковочные места.

В двенадцать вечера воскресенья площадь перед высотным корпусом федерального университета была пуста. Холодный ветер давно разогнал студентов по окрестным барам и теперь гонял пустой пакет по старым плитам или приставал к одинокой девушке, мёрзнущей у закрытого кофейного киоска. Пытаясь согреться, она куталась зелёное пальтишко, но ветер норовил запустить ледяные пальцы под драп. Не спасал даже толстый шарф ядовито зелёной змеёй, обвивший шею девушки. Водя по мерцающему экрану пальцами покрасневшими от вечернего морозца, она листала ленту инстаграма. Посты отражались в модных очках в толстой роговой оправе, нисколько не уродовших круглое личико с восточными чертами. На столике рядом с девушкой лежали перчатки и папка с торчащими из неё листами бумаги. Рядышком стоял кофейный стаканчик с желтой буквой «М» на бумажном боку. На дне стаканчика стыло кофе.

Увлечённая соцсетью, девушка не заметила, как рядом с ней появилась женщина в лёгкой спортивной куртке. Молодая… На вид незнакомке было не больше тридцати лет. Миндалевидный разрез глаз, смуглая кожа, джинсы, кроссовки, да пестрый голубой шарфик. Одним словом, она ничем не отличались от жителей этого города, расположившегося посреди Европы и Азии или европейцев, которые перед майскими праздниками наводнили город гудящей многоголосой толпой.

– Привет, Айгуль, – поздоровалась незнакомка, и облачко пара сорвалось с алых губ.

Девушка подняла глаза от мерцающего экрана, встретившись взглядом со взглядом незнакомки. Карие очи женщины вспыхнули, отразившись в толстых линзах очков. Вертикальный зрачок черной щелью разделил пожелтевшую радужку.

– Не бойся, – прошептала незнакомка, словно старая приятельница обнимая оцепеневшую от страха девушку.

Лезвие, прорезав пальто и тонкую блузку, вошло под рёбрами. Девушка, вскрикнув, повисла на женщине, словно мешок. Кожа её, быстро высыхая, желтела, натягивалась на череп. Когда несчастная превратилась в мумию, женщина одним движением вытащила нож и бережно уложила девушку на асфальт. Слизнув с кривого лезвия рубиновую каплю, женщина спрятала нож в кожаный чехол расшитый бирюзовыми бусинами. Поправив на умершей шарф, женщина закрыла остекленевшие глаза ладонью. Затем она оглянулась, вытащила телефон из скрюченных пальцев, и, накинув капюшон, пошла прочь.

Ветер, единственный свидетель произошедшего, испуганно затих.

Народы, живущие в этих местах, верят, что жизнь каждого давно начертана в книге судеб. Недаром, слово «писать» и слово «судьба» имеют здесь один корень. Старательны древние духи, выводящие строки жизни, ибо работа их ответственна. Оборвалась на древних страницах строчка – нет человека. Сплелись фиолетовыми хвостами буквы – пересеклись людские судьбы.

      Блестя в свете фонарей сапфировыми боками, мотоцикл обходил одну машину за другой. Встречная полоса была пуста, и чужая кровь грела тело наездницы. Крылатым нипочём камеры. К тому же, вместо номерного знака болтался чёрный прямоугольник. И CBR-ка летела, набирая скорость. Внезапно из-за поворота выскочил синий ланос. Женщина вскинула руку, и поток ледяного воздуха просто смел машину с дороги.

Забрав одну душу, женщина пощадила другую.

– Инспектор Галимзянов Радик Анварович, – бодро представился ДПСник, приложив худую ладонь к кокарде.

– Павел Александрович Вдовин. Следователь.

Инспектор был жилист и невысок. Он напоминал кочевника со старых китайских гравюр: такой же хищный разрез глаз на безусом загорелом лице. Большая зимняя куртка словно многослойный халат окутывало его крепкую фигурку. Покрасневшие на морозце уши смешно торчали из-под фуражки. Павел, напротив, был высок (на три головы выше инспектора), но такой же загорелый, чернявый и безусый. Лоб Паши был изрезан морщинами, а в карих глазах поселилась вселенская усталость. Словно, несколько последних лет он провёл не в управлении, а в застенках острога. Словно это его последние несколько лет ловили, сажали и допрашивали. Пролистав свои фотографии на прошлом дне рождении, Паша записался в спортзал, куда регулярно ходил несколько раз в неделю. В инстаграме его девушки появились даже его фотографии, где он в майке и трениках демонстрирует выросшие за год бицепсы и пресс кубиками. Живот ушёл, а тоска осталась.

Паша пожал протянутую руку.

– Ваша машина? – Спросил инспектор, указывая свёрнутым в трубочку протоколом в сторону обочины.

Перевёрнутый синий ланос лежал в ста метрах от проезжей части, словно мёртвый зверь. Облепленные рыжей глиной лапы-колеса беспомощно болтались в воздухе. От дороги к нему вела свежая колея. Словно неведомая сила выбросила его на повороте, и, перевернув, протащила несколько сот метров по вспаханному полю.

– Девушки моей, – ответил Павел, протягивая недостающие документы. – Эвакуатор уже вызвали?

– Да. Протокол уже оформили. Девушку твою коньяком напоил и домой с напарником отправил. Я уж Вас дождался.

– Спасибо. Должен буду. – Ответил Павел, вспоминая истерику любимой час назад.

– Повезло ей. Тут скорость не меньше ста двадцати должна быть. Видишь, как протащило. Домой, наверное, торопилась,– улыбнулся ДПСник.

