Читать книгу Сосновские аграрники - Илья Александрович Земцов - Страница 8

Весенний сев почти все хозяйства района закончили одновременно. Посадили картошку, посеяли гречиху и кукурузу. Май стоял сухой и жаркий. На полях появились дружные всходы. На глинистых и суглинистых почвах влаги пока хватало. Иначе дело обстояло на супесчаных и песчаных почвах, требовался дождь. Трифонов ежедневно объезжал поля, смотрел на небо. Черные тучи появлялись на горизонте, закрывали собой одну треть небосклона, вдали слышались раскаты грома. Казалось, вот-вот наплывут на жаждущие влаги посевы и обильно польют их. Пугавшие взор черные высокие куполообразные облака, сопровождавшие тучу, медленно смещались к западу и снова уходили куда-то во Владимирскую область. «Если дождя не будет еще две-три недели, – думал Трифонов, – все погибнет».

Борьбу за урожай вели не только председатель колхоза, агрономы, рабочие полеводческих бригад. В нее включились старики и старухи. Помочь физически они уже не могли, зато организовали в деревнях Ольгино, Марфино и Николаевке моление о дожде. С иконами, с сохранившимися с незапамятных времен хоругвями, с пением молитв они гордо шествовали по широкой деревенской улице. За ними следовали дети разных возрастов. Длина колонны тянулась до ста метров. Трифонов со своим заместителем Мочаловым встретили молившихся на краю деревни Марфино.

– Немедленно прекратите моление, – кричал Трифонов, – расходитесь по домам!

Его крик терялся в старческом пении молитв и, по-видимому, не доходил до ушей отдельных верующих. Толпа певших с иконами шла не спеша, не обращая внимания на председателя. Только дети, покорно шествовавшие и замыкавшие колонну, вначале шарахнулись в сторону, но старцы навели порядок в их рядах.

Мочалов смеялся, сопровождая взглядом уходивших дальше стариков. Трифонов со злостью ему сказал:

– Что лыбишься, может быть и ты примешь участие в их молении?

Бледное лицо Мочалова, казалось, посинело. Он покорно ответил:

– Что, жалко вам? Пусть молятся. Запретить мы не имеем права.

Трифонов злился на Мочалова, на старух, сам на себя. Думал: «Не дай бог кто-нибудь из районного руководства увидит это зрелище, высмеют. Конец моему авторитету, подведут дряхлые старики под монастырь. Снимут с поста председателя колхоза – снова садись в кабину трактора». С нехорошими мыслями он доехал до конторы колхоза. Мочалов ускакал на жеребце в конюшню, чтобы распрячь.

В конторе никого не было. Бухгалтеры ушли обедать. Трифонов открыл кабинет, сел на председательское место, задумался. Колхозники стали его чуждаться, смотрели словно на чужака, еще хуже – как на жандарма. Все это произошло из-за какого-то доходного теленка.

Теленок был привязан на краю деревни, каким-то образом отвязался и ушел в поле на посевы ржи. В это время ехал Трифонов с бригадиром. Не подумав о последствиях, подошел к теленку, который дружелюбно смотрел на него, и выстрелил из пистолета три раза.

Трифонов нащупал пистолет в кармане, думал: «Зачем я его с собой таскаю? Ведь мне никто не угрожает».

Теленок оказался Жидкова Василия Петровича, имевшего какое-то влияние на все население колхоза. Хозяин увез теленка домой, по-видимому, мясо съел. Удивительно, что никуда не жаловался. В Николаевке до самой Отечественной войны были свои законы. Друг друга били, убивали, но к властям за помощью не обращались. В суд не подавали. Кровными врагами считались Жидковы с Мигулевым и Егоровым.

«Надо что-то предпринять, – думал Трифонов. – Старая пословица: «Трудом праведным не построишь палат каменных». Сегодня я председатель, а завтра переизберут. Пока в моих руках лес, трактора и автомашины, немедленно приступлю к строительству своего дома. Всю жизнь жил в большой бедности, в маленькой избе размером пять на пять метров. Четверть площади избы занимает русская печь. Ходят слухи, у нас будет организован совхоз. Директором совхоза меня, с семилетним образованием и двухгодичной партшколой, ясное дело, не поставят. Век красных корочек, партийного билета, достаточного для получения руководящей должности, начинает отживать. Нужен диплом хотя бы техника. Спеши, Михаил Иванович, пока не поздно. Из центра деревни Рожок уехали в город Павлово две семьи, дома продали на слом. Решено, на этих местах будем жить мы с братом Николаем. Построим два дома, главное – рядом, соседи».

На усадах пустовавших домов появились первые 25-метровые хлысты сосны.

Николай работал трактористом в Рожковском колхозе. Председатель колхоза Стачев утром в субботу уезжал домой и возвращался редко в понедельник, чаще – в среду. Без председателя все хозяева.

За две недели из колхозной делянки Трифонова оба усада были покрыты хлыстами сосны. Старики-плотники утверждали, что из этого леса можно построить хороший дворец. Появилась бригада николаевских плотников. Завизжали пилы, застучали топоры. С каждым днем прибывали в росте два громадных пятистенных сруба размером девять на десять метров. Старые дома сломали. На их месте, как грибы, росли кирпичные фундаменты.

На фундаменте Михаила Ивановича взгромоздился сруб, пахнувший сосновой серой и хвоей. У брата Николая Ивановича вырос купеческий фундамент для двухэтажного кирпичного дома. Первый этаж кирпичный, верх – деревянный. Михаил Иванович спешил, времени зря не терял. Каждый день одна, а то и две колхозные автомашины увозили на продажу тес, березовые дрова. Большую помощь ему оказывали трактора ММС, подвозили лес к пилораме. Сосну и ель – на тес, березу – на дрова. Шофер Галочкин Иван на автомашине ММС был частым гостем в Николаевке. Загружали тесом или дровами, снабжали колхозными накладными и путевыми листами. Продавал Иван в безлесных Павловском и Вачском районах. Как и колхозные шофера, деньги по совести отдавал Михаилу Ивановичу. Деньги тому были нужны. После приезда на охоту Семенова с Росляковым у Трифонова с Зиминым завязалась настоящая дружба. На всех районных совещаниях, сессиях, пленумах и активах садились они рядом и тихонько о чем-то шушукались. Чистов радовался их дружбе и говорил:

– Настоящие друзья, водой не разольешь. Друг друга всегда выручают, перспективные товарищи.

В Николаевку Зимин приехал через две недели после охоты. Трифонова нашел в конторе колхоза вместе с Сафроновым. Сафронов сидел у стола кассира Маруси и что-то тихо рассказывал ей. Она громко хохотала и смотрела на собеседника лукавыми серыми глазами. Трифонов сидел на месте бухгалтера и что-то писал, временами кидал грозный взгляд в сторону Маруси. Появлению Зимина он обрадовался. Широко улыбаясь, пригласил пройти в кабинет, закрыл дверь.

– Иван все тебе отдал? – спросил Трифонов.

– По-видимому, все, – уклончиво ответил Зимин. – За автомашину теса и две – дров.

– Примерно триста рублей, – объявил Трифонов.

– Двести двадцать, – поправил Зимин. – Отлично, с охотой расквитался. Еще помоги, на днях приедет Афраймович, надо угостить, и, по-видимому, у нас в ММС будет проводиться семинар. Лесорубам и пилорамщикам Иван отдаст.

– Сколько? – спросил Трифонов.

– Примерно столько же.

В это время в кабинет вошел Сафронов. От него на три метра несло водкой, луком и чесноком. Он сел рядом с Зиминым и спросил:

– Зачем пожаловал?

Зимин, отворачиваясь от него, с улыбкой ответил:

– Посмотреть, как работают трактора ММС.

Не перенося больше запаха водочного перегара, встал и перешел на другую сторону кабинета. Трифонов понял его, посмотрел на Сафронова, криво улыбнулся и отвернулся к окну. Что-то разглядывал на скотном дворе. Тишину нарушил Зимин:

– Вы, Михаил Иванович, поедете к тракторам?

– Поеду, – ответил Трифонов.

– Тогда поехали, – продолжал Зимин. – Заедем на болото. Еще раз посмотрим, можно ли начинать заготовку торфа и что для этого требуется.

– Ты, Ульян Александрович, зря увез от нас экскаватор, – сказал Трифонов. – Он бы копал и копал.

– Только и всего, если копал и шиш накопал. Это не выход из положения. Съездим посмотрим, что он накопал за два месяца. Целые горы льда и снега. Растаяло, ничего не осталось. Ты думаешь, государство все оплатит за счет операционных средств? Сколько веревочка не тянется, а конец покажется.

– Ты прав, – подтвердил Трифонов, – торфа там почти не осталось, да его и не возьмешь без экскаватора.

– Пошли, времени терять не будем, – спешил Зимин.

– Пошли, – сказал Сафронов. – Надо посмотреть, что там сделано. Сколько, вы оформили, добыто торфа экскаватором?

– Восемнадцать тысяч, – ответил Зимин. – Из них восемьдесят процентов было льда и снега.

Трифонов думал, что Сафронов останется в конторе с кассиром Марусей. Его комплименты она принимала, поэтому он надеялся на ее взаимность и часами сидел около нее. Муж ее, лесник, почти не просыхал, пил запоем. Трифонову с Зиминым надо было поговорить наедине, решить личные финансовые вопросы.

Зимин приехал на бортовой автомашине «ГАЗ-51», на которой работал Галочкин Иван. Сафронов его узнал, поздоровался за руку.

– Может, съездим пообедаем? – предложил Сафронов. – Приглашала Зина, продавщица в Марфино. Захватим с собой Марусю, она не против.

– Сначала дела, – ответил Зимин, – а потом будем обедать, Николай Михайлович.

Все трое влезли в кузов автомашины.

– Поехали на болото, – крикнул Трифонов Галочкину.

Галочкин высунул голову из кабины, сказал:

– Не знаю куда ехать. У вас кругом одни болота.

Зимин показал рукой по направлению к Сереже, по улице, примкнувшей почти к самому лесу.

Кучи торфа, накопанные экскаватором зимой, выглядели жалкими, маленькими. Выемки наполнились водой, образовались небольшие омуты. Болото оделось в зеленый наряд. Заросли серой ольхи и ивы стояли сплошной стеной, казались недоступными, непроходимыми. На посеревших от солнца заготовленных зимой кучах торфа пробивалась зеленая трава.

Трифонов подошел к куче торфа, тяжело вздохнул, спросил:

– Как по-вашему, сколько здесь будет торфа?

Сафронов по-деловому окинул взглядом торф.

– Полторы тысячи тонн, больше не возьмете. У меня глаз наметан, – говорил он.

– За эти деньги, сколько мы вам перечислили, – сказал Трифонов, – можно такое количество торфа заготовить вручную и на лошадках вывезти на поля. Кругом сплошной обман, только говорить об этом нигде нельзя.

– Но ведь вы еще на поля вывозили, – как бы оправдываясь сказал Зимин. – Никто тебя не обманывал. Ты сам не только просил, а выбивал через райком партии экскаватор. Сам обмерял заготовленный торф и сам платежные документы подписал. На кого же ты жалуешься? Сам у себя, дорогой мой, ищи правду, а не пеняй на кого-то. Вот если бы ты был частник и покупал этот торф на свою землю, как думаешь, допустил бы обман? Я уверен, ты семь раз обмерял бы его, да мерял бы не зимой, а сейчас. Так и говори, тебе наплевать на все. Земля-матушка все спишет.

На душе у Трифонова скребли кошки. Он с видом генерала во время боя посмотрел на Зимина и Сафронова. Сафронов заметил его взгляд, поучительно сказал:

– Докладывать об этом я никому не буду. Надо сказать, неприятный случай. Зимин прав, все это отразится на себестоимости продукции.

«Сейчас заведет шарманку на два часа», – подумал Трифонов и со злостью сказал:

– Куда ни кинь – всюду клин.

Но Сафронов не унимался.

– Зимин здорово тебя обтяпал. Летом торф ни на чем не вывезите, зимой замерзнет и превратится в сплошную массу болота.

– При чем тут Зимин?! – закричал Ульян. – Я правильно говорил вам, когда экскаватор просили, что будете вместо торфа готовить снег, воду и воздух. Михаил Иванович еще требовал, чтобы от экскаватора возили прямо на поля на транспорте ММС. Интересно бы сейчас взвесить хотя бы одну тракторную тележку торфа, вывезенную зимой отсюда, и сравнить с вывезенным торфом с ММС, который обошелся колхозу дешевле.

– Ты прав, – подтвердил Трифонов. – Только не кричи.

– Ругаться с тобой я не собираюсь, – уже тише продолжал Зимин. – Заготовленный торф вывезем. В Рожковском колхозе работают два трактора ММС с болотными гусеничными самосвальными тележками и тракторный погрузчик. Сегодня же сниму и пошлю вам. Николай Михайлович, если будет жаловаться Стачев, скажите, что вопрос был согласован с вами.

– Поддерживаю, – вставил Сафронов.

– Весь этот торф вывезем на поля в течение недели, – продолжал Зимин. – Только одно условие – возить не далее одного километра на край ближнего поля. Болотная техника не любит дальних рейсов. На днях к нам обещался приехать управляющий трестом «Мелиоводстрой» Афраймович. Буду просить у него тракторы и тракторные тележки.

– Ты позвони мне, как приедет Афраймович, – сказал Михаил Иванович. – Мне надо с ним поговорить.

– Хорошо, – ответил Зимин.

– Поехали, мужики, – сказал Сафронов. – Комары скоро до костей все мясо съедят.

С разговорами они подошли к автомашине. Влезли в кузов.

– Поехали, – крикнул Зимин. – Жми без остановки до колхозной конторы.

На краю деревни Зимин постучал по кабине автомашины. Автомашина остановилась. Все трое легко выскочили из кузова.

– Жди у колхозной конторы, – сказал Зимин шоферу. – Мы пройдем по деревне пешком. Кое-куда надо зайти.

По деревне шли не спеша, важно.

Сафронова жители деревни уважали, приглашали зайти. Обращались с просьбами, вопросами. Он терпеливо объяснял, куда и к кому надо обращаться по тому или другому вопросу. В каждом доме имелась самогонка. Приглашали на обед, в гости. Был гостеприимен народ лесных деревень Николаевка, Ольгино и Марфино. Для гостя на стол приносил последнее. Придерживались еще старого обычая, что для гостя на столе должен стоять кипящий самовар. Это знак большого уважения. Приглашали Сафронова и его спутников в каждый дом. Сафронов, прежде чем отказаться, смотрел на Трифонова. Трифонов говорил: «Пошли дальше». Сафронов за ним повторял: «Извините, некогда». Хозяин дома злым взглядом провожал Трифонова. Сафронов, отойдя на почтительное расстояние, оборачиваясь, громко говорил: «В следующий раз обязательно зайду», – и облизывал языком засохшие губы.

Дошли до магазина. Из него неспешно вышел заведующий Батурин Федор Васильевич, смеясь, закричал:

– Здравствуйте, дорогие товарищи, рад вас видеть! Михаил Иванович, Николай Михайлович, пойдемте ко мне обедать.

– Иди, собирай на стол, – ответил Трифонов, – сейчас зайдем.

Батурин, улыбаясь, вернулся в магазин.

– Поехали, мужики, к Зинке в Марфино, она нас ждет.

– Нечего таскаться по деревне по Зинкам и Машкам, – грубо сказал Трифонов. – Пойдем к Батурину. Он свой человек.

Через полчаса все трое пришли в дом Батурина. На столе стояла закуска, соленые грузди, огурцы и помидоры. Батурин налил большое блюдо горячих щей. С кухни принес литр водки. Зимин от выпивки отказался, ссылаясь на то, что в конторе ММС его ждут специалисты треста. Трифонов выпил для аппетита полстакана. Выпить больше отказался, ссылаясь на намеченное на шесть часов бригадное собрание в деревне Ольгино. Сафронов с Батуриным пили. Зимин поблагодарил гостеприимного хозяина за хлеб-соль и вышел на улицу, следом за ним – Трифонов. Сафронов в открытое окно кричал:

– Михаил Иванович, обождите меня!

– Михаил Иванович, – сказал Зимин. – Надо загрузить автомашину дровами, чтобы не гонять порожняком.

Трифонов, улыбаясь, ответил:

– Пожалуйста. Сейчас дам команду.

– В ММС есть все возможности торговать дровами и тесом, – говорил Зимин, – но нельзя. Следят за каждым шагом. У тебя здесь проще.

– Тоже стало непросто, – ответил Трифонов. – Начинают открыто говорить и угрожать, что я торгую дровами и тесом, а деньги присваиваю. Гости каждый день. Чистов всех везет к тебе и ко мне.

– Никуда не денешься, – ответил Зимин. – Чистова тоже надо понять. Мы с тобой чего-то можем сделать, в руках транспорт и лес. Он кроме как на свою зарплату не сумеет угостить.

– Побольше поработает – научится, – возразил Трифонов. – Нас двоих доить тоже тяжело.

– Что верно, то верно, – продолжил Зимин. – Помоги мне отделаться от Сафронова. Собирается со мной ехать в Сосновское. С дровами неудобно.

– Ничего особенного, – возразил Трифонов. – Спросит, скажи: «Везу себе».

– Мне надо заехать в деревню Бочково к Кузнецову, – сказал Зимин. – Думаю пригласить его на работу в ММС главным инженером.

– Не советую, – сказал Трифонов. – Мужик он опытный и грамотный, справится, но как выпьет сто грамм водки, то две недели не работник. Потом душонка-то в нем продажная. Сегодня приласкает, а завтра продаст. Ухо с ним надо держать востро. Знаю я его хорошо. Он у нас в Рожке двенадцать лет работал председателем колхоза. Почти год я был у него заместителем. Единственное хорошее в нем – охотник, содержит до пяти взрослых собак. Его вся округа зовет Троекуровым. Если и брать его на работу, то только ради приезжающих с области на охоту. Ее он языком устроит. Разговор между нами, без передачи.

Сафронов, что-то жуя, вышел на улицу.

«Хороший ты мужик, Николай Михайлович, – думал Зимин, – а тоже как выпьешь сто грамм, и повело на целый день. Не специально ли спаивает тебя Трифонов? Этим ты набиваешь ему цену, хвалишь. Авторитет его растет среди районного руководства, а районное в гости возит и областное. Это только твоя заслуга, Николай Михайлович. Директора совхозов считают его трезвенником, он там держится, не пьет и пользуется среди них заслуженным авторитетом».

Зимин тут же отбросил эти мысли: «Зря клевещу на Трифонова».

– Ульян Александрович, – глухо сказал Сафронов, – надо съездить домой, пересчитать детишек. Я решил ехать с тобой.

Зимин молчал, соображал, что ответить. Трифонов опередил:

– Николай Михайлович! Мы с вами собирались вместе провести собрания в бригадах Марфино и Ольгино, а потом сходим в гости к Зине и пригласим Марусю.

Сафронов не мигая смотрел на Трифонова и продолжал жевать.

– Ульян Александрович меня подождет, – сказал Сафронов.

– Николай Михайлович, – ответил Зимин, – ждать мне вас некогда. У меня дела, извини, пожалуйста.

– Тогда до свидания, – сердито сказал Сафронов. – Я пошел к Батурину, до собрания немного отдохну.

Снова не спеша, пьяной походкой направился к Батурину. Трифонов с Зиминым подошли к конторе колхоза. Шофера Ивана Галочкина послали на пилораму грузиться дровами.

– Пойдем в контору, – предложил Михаил Иванович, – поговорим.

– Пошли, – согласился Зимин.

В кабинете председателя сели рядом. Трифонов спросил Зимина:

– Ульян Александрович, мужик ты опытный, скажи, пожалуйста. Мы с тобой устраиваем банкеты, встречаем и провожаем гостей. Ты говоришь, у нас на это все возможности есть. Это верно, возможности есть. А если прищучат нас и заведут уголовное дело, тогда что? За свою доброту придется отвечать или за нас заступятся?

– Никто, Михаил Иванович, не заступится, – ответил Зимин. – Надейся только сам на себя, на всякий случай суши сухари. В тюрьме все пригодится.

– Да ну, – с удивлением произнес Трифонов. – Ты это зря говоришь. Чистов все может.

– Дорогой мой, – произнес громко Зимин. – У Чистова своя рубашка ближе к телу, а твоей он не ощущает. Как-нибудь на досуге я расскажу тебе про одного хорошего умного делового товарища. Он любил готовить уху на берегу озера или реки. На ухе у него кто только не бывал, даже видные товарищи из Москвы, а как коснулось судебное дело – все отвернулись. Многие когда-то верные друзья, посещавшие его банкеты по два раза в неделю, заговорили во всеуслышание: «Его, жулика, надо посадить, засудить». Так, Михаил Иванович, жизнь устроена. До свидания, пошел, – Зимин протянул Трифонову руку. – Галочкин, по-видимому, уже нагрузился, догонит по дороге.

Зимин вышел из деревни, не прошел и ста метров, как Иван его догнал.

– Заедем в Бочково к Кузнецову, – сказал Зимин, – знаешь такого?

– Как не знать, – ответил Иван. – Мужик он справедливый. В колхозе я у него недолго работал шофером на молоковозе. Куда дрова повезем? Подобрали очень хорошие.

– Известно куда, – ответил Зимин, – продавать.

– Все ясно, – сказал Иван.

Приехали в Бочково. Кузнецов сидел в избе у окна. Когда Зимин вышел из автомашины, Кузнецов открыл окно и крикнул:

– Заходи, Ульян Александрович!

Зимин зашел в избу. Кузнецов давал распоряжения жене:

– Катя, быстро ставь самовар. Катя, беги в магазин за водкой. Катя, принеси на закуску малосольных лещей.

– Сейчас, Сережа, все будет, – улыбаясь черными, как спелые смородинки, глазами, отвечала Катя.

– Сергей Васильевич, не беспокойтесь, – говорил Зимин. – Я сыт, ничего не надо, заехал по делу.

– Дело можно на время отложить, – сказал Кузнецов. – Оно не волк, в лес не убежит. Всю жизнь все дела и дела, никогда всего не переделаешь.

– Но надо стремиться к этому, – ответил Зимин. – Сергей Васильевич! Я хочу предложить тебе стать моим заместителем, то есть главным инженером ММС. Ты – агроном, опытный специалист. Поработаешь главным, а там видно будет. Может быть, меня заменишь.

– Вот уже два года бездельничаю, – сказал Кузнецов. – Согласен, Ульян Александрович. Буду служить верой и правдой. Оформлен снабженцем на заводе «Металлист», но там только числюсь. Сижу дома и получаю зарплату. Без дела надоело.

– Тогда договорились, – сказал Зимин. – Завтра утром приезжай ко мне в ММС с документами. Поедешь оформляться в Горький в трест «Мелиоводстрой».

– Оформят меня? – спросил Кузнецов.

– Обязательно оформят, – сказал Зимин.

– Спасибо, Ульян Александрович, не забыл меня. Все районное руководство от меня отвернулось. Еще раз тебе спасибо. Всю жизнь не забуду и буду обязан.

– Что вы, Сергей Васильевич, – возразил Зимин. – Никаких обязательств. Ты нужен ММС как хороший специалист. Работать одному без главного инженера очень трудно. Иногда приходится уезжать на целую неделю. Обязанности возлагаю на главного бухгалтера, а он слабохарактерный. Подчинятся ему никто не хочет.

– Я знаю твоего Витьку, – сказал Кузнецов. – Ты с ним будь осторожен. Это человек хуже батьки Махно. За понюх табаку может продать, да притом при рождении Бог его обидел умом, но наградил ростом. Он бестолковый.

– Я бы так не сказал, – ответил Зимин. – Виктор Иванович – хороший, опытный бухгалтер. Отличный семьянин и человек. Я с ним работаю уже больше трех лет. Знаю его только с хорошей стороны. Напрасно, Сергей Васильевич, так о нем отзываетесь.

– Поживешь – увидишь, – ответил Кузнецов.

Катя поставила на стол кипящий самовар, тарелку меда, вареное мясо и двух малосольных лещей. Кузнецов крикнул в окно шоферу Галочкину:

– Иван! Ты что не заходишь? Зайди, выпей стаканчик чаю с медом.

Галочкин отказывался:

– Не хочу, Сергей Васильевич.

– Заходи, Иван, – сказал Кузнецов. – Честное слово, даже мне за тебя неудобно, такой большой, а стеснительный.

Иван нехотя вылез из кабины. Не спеша, походкой моряка зашел в избу и сел к столу.

– Иван! Может, выпьешь водки? – предложил Кузнецов, раскупорил бутылку и налил две стограммовые рюмки.

– Не пью, Сергей Васильевич, – сказал Иван. – За всю жизнь два раза пробовал только по одному глотку и оба раза что-то внутри болело. Пиво люблю.

– Красное тоже не пьешь? – удивленно спросил Кузнецов. – Впервые в жизни встречаю здорового непьющего мужика.

– Не пью никакое, Сергей Васильевич, – ответил Иван.

– Катя! – крикнул Сергей Васильевич. – Выходи с кухни, выпей с Ульяном Александровичем.

Катя вышла, стукнулась рюмкой с Зиминым. Одним глотком выпила не закусывая, снова ушла на кухню. Зимин поставил рюмку на стол.

– Не могу, Сергей Васильевич, пить, – соврал Зимин. – У меня назначена встреча с Чистовым. Сам знаешь, пьяным в райкоме партии появляться неудобно.

Зимин знал, что Кузнецову пить нельзя. Достаточно пятидесяти грамм, как целую неделю будет пить, ничем не остановишь, пока не начнутся сердечные приступы и не закричит: «Катя, умираю!» Тогда Катя бежит к его брату Сашке, колхозному кузнецу. Сашка идет на конный двор, запрягает лошадь и везет Кузнецова в деревню Рожок в больницу. Через неделю он приходит домой, держится, не пьет иногда три месяца и до полугода. За это его освободили от должности председателя колхоза.

Зимин выпил три стакана чаю, поблагодарил хозяев и уехал.

На следующий день еще до начала работы Кузнецов приехал на усадьбу ММС, Зимин написал направление и рекомендательное письмо на имя управляющего трестом Афраймовича. Выдал ему доверенность на получение материалов и запчастей с базы треста. На автомашине шофера Ивана Галочкина Кузнецов уехал в Горький с пожеланиями Зимина ни пуха ни пера.

Зимина телефонограммой вызвали в райком партии к Чистову. В приемной Чистова и коридоре собрались все руководители заводов, колхозов, совхозов, предприятий и организаций. Ждали приглашения в кабинет. Зимина пригласили первым. Настроение у Чистова было приподнятое. Бородин рассказывал что-то смешное, Чистов, Бойцов и Теняев громко хохотали.

– Ульян Александрович, – смеясь, сказал Чистов, – проходи.

Зимин поздоровался со всеми за руку и сел на стул у стены.

– Как дела, Ульян Александрович? – спросил Чистов.

– Отлично, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин. – Я с вами не посоветовался, прошу извинить. Думаю, ругать вы меня не будете. Вчера подобрал себе кандидатуру на должность главного инженера ММС – Кузнецова Сергея Васильевича. Он дал согласие. Сегодня уехал в трест оформляться.

Лицо Чистова сделалось серьезным и начало краснеть. Это был признак гнева. Он строго смотрел на Зимина, молчал. В голове его шла внутренняя борьба, но пересилил гнев, спокойно сказал:

– Вообще-то надо было посоветоваться. Ты прекрасно знаешь, что Кузнецов – пьяница и развратник. Всю жизнь он ведет себя плохо. Почти в каждой деревне имеет любовниц. Секретарь партийной организации Рожковского колхоза Храмов больше десяти лет работал вместе с Кузнецовым, рассказывает про него невероятное. Рука у него нечиста. Это жулик, на котором негде пробу ставить. В Рожковском колхозе две пилорамы и три автомашины работали только на него. Набил карманы деньгами, ему можно до старости пить каждый день и не работать. Ты, товарищ Зимин, совершил очень большую ошибку.

В это время в кабинет вошел директор завода «Металлист», член партийного бюро Шурочков. Чистов замолчал. Пока Шурочков здоровался за руку со всеми, Чистов снова сердито посмотрел на Зимина и продолжил:

– Я хотел предложить тебе на должность главного инженера ММС хорошего, грамотного товарища, – но не сказал кого. Переключился на разговор с Шурочковым.

Через несколько минут в кабинет были приглашены все руководители. Чистов заслушал доклады директоров совхозов и председателей колхозов о перспективах выполнения плана по сдаче государству мяса, молока и о развитии животноводства, готовности к сенокосу и уборке урожая. Докладывали по очереди о завершении весеннего сева, посадке овощей и картофеля. В заключение выступил Чистов. Он требовал увеличения поголовья всех видов скота путем закупки у населения телят и ягнят. Обложить каждое хозяйство в селах и деревнях сдачей молока государству в счет выполнения плана колхозов и совхозов.

– Кто откажется сдавать молоко, не давать косить. Двести пятьдесят литров с коровы должен сдать каждый. Надо у населения закупать шерсть и яйца.

– Анатолий Алексеевич, я вас, извините, перебью, – сказал директор Барановского совхоза Козлов. – Вы говорите, не давать косить тем, кто откажется сдавать молоко. Они нас и спрашивать не будут. Все лесные сенокосы в руках лесхоза. Лесхоз находится в Павлове. Директор лесхоза «кому хочу – тому и даю». Он для нас недосягаем. На партийном учете состоит в Павловском горкоме.

Все с возмущением стали критиковать Павловский лесхоз. Чистов закричал:

– Тише!

Наступила тишина, он снова заговорил:

– Лесхоз у нас скоро будет свой. Вопрос решается. Тогда мы наведем порядок в лесу. Но пока прав Козлов, у нас руки коротки.

Чистов просил директоров промышленных предприятий оказывать помощь колхозам и совхозам автотранспортом и тракторами для вывоза компоста и навоза, внесения их в пары. Бойцов зачитал объединенное постановление бюро райкома партии и исполкома райсовета и разнарядку, кто, что и сколько выделяет в помощь сельскому хозяйству.

Совещание закончилось после обеда. Зимин вместе с Трифоновым уехал в ММС.

– Тебя Чистов здорово ругал? – спросил Трифонов.

– За что? – сказал Зимин.

– Как за что? – говорил Трифонов. – За Кузнецова.

– Не поспел, – ответил Зимин. – Чистов Кузнецова невзлюбил. Верит болтунам Стачеву и Степану Храмову. Все их сплетни и наговоры принимает за чистую монету.

– Рисковый ты мужик, Ульян Александрович. Я считаю, ты не ошибся, Кузнецов с народом умеет работать, неплохой тебе будет заместитель. Если зазнается и поведет себя неправильно, его из районного руководства никто не поддержит. У Кузнецова очень большие связи. К нему на охоту ездят большие люди из Павлова и Горького. Короче говоря, у него очень много влиятельных друзей. В наше время все это нам необходимо.

– Поживем – увидим, – сказал Зимин и подумал: «Все-таки постоянства у тебя, Михаил Иванович, нет. Вчера ты говорил одно, а сегодня другое».

Трифонов подвез Зимина до конторы ММС, лихо развернулся и уехал.

Зимин целый день беспокоился, переживал за Кузнецова. Неприятные думы сверлили головной мозг. Он знал, Афраймович Кузнецову не откажет. Афраймович верил Зимину и немного знал Кузнецова. Если Чистов переговорил с Афраймовичем по телефону, все пропало. Афраймович рисковать не будет. Зимин заказал телефонный разговор с трестом. Через полчаса разговаривал с главным инженером Осьмушниковым. Кузнецов Осьмушникову понравился. Он поздравил Зимина с назначением Кузнецова главным инженером ММС. Выписку из приказа отдали Кузнецову на руки. Полчаса назад он выехал обратно. Настроение у Зимина поднялось. Ему, как пионеру, хотелось прыгать, бегать и кувыркаться.

В кабинет вошел главбух Васильев. Всегда спокойный и довольный, сейчас же походил на разъяренного быка. Зимин знал, Васильев и Кузнецов – враги. Когда-то соседи, оба работали председателями колхоза. Друг друга презирали и ненавидели. Зимин спросил:

– Виктор Иванович, что с вами?

– Так, ничего, – ответил Васильев, попытался улыбнуться. Вместо улыбки широкое скуластое лицо приняло злое выражение.

– Что-нибудь случилось? – спросил Зимин. – Говори, не тяни кота за хвост.

На душе у Васильева скребли кошки. Он думал, или Зимин плохо знает Кузнецова, что он вор, проходимец и прохвост, или умышленно сам решил уволиться, вырваться из ММС и уехать (об этом Васильев не раз слышал из уст самого Зимина), рекомендовать Кузнецова вместо себя. Васильев впервые за три года работы не понимал Зимина. Раньше Зимин все вопросы согласовывал с ним, советовался. Друг к другу всегда относились с большим уважением. Жизнь кое-чему научила Васильева. Пятеро маленьких детей, их надо было одевать, обувать и учить. Поэтому открыто свою неприязнь против Кузнецова он высказывать боялся. Зимин может передать Кузнецову. Чем черт не шутит, когда Бог спит. Может быть, придется с этим жуликом работать под его руководством. Поэтому накипевшую на Кузнецова злобу не высказывал, хотя было нестерпимо тяжело держать ее в тайнике головного мозга. На вопрос Зимина, что с ним, он заговорил на другую тему:

– Майский план мы выполнили на сто двадцать процентов. Часть работ по договоренности с трактористами умышленно задержали, не оформили. Оставили на июнь. Иначе выполнение подпрыгнет к ста пятидесяти процентам. Ожидается перерасход фонда заработной платы. Кроме того, с выплатой зарплаты дело будет обстоять еще хуже. До сих пор совхозам не открыто финансирование на мелиорацию.

Зимин знал об этом, каждый день слышал из уст Васильева, но сейчас слушал его не перебивая, внимательно. Он читал его мысли и знал, почему он расстроен. Когда Васильев закончил, Зимин негромко заговорил:

– В отношении перерасхода фонда зарплаты надо сначала подсчитать, то есть составить отчет и не паниковать. Мы производим очень много незапланированных работ. На днях должен приехать к нам Афраймович. Будем просить, чтобы включали в план все вспомогательные работы.

Васильев его перебил и со злостью сказал: