Читать книгу Белые люди - Илья Алексеевич Шустров, Илья Шустров - Страница 3

Люди спускались по эскалатору один за другим, один за другим, другой за одним. Их было много. С каждой минутой людей всё прибывало. На часах было семь тридцать утра. Москва ещё не проснулась окончательно, во многом из-за того, что само солнце никак не желало вставать. На улице было темно и многолюдно.

Максиму Владимировичу с его дисанией не доставляло никакого удовольствия видеть сонные лица, плывущие сверху вниз. Впрочем, пожалуй, даже и без дисании Максим Владимирович не был бы рад сегодняшнему утру. На этой неделе Молчанову предстояло работать на станции «Бауманская», где по какой-то причине не хватало сотрудников. Укутанный в своё дешёвое, старое, но всё ещё эффектное пальто, надетое поверх униформы сотрудника метрополитена, он сидел в будке у подножий четырёх эскалаторов и молча наблюдал за посетителями метро.

Будка располагалась между третьим и четвёртым эскалаторами, если подниматься наверх. В целом, рабочее место было достаточно холодным и тесным. Максим Владимирович ворочался в узком квадрате с четырьмя стенами из оргстекла и пытался хоть как-то согреться. Это не удавалось, и он тихо клевал носом. Непонятно было, почему внизу так холодно – «Бауманская» была достаточно глубокой станцией. Во время войны её даже использовали как бомбоубежище.

Откуда-то этот факт взялся в голове Максима Владимировича и повлиял на его сон. Молчанову виделось, что он – советский врач и должен лечить всех раненых, кто каким-либо образом попал на «Бауманскую». Причём почему-то ранеными оказывались вообще все люди, которых Максим Владимирович видел.

Он бегал среди умирающих, при последнем издыхании людей, но всё равно почему-то не хотевших умирать. И чудилось Молчанову, что он единственный здоровый человек на всю станцию. И угнетало это Максима Владимировича ещё больше. Однако стоило ему пришить какому-то солдату руку, как рядом появилась девушка. «Медсестра, видимо»,– подумал Максим Владимирович и, обрадованный тем, что появилась хоть какая-то помощь, побежал лечить ещё кого-то. Потом, он по какой-то надобности повернулся к этой медсестре и опять расстроился – это была не медсестра. Это была просто девушка. Просто девушка, которая непонятно как ещё ходила – настолько она была изранена. Вся сорочка измазана в крови, многочисленные порезы и – самое неприятное – вывихнутая в сторону правая рука.

В эту секунду Максим Владимирович проснулся. Проснулся – и понял: не проснулся. Девушка всё так же маячила у него перед глазами – на сей раз сверху вниз. И тут до Максима Владимировича дошло, что всё-таки нет – проснулся.

Девушка ехала по центральному эскалатору. Такая же израненная и примечательно окровавленная. Ехала в окружении сонных людей, которые, казалось, не замечали её. Максим Владимирович протёр глаза и посмотрел на девушку ещё раз. Всё верно: вот она, едет вниз. Лет двадцати. Красивая, но с безучастным выражением лица, от этого становившегося ещё более жутким. Мельком взглянув на часы, Максим Владимирович отметил, что едва-едва наступило восемь утра.

Когда Молчанов выскочил из своей будки (надо же всё-таки проверить, вдруг нужна помощь), девушка уже шла к поездам. Толпа понесла Максима Владимировича в противоположную девушке сторону – на платформу, откуда ехали в центр. Таинственная же девушка стояла и ждала поезда из центра, где, по понятным причинам, стояло меньше народа.

С трудом выбравшись из потока людей, Максим Владимирович отряхнул помятое пальто, старое и длинное, волочащееся по полу, и направился на другую сторону перрона. Подойдя к девушке на расстояние двух шагов, Молчанов засомневался, стоит ли вообще её беспокоить – ну и что, что вся в крови? Может, модель со съёмок едет? Но потом Максим Владимирович решил, что предложить помощь всё-таки стоит. Исключительно по той причине, что за труп на станции ему сделают выговор.