Павел кивнул и пошёл осматривать покорёженные останки ланоса. В свете фар машины ДПС картина выглядела ещё инфернальнее. Крыша, капот и правая сторона со стороны пассажирского были смяты. Покрытое мелкой сетью трещин лобовое стекло лежало под капотом, словно большой кусок мятого полиэтилена. Словно машина врезалась в бетонную стену, а потом слетела с трассы.

Не прошло и получаса, как появился вызванный из города эвакуатор. Радик травил байки, Паша зевал и вежливо улыбался, словно не он полгода назад выбирал машину в автосалоне, не он ездил оформлять документы, не он платил кредит за лежащий в кювете ланос, и не он покупал шины. Наконец помятая туша машины, взгромоздилась на платформу, и, поблескивая маячками, эвакуатор пополз в сторону города. Пожав на прощание руку, Радик отправился на следующий вызов.

Паша плюхнулся на сиденье старенького дастера. Открыв бардачок, он сунул внутрь документы от разбитой машины. Где-то в глубине звякнула бутылка коньяка. Под ней лежали три мятых листка распечаток и штрафы от почившего ныне ланоса. Вот уж несколько недель камеры ловили машину: вечером туда, а утром обратно. Под квитанциями лежала фотография со светловолосой девушкой в объятиях смуглого паренька. Острое бледное лицо девушки обрамляли выбеленные волосы, чуть доходящие до ключиц, прикрытых оборками полосатого топа. Девушка была серьёзна. Она смотрела в упор, поджав пухлые розовые губы. Голубые бездонные, словно лесные омуты, глаза девушки улыбались. Стоящий за ней загорелый татарский парень в белой рубашке, заботливо обнимал её. Для того, чтобы понять, что эти двое были счастливы, действительно счастливы, Паше не нужно было несколько лет протирать штаны в следственном комитете.

По возвращении в город Пашу ждал тяжёлый разговор. Сначала Настя плакала, запивая пустырником слезы. Затем неуклюже оправдывалась, размазывая растёкшуюся тушь по щекам. Затем кричала, порвав ту самую фотографию, из бардачка. Паша сидел у окна на кухне и молча смотрел, как рушится только что построенная, но ещё не спущенная на воду семейная лодка. Как с каждым криком бывшей возлюбленной облезает лак с полированных досок, отваливаются с палубы доски, уродливая ржавчина покрывает новенькие гвозди, рассыпаются старой трухой белые паруса.

Паша встречался с Настей с института. Познакомившись на вечеринке у друзей, они практически не расставались. Вместе отмечали праздники. Вместе ездили отдыхать на юг. Паша помогал её бабушке копать картошку, а Настя лепила с его матерью на новый год пельмени.

– Нет, ты не понимаешь! Мне скоро тридцать. Ну двадцать девять. И что я видела? – Настя собрала растрёпанные волосы в пучок и заколола карандашом. – Зарплату младшего аналитика? Двадцать тысяч, которые не хватает даже на приличные духи! И вечные твои «вот повысят»…. У меня уже подруга помощником судьи пятьдесят получает, а я? Чем я хуже других!

Павел молчал. Весь разговор теребил кончиками пальцев сигарету. Рядом лежала только что открытая пачка и найденная в ланосе зажигалка. Чужая зажигалка.

– Паш, ну что ты молчишь? Ты всегда молчишь! Приходишь с работы молчишь, уходишь – молчишь! Я не могу так! – Фальцетом взвизгнула Настя.

– Такси вызывай, – выдохнул Павел. Облачка дыма поплыли по маленькой кухне.

– Паша, ты меня прогоняешь?

Паша кивнул вместо ответа.

– Кто ещё знает?

– Ну, Маринка, – начала перечислять Настя, подняв к потолку голубовато-зеленые, словно нефрит, глаза.

Маринка была Пашиной подругой детства. Она влилась в их мальчишечью компанию, когда их угораздило пойти на секцию борьбы. На предпоследнем курсе юридического Маринка заболела фотографией. Не заплатив за последний год, она купила дорогой фотоаппарат и ушла в свободное плаванье, периодически всплывая в Пашиной жизни, словно субмарина. Месяц назад Паша выловил её интернете и уговорил быть фотографом на свадьбе, а два дня назад рыжая бестия принесла пакет с фотографиями.

– Ключи от машины на стол и уходи, – почему-то потребовал Паша. Ланос вот уже час мёртвой грудой лежал у отцовского гаража.

– Это моя машина! – Взвизгнула девушка.

– Настя, мы с тобой так и не дошли до загса. Хочешь, чтобы я зашёл к твоему отцу и отдал фотографии и квитанции за превышение скорости?

– Настя, сверкнув нефритовыми очами, ушла собирать вещи.

Павел молчал и курил, пуская в открытое окно колечки. Через три месяца у них должна была быть свадьба. Настя уже выбрала платье, а он втихаря оплатил поездку в Дубровник. Мечтал выпить вино в Красной Гавани и съездить в Терстены, где снимался любимый сериал. Однако жизнь оказалось круче Игры Престолов.

Настя, похожая на привидение, появилась в дверях. Растянутая вязаная кофта белым флагом болталась на стройной фигурке. Тонкие худые ножки в розовых потёртых джинсах, серые кроссовки. Настя даже в этот момент словно сошла с обложки модного журнала или поста инстаграма.

Паша потушил догоревший окурок и молча вытащил тяжёлые сумки к подъехавшему такси. Он помог толстому шоферу погрузить их в багажник. Когда такси скрылось, он, шаркая китайскими сланцами, пополз в семейное гнёздышко в одночасье ставшее холостяцкой берлогой. Единственное, о чем он мечтал, было оказаться на пассажирском сиденье настиного ланоса.