Читать книгу Это(а) твоя жизнь - Ильсядар Моккокус - Страница 2

Три года спустя.

…Интересно попробовать взглянуть на место, в котором находишься, глазами завоевателей. Представь себе отдаленный уголок Средиземного моря, где лазурная волна шумно накатывает на берег, оставляя за собой быстро исчезающую пену. Шуршат и щелкают друг о друга, перекатываясь, камни-голыши. Окаймляют сказочную бухту многоярусные горы, поросшие хвойным лесом. Туманная дымка марева палящего солнца стоит дрожащей стеной, а в ее толще, постепенно удаляясь, тают ряды скалистых хребтов. Они изменяют свой цвет от бледно зеленого вблизи и дальше, становясь серыми, в конце концов белеют, пока не растворятся в жарком воздухе, а самые высокие скроются в шапках взбитых сливок-облаков.

Покачиваются на воде рыбацкие лодочки и катера. В такую жару они давно уже стоят на якорях, и не скажешь, что всего несколько часов назад среди них кипела бурная жизнь. Рано утром, практически еще ночью, пока солнышко не выглянуло из-за гор, рыбаки выходили в море и, разбежавшись в разные стороны, забрасывали сети, ставили ловушки, тянули удочки. Туристы и отдыхающие в это время катались на катерах и яхтах вдоль берегов.

Сейчас суета улеглась и все попрятались в прохладной тени широколистных пальм и соломенных хижинах-шале. Кто-то, сидя под зонтиком кафе, наслаждался бокалом ледяного сока, а кто-то раскинулся на белоснежной кровати в каменных, отштукатуренных известью домиках с красными черепичными крышами, увитых цветущими розовыми и фиолетовыми цветами-лианами. Люди предавались блаженному отдыху, и только солнце продолжало свою работу, раскаляя камни, выжигая траву и рождая из моря облака.

Никто и не заметил, как на горизонте нарисовался корабль, а если бы даже кто и увидел, то скорее принял бы его за мираж. Широко развернув паруса, он подставил их легкому ветру и бесшумно приближался к берегу. Изначально размытый силуэт судна с каждой минутой проявлялся все четче. Совсем скоро его можно было хорошо рассмотреть. Это был настоящий фрегат – ослепительно белый с тремя мачтами, красивый и мощный как хищная птица. Ростр его был украшен фигурой женщины-русалки, протягивавшей вперед руки, а хвост ее уходил вниз по форштевню под киль. По сравнению с фрегатом все стоявшие в бухте туристические корабли, стилизованные под пиратские, выглядели нелепо.

Великолепный фрегат остановился достаточно далеко, чтобы до него невозможно было быстро добраться от пристани, свернул паруса и бросил якорь. Еще через некоторое время с борта, обращенного к тихой бухте, показался дымок, а через секунды звук пушечного выстрела заставил поднять головы всех мирно спящих людей поселения. Резкий, неприятный свист, летящего над крышами ядра, удар и треск рассыпающихся кирпичей. Обломки разлетелись во все стороны так, будто какой-то гигант злым ударом сапога разрушил домик, заботливо сложенный из кубиков. После второго залпа на улицы выбежали люди, что-то друг другу крича и, осознав, что белые строения являются хорошей мишенью, поспешили скрыться в зарослях садов или побежали к лесу. Снова далекий и тяжелый разрыв, а за ним тревожная полетная песня смертоносного снаряда и груда битых кирпичей в облаке штукатурки – все, что осталось от очередного жилища.

На капитанском мостике стоял человек с черной бородой и обветренным загорелым лицом, прикрытым от солнца широкополой шляпой. На нем была поношенная просоленная куртка и серые брюки, которые, судя по фасону, не могли принадлежать простому матросу. Человек осматривал берег в медную подзорную трубу и коротко отдавал приказы стоявшему рядом лысому невысокому и очень крепкому на вид помощнику. Принимая команды, лицо последнего, в отличие от спокойного, но жесткого взгляда капитана, выражало кровожадность и злобу. Он не скрывал эмоций, и с какой-то дикой радостью передавал пушкарям указания, с яростным задором выкрикивая слова и внимательно следил за полетом каждого ядра, восхищаясь производимыми разрушениями. Запястья его рук были обмотаны широкими, сейчас выгоревшими, но когда-то красными, лентами. На одной была вышита белыми нитками буква «И», а на другой «Г».

– Грего, скажи, чтобы с кормовых орудий дали залп по вышке на утесе! – приказал бородатый.

– Есть, дать залп по вышке, капитан! – по-военному ответил помощник.

С кормы грянула пушка. Первый снаряд пролетел сквозь вышку, не причинив ей вреда, но второй погнул и разрушил часть перемычек, после чего тридцатиметровая конструкция, обрывая провода, испускавшие снопы искр, со скрипом завалилась на бок. Через пару минут опора высоковольтной линии электропередач рухнула с обрыва в море.

Когда громыхнул первый выстрел, то даже те немногие жители курортного городка, которые были за рулем, предпочли остановиться и посмотреть, что происходит. Притупленное чувство страха, любопытство и непонимание грозящей опасности – это причины, по которым современные люди, завороженные непривычным зрелищем, как в кино глазели на происходящее, снимая видео на смартфоны. И лишь когда город лишился электричества, а в месте с ним и сотовой связи, да на виду у всех превратились в кучи мусора несколько домов, включая полицейский участок, они бросились к своим автомобилям и мотороллерам. Позабыв про культуру и порядок, каждый пытался обогнать «соперников» и вырваться вперед. Но люди только мешали друг другу, врезались и падали, порождая панику и создавая заторы на и без того тесных улицах. Но тех, кто все же возглавил бегство и намеревался покинуть город, ждал неприятный сюрприз.

Капитан фрегата знал, что делает и действовал последовательно и точно, следуя заранее хорошо составленному плану. С палубы боевого корабля прекрасно просматривался изгиб горной трассы и рыхлые обнаженные части породы над ней. Несколько залпов в уязвимое место обрушили тонны камней и глины прямо на дорогу. Выезд из города оказался закрыт.

После этого тяжелые вздохи пушек стали реже и ядра уже не причиняли вреда, стреляя вхолостую. Утвердив свое превосходство, капитан давал жителям понять, что он желает провести переговоры. И они догадались. Вскоре на берегу показалась небольшая группа смельчаков, один из которых нес на высоком шесте белое полотнище. Пальба сразу прекратилась, а с корабля спустили шлюпку. Парламентеры ждали ее, стоя на пляже под обжигающими лучами солнца. Не прошло и получаса с тех пор, как здесь загорали отдыхающие, а сейчас повсюду валялись одни только брошенные вещи: пляжные полотенца, перевернутые шезлонги, зонтики, надувные матрасы, круги и детские игрушки – формочки, совочки…

Шлюпка подошла к берегу и остановилась, оставив до пляжа метров двадцать пять. На веслах сидели два мрачных матроса, а стоя на носу, ухмылялся тот, кого капитан называл Грего. Переговорщики сбились в кучу, практически прижимаясь друг к другу. Они инстинктивно пытались получить ощущение безопасности от физической близости – раз не один, значит не так страшно, а все вместе мы представляем из себя силу. На самом деле, если кроме кулаков больше нечего противопоставить огнестрельному оружию, то это чувство ложное. Особенно, если намерения вооруженного противника неизвестны. Люди осторожно сделали еще несколько шагов по направлению к шлюпке. Грего выбрал двоих, ткнув пальцем на того, кто нес подобие флага и еще одного мужчину, что-то рявкнул и повелительным жестом указал на место в шлюпке позади себя. Мужчина передал шест товарищам и, отделившись от группы, довольно решительно бросился в море прямо в одежде. Он быстро добрался до лодки, ухватился за борт и перевалился вовнутрь. Второй избранник робко стоял у черты, дальше которой не заходили маленькие волны, и не торопился замочить ноги. Грего еще раз резко крикнул, достал из-за пояса пистолет, какие встречаются в наше время только в фильмах про пиратов, и взвел курок. Тогда мужчина сделал нервное движение вперед и неумело плюхнулся в воду. Смешно взмахивая руками, он сделал несколько гребков, и начал тонуть. Барахтаясь, периодически выныривая и снова погружаясь в воду, горе-пловец просил о помощи. Грего и его команда разразились гадким хохотом. Кто-то из группы на берегу бросился было на выручку, но Грего, тут же перестав смеяться, поднял пистолет. Раздался выстрел, и пуля вошла в песок прямо у ног смельчака.

Матросы опустили весла, сделали один гребок, и лодка подошла ближе и утопающему. Ему протянули весло, за которое он, постоянно соскальзывая мокрыми пальцами, наконец, ухватился. Под постоянные издевки и смех матросов с одной стороны, и скрипящую зубами бессильную ярость со стороны парламентеров, беднягу подтянули к борту и затащили в шлюпку, где он упал на дно, тяжело дыша и отплевываясь соленой морской водой. После этого Грего отдал приказ, и матросы налегли на весла. Шлюпка пошла к кораблю. Люди еще какое-то время стояли на жаре, глядя в след удаляющимся товарищам, а потом укрылись в тени ближайших деревьев и стали ждать.

***

Переговорщиков повели в каюту капитана. По пути было на что посмотреть и чему удивиться. Фрегат был прекрасен! Чистейшая палуба, отполированные деревянные части бортиков, растянутая по всем правилам паутина канатов. Бочки, окованные обручами, расставлены группами и по одиночке. Аккуратные небольшие пушечки на деревянных тележках придвинуты к бортам. Все вокруг было настоящим, но в тоже время выглядело декорацией к фильмам про морских завоевателей трехсотлетней давности и соответствовало детским представлениям о пиратах, рожденных после прочтения книг несравненных классиков – Рафаэля Сабатини или Чарльза Джонсона, больше известного миру, как Даниэль Дефо.

В дополнение к ярким впечатлениям, многие предметы, а из них особенно наличники дверей, ведущих в каюту капитана, были украшены деревянной резьбой с изображением русалок и морских чудовищ. Капитан ждал у себя, склонившись над рабочим столом, на котором была разложена карта, а по краям свертки документов. Двое парламентеров в сопровождении Грего вошли и, остановившись у дверей, простояли некоторое время, наблюдая за работой хозяина каюты, до тех пор, пока Грего намеренно не кашлянул, чтобы привлечь внимание. Лишь тогда капитан оторвался от своего занятия и неторопливо приблизился к «гостям», дав время себя рассмотреть. Испанский тип лица, ухоженная борода, умные проницательные глаза цвета черного шоколада внимательно прощупывали «гостей», особенно долго всматриваясь в глаза. Словно гипнотизер, он притягивал к себе взгляд и, не давая отвернуться в сторону, погружался куда-то в глубину самого человека, заставляя последнего чувствовать себя неудобно. И, если один из пленников, все время юлил и пытался отвести глаза, то второй уверенно выдержал непростое испытание. Закончив визуальное знакомство, капитан повернул голову к Грего, на что тот уважительно поклонился, на секунду приложив правую руку к сердцу и отступив на один шаг назад. По всему его поведение означало, что задание выполнено, и он ждет дальнейших указаний.

Выдержав паузу, первым заговорил капитан.

– Мое имя Хуан Карлос. Я капитан и хозяин корабля, – произнес он мягким баритоном, но с такой интонацией, что у присутствующих не вызвало сомнений- те, кто знают, называют меня Белый Сокол, но вряд ли в ваших краях что-нибудь слышали обо мне до сегодняшнего дня. А вы, я вижу, османы – подданные султана, поэтому не удивляйтесь, что я говорю на вашем языке. Это чтобы нам было удобнее общаться. Теперь вы назовите себя.

На несколько секунд наступила тишина. «Гости» то ли раздумывали как отвечать, то ли не решались.

– Меня зовут Ибрагим и я просто продаю мороженое, – наконец, сказал прерывающимся голосом тот, который не умел плавать.

Второй пленник, прежде чем отвечать, внимательно и с любопытством оглядел комнату и самого капитана. Достаточно высокий, с правильными пропорциями тела и неопределенного возраста, капитан создавал впечатление человека, одаренного интеллектом. Что-то неуловимо загадочное было в образе, одежде и окружающей его обстановке. На стенах каюты были развешаны карты с изображением каких-то городов, морских путей и участков суши. Была даже одна большая карта звездного неба. Поверх всех этих схем и карт висели или были прибиты на листах поменьше чертежи странных механизмов, которые следующим слоем заслоняли, болтаясь на гвоздях, всевозможные инструменты и приспособления – линейки, трубки, стекла, круги и треугольники с цифрами, большинство из которых являлись старинными, если не антикварными. Удивительно, но среди прочего явно выделялись пластиковые корпуса необычных приборов, оснащенных кнопками и торчащими проводками, вступая в диссонанс с остальным убранством каюты. В комнате был один большой стол, за которым сейчас работал капитан, отдельно стоящие четыре одинаковых резных кресла с высокими спинками и подлокотниками и пятое – очень красивое, особенное, светлого дерева. Еще несколько столиков, но поменьше – типа журнальных, на коротких или длинных ножках были завалены бумагами и приборами. Но еще один стол все же привлек больше внимания, чем остальные. Возвышаясь на одной ноге, он поднимался почти до уровня глаз так, чтобы было удобно обозревать его поверхность стоя рядом. Стол, исполненный из такого же белого дерева, как и пятое кресло, сплошь состоял из резьбы. Диковинные животные и растения сплетались в затейливые узоры, образуя живые картины. Столешница представляла собой шахматную доску, с расставленными на ней фигурами и, казалось, что доска и фигуры излучают легкое свечение. В какой-то момент пленнику даже почудилось движение на игровом поле, а может быть это просто была игра света и тени. В голове у него мутилось. Что за ужасная мистификация? Какой еще фрегат в наше время? Корсары? Бред, да и только! Казалось, вот сейчас "Хуан Карлос" рассмеется и громко объявит: "Розыгрыш!" Выйдут люди с цветами и видеокамерами, будут посмеиваться над невольными участниками телевизионного шоу и рассказывать кто заказал эту нелепую шутку. Но ничего подобного не происходило, хотя внешний вид, манера поведения капитана, его магнетический взгляд и некоторые предметы в каюте с трудом вязались с «историческими декорациями» судна.

– Мое имя Мустафа, – уверенно заговорил второй – я родился и вырос в этом городе, и до сегодняшнего дня работал экскурсоводом.

Оба пленника еще не просохли после унизительного купания, и вода капала и струилась с них ручейками прямо на дощатый пол, растекаясь блестящими лужами. Не обращая внимания на неудобства, Мустафа невозмутимо продолжал изучать окружающую обстановку и, набравшись смелости, с достоинством задал вопрос:

– Что вам нужно от нас и нашего города? Ведь вы, капитан, не грабить же его пришли. Вы не похожи на простого пирата! Я думаю, что, называя нас османами, вы, тем не менее, достаточно осведомлены о кончине Османской империи еще сто лет назад. Так зачем вы тогда устраиваете это абсурдное представление? Прекратите пугать ни в чем неповинных людей, назовите вашу цель или цену и пусть с вами дальше разбирается армия и полиция!

Лицо капитана выразило крайнее удивление такой дерзости, но затем в его глазах вспыхнул огонь любопытства. Вдруг Грего, до этого момента стоявший в стороне, шагнул вперед и резко ударил Мустафу сзади ногой под сгиб колена. Ноги Мустафы непроизвольно подогнулись и он, больно ударившись об пол, рухнул перед Хуаном Карлосом, оказавшись в позорной рабской позе. Над ухом раздалось злобное шипение своего мучителя.

– Наглец! Заруби себе на носу раз и навсегда. Только капитан имеет право задавать здесь вопросы! Спросишь еще что-нибудь без разрешения и на берег вернется только твой напарник.

Мороженщик тоже хотел было что-то сказать, но похоже передумал, продолжая дрожать то ли от сырости, то ли от страха. Глаза его нервно бегали. Наконец он решился, сам бухнулся на колени рядом с Мустафой и распростерся на полу.

– Капитан! – воскликнул он противным льстивым голосом – я готов служить вам и сделаю все, что вы прикажете! Только не убивайте меня! Не убивайте пожалуйста! – причитал Ибрагим.

Мустафа с неприязнью посмотрел на бывшего товарища, а Грего, подойдя к мороженщику, пренебрежительно пихнул последнего сапогом так, что тот завалился на бок, продолжая всхлипывать.

– Прекрати выть, трусливая собака! – резко прервал Грего – и расскажи, какую же такую необыкновенную помощь ты сможешь нам оказать?

Ибрагим тут же прекратил стонать, вернулся на колени и быстро затараторил, вращая головой, обращаясь то к Грего, то к Капитану, но стараясь ни с кем не встречаться взглядом.

– Вы, господин Капитан, не местный, а я хорошо знаю город, знаю людей и готов выступить в роли проводника или переговорщика. Если вам нужны деньги или драгоценности, то мне известно, где находится отделение банка и две ювелирных лавки. Городок у нас хоть и небольшой, но все же пустыми не уйдете. Я смогу принести вам пользу, господин Капитан!

– Переговорщиком, говоришь, хочешь быть?! – взревел Грего, занося ногу для удара – не в этой ли роли ты явился на корабль?

Мороженщик весь сжался в комок, скрестив руки над головой в попытке закрыться от удара.

– Остановись! – приказал Капитан – посмотрим на что годен этот пройдоха. Найди ему работу, Грего, но внимательно присматривай. Кто предал один раз, предаст и второй.

Ибрагим пополз по полу к Капитану, стараясь ухватиться за его ботинок.

– Спасибо! Спасибо, Капитан! Вот увидите, я не подведу! – лебезил мороженщик.

Мощной рукой Грего ухватил предателя за шиворот и оттащил в угол.

– Какое же ты ничтожество! – с отвращением сплюнул он на пол.

***

Людей, ожидавших на берегу, от жары уже начинало клонить в сон, когда от белого фрегата отделилась шлюпка и пошла по направлению к городу. Это несколько взбодрило парламентеров и наиболее любопытные, и нетерпеливые, потягиваясь и разминая затекшие от долгого сидения ноги, выбрались из укрытия и стали ждать, приложив ладони торцом ко лбу, в качестве козырька от солнца. Вскоре шлюпка причалила, уткнувшись носом в каменистый берег. Из нее, словно кузнечик, бодро выпрыгнул напыщенный и важный мороженщик, а двое сопровождавших его матросов остались сидеть в лодке.

Сделав несколько широких шагов, Ибрагим остановился на открытом пространстве и широко расставил ноги, не столько для устойчивости, сколько для утверждения своей персоны. Затем, зычно, будто он не мороженщик, а глашатай на площади, Ибрагим прокричал.

– Подойдите ближе, люди нашего города и послушайте, что я скажу! – он так старался, что связки с непривычки не выдержали и голос мороженщика начал хрипеть уже на первой фразе.

Опасаясь потерять авторитет, Ибрагим прочистил горло, старясь делать вид, что так было задумано, после чего продолжил начатую речь несколько сбавив тон.

– Город пленен капитаном Хуаном Карлосом, больше известным миру, как Белый Сокол. Если вы и не слышали раньше о знаменитом завоевателе, то пеняйте на свою необразованность. Этот благородный господин не желает никому причинять зла, поэтому важно выполнить все, что он просит. А просит он самую малость, – Ибрагим снова откашлялся, подождал десять секунд и начал перечислять – во-первых, горожане должны принести все золото и драгоценности, которые у них есть, а также забрать и те, что хранятся в ювелирных лавках! Все это необходимо сложить на пляже и подготовить к транспортировке на корабль. Во-вторых, все люди, не исключая стариков, женщин и детей, обязаны явиться на берег для осмотра помощником капитана, чтобы выбрать из вас тех, кто достоин служить Белому Соколу! – тут мороженщик явно кривил душой. Вряд ли капитану нужны были слуги. Гораздо более вероятно, что ему были нужны рабы! – и, если вы выполните все условия, то благородный Хуан Карлос обещает не проливать зря крови и сохранить вам жизни! – закончил Ибрагим, а затем спохватившись добавил – ах, да! Чуть не забыл. На все про все, времени у вас до утра!

На несколько минут наступила тишина. Парламентеры переглядывались, сжимая и разжимая кулаки. В воздухе чувствовалось нервное напряжение. Вдруг, из толпы раздался чей-то выкрик.

– Предатель! Испугался пиратов и тут же сдался?! Что вы сделали с Мустафой, мерзавцы? – с этими словами в Ибрагима полетел камень, врезавшийся в плечо негодяя.

– Ах вот вы как?! – вскрикнул от боли мороженщик, потирая ушибленное место, и на всякий случай отступив на пару шагов к шлюпке, – Капитан предложил вам хорошую сделку – ваши жалкие жизни в обмен на безделушки, а вы, неблагодарные глупцы, упускаете возможность уладить все мирным путем! И ваш Мустафа такой же дурак! Он не захотел служить капитану и теперь заперт в трюме в компании с корабельными крысами! Знайте, тупицы, такая же участь ждет и всех вас! Последний раз предлагаю вам. Одумайтесь и покоритесь воле Капитана!

Продолжая выкрикивать оскорбления, Ибрагим пятился к лодке, а разгневанные парламентеры надвигались на предателя, подбирая по пути камни. Мороженщик не стал ждать, когда эти «яблочки» полетят в его голову, сунул руку сзади за пояс, вынул и быстро развернул небольшой красный флажок. Он поднял его вверх и резко взмахнул. В ту же секунду с фрегата грянул залп не меньше, чем из дюжины пушек. Парламентеры бросились врассыпную, но куда бежать никто не знал, так как неизвестно было на что нацелены пушки. Свист снарядов над головами прикрыл бегство мороженщика. Когда же ядра нашли свои цели, разрушив несколько домов и купол мечети, рассерженные люди захотели выместить злобу на предателе, но тот был уже далеко от берега.

***

Лучи заходящего солнца на время окрасили склоны и дома в розово-красные тона. По мере погружения дневного светила за скалистые хребты, вечер напротив постепенно поднимался от подножия к верхушкам гор. Жара отступала в прохладные сумерки. Улицы туристического городка, вчера еще такие шумные, стояли непривычно тихие и пустые.

Чувствуя общую беду, люди собрались вместе, выбрав для этого пустынный, выжженный солнцем песчаный участок земли подальше от моря. Теплое и ласковое, сегодня оно преподнесло неприятный сюрприз. Таинственная угроза в виде враждебно настроенного фрегата пришла, откуда не ждали, превратив в хаос размеренную и спокойную жизнь горожан. На земле, поросшей редкой чахлой травой, кто сидя, подстелив пляжное полотенце, а кто просто лежа на земле, люди чувствовали себя в большей безопасности в обществе «братьев по несчастью», чем порознь, прячась в пустом городе. Всего набралось около пятисот человек. Костров не разводили, чтобы не привлекать лишнего внимания. Инстинктивно разговаривали шепотом, обсуждая события прошедшего дня и ели консервированную пищу, добытую в ближайшем магазине. Детям тоже передалось от взрослых чувство тревоги, и они вели себя тихо, а некоторые уже спали, приютившись на коленях родителей.

В центр импровизированного "живого" амфитеатра вышел человек, внешне похожий на итальянца лет тридцати. Высокий и мускулистый, не то, чтобы красавец-герой, но симпатичный, черноволосый, с аккуратно подстриженной короткой бородой, мужчина начал говорить и его приятный голос отвлек людей от тяжелых дум. Мягкая итальянская речь переливалась окончаниями на «этта», «тьезо», «этто» и «ано», то возбужденно вопрошая окружающих, то резко и решительно звучала она в ночной тишине. На правом виске мужчины, от волос вниз и по щеке, тянулась глубокая рана со следами запекшейся крови.

– Приветствую вас! – обратился итальянец к присутствующим – и рад, что нам удалось собраться всем вместе! Меня зовут Джованни. Я прилетел из Вероны несколько дней назад со своей девушкой. Когда начался обстрел, мы сидели в кафе и пили холодный апельсиновый сок. Два ядра попали в полицейское отделение совсем недалеко от нашего столика, и осколок кирпича угодил мне в голову. Некоторое время я находился без сознания, а когда наконец пришел в себя, то моей девушки рядом не было. Предпринятые мною поиски, оказались тщетны. Ни среди живых, ни среди мертвых я ее не обнаружил. Я надеюсь, она успела покинуть город, но меня не оставляет мысль, что она покоится, где-то под развалинами.

После каждой фразы Джованни среди слушателей пробегал говорок – это те, кто понимал итальянский и знал еще языки, переводили его речь остальным. В большинстве своем это были турки, выступая на правах хозяев, они, работая в отелях и ресторанах, имели достаточные языковые навыки, чтобы принимать у себя в гостях иностранцев. А среди собравшихся было приличное количество представителей различных национальностей, что и не удивительно для курортного городка. Немцы и англичане, русские и украинцы, французы и испанцы. Да бог весть кого еще можно встретить летом на берегах Средиземного моря! Ведь не важно в какой части света живет человек, всем хочется выбраться из душных суетливых городов, стеклянных аквариумных офисов и провести свой заслуженный отпуск, расслабляясь на пляже и с наслаждением принимать солнечные ванны. Только в этот раз, что-то пошло не так.

– Скажите люди, а кто из вас сегодня, также как и я, потерял близких? – спросил Джованни – поднимите руки!

В ответ по рядам пробежал шепот перевода, и через минуту в воздух взметнулось три десятка рук и кто-то, не в силах сдержаться, зарыдал.

– Друзья! – голос оратора стал твердым – успокойтесь и придите в себя! Я тоже плакал, искал и страдал от бессилья что-либо изменить, но слезы высохли и того, кто погиб, нам уже не вернуть. Настало время задуматься над тем, что происходит. А происходит что-то необычное и страшное! И только объединившись все вместе мы сможем разобраться в ситуации и попытаться противостоять обрушившемуся на нас несчастью. Мы должны выжить! – Джованни «загорался» собственными идеями и начал активно жестикулировать, то обводя присутствующих руками, то указывая в направлении моря, то с энтузиазмом выбрасывая сжатый кулак вверх, – но не пытайтесь бороться с неведомым врагом поодиночке, друзья! Мы должны сплотиться, стать силой, с которой этим вероломным пиратам придется считаться! У нас уже есть одна общая цель – остаться в живых. И когда мы заставим отступить врага, у нас появится возможность придумать, как его разгромить, отомстив за своих родных!

Итальянец лучился энергией, заражая окружающих. Настоящий лидер, вселяющий в души простого народа надежду. Казалось, что тем, кто не понимал по-итальянски уже не требовался перевод этой страстной речи. Они завороженно внимали словам Джованни, разделяя с ним его мысли и эмоции.

– Чтобы слова превратить в дело, необходимо разработать план сопротивления, а для этого прошу каждого поделиться информацией о том, кто и что видел и слышал сегодня – Джованни обратился к «залу» – не смущайтесь и выступайте смелее! Старайтесь ничего не упустить, ведь любая мелочь, которая вам кажется незначительной, может помочь нам в борьбе с противником.

Было уже за полночь, когда несчастные собрали и сопоставили все обстоятельства трагического дня. В результате все пришли к единому мнению, что явление, невольными участниками которого они стали, относится к разряду фантастики, но как объяснить случившееся? Большинство высказались с теорией временного сдвига, и говорили, что фрегат переместился к ним из прошлого, как бы нелепо это не звучало. В пользу «временной» версии предлагали существование самого корабля, утаить строительство и перемещение которого вряд ли бы удалось в современном мире, переполненным всевозможными способами фиксации изображений, как мобильных, в виде смартфонов, так и стационарных видеокамер, вплоть до спутникового видеонаблюдения. В противном случае, информация о таком интересном проекте давно бы просочилась в интернет. Также вызывает резонное удивление, что морская пограничная и береговая охраны подпустили к мирным берегам вооруженный до зубов фрегат. В гордом меньшинстве остались приверженцы версии тщательно продуманного жестокого спектакля, организованного каким-нибудь не имеющим морали олигархом, с банальной целью безнаказанно развлечься, как это бывало у богачей во все времена.

Дальнейший анализ показал, что так как одни из первых ядер снайперски попали в полицейский участок, и такими же точными выстрелами была разрушена линия электропередачи, резонно предположить наличие у пиратов либо подробного плана города, либо в поселении находится шпион-наводчик. Но даже не этот факт больше будоражил умы. Самым загадочным происшествием дня по праву было признано исчезновение огромного числа людей. Еще днем, до прихода фрегата, в городе насчитывалось несколько тысяч человек, включая туристов, а на ночное собрание явилось совсем немного, можно сказать горстка. Даже во время обстрела по улицам еще метались сотни человек, а потом каким-то волшебным образом все они будто растаяли в жарком мареве. Если бы они умерли, то повсюду валялись бы трупы, но город был пуст. Не могло и такое количество людей быть погребенным под обломками всего пары десятков разрушенных зданий. Единственного погибшего человека нашли у подножия одной из скал. Тот разбился, сорвавшись с уступа – видимо пытался найти обходной путь через горы, чтобы покинуть город. Не дожидаясь ночи, выжившие разбились на небольшие поисковые отряды и обошли практически весь город, исследуя каждый дом, с надеждой обнаружить еще кого-нибудь, спрятавшегося внутри. Но поиски не принесли результата, оставив головоломку с пропажей людей неразрешенной.

Не прибавил ясности и рассказ одного мужчины, который в момент пушечной пальбы присоединился к группе туристов с детьми, желавших быстрее убраться из столь небезопасного места.

– Мы шли по дороге из города, – рассказчик волновался и говорил то шепотом, так что его почти не было слышно, то возбуждаясь забывал об осторожности и повышал голос, пока не ловил себя на этой оплошности и снова скатывался на шепот – не у всех на ногах была обувь, а на теле одежда. Туристы в панике покидали пляж и кроме резиновых неудобных шлепанец, одеть было нечего. Несколько полотенец, которыми замотали головы, три-четыре бутылки с водой, вот и все, что успели с собой прихватить. И вот теперь, полуголые и босые, с плачущими детьми на руках, бедняги топали по раскаленному асфальту, сбитыми в кровь ступнями, периодически меняясь шлепанцами и детьми, чтобы дать друг другу хоть немножко передохнуть. От духоты мутилось в голове и очень хотелось пить, но воду экономили, потому что пополнить запасы было негде. Давали ее в первую очередь детям, да и то, отмеряя глотки – видимо мужчина заново переживал еще свежие в памяти события, поэтому часто просил воды, каждый раз жадно делал глоток-другой и возвращал предложенную бутылку – очень мешали продвигаться вперед брошенные машины. Стоя как попало и порой вплотную, они образовали настоящий лабиринт, так что каждый раз приходилось либо обходить их по обочине, либо перебираться прямо по нестерпимо горячему железу. Но и обочины дороги мало отличались от проезжей части, местами забитые кучами мотоциклов и скутеров.

– Когда же мы добрались до завала, полностью перекрывшего трассу, и сумели перебраться на другую его сторону, – продолжал мужчина – то обратили внимание, что вся груда земли истоптана человеческими ногами и это вселило в нас надежду на скорое спасение. Идти стало легче и морально, и физически, так как за завалом дорога была совершенно пуста и только испачкана сотнями грязных следов. Но радость длилась недолго. Примерно через километр воздух начал сгущаться, становясь белым и плотным, а еще через сотню метров не стало видно ни дороги, ни гор, ни даже неба. Я бы сравнил это с туманом, но присущей ему влажности не ощущалось. Солнечные лучи также вели себя необычно. Они не поглощались странной субстанцией, а напротив, отражались и слепили глаза. Если честно, то в этот момент я струсил. Страх заставил меня остановиться. А мои спутники, двигаясь медленно и осторожно, постепенно погружались в белую массу, пока окончательно не растворились в «тумане». Некоторое время я еще мог слышать их голоса, но вскоре наступила полная тишина. Она давила на меня со всех сторон, заставляя нервничать. Я попытался позвать туристов, но никто не отозвался. Тогда развернувшись, я пошел в обратном направлении, благо с этой стороны белая зыбь не была такой густой, давая возможно различать хотя бы асфальт под ногами. И знаете, что удивительно? – рассказчик обвел всех взглядом – «туман» сам подталкивал меня в спину! Да, да! Вы можете мне не верить, но он мягко выпихивал меня из себя, помогая двигаться нужным маршрутом! Меня еще тогда посетила мысль, что так и должно быть и что «туман» лично мне не враг, а друг. И даже страх на меня напустил именно «туман», принудив вернуться в город. А вот на счет пропавших туристов я почему-то уверен, что больше их никогда не увижу. И есть большие сомнения в том, что им удалось спастись…

В городе, примыкающем к морю, почти каждый житель имеет лодку или катер. Следовательно, нет ничего удивительного в том, что нашлись смельчаки пробовавшие сбежать из города по воде. Очевидцы рассказали, что видели, как люди, стремившиеся отплыть от берега, либо вовсе не могли завести моторы, либо, выйдя в море, обнаруживали, что катера не слушаются руля, а лодки наполняются водой и тонут.

Но страшнее всего оказалось то, что никто из присутствующих не обнаружил никаких попыток проникновения в город из внешнего мира. Между ближайшими населенными пунктами в летнее время всегда было довольно оживленное движение по суше. Горожане ездили по рабочим делам, а отдыхающие посещали недельные вещевые рынки, закупаясь одеждой, гуляли по колоритным восточным фруктовым базарам, совершали экскурсии к развалинам древних римских городов, да и просто катались на машинах, любуясь шикарной природой. Получается, что если причины невозможности выбраться из города можно хоть как-то объяснить, то почему же там, снаружи не торопятся на помощь пострадавшим? Совершенно неправдоподобно звучит мысль о том, что аварийные службы и власти не заметили остановку движения транспорта на трассе, ведущей к морю, обрыв энергетических сетей и отсутствие какой-либо связи с поселком.

В нескольких километрах к северу от побережья, среди поросших сосновыми лесами холмов, возвышалась двухтысячиметровая вершина. В обычные дни всего туристического сезона с нее слетали в сторону моря парапланеристы. Плавно кружась, издали похожие на огромных орлов, несущих в когтях тяжелую добычу, они десятками в час опускались вниз, исполняя сложнейшие, а порой смертельные фигуры пилотажа. Смельчаки переворачивались к верху ногами так, что у наблюдателей замирало сердце, раскачивались, сближаясь на опасные расстояния и снова расходились, и в конце полета планировали к земле по спирали, постоянно сужая круги. Наконец, парапланеристы приземлялись, словно огромные яркие пестрые бабочки, прямо на пляж, где для них заранее была подготовлена своеобразная посадочная полоса, выстеленная искусственной зеленой травой. Так было до вчерашнего дня, но как только белый фрегат встал на якоре в виду берега, полеты парапланеристов прекратились по неизвестным причинам и больше не возобновлялись. Непривычно выглядело пустое небо без цветных парашютиков, да еще перестали расчерчивать небосвод белыми полосами высоко летящие самолеты.

Пропал с горизонта серый профиль большого военного корабля, который неизменно курсировал туда-сюда, патрулируя морские границы. Не вернулись в порт и прогулочные кораблики, под завязку набитые туристами, еще утром ушедшие к ближайшим островам, в изобилии разбросанных по этой части Средиземного моря. Обычно в одиннадцать часов утра с музыкой и весельем кораблики отчаливали, затем обходили острова и бухты, останавливаясь в самых красивых местах, чтобы гости могли вдоволь накупаться в прохладной тени скал или полюбоваться спокойно проплывающими стаями разноцветных рыб в чистой и прозрачной воде. Умелые моряки, забросив удочки, доставали к обеду свежий улов из морских окуней, рыбок дорадо, маленьких сардинок и даже осьминогов. Потом, прямо на верхней палубе под открытым небом, они готовили на больших сковородах аппетитные, пахнущие душистыми специями, блюда. Белое холодное вино в запотевших бокалах дурманило голову. Народ предавался беззаботному отдыху и всевозможным наслажденьям. К пяти или шести часам после полудня кораблики возвращались домой усталые, но довольные. Но сегодня этого не случилось – назад не пришло ни одно судно…

Долгие рассказы и обсуждения велись до глубокой ночи, утомив и без того обессиливших людей. Но им все же удалось выработать подобие плана партизанской войны – только таким способом, как они считали, есть вероятность оказать более-менее достойное сопротивление пиратам. Вооружиться камнями и палками, подготовить ловушки в пустых домах, куда заманивать врага, стараясь разбить его группы на единичных воинов – вот и вся нехитрая стратегия. А после того, как из присутствующих отобрали самых активных и сильных, и составили из них отряды, назначив командиров, все, в конце концов, утихомирились и легли спать, чтобы успеть поднабраться сил. До рассвета оставалось всего несколько часов.

***

В ночном ясном небе сияли яркими точками далекие звезды. Из-за гор вынырнула почти полная луна, посеребрив контуры холмов, а внизу под ней на черном абсолютно гладком зеркале моря четко виднелся темный силуэт корабля, очерченный кругом алюминиевого лунного света. Ни звука, ни одного огонька не было заметно на нем. Мрачный нереальный призрак всплыл из глубин времени, как Летучий голландец, внушая суеверный страх и сея панику. Фантазия перепуганных и измученных непривычными тяготами людей разыгралась, рисуя страшные и неправдоподобные картины. Кто-то не мог заснуть вовсе, ворочаясь с боку на бок, а кто-то хотя бы и спал, но стонал и вздрагивал во сне. И всем им мерещилась одна и та же картина, будто в диком танце кружатся над пиратским фрегатом бесчисленные тени летучих мышей. Ширится темное облако, поглощая собой лунный свет. Вьются, мечутся ночные бестии, клубясь черным дымом над мачтами, и так их много, что нет этой нечисти ни числа ни счета, только слышно, как противно шуршат тысячи кожистых крыльев. Но вот что-то произошло, и мышиная туча повернулась и потекла к берегу, вытягиваясь длинной вереницей. Приземлились летучие мыши на пляже и накрыли его сплошной шевелящейся массой. Копошатся, пищат мерзко – то ли ругаются, то ли обсуждают чего-то. И вдруг, вся эта масса начала набухать и расти. Волнуясь и клубясь, она увеличивалась в объеме, заполнив все пространство вокруг. Р-р-ра-аз! И распалась чернота на отдельные фрагменты, и видно, что стоят на берегу уже не летучие мыши и не зверье какое-нибудь, а вроде даже как люди. Одежды на них чудные, старинные – на одних похоже камзолы, а на других железные нагрудники блестят. Замерли они все, замолкли, а потом тяжело вздохнули единым вздохом, как будто очнулись от векового сна. Затем вскинули правую руку вверх и гаркнули многотысячными глотками боевой клич так, что содрогнулась от крика земля, покачнулись деревья, и эхо долго бродило среди скал…

Вскочили спросонья люди, заметались в панике, выспрашивая друг друга, что случилось, но понять толком ничего не могли. С места, где стоял лагерь, хорошо просматривался берег, но там было пусто. И только когда все расслабились, вдруг кракнул еще раз ворон резким голосом, пронзив тишину ночи. Большая черная птица вспорхнула с дерева и полетела в город, а встревоженные и измотанные люди снова вернулись ко сну.

***

В ближайшем региональном центре, в экстренно созданном штабе по ликвидации последствий землетрясения не спали. Дежурные принимали сообщения от аварийных и медицинских бригад, полиции, пожарной службы, армейских подразделений, мобилизованных в связи с чрезвычайной ситуацией. Начальник штаба, немолодой военный в звании полковника, имел усталый вид, но успевал активно принимать донесения и, в соответствии с обстоятельствами, отдавать указания подчиненным.

На стене висела большая карта, детально изображавшая регион, на которой разноцветными значками были обозначены места, где поработала стихия – оползни, обвалы, оборванные линии электропередачи. Вообще для горной местности землетрясения не были редкостью и случались с завидной регулярностью. Жители, несомненно, знали об этом и были готовы к последствиям разрушений. Казалось бы, сегодняшнее событие тем более не должно было никого удивить. Еще за несколько часов до первого удара сейсмографы зафиксировали микротолчки, и все службы сработали на отлично, вовремя оповестив население. Поэтому жертв удалось избежать, и бедствие не оказалось масштабным. В прибрежных городах, находившихся ближе всего к эпицентру, подземные точки достигали четырех-пяти баллов по шкале Рихтера. В общей сложности полностью развалились всего пара десятков из без того ветхих домов, под обломками одного из которых погиб человек. Некоторые строения дали трещины, а также в отдельных случаях горные обвалы перегородили дороги и повредили электрические столбы. В целом ситуация проходила штатно, за исключением одного. Приборы показывали, что эпицентр землетрясения должен находиться в море, примерно в шести километрах от берега в районе города Дэниз-Хаялет. Этот небольшой курортный городок, каких на побережье множество, тесно окруженный горами и имеющий только один полноценный въезд по автомобильной трассе, перестал выходить на связь.

Полковник сам любил в выходные выбираться с женой и дочкой именно на эту часть побережья. Ему был известен второй въезд в Дэниз-Хаялет, оставшийся от старой горной дороги, опасно петляющей по живописным склонам, и порой нависая над такими крутыми обрывами, что сердце замирало, когда машина разворачивалась на очередном повороте серпантина, угрожая свалиться в море. Но полковнику нравилось проехаться именно по старой дороге, останавливаясь в специально предусмотренных небольших "карманах" для одной-двух машин, откуда открывались потрясающие панорамы. Постоять и полюбоваться сверху на уходящее за горизонт вечное море, на разбросанные острова, на прекрасные тайные бухточки и пещеры там внизу, под ногами, входы в которые известны только "посвященным" или местным жителям. Вдохнуть полной грудью соленый воздух, наполненный ароматом горных трав и цветов, а насытившись, снова забраться в автомобиль, открыть окна, и подставляя лицо или руку встречному ветру, под веселую музыку, напевая всем вместе, мчаться дальше вниз и вниз к гостеприимному пляжу и теплому морю, наслаждаться минутами семейного счастья.

И вот сейчас из любимого городка приходили тревожные вести. Точнее тревожным было то, что вестей-то как раз вовсе не было. Сообщение с Дэниз-Хаялет прекратилось сразу, как только от первого толчка дрогнула земля. Перестала работать сотовая связь, и одновременно с ней пропали из эфира переговоры по рации маленького местного отделения полиции. Даже длинноволновые судовые передатчики местных мореходов не отвечали и не подавали сигналов бедствия.

Около двух часов дня в Дэниз-Хаялет выслали первую аварийно-спасательную бригаду, которая, двигаясь по основной магистрали, почти добралась до места и успела сообщить о значительном ухудшении видимости – неизвестно откуда взявшийся туман преградил путь, мешая продвигаться дальше, а потом связь с бригадой пропала. Еще через несколько часов вторая бригада, отправленная на поиски первой, также сообщила о довольно странном белом и плотном тумане, но не рискнула въезжать в его пределы, доложила обстановку и осталась ждать дальнейших указаний. Первая бригада так и не была обнаружена, исчезнув бесследно.

Тогда полковник принял решение произвести разведку с воздуха. Пока не стемнело, в небо подняли военный вертолет, несмотря на то что службы аэропорта предупредили о сложных погодных условиях в районе Дэниз-Хаялет. Сообщалось, что в полетной зоне города наблюдается активное движение воздушных масс спиралеобразными потоками наподобие смерча, но как-то странно медленно, и так лениво, будто ожидая удобного момента, чтобы раскрутиться в полную силу.

За штурвалом небесной машины сидел опытный летчик-испытатель, когда-то принимавший участие в боевых действиях. Его награды говорили сами за себя – этот человек никогда не терял самообладания и всегда находил выход из самых сложных ситуаций. Именно благодаря ему вертолет остался цел, а сам пилот жив. Зная о необычном поведении ветра, летчик решил зайти не от суши, где в условиях гор меньше остается места для маневра, а со стороны моря. Сделав дугу в несколько километров, вертолет начал спокойно приближаться к городу, осторожно прощупывая обстановку. Но, как только пилот повернул к берегу, ему начало слепить глаза. Сам воздух, казалось, светился на жаре, до боли, заставляя отворачивать лицо. Не помогало даже тонированное стекло шлема. Продвигаться вперед становилось все труднее, точно вертолет летел против ветра. В какой-то момент сильный толчок отбросил машину назад, заставив пилота на мгновение потерять управление, но он выровнялся и предпринял вторую попытку. Второй толчок оказался значительно сильнее первого, и вертолет чуть было не перевернулся – приборы на панели выключались, руль не слушался. Это продолжалось несколько секунд, после чего управление вернулось в норму, и пилот принял решение возвращаться на базу.

День близился к завершению, и других попыток проникнуть в Дэниз-Хаялет сегодня более не предпринималось. Полковник задумал отправиться в молчащий город утром, чтобы самому на месте определить, с чем же таким необычным столкнулись его подчиненные, что не смогли выполнить приказ.

***

И до и после ночной суматохи в лагере, Джованни мучился бессонницей. Перегруженный собственными эмоциями и идеями, он переживал завтрашний день, выстраивая его по минутам, чтобы ничего не забыть сделать. И ему постоянно казалось, что он что-то упускает из вида. Какая-то неизвестная переменная, которую не учел Джованни в своих расчетах, мешала лидеру новоиспеченных партизан. В какой-то момент ему почему-то пришла в голову мысль взглянуть на себя со стороны, чтобы трезво оценить собственные действия. Он хотел сделать это образно, как обычно делают все, но тут произошло нечто странное – сознание Джованни на самом деле раздвоилось. И теперь Джованни был вовсе не Джованни, а кто-то другой, чужой, и в то же время продолжал думать как Джованни, глядя на второго Джованни, вынашивающего план сопротивления и страдающего от бессонницы, но при этом обе личности уживались в одном человеке.

– По-моему у меня шизофрения – сказал первый Джованни внутренним голосом, решив, что именно он и есть первый.

– Нет, ты не болен, – ответил второй – просто ты не настоящий Джованни, и у тебя нет права называться первым.

– Кто же я тогда такой? – удивился первый – и откуда тебе знать, здоров я или нет?

– А это не важно, – ответил второй – потому что завтра ты будешь Джованни, который поведет отряды сопротивления в бой, и нашего сегодняшнего разговора не вспомнит. Так что пора заканчивать и спокойной ночи!

– Какой-то ты недоброжелательный, – обиделся первый и согласился прекратить беседу – вот завтра и посмотрим, кто первый, а кто второй. Спокойной ночи!

– Ну и славненько, бай-бай! – окончательно попрощался второй.

***

В общей каюте для матросов мерно раскачивался в гамаке Мустафа, пытаясь заснуть. Бедный экскурсовод очень хотел хоть как-нибудь объяснить себе происходящее вокруг, но не мог. Вопросы громоздились на вопросы, вырастая в башню размером с Вавилонскую и рушились под собственной тяжестью, не получая ни одного ответа. Откуда взялся фрегат? Кто такой Хуан Карлос? Какие он преследует цели, если сначала обстрелял город, а затем рассказывал мне в своей каюте, что не интересуется ни богатствами, ни рабами. Зачем он вообще все это говорил? Для чего помощник капитана – Грего сначала унизил меня при Ибрагиме, угрожал запереть в трюме и помучать, а потом просто вывел на палубу и ничего из обещанного не выполнил. Более того, извинился, отвел в камбуз и предложил покушать! Потом фрегат снова палил из пушек и, как я узнал чуть позже, это случилось по инициативе предателя Ибрагима! Капитан производит впечатление человека неглупого и, тем не менее, зная ненадежность мороженщика и его бесчестную корысть, дает последнему полномочия представлять себя перед парламентерами. И Ибрагим, как сразу и ожидалось, провалил миссию. Даже я это понимал, а уж тем более Хуан Карлос. Но для чего тогда все это представление? Какой-такой хитроумный план на уме у Белого Сокола?

– Что я вообще здесь делаю? – рассуждал Мустафа – может быть дело не в капитане и его корабле, а это я тронулся умом и потерял возможность логично мыслить? Иначе ничего не сходится – поступки Хуан Карлоса противоречат друг другу. Надо попробовать проанализировать ситуацию по-другому, считая, что я не участник событий, а наблюдатель со стороны. Возможно тогда удастся непредвзято оценить действия капитана, а заодно и свои.

И тут произошло нечто странное – сознание Мустафы раздвоилось. С одной стороны, первый Мустафа продолжал мыслить как Мустафа и наблюдал себя как-бы снаружи, одновременно находясь внутри себя. А с другой стороны, второй Мустафа, который почему-то находился снаружи себя самого, считал, что он наблюдает себя изнутри.

– Приветствую тебя в «Королевстве кривых зеркал», дружок! – со смешком проговорил второй Мустафа – весело, правда? Мало тебе задачек на сегодня, а тут еще я со своими приколами, да?

– Кто ты?! Кто ты?! – закричал внутри себя первый Мустафа, которому, в отличие от второго, было не до смеха.

– Да ты не бойся, пугливый малыш! – с издевкой в голосе продолжал второй Мустафа – я сейчас уйду, и ты забудешь меня, хотя и не исключаю вероятности нашей будущей встречи.

– Кто ты?! Кто ты?! – продолжал беззвучно кричать первый Мустафа. Ему казалось, что его похоронили заживо, заколотив в черный узкий ящик, в котором уже заканчивался воздух. Он был настолько напуган, что застрял на одной фразе «Кто ты?», не в силах произнести что-то еще.

– Внешне ты кажешься таким смелым и уверенным в себе, Мустафа, а на самом деле ты, оказывается, паникер, – презрительно сказал второй – и я не буду отвечать на твой вопрос, так как ты задашь его несознательно, да, впрочем, я бы не ответил в любом случае. А дальнейший наш диалог, который и диалогом-то назвать трудно, считаю продолжать бессмысленно. Тебе пора спать. Искренне желаю тебе спокойной ночи!

Матросы слышали, как Мустафа несколько раз повторил во сне «Кто-ты? Кто-ты?», после чего затих и лишь иногда судорожно вздрагивал.

***

По возвращении на фрегат после неудачных переговоров, Ибрагима заперли в кладовке вместе с корабельными швабрами, где он торчал в наказание уже несколько часов, сердясь на Грего, а еще больше на себя, за то, что свалял дурака, понадеявшись на людской страх перед пушками, рассчитывая на быструю сдачу города и похвалу капитана.

– И что ты теперь собираешься делать, гений подхалимства и король лжи? – спрашивал себя Ибрагим, и сам же отвечал.

– Пока еще точно не знаю, но мне нужен способ убедить капитана в моей полезности. Иначе, боюсь, что меня вышвырнут за борт раньше, чем наступит завтрашний день.

– Ты глуп, как пробка, Ибрагим! – продолжался странный разговор.

– Это еще почему? – возмутился на себя самого мороженщик.

– Да хотя бы потому, что ты еще жив!

– ???

– Ты удивляешь меня все больше и больше, Ибрагим. Подумай сам. Если бы капитан хотел убить тебя, то давно бы сделал это! А ты сейчас заперт в чулане и проводишь самосовещание. Как ты думаешь, почему ты еще не кормишь крабов на морском дне?

– Да, да, точно! Ты прав! – обрадовался мороженщик новой идее – как же я сразу не сообразил. Капитан имеет на меня какие-то виды. Не зря же, как только я предложил ему помощь, он сразу распорядился выдать мне шлюпку с матросами и доверил такое важное дело, как объявить его волю горожанам.

– Ну ты все-таки и балбес, Ибрагим, несмотря на то что прав в одном пункте. В конечном итоге, Хуан Карлос, похоже, и в самом деле желает тебя использовать. Вопрос, как? Ты обрадовался ответственному заданию и то, как легко его получил. А ведь это неспроста, Ибрагим! Капитан испытывал тебя, но ты не справился.

– Знаю, что не справился! – мороженщик огрызнулся – незачем каждый удобный момент тыкать меня в это носом, словно котенка в лужу! Лучше дело говори, раз такой умный! Что теперь будет?

– Ишь, шустрый какой. Сам дров наломал, а я отвечай? Не знаю я, что будет. Может у Белого Сокола не хватает рабочих рук и тебя назначат драить палубу, не случайно же ты сидишь в обнимку со швабрами. Наверное, это твои будущие друзья, знакомься! А вот оружие, я думаю, тебе вряд ли доверят.

– Драить палубу? – переспросил мороженщик – да, пожалуйста! Если удастся остаться на фрегате, то я выполню любую работу, чтобы загладить первый досадный промах и впоследствии втереться в доверие. А там, глядишь, добьюсь повышения, и капитан начнет ценить мои услуги.

– Что ж, Ибрагим, втереться в доверие – это то, что мне нужно. Пожалуй, в твою голову пришла первая здравая мысль за весь день. Прямо завтра и начнешь, а я буду помогать тебе по мере возможности.

– Прекрасно! Договорились, – мороженщик в уме пожал сам себе руки.

– Вот на этой положительной ноте предлагаю и закончить наш разговор, Ибрагим. Вряд ли завтра ты сможешь вспомнить хоть одно слово из него, но, по сути, это не имеет никакого значения. План выработан, программа заложена, а что еще надо? День был сложный, пора и честь знать. Притомился я что-то. Устраивайся насколько можешь удобно и засыпай. Спокойной ночи, Ибрагим!

– Спокойной ночи! – пожелал себе мороженщик.

***

Утром следующего дня на пляж города Дэниз-Хаялет вступил Хуан Карлос. Сегодня вид его был свеж, а сам он чертовски красив. Идеальное невозмутимое лицо, белый легкий костюм, белая же широкополая шляпа и белые короткие сапожки с острыми мысами. На левом плече висела небольшая тряпичная сумка, и лишь черно-карие глаза его горели азартным блеском, означающим, что еще вот-вот и он получит желаемое. Белый Сокол входил в покоренный город, чувствуя свое особое положение, входил как хозяин. Рядом с ним, то ли улыбаясь своим кровожадным мыслям, то ли скалясь, сошел на берег верный Грего. Он сегодня тоже выглядел "парадно" и, может быть даже комично, с нелепой расшитой золотом лентой, перекинутой через плечо, к которой была подвязана длинная шпага с золотым эфесом, если бы его взгляд не источал такую животную ярость. Мускулистый, весь напружиненный, переминающийся с ноги на ногу, он как охотничий пес готов был броситься на добычу по первому же приказу своего господина и только ждал сигнала.

Еще около пятидесяти матросов из команды корабля высаживались из шлюпок на берег, вытягивая свои суденышки на песок. По команде Грего они разбились на шесть групп и, отпуская грубые шуточки, сопровождаемые гоготом, отправились в город. Кто-то из матросов затянул задорную, но пошлую песню, и остальные со смехом подхватили ее.

– Грего, отправляйся за ними и проследи, чтобы все прошло как обычно спокойно, – велел Хуан Карлос.

– Есть, капитан! – поклонился Грего, который только того и ждал и, еле сдерживаясь чтобы не припустить бегом, степенно прошествовал в город вслед за удаляющимися отрядами.

На пляже остался только Хуан Карлос, к которому матрос, оставленный сторожить шлюпки, подвел Мустафу. Да еще один человек сидел на борту одной из лодок, свесив ноги наружу. Это был мороженщик Ибрагим. Он вел себя развязно и беззаботно – щерился на солнце, поднимая голову к небу, плевал на землю и носком грязного ботинка ковырял что-то среди камней и песка.

– Капитан! Если он попытается бежать, то я его пристрелю, – презрительно произнес матрос и показал головой в сторону Ибрагима.

– Не попытается, – спокойно ответил Хуан – его поймают свои, если он объявится в городе.

Матрос отошел и, держа наготове заряженный пистолет, стал наблюдать за открытой территорией пляжа, недоверчиво поглядывая на мороженщика.

Своим нагловатым поведением Ибрагим намерено привлекал внимание к своей персоне, стараясь скрыть настоящее волнение, вызванное утренним появлением Мустафы в капитанской шлюпке. Мустафы, которого, как он считал, бросили в трюм к крысам, а в лучшем случае подвергли пыткам. Теперь же напротив, последний был облачен в чистую одежду, в отличие от самого Ибрагима, просидевшего всю ночь в кладовке. Следов насилия также не наблюдалось ни на лице, ни на руках Мустафы. Озадаченный таким неожиданным поворотом, мороженщик всю дорогу от фрегата до берега не находил себе места. Сидя на веслах в шлюпке с матросами, он постоянно вертелся, чтобы взглянуть на капитанскую шлюпку, в которой как гость восседал Мустафа. Ибрагим готов был лопнуть от зависти, изрыгая проклятья и отвлекаясь, отчего сбивался с ритма и работал веслом неравномерно, за что получал в свой адрес отборную брань рулевого с обещанием запереть мороженщика в чулане еще на пару суток. И вот, сойдя на берег, Ибрагима даже не взяли со всей командой в город, оставив прожариваться на солнце в компании недоверчивого часового, ясно давшего понять, что общаться с мороженщиком он считает ниже своего достоинства. А вот свою благосклонность к Мустафе капитан не скрывал.

– Ну что же мой друг, предлагаю пойти прогуляться, пока мои ребята заняты делом – обратился Хуан Карлос к Мустафе и, не дожидаясь ответа, двинулся прогулочным шагом не в город, а влево по пляжу к скалам, являвшихся его завершением и преграждавших дальнейший путь по берегу.

Мустафа нехотя поплелся следом. Он отстраненно смотрел то в море на фрегат, то на спину впередиидущего капитана, но чаще себе под ноги и его фигура с уныло опущенными плечами, выглядела утомленной.

Они прошли около сотни метров, прежде чем Хуан Карлос остановился и дождавшись, когда Мустафа с ним поравняется, заговорил снова.

– Посмотри вокруг! – Хуан Карлос обвел взглядом пространство – и хоть на этот раз согласись, что такое прекрасное место – это рай на земле! – произнес Белый Сокол, словно продолжая прерванный разговор.

– Да, господин Хуан Карлос, не спорю, место замечательное, но вы осквернили его, принеся сюда горе и смерть, – с неприязнью, но вяло возразил Мустафа, и тон его говорил за то, что спор с капитаном на эту тему он ведет не впервые.

– Опять ты заладил свое! – с непоколебимым спокойствием продолжал капитан – ты же образованный человек, знаешь историю, любишь природу. Недаром ты выбрал профессию экскурсовода, и все никак не хочешь взглянуть на этот мир шире. Достаточно только …

– Куда же шире?! – негодующе прервал Хуана Карлоса Мустафа, начиная возбуждаться – я люблю этот мир, и для меня насильственная смерть означает только горе и больше ничего другого! А бегущие от бандитов люди напуганы. Они страдают! Так о какой широте взглядов вы говорите, господин капитан? Такие как вы разрушают этот прекрасный мир! И точка.

– Ты прав, Мустафа, во всем прав, – ответил Хуан Карлос – но поверь мне, я люблю этот мир не меньше тебя и даже больше! Мы с тобой говорили об этом в каюте, помнишь? Твои утверждения верны, если рассматривать происходящее локально, только здесь и сейчас. А если проследить последствия каждого события дальше во времени, то все не так однозначно, как кажется на первый взгляд.

Хуан Карлос повернулся лицом к морю, указав на него рукой.

– Взгляни на это безмятежное море, исполненное спокойного величия! Сейчас его обманчивая тишина не дает представления о таящейся в глубинах разрушительной мощи и истинной красоте. И лишь тогда море станет великолепным, когда поднимется буря и заставит его встать во весь свой исполинский рост, разбудив в нем могучего и страшного великана – властителя судеб в своих пределах. Бушующая стихия завораживает, в отличие от полного штиля, восхищает и манит к себе, одновременно пугая. Согласись, Мустафа, что невозможно налюбоваться морем в такие минуты. Так и хочется встать на обрыве, подставив лицо ветру, наполненному водяной пылью и посмотреть вниз, туда, где огромные соленые и ленивые валы подкатывают к берегу, вздымаясь все выше и выше и, достигнув своего максимума, обрушиваются всей своей невероятной массой на пляж, пожирая песок и камни. Поэтому художники предпочитают рисовать не штиль, а девятый вал. И именно такие картины висят в музеях, а сотни тысяч людей на протяжении десятилетий любуются ими, восторгаясь мощью производимого эффекта, скопированного рукой мастера с самой природы. Люди буквально черпают из картины саму бурю и насыщаются эмоциями, упиваясь запечатленным моментом. И все получают удовольствие – и художники, и любители живописи. Но если хорошо подумать, то фактически на картине изображено чье-то несчастие, потому что шторм – это всегда разрушение, и какая-нибудь вдова погибшего моряка видит в шедевре смерть своего мужа, сына.

Мустафа ненадолго замолчал, обдумывая слова Хуан Карлоса.

– Пожалуй, я соглашусь с вами, господин капитан, но не полностью, – не скрывая раздражения отвечал он – в своем примере вы описали результат работы природы и божьего проведения. Но сколько бы жизней не унес океан, поглощая корабли и рыбацкие лодки, никто не ропщет на него за это, потому что человек бессилен перед волей Всевышнего и не способен изменить предначертанное. А зло, которое вы – Хуан Карлос несете людям, происходит по вашему приказу! – Мустафа говорил все эмоциональней, не сдерживая чувств – что вы возомнили о себе, господин капитан? Кто сказал, что у вас есть право решать, кому жить, а кому умирать? Кто дал вам это божественное право вершить судьбы людей?! Прошли времена единовластия, когда монарх мог послать на смерть тысячи жизней, ради расширения территорий, собственных интересов, ради власти и богатства! Прошли времена пиратов, грабящих города, убивающих стариков и детей, насилующих женщин! Так откуда же ты взялся, Хуан Карлос – конкистадор прошлого? Вы не монарх и не пират, но позволяете себе слишком много для обычного человека!

Но как Мустафа не старался, его агрессивные нападки не находили отклика на умиротворенном лице капитана.

– Ты знаешь, Мустафа, а я даже рад, что ты так горячо реагируешь, – Хуан Карлос зашагал дальше, жестом пригласив спутника следовать за ним – это значит, что тебе действительно что-то не безразлично в этом мире. Но мой тебе совет – не распаляйся и старайся сохранять спокойствие, в этом случае ты сможешь более трезво рассуждать, а не руководствоваться в выводах лишь тем, что тебе кажется. А также это определенно поможет тебе сберечь силы, которые, поверь мне, еще понадобятся. Тобой движут самые правильные чувства, и если бы я был на твоем месте, то наверняка вел бы себя так же. Но ты многого еще не знаешь и не понимаешь – во-первых, в силу возраста – ведь тебе нет еще и тридцати лет, а во-вторых, из-за недостатка информации. Тебе предстоит узнать некоторые совершенно необычные вещи, а я должен постараться до тебя их правильно донести, – Хуан Карлос говорил рассудительно, стараясь объяснять понятно, и был похож в эти минуты на терпеливого учителя – вот ты опять начал говорить о творимых мною злодеяниях, а заодно о незаконно взятой на себя роли Творца, распоряжающегося человеческими судьбами. Но это два несвязанные между собой действия, несмотря на то что в твоих глазах они происходят одновременно. Предлагаю разобрать их независимо друг от друга и начать с моих «неограниченных полномочий». Ты согласен, Мустафа?

– Вы еще спрашиваете меня, господин капитан, согласен ли я с вашим предложением? – искренне удивился Мустафа, начав было понемногу успокаиваться, но теперь снова вознегодовал – не могу понять, это шутка такая? Разве я здесь что-то решаю или это был риторический вопрос? Вы здесь хозяин и повелитель! Захотите, убьете меня, а если не сами, то ваши головорезы сделают это с превеликим удовольствием. И скажите еще, что это не так?

– Нет не так, Мустафа, – ответил Хуан Карлос – если бы я желал твоей смерти, то мы бы сейчас не разговаривали. И насчет головорезов ты сильно ошибаешься. Для начала, они не убийцы, а скорее грабители, хотя и это тоже неправда, и крови зря они определенно лить не будут. А ты лучше обрати внимание на свои собственные действия. Пусть даже и в такой незначительной мелочи, как соглашаться или не соглашаться с моим предложением обсудить волнующие, между прочим тебя, вопросы, выбор все-таки был предоставлен, но ты почему-то решил, что от твоего мнения ничего не зависит, и вместо того чтобы сделать этот выбор, начал возмущаться своим бесправием.

Мустафа даже остановился. Сейчас он по-настоящему был возмущен.

– Так ведь это правда! – чуть ли не закричал он – вы взяли меня в плен, отобрав мои жизненные права, мою свободу! Вы указываете мне, что делать и куда идти! Как я, находясь в таком положении, могу поступать по-своему?

– И снова ошибка, Мустафа, – спокойно ответил Хуан Карлос – у тебя сейчас столько же прав, как и до встречи со мной. Позволь напомнить, что это ты пришел ко мне на корабль, а не я к тебе, и это ты надумал играть роль пленника и успешно справляешься с ней.

– Неужели вы хотите сказать, что я могу сейчас взять и пойти куда захочу, даже в город? – удивился Мустафа.

– А разве я запрещал? – вскинув брови, произнес капитан – утверждение, что я указываю тебе – ложь. Вспомни хотя бы одну ситуацию, когда я насильно заставил тебя что-то сделать, – Хуан Карлос выдержал короткую паузу, дав собеседнику задуматься, но оказалось, что тому нечего ответить – что, не припоминаешь? Тогда, быть может, я продиктовал тебе какие-нибудь условия, ущемляющие права? – еще одна пауза, короче предыдущей – тоже нет? Пора начинать анализировать ситуацию, Мустафа. Я общаюсь с тобой как со свободным человеком, а заключение, что ты мой пленник – это плод твоего воображения. Ты же по собственному желанию записался парламентером и сел в лодку с Грего. И сегодня утром я лишь пригласил тебя на берег, но не настаивал. Я думаю, это страх овладел тобой. Он подсказывает тебе, как поступить и что сказать. Ты мыслишь не разумно, руководствуясь чувствами, а конкретно страхом и ненавистью. Вот признайся, вряд ли ты в настоящую минуту переживаешь о людях, оставшихся в городе, а если и задумываешься о них, то абстрактно. Ты мне сам сказал, что твоих родных и близких среди них нет, а это означает, что внутренние позывы помочь несчастным исходят не от сердца. Это результат правильного воспитания и чувство долга, вбитое в сознание. А где же любовь, Мустафа? Где твоя любовь к людям, я тебя спрашиваю? Если бы ты по-настоящему их любил и жаждал помочь, то не боялся бы меня и моих так называемых головорезов и действовал продумано, хитро и отважно! Но в твоем сердце нет той любви, и ты не в состоянии искренне полюбить ни одного человека из тех, кто, возложив свои надежды, выбрал тебя послом на корабль, потому что ты не представляешь как это возможно, ведь они все для тебя чужие! В оккупации оказались не только твои соотечественники, к которым у тебя может быть изначальная предрасположенность, но там еще достаточно много иностранцев. И у всех свои лица, характеры: добрые и злые, жадные и щедрые, хитрые и великодушные, красивые и не очень, но главное, что они тебе посторонние! Для тебя они никто! И ты для них лишь ненадежный способ маловероятного избавления от нависшей беды. Поверь мне, они уже не помнят имени человека, отправленного ими на погибель. Вся глупость людей в том, что в мирное время они не стараются объединиться друг с другом душою, постоянно что-то делят, отгораживаются заборами в прямом и переносном смысле, а когда приходит враг, нужно время, чтобы сплотиться, а его-то как раз и нет. Вы тычетесь, словно слепые котята, даже не осознавая, что вам угрожает! Кого ты собрался спасать, Мустафа, а главное от чего?

Мустафа окончательно закипел.

– От чего?! – заорал он – и вы спрашиваете от чего их спасать, господин пират?! Да не от чего, а от кого! Людей надо спасать от вас и ваших бандитов! Как же вы красиво поете свои серенады, капитан, заливая мне в уши помои из философских рассуждений, убеждая, что я сам во всем виноват. Что все кругом сами виноваты, и только вы со своей командой ангелами спустились с небес, неся просветление в наши темные головы. Я понимаю, что вы сильнее, но вы корите меня за то, что я не люблю этих людей. Да, это правда, я их не люблю – невозможно любить всех подряд, и пускай мною движет только человеческий долг, но как у вас поворачивается язык говорить о любви к людям, когда вы грабите их города и убиваете мирных жителей?

Мустафа интенсивно взмахивал руками, забегал вперед, опережая Хуан Карлоса, поворачивался к нему лицом, чтобы видеть глаза и снова возвращался. Капитан же, напротив, продолжал сохранять абсолютное спокойствие. Он смотрел на Мустафу, и видел в нем ребенка, который никак не решит задачу. Глаза Хуан Карлоса светились, как глаза учителя, которому любопытно, разберет этот урок его ученик или нет.

– Я очень надеюсь, что не ошибся в тебе, Мустафа, и ты тот кого я рассчитывал встретить в этом городе, – отвечал Хуан Карлос – а что касается любви к людям, то во мне ее гораздо больше, чем в ком бы то ни было из живущих на Земле. Я не просто их люблю. Я здесь, чтобы заботиться о тебе, о них, об их потомках и вообще о судьбе человечества!

Мустафа даже опешил.

– Знаешь, Хуан Карлос, по прозванию Белый Сокол, мне начинает казаться, что я сошел с ума, и у меня бред с галлюцинациями, – Мустафа говорил шепотом и часто дышал, со лба струился пот – я, наверное, сплю и должен проснуться. Тогда, вероятнее всего окажусь в больнице, и все встанет на свои места. А может быть я перегрелся на солнце, ведь последние три дня стояла страшная жара. В любом случае надо проверить, не наваждение ли все это, – растеряно добавил он сам себе, оглядываясь по сторонам.

И Мустафа действительно, как сумасшедший, начал нервно перебегать с места на место, проверяя этот мир на предмет его материального существования. Он щипал себя за бедра, пинал камни и смотрел на солнце до рези в глазах, пока не убедился, что все вокруг настоящее. Тогда он обреченно вздохнул и бессильно опустился на землю.

К этому моменту Хуан Карлос и Мустафа дошли до конца пляжа, где на волнах покачивалась небольшая лодочка, привязанная к вбитому в песок колышку.

– Наш путь дальше лежит по воде, – произнес капитан – прошу в лодку, Мустафа.

Хуан Карлос снял сапожки, засучил брюки по колено и шагнул в теплую прозрачную воду, чтобы дойти до лодки. В эту секунду со стороны Дэниз-Хаялет прозвучал выстрел. Капитан резко повернулся к городу и нахмурился. Тут же еще один выстрел нарушил окружающую тишину.

– А вот этого сейчас никак не должно быть! – сказал Хуан Карлос жестко, скорее обращаясь к себе, чем к своему спутнику – где-то я недоглядел, – и добавил уже для Мустафы – поднимайся, и пойдем быстрее в город, Мустафа, там и покажешь, кого и как зовет спасать твой долг, а нашу прогулку придется отложить.

И Хуан Карлос, снова обувшись, так быстро зашагал в город, что Мустафа еле поспевал за ним.