За мёртвый труп – точно. А за живой, может, и нет. Он похлопал девушку по плечу. Она обернулась и взглянула на Максима Владимировича:

– С вами всё хорошо, девушка?– она недоумённо похлопала глазами:

– Да, а что?

– Вы вся в крови.

– И что?

А вправду – и что?

– У вас рука вывихнута.

– И что?– девушка откинула светлые волосы со лба. Максим Владимирович увидел, что у неё отколота часть черепа.

– У вас дырка в голове.

– Как?– испугалась девушка.– Где?

– Вот здесь,– Молчанов дотронулся до раны на виске и слегка задел кожу. Она была холодной. Девушка достала откуда-то зеркальце и, посмотрев на открытую дыру, скинула прядь волос на неё и улыбнулась:

– Спасибо большое.

В этот момент пришёл поезд. Села на него почему-то только таинственная девушка. Максим Владимирович отошёл от неё и едва не столкнулся с парнем, разговаривающим по телефону. Он вспомнил, что именно этот юноша стоял за окровавленной на эскалаторе. Парень убрал телефон в карман.

– Простите, вы не заметили ничего странного в девушке, которая стояла перед вами?

– Где?– не понял юноша.

– На эскалаторе.

– А кто стоял передо мной на эскалаторе?

– Девушка. Она была вся в крови.

– Разве?– растерянно спросил парень.

– Вы что, не заметили?– сурово спросил Максим Владимирович. Парень испугался.

– Нет…

– Вы хотя бы помните, кто стоял перед вами?– продолжал наседать на юношу Молчанов.

– Да не помню! Не помню!– Рассердился тот.– Кто вообще обращает внимание на тех, кто стоит впереди на эскалаторе?

«И вправду,– подумал Максим Владимирович.– Кто?»

Люди продолжали течь по эскалатору и напоминали Максиму Владимировичу настоящую реку. Разноцветную, разнотонную и постоянную. К десяти часам поток начал редеть. Максим Владимирович потянулся и направился на прогулку по станции.

Время от времени хотелось устраивать такие обходы вопреки регламенту, чтобы проверить, всё ли на его точке спокойно. Убрать особенно нагло проявленный мусор, шугануть подозрительную молодёжь, приглядеть за тем, чтоб никто не бросился под поезд. Всё это доставляло бы Максиму Владимировичу колоссальное удовольствие, разнообразив монотонную работу, если бы Молчанов умел получать удовольствие.

Но, увы, удовольствие для Молчанова было непозволительной роскошью. Максим Владимирович никогда не привносил в свою жизнь никаких радостей. Ровным счётом ничего, что выходило бы за рамки стандартных биологических потребностей. А потребности в радости у него явно не было. Забавно, но кое-какое чувство порой настигало Молчанова. Скука. Если бы у него не было телевизора, то со временем он бы точно растворился в собственных мыслях. Хоть какое-то чувство было в душе Максиме Владимировича.

И эта самая душа Максима Владимировича слегка зашевелилась, когда, уже заканчивая обход, он вдруг услышал громкий вскрик и собачий лай, резко развернулся и увидел, как по платформе, от которой отходили поезда в центр, мечется какой-то бородатый широкоплечий мужчина.

– Арнольд!– кричал мужчина в сторону рельсов.– Арнольд, твою ж манерву!

Максим Владимирович подошёл и взглянул на то, что творилось под платформой. А творилось там следующее: небольшой лабрадор растерянно стоял на рельсах и робко лаял, глядя на хозяина. Неподалёку валялся поводок. Молчанов быстро прикинул, когда ушёл предыдущий поезд, и, резко сказав владельцу собаки прыгать к питомцу и вести его к чёрно-белой рейке на стене тоннеля, возле которой состав останавливается, быстрым шагом направился к будке связи.

Она находилась как раз напротив спасительной рейки. Краем глаза Молчанов видел, как мужчина спрыгнул на рельсы и начал предпринимать попытки взять собаку за поводок.

Дойдя до будки связи, Максим Владимирович распахнул дверь и окинул взглядом крохотное помещение. В этой тесной каморке уместились сразу двое. Один, по всей видимости, не высыпался даже больше Молчанова. Лицо его, чуть опухшее после бессонной ночи, покрывал толстый слой щетины – он явно не прикасался к бритве уже дня три-четыре. Глаза вяло наблюдали за приборной панелью из-за кривых очков. Растрёпанные каштановые волосы, все слипшиеся, грязные, вызвали у Максима Владимировича отвращение.

Сосед же его, толстый и смуглый тип с восточными чертами лица, как раз достававший из рюкзака термос с вкусно пахнущим чаем, принялся щуриться, силясь разглядеть лицо Молчанова.

– Свяжитесь с диспетчером, скажите, чтоб поезд остановили,– приказал Максим Владимирович, решив высказать своё недовольство позже.

– Зачем?– недоумённо спросил тот, что был в очках. Толстяк всё так же пытался понять, кто потревожил их в разгар рабочего дня.

– Собака на путях,– Молчанов нетерпеливо постукивал ногой. В будку он заходить не стал – там было слишком мало места. Да и никакого желания оказаться в этом воняющем потом связистов пространстве не было.

– Так возьмите её за поводок и доведите до этой, как её… стоп-линии,– мужик поправил очки и почесал зарастающий подбородок.

Молчанов оглянулся. На рельсах в это время развернулась настоящая гонка. Лабрадор убегал от своего владельца с невероятной скоростью, увы, в противоположную от спасительной белой рейки сторону. Пару раз попытки хозяина завладеть поводком увенчивались успехом, и кожаный ремешок таки оказывался у него в руках. Но собака тут же делала резкий рывок, и поводок выскальзывал из рук несчастного владельца, оставляя на руках яркий красный след. Тем временем таймер показывал всего тридцать четыре секунды до прибытия поезда.

Максим Владимирович покачал головой и повернулся обратно. В такие моменты он чувствовал себя хоть сколько-нибудь живым. Происходило хоть какое-то движение в его монотонном существовании. Если бы Максим Владимирович умел желать и добиваться, то непременно пожелал бы испытать это чувство вновь и, возможно, начал бы некими изощрёнными путями вносить в свою жизнь элементы живого, добиваясь тем самым удовольствия. Но удовольствия Максим Владимирович получать не умел. Ровно как и желать и добиваться. Ему нравились редкие периоды активности. Нравились, но не более.

– Не успеем,– Молчанов помотал головой.– Свяжитесь с диспетчером.

– Так не успеем же!– недоумённо воскликнул очкастый, одной рукой почёсывая щетину, а другую протягивая к чаю.

– Поймать собаку не успеем!– умей Молчанов злиться, он бы разозлился. Но он не умел, поэтому только делал вид.– А остановить поезд успеем. Звони.

– А ты кто вообще?!– связист сообразил, что не понимает, кто такой Молчанов и почему он нарушает его покой и раздаёт указания. Максим Владимирович тоже ничего не понял. И тут вспомнил, что из-за постоянных сквозняков в будке у эскалатора надел пальто поверх формы сотрудника метрополитена. И вправду, создавалось впечатление, что Молчанов – это вовсе не Молчанов, а просто какой-то сторонний посетитель «Бауманской». Максим Владимирович хотел было объяснить туго думающему коллеге, кто есть кто, но тут другой связист наконец-то разглядел Молчанова.

– Это дежурный по эскалаторам,– объяснил он своему напарнику. Тот ещё раз поправил очки и, вглядевшись в лицо Молчанова, вспомнил, что тот и вправду с утра заправлял движущимися лестницами, сидя в своей крохотной будочке.

– А почему он тогда не у эскалаторов? Что же это он по станции-то ходит?– мозги мужчины начинали работать. Но, к сожалению, всё ещё слишком вяло.

– Потому что у вас дежурный по станции заболел или тоже мучается от последствий бессонных ночей. Я сегодня вообще можно сказать за двоих работаю, и всё нормально у меня получается. В отличие от вас!– Молчанов даже немного повысил голос, чтоб казаться убедительнее. Обернувшись ещё раз, он понял, что до прибытия поезда остаётся всего двенадцать секунд. В тоннеле уже появились лучи фар. Лабрадор, завидев их, остановился и начал громко лаять. Владелец тут же набросился на него сзади и обхватил шею собаки.

Максим Владимирович чертыхнулся (это, кстати, было совершенно искренне – он понял, что сейчас придётся совершать лишние телодвижения) и, расталкивая толпу зевак, смотревших за странной гонкой по рельсам, побежал в другой конец платформы.

На бегу, он не переставая махал круговыми движениями, в надежде, что собака с хозяином отбегут хотя бы чуть-чуть ближе к рейке, а машинист, завидев сигналы Максима Владимировича, остановится пускай даже за метр от мужчины и лабрадора. Одновременно Молчанов кричал изо всех сил, что хозяин должен немедленно лечь на свою собаку и ждать, пока поезд пройдёт. Однако как только пёс понял, что происходит что-то не то, он тут же попытался убежать. На сей раз в нужную сторону.

К сожалению слишком поздно. Максим Владимирович уже подумал было, что его усилия были напрасны и все всё равно погибнут, но тут хозяин собаки услышал Молчанова и совершил фантастический прыжок. Чудесным образом долетев до своего питомца, накрыл его своим телом, а сам умудрился нагнуть голову как раз в тот момент, когда поезд с выпучившим глаза машинистом пронёсся над рельсами до будки связистов. Молчанов тут же живо представил, что будет, если вагон всё-таки задел мужчину какой-нибудь трубой и выдернул у того позвоночник. За такой труп на станции выговор точно будет.

Машинист в ужасе выскочил из своей кабины и ошалело высматривал Молчанова среди покинувших поезд людей. Из будки показались связисты. До них, кажется, дошло, что происходит на платформе, и уж точно они поняли, что выговор им обеспечен. Молчанов же, осторожно прыгнув на сцеп, наклонился к рельсам и спросил, все ли живы. Ответом ему послужил лай лабрадора и возгласы его владельца.

Удостоверившись, что с ними всё в порядке, Максим Владимирович переместился на платформу и направился к головному вагону.

– Никогда раньше людей не давили?– осведомился Молчанов у напуганного машиниста.

– Что, задавил всё-таки?– тот даже побледнел от ужаса.

– Конечно. Ну, не насмерть. Но задавил,– уточнил Максим Владимирович. И связисты, и машинист облегчённо выдохнули. Последний утёр пот со лба и задумчиво протянул:

– Уже пару раз бывали такие случаи. И все всегда живы оставались. И хорошо. Мне такие исходы положительные нравятся.

– Что же вы тогда так растерялись?– безучастно осведомился Молчанов.

– Так с собакой же! Такое в первый раз вообще!

Молчанов кивнул и отправил машиниста дальше по своему маршруту на «Курскую». Как только поезд скрылся в тоннеле, Максим Владимирович погнал связистов вытаскивать мужчину и пса.

– А почему это мы?– возмутился толстяк.– Этим вообще машинист должен был заниматься! Когда такое было, чтоб машинист просто уезжал?

– Ты скажи спасибо что я ещё это всё замну!– Молчанов погрозил связистам пальцем.– Если я расскажу вышестоящим, как вы тут весело время проводите, они этого явно не оценят. Так что прыгайте немедленно! А я пока с диспетчером свяжусь. Скажу, что этот мужик только что упал.

Когда Максим Владимирович затребовал у диспетчера отключение электричества на контактном рельсе и задержку поезда, он со спокойной душой направился наблюдать за забавными связистами, которые, переругиваясь между собой, подсаживали лабрадора и его хозяина на платформу. Непонятно, почему ни смотрящие по камерам, ни старший по станции не обратили на происшествие внимания, но это было даже на руку всем участникам. После того как все твёрдо встали вне путей, Молчанов отправил работников станции на свои места, а сам вместе с радостным собачником и его верным питомцем отправился к эскалаторам. Разместившись в будке, Максим Владимирович не стал закрывать дверь, а решил высказать спасённому всё, что о нём думает.

– Это как вас с лабрадором-то пустили?– спросил Молчанов, понимая, что спас от выговора также и контролёршу.

– Да вот, я с собакой обычно на машине, а тут Арнольду на осмотр к ветеринару надо, а она не заводится, зараза! Ну и подумал – проеду разок, и ничего не случится. Так кто бы знал!

– Да, конечно,– пробормотал Максим Владимирович и поднял взгляд на эскалаторы. В этот момент он вспомнил про утреннюю девушку и спросил:

– А вы… вас как зовут?

– Даниил,– мужчина протянул Молчанову руку. Тот торопливо пожал её и продолжил.

– Даниил, а вы случайно не знаете, тут никаких… съёмок не проводят в районе?– он тщательно подбирал слова, но всё равно не смог нормально задать вопрос.

– Каких съёмок?– не понял Даниил.

– Ну, ужастиков там или детективов.

– Да вроде бы не проводят…– задумался тот.

– А инцидентов никаких не случалось, не знаете? Может, кого машина сбила или из окна кто-то вывалился?

– Да нет, не слышал,– Даниил не совсем понимал, куда клонит Молчанов.– А что?

– Да так, увидел одну вещь странную. Объяснить никак не могу,– во взгляде собеседника Максим Владимирович уловил заинтересованность, поэтому продолжил.– Какая-то девушка. Вся израненная, окровавленная. И череп у неё в одном месте откололся немного. И холодная вся была. Она ещё прошла на платформу и села в пустой поезд, куда больше никто не сел. У меня раньше в жизни ничего такого… необъяснимого не случалось,– новые ощущения выводили Молчанова из зоны комфорта даже больше, чем разговор с человеком. Поэтому он пытался разобраться, откуда взялась эта странная девушка. Даниил молчал, а Максим Владимирович бормотал себе под нос:

– И ещё кожа у неё такая… белая… как будто изнутри светится немного…

– Как вы сказали? Светится?– внезапно мужчина напрягся, а его пёс недовольно заворчал.

– Ну, не то чтобы светится… вроде даже отражает свет со станции. Понимаете?– Даниил кивнул:

– Понимаю. У меня тоже что-то такое было.

– Не расскажете?– спросил Молчанов и опешил. Ему стало интересно. Это было ещё одно незнакомое ощущение. Слишком много нового за один день.

– Расскажу!– мужчина неспешно погладил бороду и начал.– Это было пару лет назад. Помню, год високосный был. Уже кончался как раз, декабрь на дворе стоял. Я сидел у себя в комнате за компьютером. Жена в магазин ушла, а это обычно долгое мероприятие. Ну и вот, сижу я дома один. Арнольда тогда ещё со мной не было,– он потрепал пса между ушами. Тот высунул от удовольствия язык.– И тут слышу странный звук. Из ванной. Как будто бы стирает кто-то вручную. Я ещё подумал, жена что ли вернулась, но я бы услышал хлопок двери, в квартиру явно никто не входил. Звукоизоляция в доме хорошая, такая слышимость проявились бы чутка пораньше – у нас сразу все соседи имелись, никто не заселялся после нас. А то, может там такая система, что от соседей сверху слышно, а от соседей снизу не слышно, откуда я знаю? А по лестничной клетке у нас такие соседи хорошие ещё тогда были – дед Фёдор с женой Евдокией. Дед пил, конечно, много. А она же всё время болела. Но хорошие такие были соседи. Я это всё не просто так рассказываю, это к моей истории самое прямое отношение имеет. Ну вот, сижу я и думаю, что это может быть. Уже было, например, что у меня жена забывала снять с плиты какую-нибудь сковородку и в ней всё шкварчить начинало. