Читать книгу Это(а) твоя жизнь - Ильсядар Моккокус - Страница 1

Так хотелось еще поспать. Немного, хотя бы еще чуть-чуть, но тело все затекло и возникало желание распрямиться и потянуть его. Сделать этого не удалось, что-то твердое упиралось в спину, да и сама попытка отразилась тупой болью где-то внутри, а небольшое усилие отняло все силы. Очень медленное и редкое дыхание доставляло в легкие небольшие порции воздуха, наполненного знакомыми и далекими запахами сырого леса, прелой листвы, земли и грибов. Хорошо и спокойно тут, в темноте, ничто не раздражает зрение и слух, вот только сосет под ложечкой. …

… Странное ощущение, организм чего-то требует, но никак не понять что именно. Может быть стоит еще поспать и это желание пройдет? Да, пожалуй, подожду, вздремну. …

… Не получается, в мозг все настойчивее поступают сигналы, и не только этот, но уже и другие. Понять бы, что они означают? Попробую определить. …

… Вот тот первый, который сосал под ложечкой, похож на голод или жажду. …

… Голод? Какое-то знакомое понятие, но что это такое? А жажда? …

… Какая-то потребность, даже необходимость, говорит мозг. В чем потребность? Зачем он беспокоится и не дает снова погрузиться в сон и темноту? Не буду слушать мозг. …

… Нет, никак не уймется, сигналит о холоде. Спина мерзнет. …

… Так вот, что означает это второе ощущение – холод! Даже интересно, может все из-за него, и когда он пройдет, снова наступит покой и тишина? …

… Не проходит. Это начинает уже раздражать, а так ведь хорошо было! …

… Уйди! Не мешай! Это моя тишина и моя темнота! Не хочу ее отдавать! Кто смеет лишать меня моей собственности!? …

… Ну вот, теперь добавился звук. …

… Что-то стучит. …

… Глухо, размеренно. Тук! И тихо. …

… Вот снова. Тук! …

… Откуда исходит этот стук? …

… Где-то совсем рядом, подо мной. …

… Нет, не рядом, внутри меня! Что-то стучит внутри меня. Тук! …

… Сердце. Конечно, это стучит сердце. …

… А зачем оно стучит? Что ему надо? …

… Кажется становится понятно. …

… Да, это они! Мозг и сердце договорились украсть у меня тишину и темноту! Они хотят, чтобы я проснулся.…

… Но почему они решили, что уже пора? Так не хочется двигаться, сил нет совсем, но они заставляют, работают против моей воли. Стучат, болят, морозят, ноют, хотят есть, пить! А я совсем ничего этого не хочу! …

… Бороться с ними невозможно, они ведь не отстанут, пока не получат свое. Нужно попробовать открыть глаза и оглядеться. …

… Оказывается это тяжело. Столько сил потрачено, а глаза никак не открываются. Отдохну. …

… Да, что ж такое! Почему нельзя отдохнуть!? У меня ведь совсем, совсем нет сил! Вот беспокойные, один стучит все чаще и громче, другой теперь пугает страхом. Не буду на них обращать внимание, и все! …

… Страшно. Почему мне страшно? Что такое страх? …

… Мозг говорит страх – это разрушение, гибель, смерть. …

… Смерть? Не понимаю. Это плохо? …

… Что может быть хуже, чем отнять у меня все, что у меня есть, мою тишину и темноту? …

… Назойливый какой. Говорит, что поспать можно будет и потом, а если сейчас не буду двигаться, то смерть заберет все. …

… Опять страшно. Не хочу, чтобы смерть забрала все! …

… Похоже, появились силы. Это от страха. Значит страх – это хорошо. …

… Попробую еще раз открыть глаза. …

… Странный звук. Это они открываются с таким звуком? Трудно, но что-то получилось. Я вижу. …

… Я не знаю, что такое видеть, но я откуда-то знаю, что эти ощущения и есть видеть. …

… Светлое пятно. Его не было в темноте. Теперь оно есть. …

… Надо двигаться к свету. Это мозг требует. …

… Как двигаться? Я не знаю, что такое двигаться. …

… Шевелить конечностями, говорит мозг. Понять бы, что это. …

… Пока у меня есть тело, которое хочется потянуть, спина, которая мерзнет, сердце, которое стучит, открытые глаза и мозг, который не дает покоя и пугает страхом и смертью. Пусть мозг объяснит про конечности. …

… Теперь он сигналит. Сигналит куда-то в стороны от тела и сердца. Говорит, там есть еще части меня. Руки. Ноги. …

… Это конечности. Попробую ими пошевелить. …

… Больно! Очень больно шевелить руками. Да и что это дает? …

… Не хочу боли! …

… Мозг говорит, что смерть хуже боли. Надо двигаться. …

… Как же все болит! Тело, руки, ноги – все! Но, раз уже начал, надо пробовать еще и еще. …

… Спина больше не мерзнет. Удалось сдвинуться с места. …

… К светлому пятну. Сердце стучит очень часто. Это помогает. …

… Там, за светлым пятном, что-то зашумело. Ровно, спокойно. …

… Мне нравится. Отдохну, послушаю. Закрою глаза. …

… Нет! Так нельзя! Мозг, сердце, что вы делаете!? Почему опять не даете послушать шум? …

… Сон! Мне нужен сон и покой! …

… Мозг говорит, что если я сейчас усну, то придет смерть, и я уже никогда не проснусь. …

… Надо добраться до светлого пятна. …

… Новый запах. …

… От света исходит новый запах. Какой приятный. Он дает мне силы. Хочу к светлому пятну. …

… Свет растет. …

… Почему свет растет? Это не опасно? …

… Мозг говорит, что не опасно. Хорошо, я двигаюсь. Вперед, к свету. К запаху. К шуму! …

… Вот, осталось немного. …

… Я уже рядом. …

… Приближаюсь. …

… Выхожу в светлое пятно. … … …

… Что это?! Как приятно! …

… Я чувствую прикосновения. Теплые. Они нежны и ласковы. По всему телу. …

… Удивительно, что-то дает мне силу! …

… Я знаю, это то, что шумит. Шумит вокруг меня и прямо по мне! Трогает меня в каждой точке, заряжает энергией. …

… Как здорово и приятно! Сердце стучит ровнее и медленнее, ему тоже хорошо. Мозг не сигналит, не пугает меня. …

… Он блаженствует! Говорит, чтобы я остался здесь и поспал. Разрешает погрузиться в мою темноту и тишину. …

… Да, я хочу спать, но я теперь не хочу тишины! Шум. …

… Я хочу, чтобы остался этот прекрасный шум! И прикосновения. …

… Да! Они тоже прекрасны! Я чувствую их каждой клеточкой. … … …

… Ушла боль, ушел страх и смерть, уходит жажда и голод. Что-то другое идет вместо них. …

… Что-то приятное, яркое! …

… Сердце стучит ровно, ему хорошо. Оно ждало то, что идет. Сердце хочет, чтобы оно вошло в него …

… Мозг тоже хочет. …

… Он говорит – это Жизнь. … … …

… Она дотронулась до меня …

… Вливается в сердце, мозг, тело. …

… Жизнь входит в меня! …

… Да! Да! Я хочу ее! Я принимаю ее, эту жизнь! … … …

… Я хочу жить! Я буду жи-и-и-ть!!!

***

Тихая июльская ночь бережно накрыла звездным покрывалом Байкал – одного из своих самых любимых и могучих братьев. Черное стекло воды отражало звезды так четко, что понять, где Небо, а где Море, можно было, только увидев мерцающую серебряную дорожку, оставленную Великой Матерью – полной Луной. Она выплыла из-за невидимых во тьме горных вершин и обозначила их контуры светящейся нитевидной проволокой. Больше ничего невозможно было разглядеть, а если и было еще что-то, то оно тонуло в глубоком мраке. Посредине этой огромной кажущейся пустоты плясало маленькое пламя и казалось, что костер завис в воздухе между настоящими звездами и их отражением.

Владимир Валентинович Хаданцев – Дуурэн боо – шаман восьмого, предпоследнего уровня, разжег огонь на крутом высоком берегу острова Ольхон, прямо напротив скалы Шаманки. Сегодня была седьмая и последняя ночь обряда. Языки пламени весело плясали, выхватывая из темноты остроконечные Сэргэ, сверху донизу обмотанные цветными ленточками. Эти высокие столбы, к которым Боги всех трех миров привязывают своих быстрых коней, стояли неподвижно в ряд, похожие на воинов-великанов. Красные отблески играли на Толи – медных пластинах, висящих на шее Владимира Валентиновича. Круглые медные и латунные пластинки-зеркала, без которых и шаман не шаман, защищали своего хозяина от злых сил.

Дуурэн боо сидел на низенькой скамеечке в полном облачении. Длинные цветные лоскуты и веревки свисали с пояса, рукавов и плеч расписанной вышивкой куртки из кожи косули, доходившей почти до щиколоток. Голову венчал головной убор с изображением широко открытых глаз и также пришитых к нему цветных лент – зогдор. На шаманскую шапку была надета железная корона с рогами. Весь костюм Дуурэн боо был увешан множеством небольших колокольчиков и бубенцов, которые при каждом движении издавали металлический шум. На земле справа от Хаданцева было расстелено пестрое ватное стеганое одеяло, с разложенными на нем предметами для проведения обряда – медные ступки, колокольчики, четки, вязаночки из трав, мисочка с молоком и большой шаманский бубен Хэсэ с тойбуур-колотушкой, выточенной в форме змеи.

В костре потрескивали сухие веточки, изредка щелкая сильнее, и тогда в воздух маленьким салютом выстреливали яркие искорки. Они взлетали над пламенем, словно миниатюрные кометы, выписывая рассыпающимися огненными хвостами витиеватые траектории, и гасли в ночи. Шаман, глядя на пляшущие оранжевые языки, затянул песню. Его гортанный низкий голос расходился сразу во все стороны, далеко летел над холмами и над озером, отражался от скал и эхом возвращался обратно к владельцу. Песня настолько гармонировала с окружающим миром Байкала, что не просто не нарушала покоя этих мест, а даже напротив, являлась частью природы, заполняла вибрирующими и четкими звуками ночное пространство так, что любое живое существо в округе, каждый дух, обитающий на крутых берегах и выше, мог удостовериться, что все на своих местах, незыблемый мировой порядок вещей не нарушен и можно спать спокойно. Не прерывая песни, Дуурэн боо взял мисочку с молоком, встал со скамейки и, окуная пальцы в белую жидкость, стал разбрызгивать ее вокруг себя. В стороны, вверх, вниз, давая духам трех миров пищу, которую они так любят. Когда шаман закончил кормление духов, огонь в костре заметно поубавился, веточки прогорели, и тогда Дуурэн боо окончательно затушил пламя, бросив на угли одну из травяных вязаночек. Трава не загорелась, но начала тлеть и дымить, источая дурманящий аромат. Шаман взял бубен, колотушку и стал ритмично ею выбивать короткие и частые удары. Одновременно с этим он начал делать движения ногами, притопывая, ходить вокруг костра, постоянно увеличивая темп. Бубенчики и колокольцы на костюме трезвонили от неспокойного поведения своего хозяина, и чем неистовее шаман исполнял ритуальный танец, тем активнее они голосили.

Дым от тлеющей травы пополз по земле, заструился ручейками между кочками в разные стороны. Словно живой организм шевелился он и разрастался, становясь все гуще, покрывал землю по щиколотку плотной клубящейся массой. Не прошло и пары минут, как дым достиг края обрыва и ринулся вниз широким бесшумным водопадом. То ли туман стал подниматься над Байкалом, то ли странный дым покрыл воды Великого озера, только пропали призрачные отраженные близнецы-звезды, оставив в ночном небе ярко гореть истинные. А дым-туман еще не успокоился, поднимаясь все выше и выше над водой, пока не достиг уровня высокого берега, на котором исполнял свой танец шаман. Дым бурлил и серебрился под белым светом Матери-Луны, и теперь никак нельзя было понять, где под белым пушистым покрывалом была твердая земля Ольхона, а где таилась пропасть бездонная. И если бы нашелся местный житель, который не спал бы сейчас, а бродил ночью по острову, то заставил бы его страх остановиться, не дал бы шагу ступить без боязни рухнуть с кручи в глубины озера. Тогда пришлось бы ждать ему до тех пор, пока жуткий морок этот к утру не развеется.

И только Дуурэн боо не испытывал страха и продолжал свой немыслимый танец. В исступлении описывал он круги около неразличимых теперь в слое дыма остатков костра, неистово топал, заставляя колокольчики на одежде греметь и шуметь, очень часто, но ритмично стучал колотушкой в центр бубна. Дым всплескивался вверх из-под ног шамана и затем медленно опускался, когда тот делал следующий шаг. И не боялся Дуурэн боо ступить в невидимую пропасть и упасть с обрыва, а если бы и наступил, то не провалился бы, а пошел по дыму-туману, как по твердой дороге – Боги дали ему знания, силы и умение. Глядя со стороны на шамана, казалось, что взмыл он под небеса и исполняет свой танец, стоя прямо на облаках.

Большая Луна, такая же круглая, как бубен Хэсэ, висела настолько низко, что еще чуть-чуть, и до нее можно было бы дотронуться рукой. Неожиданно шаман остановился и замер, повернувшись лицом к Луне, будто прислушиваясь к чему-то. Образовалась такая тишина, что можно было за сто метров услышать, как на землю с дерева падает лист.

Дуурэн боо медленно поднял тойбуур и четко один раз ударил в бубен. Выждал какое-то время и снова ударил, потом еще. Девятый удар, отозвался легким толчком откуда-то снизу из-под земли. Продолжая бить в бубен, Дуурэн боо снова запел песню. Промежутки между отбивками становились короче, и каждому девятому из них вторил подземный отклик. Эти удары и толчки были похожи на постепенно ускоряющееся биение огромного сердца, как будто просыпался большой таинственный организм. Остров Ольхон вздрагивал, а шаман, словно сопротивляясь чьей-то воле, с напряженным перекошенным лицом понемногу разворачивался от Луны, светившей с запада, в сторону восточной стороны. Пока Дуурэн боо поворачивался, голос его изменился, стал резким и пронзительным, и, судя по интонации, он кому-то что-то активно доказывал. Остановившись лицом к северу, туда, где под слоем тумана скрывалось Малое море, у шамана снова изменился голос, и теперь он был совсем другой, хриплый и властный. Похоже, что оба голоса и третий собственный, существовали каждый сам по себе. Какие-то силы раздирали Дуурэн боо изнутри, спорили, ругались и за что-то боролись, не желая уступать друг другу. Накал страстей невидимых противников возрастал, голоса раздавались все громче, импульсивнее и казалось, исходили теперь не от шамана, а со всех сторон сразу. Их было уже не два и не три, а словно десятки глоток надрывались в желании отстоять свою правоту. Какое-то безумие творилось под звездами Байкала! Вокруг стоял невообразимый гул, и земля под ногами дрожала. Тело Дуурэн боо конвульсивно дергалось, отбивая в Хэсэ одиннадцатую серию ударов, и когда раздался последний гулкий звук, землетрясение достигло своего пика. Шаман не смог устоять на ногах и повалился, упав на спину, раскинул руки в стороны. Хэсэ выпал и откатившись в сторону, замолчал. Колокольчики и бубенчики больше не дребезжали. И лишь земля толкалась и вибрировала не в силах сдержать то, что хотело из нее выйти наружу, а над ней колыхался туман, взбудораженный резкими движениями. Не сразу, но земля успокоилась, все реже и реже вздрагивая и вздыхая.

Прошло совсем немного времени, и вдруг пошел дождь. Обычный теплый летний дождь. Небо было все также безоблачно и чисто, и откуда летели капли воды, оставалось загадкой, впрочем, никто этого уже не видел. Может кто и выбежал из дома во время землетрясения, но уже наверняка успокоился, вернулся обратно и лег спать, оставив ночные тревоги в мире сновидений.

Утром следующего дня жители поселка Хужир нашли тело Владимира Валентиновича Хаданцева, распростертое на земле. В полном шаманском облачении он лежал на спине рядом с потухшим костром, глаза его были закрыты. Вся одежда Хаданцева промокла от дождя, как и лежавшее недалеко от него ватное одеяло с аккуратно разложенными на нем обрядовыми предметами. Дуурэн боо был жив, но не шевелился и лежал с сомкнутыми глазами без сознания. Мужчины подняли его, бережно переложили на принесенный кем-то кусок брезента и отнесли в дом. Потом сняли с Хаданцева мокрые вещи, заботливо уложили в постель и разошлись по своим домам, оставив одного из своих приглядывать за шаманом.

Ночное землетрясение не принесло большого ущерба селению, ведь в Хужире не было зданий выше второго этажа, да и те, в большинстве своем, деревянные. Люди ходили и осматривали свои строения на предмет разошедшихся углов, трещин, покосившихся домовых труб или съехавшей кровли по причине плохого крепления. Гораздо больше хлопот доставили лошади, которые и так гуляли по острову словно сами по себе, а теперь и вовсе разбежались в разные стороны, испугавшись происходящего. С острова они уйти не могли, но табуны перемешались изрядно. Эти стройные красивые животные белого, рыжего и черных цветов, бродили по холмам небольшими группами, щипали траву и тревожно вскидывали головы при малейшем постороннем движении. Среди них были и жеребята, которые по-детски беззаботно, не обращая внимания на беспокойство родителей, играли друг с другом, бегали, толкались и бодались. Несколько лошадей собрались вместе на краю обрыва, около того места, где утром нашли Хаданцева.

Солнце было уже высоко, когда со стороны поселка послышалось оживление. По улице бежал человек, заглядывал во дворы и что-то кричал. Жители отвлекались от своих занятий, оставляли дела и шли за беспокойным товарищем. Когда все они вышли к берегу на окраину Хужира, лошади испугались возбужденных голосов и поскакали в сторону. Маленькие жеребята бежали последними, с трудом поспевая за взрослыми, и смешно подбрасывали в воздух длинные тонкие ножки. Как только лошади сорвались с места, предводитель процессии, радостно закричал.

– Вот он! Вот же! – указал он рукой на край обрыва и почти бегом поспешил к месту, где до этого паслись лошади.

Люди устремились за ним. А там, куда все торопились, стоял спиной к поселку Хаданцев. В длинной, доходившей до колен, серой холщовой рубахе он смотрел на противоположный берег Малого моря в то место, куда его насильно развернули духи во время обряда. Народ обступил шамана, пытаясь определить, нужна ли ему какая-нибудь помощь. Беспокойный человек, который всех привел, продолжал крутиться вокруг Хаданцева и оправдываться.

– Владимир Валентинович, что же вы ушли и ничего не сказали? Я всего лишь на минутку вздремнул. Вы бы сказали, что вам надо чего-нибудь, так я сразу бы подсобил, – юлил горе-сторож – соседи для того меня и приставили к вам, чтобы я помогал. А вы взяли и ушли, и ничего не попросили даже.

Шаман поднял правую руку вверх, и люди сразу притихли, перестав суетиться. Хаданцев указал на берег по ту сторону пролива.

– Там! Он сейчас находится там! – произнес он, растягивая слова, и замолчал в раздумьях.

Текли минута за минутой, но никто не решался прерывать ход его мыслей.

Наконец, шаман заговорил снова.

– Слушайте меня, люди, – начал Хаданцев неспешно, с интонацией, обещающей повествование – слушайте, что я скажу. Существует легенда, о которой знают немногие и только посвященные шаманы. Да и тех осталось совсем мало. Легенда передается из поколения в поколение, от учителя к ученику, в нескольких бурятских родах. Легенда древняя и тайная, но настало время рассказать ее людям.

Хаданцев снова замолчал, оставив на время любопытных окружающих в нетерпеливом ожидании, а потом начал рассказывать.

– Легенда говорит о том, что примерно четыре сотни лет назад жил на нашей байкальской земле человек по имени Цырэн. Род его известен был сильными шаманами, и Цырэна не обошла судьба – когда пришло время, стал он для своего народа надежной опорой. Цырэн был одаренный шаман, отмеченный Богами Великого Западного Неба. Он прошел все ступени посвящения и, достигнув последнего девятого уровня, стал настоящим Тэнгэри Дуудашан. Слава о его способностях облетела Байкал и окрестности. К шаману потянулись за помощью и советом люди со всего края, а со временем даже из соседних стран. Никому не отказывал Цырэн в просьбах, всем помогал, творя добрые дела, и не жалел ни времени, ни самого себя. Шли годы, а силы его не иссякали, но даже удивительно росли. Да и сам Цырэн внешне не старился. Глядя на него, трудно было сказать, сколько ему лет. На вид то ли тридцать, то ли тридцать пять, а посмотришь в глаза и удивишься их глубиной и проницательностью. Вот так, бывало, придет к Цырэну человек со своими просьбами, но только и рта раскрыть не успеет, как глянет шаман в глаза пришедшему и прочитает его словно открытую книгу. Такого взгляда у молодых не бывает. В молодости мысли и ценности совсем другие, взгляд тут, на поверхности, живет в настоящем мире насущными потребностями. С годами же мудрость берет свое – окружающий мир переоценивается и то, что раньше казалось таким важным и нужным, на деле оказывается мелочным и ничтожным, а то, что оставалось незамеченным и не удостаивалось внимания, предстает совсем в ином свете. Не всем, конечно, это дано, но Цырэн был по-настоящему мудр и умен. А когда спрашивали его о возрасте, то смеясь, отвечал Цырэн, что ему тридцать лет и три года и так будет всегда, потому что это решение и воля Богов.

Один из слушателей снял с себя куртку и, постелив на землю, пригласил Хаданцева сесть. Тот поблагодарил кивком головы и продолжил, когда присутствующие уселись на землю, последовав его примеру.

– Прослыл Великим шаманом Цырэн, уважали его не только люди, но и духи-Онгоны благоволили к нему. Слышал их голоса Цырэн так, как мы слышим разговоры друг друга, щебет птиц, песню ветра или плеск воды и понимал все, о чем говорили духи. Никому не делал зла Цырэн, и все его любили. Но, как это всегда бывает, обязательно найдется кто-нибудь, кому неугоден добрый человек. Один из Богов Великого Восточного Неба Улан Гай Зоболон задумал погубить Цырэна, но не просто убить – для этого существовало множество легких способов, а украсть сильную душу шамана, отвратить ее от Западных, ненавистных ему Богов, и поставить Цырэна к себе на службу. Улан Гай Зоболон был искусным хитрецом, знающим толк в подлости и коварстве. Придумал он, как сделать так, чтобы Боги Западного Неба ничего не прознали раньше времени, а если бы увидели что-то необычное, то не смогли бы заподозрить его самого. Для исполнения плана послал Улан Гай Зоболон на землю самого верного своего слугу с самой темной душой, полной ненависти к людям. Звали это мерзкое существо Хара Хэрэг Атаархал. Не был он ни богом, ни человеком, ни животным, а похож на густую тень, бесплотный черный дух, способный незаметно проникать в любой дом, любую, даже самую маленькую, щель. Питался Хара Хэрэг Атаархал людскими слабостями – завистью, корыстью, злобой, ненавистью, жадностью, гордыней, трусостью, малодушием. Издалека чуял он ссоры, читал в мыслях людей бранные слова, видел обман, воровство и предательство. Как коршун бросается на падаль, так и Хара Хэрэг Атаархал впивался в слабого духом человека, не желающего бороться со своими недостатками, не уважающего ни себя, ни окружающих. Словно пиявка высасывал он из жертвы остатки любви, честности, доверия, верности, щедрости, смелости, доброты и все это, пропуская через себя, вливал обратно в полуразложившуюся душу в исковерканном виде, разлагая ее окончательно. Когда Хара Хэрэг Атаархал получил задание, то был невероятно рад столь ответственному поручению и случаю принести в наш срединный мир раздор и горе. А еще был он рад достойному противнику. Цырэн, хоть и простой человек, но с чистой и сильной душой легко мог противостоять Хара Хэрэг Атаархалу, ведь он давно научился видеть свои недостатки и правильно управлять ими. Нечем было поживиться черному слуге Восточного Неба у Великого шамана, и тем интереснее становилась задача. Знал Хара Хэрэг Атаархал секрет, который давал ему преимущество над Цырэном, хотя и тот, в силу мудрости своей, тоже ведал о нем. А секрет вот какой – любой человек, имеющий слабости и недостатки, желающий искоренить их, ведет постоянную борьбу с ними и с самим собой. Но если вдруг случится, что такой борец победит в себе все плохое, изничтожит дурные мысли, не будет совершать никаких, даже самых маленьких, опрометчивых поступков, и станет идеальным человеком с кристально чистой душой, то возникнет парадокс – приобретет тот человек самый большой недостаток, самый большой грех – гордыню!

Владимир Валентинович остановился и оглядел, сидевших перед ним импровизированным амфитеатром, людей.

– Вы удивлены? – спросил он – думаете, что я призываю вас не бороться со своими грехами, чтобы не заработать еще больший? Конечно же, нет! Поймите, вся суть в борьбе! Только тот человек может достигнуть настоящей силы духа, который будет постоянно бороться, но не победит окончательно. В данном случае долгожданная победа будет означать проигрыш! Никто из нас не совершенен, каждый обладает недостатками и за любым можно найти грехи. Но если вы не вступаете в борьбу, то такие как Хара Хэрэг Атаархал сожрут вас, а если достигните совершенства, то все равно сожрут. Вот и выходит, что процесс самосовершенствования и есть та самая золотая середина, которой следует держаться. Я все время говорю про недостатки и слабости, но поверьте, у каждого есть достоинства и сильные стороны, только чаще всего нам трудно сделать лишний шаг, чтобы проявить их. Лень и нерешительность мешает людям выходить на арену и вступать в бой. Намного легче совершать плохие поступки где-то на задворках собственной совести и за спинами других, а гораздо спокойнее вообще ничего не делать, ссылаясь на занятость и отсутствие времени. В обоих случаях душа человека гниет заживо, давая пищу таким же, как он сам. И все эти человеки, достойные лишь жалости, поедают друг друга в замкнутом круге. Сильную же душу не так-то просто одолеть. Любая подлость будет замечена человеком, обладающим чистым сердцем и добрыми помыслами, а если случится, что все-таки обманут его злые люди, то получат в ответ такой отпор, что второго раза не будет. Да, надо сказать, что трусы и мерзавцы по большей части сами избегают честных и открытых людей!

Кто-то снял с пояса фляжку с водой и протянул Хаданцеву. Тот отпил несколько глотков, поблагодарил и продолжил.

– Отвлекся я что-то, давайте вернемся к легенде. И так, у Хара Хэрэг Атаархала было два пути – либо помочь Цырэну продолжить возвышаться над самим собой и, достигнув максимального результата, низвергнуть его, придавив собственной гордыней. Либо злодей должен был найти уязвимое место в характере, чувствах или образе мыслей шамана. Цырэн был Великим шаманом, но в первую очередь человеком и, как и все мы, имел свои слабые места. Помогая выращивать гордыню, Хара Хэрэг Атаархал мог добиться гарантированного успеха, но пришлось бы потратить много времени, а времени-то как раз дали в обрез. Второй вариант был быстрореализуемый, но менее надежный. Хитрому слуге требовалось проникнуть в тайные закоулки души Цырэна, раскопать и достать наружу то, что он больше всего ценит и скрывает от всего мира, то чего он боится потерять. Опасность провалить дело заключалась в том, что шаман мог почувствовать и разгадать коварный план, а значит выставить еще большую защиту, чем прежде. Тогда Хара Хэрэг Атаархалу пришлось бы вернуться к первому варианту, чего очень не хотелось делать. И вот что в результате он придумал…

***

Цырэн – Великий шаман, всегда уверенный в себе, надежный и постоянный, вот уже третий день бродил среди голых камней в странном беспокойстве, которое не мог сам себе объяснить. В этой пустынной части острова только редкие ковылики и чахлые кустики были безмолвными свидетелями его раздумий. Вдали высились горы, с которых стекали облака, но, не достигая подножий, исчезали. С неба сыпалась мелкая морось, ветра совсем не было, а почти полную тишину нарушали только далекие крики чаек с одного из разбросанных по спокойной глади озера маленьких островов. Сильный натренированный дух Цырэна, способный почувствовать опасность задолго до ее появления, предупреждал о надвигающейся буре, но предупреждал как-то неявно, неуверенно, перемежая тревожные опасения необычными проблесками надежды на близкое счастье. И не столько беспокоили шамана сигналы об опасностях, которых он за свою долгую жизнь перевидал и преодолел великое множество, сколько трогали его душу необъяснимые проявления нежных светлых чувств, коих практически у него никогда и не возникало. Вторую ночь ему снился давний, даже слишком давний сон. Перед глазами появлялся образ той, которую Цырэн старался изо всех сил забыть многие годы. Он хотел стереть из памяти ее лицо, фигуру, движения рук, походку, ее мягкий, ласкающий слух, голос. Цырэн думал и верил, что смог это сделать, но вот почему-то она всплыла из глубин памяти, распустилась голубым цветком, вплетенным в черные волосы, вспрыгнула, как когда-то давно, легкой ланью на вершину скалы, расставила широко руки и закружилась, подставив улыбающееся лицо лучам заходящего солнца. Неужели можно вспомнить, когда это было? Тридцать лет? Нет, конечно, и даже не пятьдесят, а скорее лет сто назад! Или больше?

– Зачем же ты пришла сейчас? – задавался вопросом шаман, вглядываясь с обрыва в прозрачную воду Байкала и разглядывая зеленые валуны, лежащие на дне – что хочешь сказать мне? – продолжал спрашивать он, притрагиваясь к стволам кривых и чахлых лиственниц, растущих одиноко среди камней – Почему мучаешь меня?! – восклицал он не жмурясь, глядя на холодное солнце, пробивающееся сквозь облака, но ответа так и не находил.

И там во сне выплывали вдруг лица, которые, как думал и верил Цырэн, он также выкинул из своей памяти. Лица ЕЕ родителей, отдавших дочь замуж по велению традиций и соблюдению договоренностей с родителями жениха для составления «выгодной партии». Лица родителей будущего мужа, не желающих слышать «глупые» просьбы какого-то «не их уровня» мальчишки, умолявшего пересмотреть свое решение. И, главное, лицо своего лучшего друга, названного брата, а впоследствии своего врага, которого, как думал, Цырэн простил и забыл. Друга, который не приложил ни малейшего усилия, чтобы помочь своему товарищу. Друга, который знал, как ОНИ любили друг друга. Друга, который ЗНАЛ, что она НЕ принадлежит ему, но предпочел лучше разорвать братские узы, чем пойти против воли родителей. Это лицо врага, который предал Цырэна и с удовольствием взял его возлюбленную ради мимолетного триумфа, вряд ли осознавая, что она никогда не будет по-настоящему принадлежать ему.

Но самым ужасным лицом, появляющемся во сне Великого шамана, было его собственное. Униженный и уязвленный он, как маленький ребенок, трусливо прятался дома, жалуясь родным на несчастную судьбу и несправедливость. Он, попробовав один раз и получив отпор, прекратил все попытки борьбы за свое счастье. Он сдался сразу, оказавшись слабохарактерным и неготовым для отстаивания своих интересов и интересов человека, за которого необходимо было воевать. Он не смог защитить самого любимого и нужного в своей жизни существа. Не смог взять ответственность за судьбу и счастье самого дорогого, что даровали ему когда-либо Боги. Но что значит не смог? Не смог – значит, НЕ ЗАХОТЕЛ!

Позже, глядя на себя молодого с высоты прожитых лет, Цырэн начинал понимать, что это был его страшный позор и поэтому всеми силами старался подавить в себе эти воспоминания. И вот, по прошествии стольких лет, когда давно уж нет в живых ни возлюбленной, ни бывших друзей, ни врагов, память преподносит сюрприз в виде этих странных снов. Страшных снов.

Что это значит? Чего ждать?

На четвертую ночь сон не повторился, и Цырэн успокоился.

А на пятый день пришел ответ. Утром в дом постучали, шаман пошел открывать и замер на пороге. Сердце его бешено заколотилось, в голову ударила кровь, виски пульсировали, перед глазами поплыли круги, и он медленно опустился на землю, теряя сознание. Очнулся Цырэн, лежа на земле собственного двора, под головой заботливо лежала маленькая подушка, принесенная из дома, а на лбу мокрый холодный платок. Приоткрыв глаза, он увидел перед собой женское лицо, напряженное волнительным ожиданием. В это невозможно было поверить, но это была ОНА! Девушка, которую он любил, и которая никак не могла здесь и сейчас очутиться. Но это было уже не важно. Цырэн спросил ее имя, она что-то ответила, и это тоже было неважно. Великого шамана захлестнули человеческие чувства, он закачался в своем незыблемом душевном равновесии и стал медленно падать…

Оставалось только помогать ему в этом.

Девушка пришла к Цырэну за благословлением и задала вопрос, счастливый ли человек Великий шаман, ибо только счастливый человек может благословить другого на любовь и супружество. И Цырэн неожиданно, где-то внутри себя растерялся, но вслух твердо ответил, что он счастлив своею судьбой и благословил пришедшую на замужество. После ее ухода шаман начал мучиться терзаниями совести, что он был неискренен и фактически обманул, доверившуюся ему душу. Также вспыхнули ярким пламенем личные чувства. Девушка так была похожа на НЕЕ, что Цырэн потерял всякий контроль над собой. Он хотел ЕЕ. Чтобы только он и больше никто. Он не мог отдать ЕЕ второй раз в чужие руки. Он ДОЛЖЕН был исправить ошибки прошлого. Весь оставшийся день прошел в ярких воспоминаниях и душевных муках.

Еще через день Цырэн успокоился, взял себя в руки и смог трезво рассуждать, как это происходило обычно.

– Ну что ж, пришла и пришла, – думал он – похожа и похожа, но ведь это же не ОНА! Так что же я позволяю себя волноваться?

Еще через день девушка пришла снова… и разрушила начавшее устанавливаться спокойствие. Так стало продолжаться с завидной периодичностью. Она то пропадала на два-три дня, заставляя Цырэна нервничать и мучиться в ожидании, то, вдруг, появлялась из ниоткуда, одаривая его игривыми взглядами и звонким смехом, неустанно восхищаясь его мудростью и проницательностью. Зачем приходила девушка, было неизвестно, а Цырэн не задумывался об этом и, если бы его спросили, о чем они разговаривали во время коротких встреч, то он вряд ли бы вспомнил, как вряд ли понимал, что вообще происходит, полностью увлеченный самим процессом общения и лицезрением предмета своего обожания. Таким образом, ловушка, подготовленная Хара Хэрэг Атаархалом уже начала захлопываться.

Прошло несколько недель. Счастливый Цырэн жил лишь ожиданиями очередного свидания и ни о чем не думал, витая мыслями слишком далеко от земли, чтобы почувствовать или заметить, что-то происходящее прямо у него под ногами. Люди, приходящие к нему за помощью или советом, замечали его рассеянность, когда он слушал их просьбы и раздражительность, когда нужно было что-то реально делать. Но они лишь качали головами и перешептывались между собой, что Великий шаман стал какой-то странный и сильно «сдал» за последнее время, видимо стареет, говорили они. Слухи разнеслись быстро, и прихожан с каждым днем становилось все меньше. Тем более что были и другие выдающиеся шаманы, пусть молодые и менее опытные, но в данном случае, гораздо более эффективные.

Сначала Цырэн мало обращал внимания на количество посетителей, но скоро не заметить их отсутствие стало просто невозможно. Потихоньку и ненавязчиво он стал расспрашивать соседей и, теперь таких редких, гостей. Никто из них не желал говорить правду прямо в глаза Великому шаману, стесняясь и боясь его обидеть или разгневать. Но нашелся один житель в поселке, который с детства знал Цырэна, как почитаемого всеми мудреца, уважал и во многом брал с него пример. Желая только добра своему учителю, этот человек не побоялся открыто заявить Цырэну, что последнее время все в деревне только и говорят об увлечении Великого Шамана, что забросил он людей с их проблемами, променяв на молодую красавицу и нет теперь никакого толку от того, кто носит почетное звание Великий! Рассказал и о том, куда идут теперь люди за помощью, начиная гораздо больше ценить и уважать других шаманов, чем Цырэна.

И заскреблись тогда на душе Великого шамана серые мыши, стали грызть его стальное, закаленное сердце, нашли мелкие паразиты щели в размягченной броне, раньше так хорошо защищавшей мощный дух. Уязвленное самолюбие не давало теперь покоя Цырэну. Гордыня, с которой он вел длительную и непримиримую борьбу и, казалось, за столько лет смог найти к ней подход и усмирить в себе, вдруг начала зеленой ядовитой змеей выползать из своей норы, отравляя ядом мысли шамана.

– Неблагодарные! – восклицал Цырэн в сердцах – как это, я не приношу им пользы? Забыли, все забыли, жадные людишки! Забыли, сколько я сделал для них за долгие годы своей работы. Для них, для их родителей, дедушек и пра-пра-прадедушек и бабушек, для их семей и целых родов! – когда шаман начинал думать об этом, возмущение его возрастало, и он уже не мог остановиться – конечно, когда им чего-нибудь нужно, они тут как тут, просят и просят бесконечно, жалуются на судьбу, на друг друга, требуют советов, ждут четких инструкций и исполнения желаний! Но, как только Великий шаман не уделим им достаточно времени, как только не ответил на один никчемный вопрос, не стал лишний раз по пустякам беспокоить духов, так сразу и не нужен больше Цырэн, и идут к другому шаману! Другому?! Какому другому они могут пойти, когда только один шаман девятого уровня есть в наших краях, и этот Великий шаман – я! Никто, слышите, никто не может большего, чем достиг я, ибо мне помогают Боги Великого Западного Неба!

Цырэн заводился не на шутку и часами не мог успокоиться, нервно ходил по дому, вымещая на не присутствующих здесь людях, свое негодование и все возрастающую злость и нетерпение. Его можно было увидеть на улице, резко и быстро шагающего в каком-то непонятном направлении, размахивающего руками, а потом также возвращающегося к себе откуда-то с другой стороны. Цырэн не находил себе места, нигде не имея возможности обрести покой. Потому, что в первую очередь необходимо было обрести покой внутри себя, а он не мог собрать силы, чтобы сосредоточится и сделать это. Где-то в глубине сознания еще жила здравая мысль, говорящая: «Цырэн! Обратись к духам за помощью, они услышат и помогут тебе. Нельзя надеяться только на себя, сейчас сложная ситуация и ты не справляешься». Но одна маленькая мысль подавлялась и глушилась гораздо более сильными, продолжающими разжигать страсти в душе шамана: «Не нужно ни к кому обращаться, Цырэн! Ты Великий шаман, проживший десятки и десятки лет, обретший мудрость и силу, и нет такой ситуации, с которой ты бы не справился самостоятельно. А если обратишься за помощью к духам, то признаешь свою слабость, и духи отвернуться от тебя, а с ними и Боги, помогающие тебе, ибо не нужны Богам слабаки, а нужны сильные, верящие в себя помощники! Докажи Цырэн, что ты достоин их внимания, покажи Богам, что они не ошиблись в своем выборе!»

Самое ужасное в этом положении было то, что Великий шаман не хотел говорить себе правду. Он знал, что причиной его неуравновешенности и беспокойства были вовсе не люди, отвернувшиеся от него. Цырэн не хотел признаваться, что виной всему была девушка, неожиданно появившаяся в его монотонной жизни. Она, этот прекрасный цветок, пахнущий медом и травами, привнесла в его серый быт капли светящейся радости и отдохновения от повседневной рутины. Цырэн будто ждал ее всю жизнь и поэтому вцепился мертвой хваткой в волшебный образ, не желая отпускать ни на минуту. А она не появлялась вот уже несколько дней, приводя влюбленного в бешенство. Это и было настоящей причиной эмоционального взрыва и негодования.

– Почему, почему она не приходит? – мучился вопросом Цырэн – зачем разрывает меня на части, заставляя страдать?

– А, собственно, почему она должна приходить к тебе? – сам себе отвечал шаман – она живет своей жизнью, пришла и ушла, как и все просители. Разве ты забыл, что у нее есть жених?

– Жених?! – переспрашивал Цырэн – да, я забыл, потому что не хочу помнить! Мне не интересна ее жизнь там, за пределами моей, лишь бы приходила ко мне почаще, так мне спокойнее.

– Не боишься, что, если она будет приходить слишком часто, тебе захочется нечто большего, чем ее лукавые взгляды и ласковые улыбки?

– Я ничего и никого не боюсь! – твердо отвечал Цырэн – я Великий шаман и меня уважают люди!

– Уважают или боятся? – продолжал шаман – тут большая разница, Цырэн. Сейчас люди тебя все еще уважают, но если ты переступишь черту с этой девушкой, то придется делать так, чтобы боялись. Ты готов к этому?

– Готов! И от своего отступать не намерен! Я уже один раз потерял Ее, и второй раз не упущу своего счастья!

Рассуждения Цырэна прервал стук. Он с радостью выскочил на улицу, надеясь увидеть долгожданную, но вместо нее обнаружил человека, который поклонившись, передал послание-приглашение от шамана из соседнего поселения с просьбой провести обряд посвящения седьмого уровня, ведь по традиции из всей округи только Цырэн был Тэнгэри Дуудашан и обладал большим уровнем, чтобы провести подобный обряд. Великий шаман даже обрадовался подобному предложению, отвлекавшему его от навязчивых мыслей, и начал приготовления.

Вскоре Цырэн провел обряд посвящения и, в знак благодарности, получил от новоиспеченного шамана седьмого уровня, приглашение на собственную свадьбу, которая также должна была состояться в ближайшее время, в качестве шамана, чтобы по всем канонам провести свадебный обряд. Несомненно, Великий шаман согласился. В назначенный торжественный день Цырэн увидел невесту, и все внутри перевернулось, заплелось узлами и сдавило так, что стало трудно дышать. Это была Она! На ее грустном лице, опухшем от недавних слез, ясно отражалось, что все идет против ее воли, но только по желанию родителей сторон. Увидев, кто будет исполнять обряд, невеста опешила и даже немного испугалась, но внешне постаралась вымучить из себя подобие улыбки, что ей не очень-то хорошо удалось. Цырэн не помнил, как прошла свадьба, все было как в тумане, затянуто поволокой. Зато он пришел домой с сердцем и мыслями полными злобой и ненавистью к Ее мужу.

Несколько дней Цырэн пролежал дома в лихорадке, он болел. Внутри Великого шамана рушились крепости, шла война между устоявшимися за долгое время взглядами и новыми чувствами, проникшими в душу совсем недавно. Иногда, впадая в забытье, Цырэн видел со стороны свое обнаженное тело, лежащее на траве под лучами негреющего солнца. Большие редкие хлопья снега плавно опускались на землю. Цырэн наблюдал откуда-то сверху, и мог хорошо разглядеть, как на неподвижном, будто замороженном теле, его руках, ногах и животе начинали медленно прорастать большие черные цветы. Сначала на коже появлялись упругие, шевелящиеся изнутри бугры, которые вскоре лопались словно нарывы, разбрызгивая вокруг вязкую зеленоватую жижу – так человеческие ткани прорывали изгибающиеся ростки, похожие на паучьи лапки, покрытые жесткими короткими волосками. Потом на конце ростка набухал маленький бутон, впоследствии раскрывавшийся черными острыми лепестками, сплошь утыканными маленькими шипами. От цветка исходил смрадный запах гниения и разложения. Каждый такой цветок держался какое-то время, заставляя задыхаться от вони, а потом медленно увядал, оставляя вместо себя на голом теле черные пятна гнили. Постепенно Цырэн весь покрылся ими, но пятна не останавливались, а разрастаясь, захватывали и уничтожали зеленую траву, землю, выжигали пустые дыры в бледном небе, пока не пожрали самое солнце, и не наступила тьма.

Наконец наступил день, когда утром Цырэн вышел из дома, и соседи, увидев его, испугались. Великого шамана нельзя было узнать – он постарел! Волосы совершенно поседели, лицо избороздили глубокие морщины, глаза провалились и почернели. Но не только внешние изменения обнаружили соседи, но и почувствовали сильнейший негатив, исходивший от Цырэна. Волны недоброжелательности, раздражительности, нервной возбудимости, так и захлестывали все вокруг, пугая окружающих. Великий шаман провел весь день в сборах, а вечером ушел из поселка, никому ничего не сказав, лишь захватив с собой достаточно большой тюк с какими-то вещами. Больше его здесь никогда не видели.

Ночью на одном из горных склонов там, где Малое море отделяет остров Ольхон от северо-западного берега Байкала, вспыхнул костер. В этих местах никогда не бывает людей, нет никаких селений, разве что заблудившийся охотник останется переночевать, и разожжет огонь, чтобы согреться и не подпустить к себе диких зверей. Но это был не охотник. У ритуального костра занимался приготовлениями Цырэн, выкладывая на разостланное на земле покрывало амулеты, обереги и предметы для проведения обрядов. В нескольких метрах от него испуганно жался к камням большой черный баран. В его глазах, отражаясь, плясали языки пламени. Великий шаман приготовился взывать к темным силам.

Цырэн ни разу за всю свою долгую жизнь не сделал никому зла, и никогда не прибегал помощи злых духов. На этот раз, хотя для себя все уже решил, он сначала внутренне трепетал, перед тем как шагнуть в пропасть, но с первыми словами молитвы, с первым ударом бубна, Цырэн обрел уверенность в своих действиях, и дорога назад исчезла во мраке. По мере прохождения обряда, Великий шаман, впав в транс, в безумном танце призывал духов сокрушить своего врага – мужа девушки, навести на него порчу и наложить на весь его род проклятие. Со временем в воздухе вокруг костра в нескольких метрах от земли, но на разной высоте, стали появляться почти прозрачные бледные эллипсоиды, то совсем правильной шарообразной формы, то вытянутые по вертикали. Чем дольше длился обряд, тем их становилось все больше. Это духи слетались к Цырэну. Они парили в ночном пространстве, хаотично передвигаясь, исполняли свой, какой-то странный, ритуальный танец. Кровавая жертва – черный баран была отдана собравшимся. Великий шаман слышал их голоса, видел и говорил с ними, был среди них своим, продолжая наполнять воздух низким гортанным пением и гулкими ударами бубна.

Цырэн не знал, сколько прошло времени, ему было все равно, но когда обряд подошел к концу и он, наконец, стал выходить из транса, то почувствовал такую усталость, что, опустившись в изнеможении на камень, подумал, что прошла целая вечность, и за это время утекли все его силы. Нормальное человеческое сознание потихоньку возвращалось, пробиваясь сквозь еще не затихшую пьянящую вибрацию. Цырэн все еще продолжал видеть зависших в воздухе духов. Они будто чего-то ждали. Вдруг и шаман почувствовал чье-то приближение. По вымотанному и еще неуспокоившемуся телу пробежали мурашки. Необъяснимый страх погнал по крови адреналин, приводя тело в тонус и окончательно выгоняя муть из мыслей. В эту минуту Цырэн выглядел так, как, наверное, выглядит тигр, загнанный охотниками в ловушку, обессиленный долгой погоней, тяжело дышащий, прижатый спиной к скале, с испугом в глазах, но напружиненный и злой, готовый к последнему прыжку, который спасет ему жизнь. Тигр еще не видит своих гонителей, но знает, что они уже рядом и появятся эти двуногие существа неожиданно и сразу. Раскрашенные тела их и маски на головах пугающе чужеродны и неестественны, из какого-то другого мира, а длинные копья в руках несут на своем острие смерть.

Что-то неизвестное не торопясь приближалось к Цырэну, что-то из другого мира. Хотя шаман и сидел на камне, но все мышцы его были напряжены, а рука потянулась к лежащему рядом ножу, испачканном в бурой бараньей крови. Духи, висевшие над землей, почтительно расступились по две стороны от костра, и в круг света прямо напротив Цырэна, бесшумно ступая, вошла ОНА. Их разделяли только пляшущие языки пламени. Великий шаман не дрогнул ни мускулом, ни мыслью, оставаясь готовым к борьбе. Он уже понял кто перед ним.

– Здравствуй, Цырэн – сказала Она нежным голосом – я вижу, ты ждал меня, готовился, и даже звал!

– Пришел подразнить меня? – со злостью спросил шаман – зачем носишь ты лик той, кого не достоин?! Покажись в своем настоящем обличье!

– Тут кто-то говорит о достоинстве? – нараспев произнесла Она, и обратилась к собравшимся духам– слышите?! Он говорит мне о достоинстве! – и Она залилась звонким смехом, а духи, подхватив его, начали смеяться над Цырэном на разные голоса, но тот лишь опустил глаза в землю.

– Тише! – приказала она, вдруг резко прервав веселье – тииишшшшее! – повелительно зашипел змеей ее изменившийся до неузнаваемости голос, и духи мгновенно затихли, услышав приказ хозяина.

– Нет, Цырэн – продолжила Она, снова заговорив обычным голосом, но сама интонация имела привкус яда – я готовил этот момент слишком основательно, чтобы так просто вступить с тобой в отрытую борьбу. Я должен насладиться своим триумфом и твоим унижением. Кто, как не ты должен это понимать!

Она расставила руки в стороны и сказала.

– Смотри, Великий шаман, какое прекрасное тело! – и начала медленно поворачиваться, стоя на месте – нет, так тебе не очень хорошо видно, не об этом ты мечтал, – добавила Она и стала расстегивать на себе одежды, продолжая движение.

У Цырэна кровь прилила к голове, учащенно забилось сердце. Он знал, что перед ним вовсе не Она, а воплощение злого духа, отравившего его существование, но ничего не мог поделать с собой. В нем боролись отвращение к происходящему и животный инстинкт – желание хотя бы посмотреть на Ее тело, которое снилось ему в юности, и теперь все последнее время будоражило фантазию. А что же разум? А он разумно сообщал, что если Цырэн и останется жив после этой ночи, то его мир прежним уже не будет, а если погибнет, что вероятнее всего, то почему бы напоследок не насладиться видом прекрасного, пусть даже при таких обстоятельствах.

Она стояла совершенно обнаженная, лицом к шаману.

– Смотри, смотри, Цырэн! Ты хотел этого, желал Ее, и я исполняю твое желание! – соблазняла Она – это мой подарок тебе, перед тем как ты окончательно погибнешь душою и помыслами. Бери Ее!

Она шагнула прямо в костер, протянув руки к Цырэну и намереваясь пройти сквозь огонь. Великий шаман, до этого момента сидевший словно загипнотизированный, неожиданно вскочил на ноги и агрессивно закричал, будто где-то внутри него сработал предохранительный клапан.

– Н-е-е-е-т! Ты не сможешь окончательно победить меня! – и резанул ножом себе по запястью.

Она замерла в пламени, и теперь уже в Ее глазах нарастал ужас. С руки шамана стекала кровь, и он, быстро двигаясь, разбрызгивал ее, багровую и липкую, вокруг костра, очерчивая круг, быстро читал молитвы. Когда капли крови летели в костер, тот вспыхивал еще ярче, пытаясь огненными языками поймать священную пищу до того, как она коснется земли. Когда же кровь попадала на Ее голое тело, то оставляла на нежной коже ожоги, заставляя дергаться, как от разрядов электрического тока.

Замкнув круг, Великий шаман взял в руки бубен и под его частые удары хрипло запел. Он ходил рядом с костром, призывая Богов Великого Западного Неба помочь ему справиться со злом, которое сам же и вырастил. Потихоньку нервное перевозбуждение заменялось привычным ритмом и движениями. Цырэн возвращался в родную стихию, произнося слова, прочно записанные в его мозгу, и был услышан. В очередной раз, проходя перед Ее лицом, он остановился и отложил бубен, испачканный кровью, продолжающей вытекать из открытой раны. Глаза его были бездонно глубоки, и смотрели прямо в Ее глаза. Это был уже не Цырэн.

– Хара Хэрэг Атаархал! Ты сам знаешь, кто говорит с тобой, – повелительно произнес тот, кто был сейчас внутри шамана – и не тебе со мной силами меряться. Выходи!

Тело девушки, стоящей на горящих углях, начало раздуваться. Живот вырос, обвис и прорвался черным потоком. Грудь, пальцы, лицо – все разбухало и лопалось, словно кожа становилась мала существу, что пыталось выбраться наружу. Лоскуты плоти опадали в огонь и с треском исчезали, пока над костром не осталось только черное клубящееся облако. Оно не могло выйти за пределы кровавого круга, излучая необычный черный свет. В искрящемся облаке то тут, то там закручивались вихри, похожие на глубокие водовороты и, если бы кто-нибудь, решил взглянуть в центр такого «водоворота», то его бы засосало в него безвозвратно.

– Ты, жалкий прихвостень своего трусливого хозяина, бросившего тебя на произвол судьбы, как только запахло жареным, посмел забрать у меня одного из лучших слуг срединного мира! – продолжал «Великий шаман» – но твой повелитель не получит желаемого, а ты пропадешь вместе с Цырэном! Такова цена за содеянное!

С этими словами он обратил лицо к ночному небу и поднял руки над головой. Земля покачнулась от тяжелого и глубокого удара, рассыпав угли костра. Хара Хэрэг Атаархал, пойманный в западню, кружился и пылил горячей золой, не в силах выбраться из невидимого круга. Следующий подземный толчок был такой силы, что огромный кусок горной породы, отколовшийся от скалы, рухнул на место свершения правосудия, похоронив под собой и Цырэна – величайшего из шаманов, когда-либо живших на земле, и Хара Хэрэг Атаархала – одно из наиболее совершенных воплощений зла…

***

– Это было одно из самых значительных землетрясений, произошедших три сотни лет назад, – продолжал историю Владимир Валентинович – много бед и разрушений принесло оно всему региону. Большой фрагмент юго-восточного берега Байкала откололся и погрузился под воду вместе с целым селением. Вы не найдете этой информации в современных источниках, но мы, шаманы, храним ее и передаем из поколения в поколение вместе с легендой.

Вторая половина дня пошла на убыль. Слушателей стало заметно больше, а женщины из поселка принесли всем поесть, чтобы не прерывать увлекательного рассказа.

– Все случилось очень давно, и вряд ли кто-нибудь думал, что древняя легенда может коснуться кого-то по истечении нескольких столетий, и я не вел бы сейчас с вами этой беседы, – Хаданцев утомился и говорил с заметными перерывами, набираясь сил для каждой новой фразы – но у легенды есть продолжение, даже скорее предсказание. Через несколько дней после описанных событий на Ольхоне появился чужестранец. Откуда он пришел никто не видел, куда потом подевался, никто не знает. Лицом европеец, а говорил по-нашему. Голос и внешность его были вполне обычными, но почему-то вызывали не то, что уважение, а даже преклонение. Вел себя чужеземец, словно господин, хотя слуг с ним не было, и к кому бы он ни обратился из местных жителей, тот сразу и с радостью спешил выполнить просьбу. Пробыл необычный человек на острове девять дней. В первый и второй день осматривал селение, где жил Цырэн, ходил на место, где раньше стоял дом Великого шамана, а теперь лежали обгорелые бревна. В ночь, когда случилось землетрясение, дом шамана загорелся сам собою, без видимых на то причин. На третий день, чужеземец отправился на другой берег Малого моря, туда, где лежал огромный кусок скалы, скатившийся с горы, и долго бродил вокруг. Вернувшись в селение, он велел собрать к назначенному дню девять самых сильных шаманов из всех, какие жили на байкальских берегах в то время. Эта просьба вызвала у людей недоумение – разве может пришелец из другой страны обладать полномочиями давать подобные указания уважаемым и почитаемым шаманам? На это чужеземец отвечал, что там, откуда он прибыл, его почитают как шамана не менее чем двенадцатого уровня, по местным меркам, если бы такой уровень существовал на Байкале. К такому заявлению все отнеслись с трепетом и почтением, выполнив задание в лучшем виде. Но на восьмой день пребывания чужеземца собралось только восемь шаманов, которые сообщили, что девятый не желает прибыть, так как у него личное горе – пропала молодая жена, а заменить его некем. На это загадочный господин заявил, что именно этот шаман нужен обязательно, и что он знает, где его молодая жена. Тогда на следующий день недостающий участник поспешил явиться. Первое, что сделал чужеземец, когда все собрались, поведал историю о Цырэне, его возлюбленной и Хара Хэрэг Атаархале. Этот рассказ лег в основу легенды, которую вы сегодня услышали. Шаману, потерявшему жену, стало понятно, что она стала жертвой злого духа и скорее всего, к моменту свадьбы давно была мертва и покоилась где-нибудь в глубине байкальских вод, а вместо нее с ним жил Хара Хэрэг Атаархал в обличии прекрасной девушки. Несчастного мужа пришлось успокаивать, когда он осознал с кем провел брачную ночь в собственном доме. Потом чужеземец сделал предсказание. Он сообщил, что Великий шаман Цырэн не погиб, а примерно через триста лет может вернуться, так же как и ушел, во время землетрясения. Собственно, этот день настал. Чужестранец оставил девяти шаманам инструкции и указания, когда и как нужно будет проводить специальный обряд, который поможет вернуться Цырэну в наш мир.

Покрасневшее солнце низко висело над лесом. Владимир Валентинович встал на ноги, отряхнулся, поправил одежду и произнес слова, с которых начал сегодня днем, повернувшись лицом к Малому морю.

– Там! Он сейчас находится там! – добавил – соберите в моем доме через два дня девять шаманов, список фамилий я предоставлю, – и не торопясь пошел домой, оставив людей размышлять и всматриваться в ничем не примечательный дальний берег, начавший покрываться вечерним туманом.

Скромный домик Хаданцева не предназначенный для такого большого количества гостей, но ничего, поместились. Расселись на коврах и низеньких скамеечках, все люди почтенные и уважаемые, знали, зачем позвал их к себе Владимир Валентинович. После того, как все поздоровались друг с другом и обменялись сообщениями, прихлебывая ароматный чай, гостеприимно приготовленный хозяином, тот повел свою речь.

– За два дня легенда облетела все ближайшие поселки и, даже больше, ее переписали и выложили в интернет. Кто-то из вас первый раз слышал эту историю, кто-то знал ее в искаженном временем виде, я же знаю легенду доподлинно. Я являюсь потомком того самого девятого шамана, которого обманул злой дух, подменив жену на себя. Род наш не прерывался и сведения, оставленные мне предками достоверны. Кроме меня нет других прямых потомков из тех девятерых шаманов, которые присутствовали триста лет назад на встрече с чужеземцем. Поведав людям легенду, я не все рассказал. Цырэн должен был вернуться очистившийся от зла, которое поразило его, но в ночь, когда я заканчивал обряд, помогая Цырэну, что-то пошло не так. Я не могу сейчас точно объяснить, что произошло, но чувствую надвигающуюся беду. Собрал я вас для того, чтобы вы помогли мне выяснить, что случилось и защитить жителей байкальских берегов от приближающихся несчастий, а они скоро начнутся, я знаю.

– Мы готовы, – отвечали шаманы – что нужно делать?

– Необходимо провести совместный обряд и молить Онгонов, чтобы защитили нашу землю и наших людей от возможного зла, пока я отправлюсь к тому месту, где должен быть Великий шаман Цырэн.

Много лет назад Володя Хаданцев, тогда еще его не называли по имени и отчеству, приняв от отца эстафету хранения тайны-легенды, первым делом попросил его показать место, где произошли эти страшные события. Он хорошо помнит те неповторимые ощущения, когда они вдвоем пробирались по тайге местами, где встречались только тропинки животных, ориентируясь непонятно на что и рискуя заблудиться. Но отец двигался уверенно, явно бывая здесь не в первый раз. Пока они продирались сквозь глухие заросли, перешагивали поваленные деревья, Володя рисовал в фантазиях, что они вот-вот выйдут на какую-то необычную зону отчуждения, где не растут деревья и не поют птицы, но, приблизившись на расстояние в сотню метров, когда отец остановился и сказал: «Вот оно!», ничего особенного не увидел. Камень, как камень. Большой, поросший мхом и тоненькими кустиками, таких валунов здесь сотни, а может быть тысячи! Володя даже расстроился.

– Пап, а ты ничего не перепутал? – разочаровано спросил он тогда – смотри, вон там, в стороне, лежит такой же кусок скалы!

Отец только ухмыльнулся.

– Когда меня твой дед привел в это место, я сомневался так же, как и ты. Я ничего не перепутал, просто мы еще не подошли достаточно близко.

И они стали приближаться. Сначала Володя ничего не чувствовал, но в какой-то момент, он не совсем уловил когда именно это произошло, ему стало страшно. Вокруг ничего не изменилось, бегали жучки, щебетали птички, стояли деревья, и яркое веселое солнышко пробивалось сквозь густую хвою, а Володе было страшно. Страх имел направление на огромный валун, это стало ясно, когда Володя начал испуганно крутиться на месте.

– Папа! Я боюсь! – крикнул он, вцепившись в руку отца, и еще больше испугался, увидев его лицо. Бледное, глаза широко открыты, а рука, за которую держался Володя, ледяная.

– Мне тоже страшно, сынок, – произнес тихо отец – и это нормально. Здесь всегда страшно. Мы никогда не подойдем к этому камню близко, не сможем.

Но они все же сделали еще несколько шагов. Каждые полметра вперед усиливали чувство страха, ноги подкашивались, сердце готово было разорваться, со лба стекал холодный пот, живот сжался так, что прилип к позвоночнику. Володя хотел кричать, но сил не было, в глазах поплыли цветные пятна, тогда он развернулся и бросился бежать в обратном направлении. Бежать по тайге – задача не из легких. Может быть кабарга или лось, находясь в родной стихии, и могли бы это сделать, но человек, бегущий по тайге, это что-то из ряда вон выходящее. Тем не менее, Володя смог преодолеть несколько метров, пока, споткнувшись, не упал, но и в таком положении стремился продолжить движение, отползая от проклятого места подальше.

Домой шли молча. Легенда перестала быть для Володи книжной сказкой и превратилась в действительность. Он стал думать о том, почему люди по природе своей так маловерны. Им всегда нужны чудеса и вещественные доказательства, чтобы поверить в сверхъестественное. Почему нельзя просто принять то, что дают? И Володя пришел к выводу – скорее всего, это связано с тем, что человечество привыкло ко лжи. Слишком часто обманывая друг друга, люди теряют веру, желая лично увидеть, потрогать, послушать и понюхать все то, что им пытаются всучить. А еще Володя понял, что начал взрослеть и не зря его стали беспокоить сложные жизненные вопросы, ведь его судьба – это помощь людям, а как можно помогать другим, если сам еще не до конца во всем разобрался.

Камень в лесу снился по ночам, откручивая кадры времени в обратном порядке, как в немом кино. Вот деревья вокруг молчаливого великана растут вниз, вместо них поднимаются из травы другие, старые, упавшие от лесного пожара, который также отступает, высвобождая из огненных лап сосновые ветви. Лето сменяет весна, весну зима, а зиму осень. Дождь и снег улетают обратно на небо, а птицы и животные двигаются задом наперед. И так год за годом, все быстрее и быстрее, сливаясь в пеструю кашу, в которой ничего уже нельзя разглядеть. Но изображение начинает замедляться, приближаясь к роковому моменту. Наконец наступает тьма – это ночь, в глубине которой с трудом можно различить контуры огромного валуна, и видно как тот, отрываясь от земли, открывает под собой догорающий костер. Теперь уже можно детально разглядеть и черное облако -Хара Хэрэг Атаархал и Цырэна, с руки которого стекают капли крови и зависших над ними Онгонов. Киноаппарат в мозгу будущего шамана продолжает отматывать пленку вспять, и злой дух забирается вовнутрь тела девушки, а Цырэн быстро ходит вокруг огня, передвигаясь спиной вперед и не дает рассмотреть, что твориться в центре. Вот он успокаивается, садится на камень, и во всей своей красе предстает перед взором Володи молодое обнаженное женское тело посреди пламени, демонстрирующее себя во всех ракурсах. На этом самом моменте фильм ставится на паузу. Можно подумать, что Володя всматривается в замершую картинку, наслаждаясь женскими прелестями, что ж, это его сон, может позволить себе все что угодно. Но, оказывается, его волнение связано совсем с другим интересом, и не для наслаждения он просматривает этот «фильм» раз за разом. Володю привлекает не факт того, что девушка обнажена, а ее фигура и лицо. Отчетливо видно, что она не бурятка! Как такое может быть? Высокого роста по сравнению с женщинами байкальского региона, белоснежная кожа и европейские черты лица! Повзрослев, Владимир Валентинович с одной стороны стал приписывать подобные видения своей бурной фантазии, с другой стороны, веря в силу снов, пытался разгадать эту загадку и по сей день.

***

До речки Владимир Валентинович дошел довольно быстро. Таежный гнус на всем пути, облаком преследовал добычу, но напасть не решался, смазанная дегтем кожа и края одежды, делали свое дело. Через звенящий поток был переброшен узенький деревянный мостик. Шумная речушка всегда нравилась Хаданцеву, и он всегда останавливался на некоторое время в этом живописном месте, чтобы полюбоваться, как она весело прыгает по валунам и валунчикам откуда-то сверху, петляя по тайге среди высоких сосен, пробегает под мостом, устремляясь в воды Байкала. Еле видная тропинка, протоптанная редко бывающими здесь людьми, через несколько сотен метров исчезла совсем, упершись в бурелом – два года назад в этих местах горел лес. Владимир Валентинович то продирался сквозь ветки упавших деревьев, становясь на карачки, то перелезал через верх, постоянно рискуя напороться на острый сук. Вскоре стали попадаться медвежьи тропы, по ним идти было легче, до тех пор, пока они не ныряли в заросли кедровника. И Хаданцев, подражая медведю, проходил сквозь своеобразный тоннель, думая, как бы не встретиться с его хозяином. За два года после пожарища зелень активно разрослась, понемногу скрывая следы былой катастрофы. Но стволы сосен-великанов, которые смогли устоять, долго еще будут хранить на своей коре черные обгорелые раны, доходящие до полутора десятков метров от земли. Их зеленые шапки там, в вышине, говорят о том, что они выстояли в борьбе со стихией и жизнь продолжается, не смотря ни на какие трудности.

Хаданцев, миновав сложное место, вошел в зону нетронутую огнем, и тайга предстала во всей своей красе. Совсем пропал запах гари, а под ногами мягко пружинила «подушка» изо мхов и лишайников всех оттенков зеленого, вплоть до голубого, но лишь изредка красного. Владимир Валентинович пошел медленнее, вдыхая полной грудью таежные запахи. Он частенько бродил по лесу один, наслаждаясь тишиной и одиночеством, бережно притрагивался ладонью к деревьям, напитываясь от них силой. Происходило полное единение с природой, радовала каждая травинка, жучок, любая пташка. Растительный мир тайги по богатству форм и красок можно сравнить разве, что с морским дном. Ягель своими сказочными узорами напоминает кораллы, низкорослые, стелющиеся по земле кустики смородины, морошки, костяники, клюквы, как заросли водорослей таинственно скрывают под своим покровом множество обитателей. Кедровый стланик, можжевельник, есть даже цветущие белыми цветами лианы, вьющиеся по стволам пихт и лиственниц. То тут, то там, вспыхивая, попадались на глаза пятна поляночек, поросших голубыми, желтыми, фиолетовыми, красными, оранжевыми, синими цветами. Удивительно смотрятся засохшие деревья – на их веточках начинают расти лишайники, свешиваясь вниз длинной зеленовато-голубой бородой, и если лишайник занимает все дерево, то издалека может показаться, что дерево вовсе не умерло, а все еще украшено листвой или хвоей. И всюду кипит, бурлит жизнь! Снуют насекомые, кто-то прячется в траве, внимательно следя за необычным «зверем», которого раньше не видел в своих владениях, кто-то растет, борется за территорию, пропитание, за жизнь. Все нужно успеть, никто и ничто не стоит на месте и, в первую очередь, время.

– Да, время! – сказал сам себе Владимир Валентинович, стряхнув сон философских раздумий – его у меня немного, нужно поторопиться – посмотрел на часы, и зашагал быстрее, уже не отвлекаясь на чудеса окружающего мира.

***

Девять шаманов собрались на высоком берегу Ольхона и приготовились провести обряд, чтобы защитить жителей и помочь Хаданцеву добраться до нужного места. Они рассчитывали, что смогут отвлечь на себя и локализовать злые силы, которые возможно будут противиться продвижению Владимира Валентиновича, а духи предков посодействуют им в этом. За расчетное время было принято тринадцать часов, когда солнце поднимется максимально высоко. Все приготовления были закончены, а молитвы уже начали читать, чтобы успеть к сроку вызвать Онгонов. Остальные люди в поселке знали о предстоящем мероприятии и находились в своих домах по наставлению Хаданцева. Шаманам никто не мешал.

Оставался еще час до назначенного времени. Шаманы находились в трансе, распевая молитвы, исполняли танец, били в бубны и не смотрели по сторонам, а над Приморским хребтом уже начали собираться кучевые облака. Те, кто был на Байкале, знают, что слоисто-кучевые облака у Сарминского ущелья – это верный признак приближения Сармы. Обычно через пару часов после их появления следует первый порыв этого страшного ветра, но на этот раз все произошло гораздо быстрее. Просвет между нависшими тучами и горными вершинами появился без десяти час после полудня – «ворота» открылись и Сарма устремился в пролив. Даже издалека было хорошо видно, как рвутся облака, слетая клочьями вниз по склону. По направлению к девяти шаманам, камлающим на обрыве, спотыкаясь и падая, бежала девочка лет двенадцати, сжав кулаки и терпя боль от разбитых в кровь коленок, изо всех сил старалась добраться до танцующих в развевающихся пестрых одеждах людей.

– Сарма идет! – кричала она – уходи-и-и-те-е!

Сарма – безжалостный ураган, появляющийся неожиданно – мощный, сокрушающий все на своем пути. Сколько кораблей и рыбачьих лодок сокрыл он в глубоких водах, сколько животных унес неизвестно куда, сколько свалил могучих вековых деревьев, сколько человеческих жизней на его счету? Местные говорят, что духи управляют ветрами Байкала, ученые рассказывают про перепады высот и гигантские горные аэродинамические трубы, но не могут предсказать Сарму и просчитать его поведение. Байкал полон духов, они повсюду, защищают и оберегают Великое озеро. И если духам что-то не понравится, они могут наслать страшные разрушительные ветры. Сарма обычно возникает в осенние и зимние месяцы и весьма редко дует в июле, но для духов и их дел нет четкого разделения времен года, они сами решают, что и когда им делать.

Яростным ударом обрушился Сарма на поселок. Его напор был силен как никогда. Девочка каким-то чудом провалилась в небольшое углубление в земле, где смогла поместиться и откуда с ужасом могла видеть пролетающие над ее головой в клубах пыли остатки сорванных с домов крыш. Ей также хорошо было видно несчастных шаманов, мгновенно повалившихся наземь под натиском свирепого Сармы. Совершая обряд на открытом пространстве у них не было возможности успеть спрятаться в укрытии и спастись от опасности. Девочка наблюдала, как взрослые мужчины пытаются ухватиться за траву и торчащие камни, скребут пальцами по утоптанной глине, обламывая ногти, чтобы хоть как-то удержаться и не сорваться с обрыва. Но усилия шаманов были тщетны, живой ветер, видя их жалкие попытки, хлестал по лицам людей песком и пылью, вонзая деревянные щепки и разный мусор в незащищенные одеждой участки тела. Сарма не знает сострадания, он беспощаден – этот всесокрушающий молот духов, приводящий в исполнение их волю. Один из шаманов устал противостоять стихии, закрыл глаза, мысленно простился с этим миром и, разжав пальцы, исчез за краем пропасти. Это только подзадорило злой ветер, и он с новой силой набросился на оставшихся. Из глаз девочки текли слезы, когда у нее на глазах одна за другой обрывались жизни людей, не сделавших никому ничего плохого. «Почему Боги так жестоко наказывают нас?» – этот вопрос не выходил у нее из головы.

По голой и пустой глиняной площадке на краю высокого берега косыми потоками начал поливать холодный дождь, смывая в Байкал последние следы еще недавно стоявших здесь людей, будто их тут никогда и не было.

***

Пробираясь по тайге, чтобы успеть ко времени, Хаданцев не только заметил изменение погоды, но и почувствовал, как животный мир отреагировал на это. Как только замер воздух, и потускнел солнечный свет, перестали щебетать птицы, прекратилось движение в траве, и даже насекомые куда-то попрятались. Сквозь стволы деревьев проглядывалось Малое море, и шаман, наблюдая сбоку, видел, как мчится Сарма и знал, куда тот направляется. Сарма был страшен и великолепен – словно табун исполинских вороных коней тяжелой поступью несся по проливу, взметая водяные валы и валя прибрежные сосны, ибо ему было тесно между двух берегов, а хотелось разгуляться, и с каждой минутой он набирался злой силы. Владимир Валентинович понимал куда летят эти кони, кого через минуту растопчут тяжелыми копытами и, даже не заметив этого, устремят свой бег дальше. С этим пришло осознание, что помощи больше ждать неоткуда и теперь нужно полагаться только на себя.

Из-за направления главного удара в сторону Ольхона в лесу Сарма ощущался не таким ураганным, его крылья лишь незначительно задевали места, по которым шел Хаданцев. Незначительно – это не значит, что это были легкие порывы ветра, это значит, что по сравнению с тем, что испытали на себе жители Хужира, Владимир Валентинович вполне мог стоять на ногах и даже идти вперед. Пока не начался ливень, шаман спрятался за одну из каменных глыб, периодически попадающихся ему на пути, снял с себя рюкзак и достал из него деревянную шкатулку из красного дерева, украшенную витиеватым орнаментом. Бережно открыл ее и достал какой-то предмет, завернутый в кусочек ткани, на котором также были вышиты замысловатые знаки и узоры. Несколько минут Хаданцев рассматривал предмет, потом произнес вслух.

– Хорошо! Что и говорить, мастер делал! – и так же аккуратно убрал предмет в шкатулку, перед этим старательно завернув в вышивку, на минуту задумался, тяжело вздохнул каким-то своим мыслям, встал и побрел дальше.

Приближаясь к заветному месту, Владимир Валентинович весь напрягся, ожидая обычного прилива страха, как старого знакомого, которого не хочется видеть. К этому моменту дождь лил уже вовсю, не оставив на шамане ни одной сухой нитки. Ноги утопали в мокром мху, идти стало совсем тяжело. Вот и показался тот самый кусок скалы, но страха не было, он не давал о себе знать. Первый раз в жизни Хаданцев вплотную приблизился к камню и даже позволил себе коснуться его рукой. Камень, как камень, но волнение захватывало еще больше – если страха здесь больше нет, то где он?!

Владимир Валентинович стал обходить и внимательно осматривать глыбу. Примерно в метре вниз по склону он обнаружил широкую трещину, видимо образовавшуюся во время какого-то древнего катаклизма. Скорее всего, трещина была завалена землей долгое время, а последнее землетрясение открыло ее, и было явно заметно, что из трещины кто-то или что-то выбралось и ползло по траве небольшое расстояние. Здесь оно лежало, а потом, похоже, встало, но следов больше не было, и Хаданцев стал присматриваться дальше, расширяя круг. Дождь и ветер делали работу Владимира Валентиновича трудной, сбивая его с ног, заливая воду за шиворот, засыпая сломанными ветками и создавая другие сложности, но он упорно продолжал свою миссию. И вот, отойдя шагов шестьдесят к востоку от центра поисков, Хаданцев остановился. То, что он увидел в траве неподалеку от себя было не для слабонервных. С одной стороны, картина была страшная, с другой стороны удивление, что такое вообще может быть делало обстановку иллюзорной, мозг отказывался верить в происходящее и притуплял страх.

Трава была примята в радиусе десяти метров, повсюду была кровь, и такое ее количество, что даже проливной дождь не мог смыть бурые пятна с земли, со стволов деревьев и поломанных кустов. В вязких лужах валялись большие клоки вырванной с кусками кожи коричневой шерсти. Здесь шла серьезная борьба, и жертва находилась перед взором Владимира Валентиновича. Гигантский бурый медведь – хозяин тайги, разорванный на части, лежал посредине поля боя. Кто мог такое сотворить?! У кого хватит сил противостоять лесному великану? Да и зачем? Это дело рук не охотников, они бы просто застрелили животное, тут что-то другое.

За годы своей жизни Хаданцев приходил к молчаливому камню неоднократно, а одиннадцать лет назад обнаружил следа нового хозяина этих мест – огромного медведя. Самого зверя он не видел ни разу, но метки, оставленные им, говорили сами за себя. Даже сегодня, проходя по лесу, Владимир Валентинович не мог их не заметить. Медведь метил территорию. Ямы, оставленные после прокручивания лапой в почве, были чуть ли не сорока сантиметров в поперечнике. Застрявшая на стволах лиственниц шерсть от того, что зверь терся о них, находилась около полутора метров над землей, не говоря уже о закусах, которые делают медведи на деревьях, вставая к ним спиной на задние лапы, чтобы продемонстрировать свой рост. Местный великан оставлял их без малого на высоте трех метров! Хаданцев, даже не будучи биологом, прикинул в уме, что весить медведь должен килограммов семьсот-восемьсот. Так какой же монстр сражался с таким титаном и одержал победу?!

Чем дольше стоял шаман у трупа медведя и размышлял, тем больше осознавал произошедшее. Только на первый взгляд можно было решить, что хищник просто погиб от более грозного противника, например, в борьбе за территорию, но всматриваясь в детали Хаданцев понял, что жертва расчленена и разложена особым образом, даже лужи крови располагались симметрично и были сделаны искусственно. Владимира Валентиновича осенило.

– Ритуал! – произнес он вслух – здесь совершено жертвоприношение! Если сопоставить это с тем, к кому я шел, то становится понятно, зачем он это проделал, – и Хаданцеву стало страшно.

Сначала он подумал, что к нему вернулись обычные чувства восприятия, но через минуту понял, что страх исходит извне. Стекается волнами со всех сторон прямо к нему, тот самый страх, который он помнит с детства, только раньше он сам приближался к страху, а теперь наоборот, страх окутывал шамана плотным кольцом.

Глаза Владимира Валентиновича расширились, во рту пересохло, мурашки бегали по рукам, ноги подкашивались.

– Какая сила! – выдавил из себя Хаданцев, стуча зубами – он взял себе дух медведя!

Боковым зрением он заметил движение между деревьев слева от себя, но повернуть голову не осмеливался. Хриплый шипящий голос в голове произнес.

– Только не он, а она, – поправил его кто-то. Чувствовалось, что речь давалась ему с трудом – оглянись, уже можно!

Хаданцеву было холодно от воды и пронизывающего ветра, он дрожал, но ощущение страха ослабло, превратившись в одну мысль, что страх есть спасение и это хорошо. Владимир Валентинович находился в каком-то гипнотическом трансе – тело не слушалось, но соображать он мог, хотя и не так трезво.

– Ты женщина?! – возник в его голове недоуменный вопрос.

– А ты ожидал увидеть своего легендарного Цырэна, любитель сказок? – ответила она так же безмолвно мыслью на мысль – можешь называть меня Цырэнма, хотя это не так важно.

В нескольких шагах от Владимира Валентиновича стояло странное существо. По всему выходило, что это человек, а по обнаженному телу можно было судить, что женщина. Но похожа она была скорее на древний скелет, обтянутый желтой мятой кожей. Глаза глубоко запали, а крепкие серые зубы просвечивали в щель между тончайшими сухими губами. Длинные спутанные волосы цвета грязи, были завязаны в узел, чтобы не мешали. Большой их кусок был вырван с головы, и на его месте наблюдалась затянувшаяся рана. Такие же затянувшиеся рваные раны от когтей поверженного неподалеку противника располагались по всему телу, но, судя по всему, неудобств владелице не доставляли. Длинные обломанные ногти на руках, испачканные землей и кровью, выглядели неприятно устрашающе. Удивительно, но несмотря на ужасный вид, в облике женщины все же угадывался образ той, которую Хаданцев так часто видел в своих снах. Но ведь по легенде, Великий шаман Цырэн должен был быть здесь сейчас, а ее вообще не существовало! Всю жизнь Владимир Валентинович считал, что девушка в рассказе о Цырэне – это лишь авторский вымысел, для придания красоты повествованию, создания интриги и обозначения яркой линии любви. Но Цырэна не было, а была женщина, называющая себя Цырэнмой, страшная и недобрая.

– Что же, – решил про себя Хаданцев – значит что-то перепуталось в древнем сказании, исказилось, но я пришел сюда с определенной целью и доведу дело до конца, хотя мне и не очень приятно будет общаться с этим чудовищем.

– Да, согласна, сейчас я не очень привлекательна, – снова в мозгу заговорила Цырэнма с интонацией, отдаленно похожей на насмешку – впрочем, это ненадолго. От ран не останется и следа, а тело будет таким вкусным, что вряд ли какой-нибудь мужчина сможет от него отказаться. Извини, я сегодня болтлива, соскучилась по собеседнику, за столько-то лет! – и она улыбнулась. Лучше бы она этого не делала. Ухмылка смерти – только так можно было назвать этот оскал – так зачем ты здесь, человек?

Медленно опустившись на колени, Хаданцев произнес.

– Чтобы служить тебе, властительница! – и склонил голову.

– Хм, это очень кстати, – ответила женщина – фанатик, выбравший нужную сторону, всегда хорош под рукой, но сомневаюсь, что ты представлял себе службу такой, какой она будет. Если бы мы встретились позже, то ты смог бы долгое время доказывать мне свою верность, а сегодня мне от тебя нужно лишь одно – твой человеческий дух! И хочешь ты его отдавать или нет, для меня значения не имеет.

– Я готов! – подтвердил Владимир Валентинович – за тем и шел.

– Вот это сюрприз! – удивилась Цырэнма – добровольное пожертвование за идею, сути которой не знаешь, что может быть глупее для тебя, но лучше для меня? Это значительно облегчает дело, а то я устала бороться с этим лесным верзилой – указала она взглядом на распростертое тело медведя – тогда приступим!

***

Сарма, натворив бед, успокоился к вечеру. Через несколько часов дождь также замолчал. Яркий серебряный свет убывающей Луны проникал даже в самые дальние закоулки тайги. Кругом царили тишина и покой, не спали только те животные, которым было положено ночью бодрствовать – ежи, совы и волки вышли на охоту. Они шныряли по лесу в поисках добычи, чувствуя себя сейчас полноправными хозяевами ночи. Но что-то заставило насторожиться хищников – посторонние звуки, отвлекающие их от темных делишек.

По тайге медленно, от дерева к дереву, двигался человек. Почти голое тело его, прикрытое лишь какими-то оборванными тряпками, ярким пятном выделялось в белом свете Матери-Луны. От человека пахло кровью, что привлекало волков, следовавших на некотором отдалении за одиноким путником. Все тело его, руки, ноги, грудь, спина и выбритая голова были испещрены тонкими надрезами, в группах составляющих загадочные значки и рисунки. Человек был сильно ослаблен, потеряв через раны много крови, но продолжал идти. Его действия были похожи на механические, словно несчастный выполнял заданную программу. Одной рукой он опирался на стволы и камни, чтобы набраться сил для следующего перехода, другой прижимал к груди узорчатую шкатулку из красного дерева. Судя по всему, человек не испытывал боли и страданий, не охал, не вздыхал и не проявлял никаких эмоций, как робот, методично проделывая одни и те же движения. Дойдя до мостика через горную речку, человек остановился у его края, опустился на колени и задвинул шкатулку под перекладины, затем поднялся, вышел на середину перехода и, не раздумывая шагнул в бурный поток. Вода, поднявшаяся из-за прошедшего ливня, легко подхватила измученное тело и понесла его в вечный покой.

***

Через несколько дней в Хужире появился незнакомец. Он шел по широким пыльным дорогам поселка и не привлекал ничьего внимания – мало ли ходит туристов по землям Байкала. Голову покрывал капюшон, скрывавший лицо, но и это не было необычно – солнце напекало изрядно. Прохожий остановился у дома Хаданцева, тронул калитку, и когда та подалась вперед, прошел во двор. На ступеньках крыльца сидела девочка, ее разбитые коленки были густо намазаны зеленкой. Завидя вошедшего, она встала, продолжая держать в руке самодельную куколку из пестрых лоскутиков. Человек подошел ближе и посмотрел в глаза ребенка. Это были не детские глаза, в них отражалась серьезность, мудрость и глубокая печаль. Такой взгляд бывает только у тех, кто видел смерть. Девочка молча ушла в дом и вскоре вынесла сверток из белой ткани. Протягивая его незнакомцу, она произнесла всего несколько слов.

– Дедушка выполнил задание, и я верю, что он сделал это не зря.

Человек вынул из свертка шкатулку и, открыв ее, с трепетом достал из нее фигурку. Эта была деревянная статуэтка почти черного цвета в форме женщины – королевы в кожаных доспехах, держащей в руках взведенный арбалет, а голову венчала корона с тремя острыми зубцами. Около ног королевы стоял ощетинившийся волк.

– Твой дедушка сделал все правильно, Санжидма, – заговорил незнакомец – он Великий человек. А ты будешь его продолжением. Обучая тебя, он отдал часть своей души, которая будет жить в твоем сердце и разуме. Ты продолжишь его дело и станешь Великой шаманкой!

– Мы еще увидимся? – спросила девочка.

– Возможно, все возможно, – ответил незнакомец и, попрощавшись, вышел за калитку, унося с собой сверток из белой ткани.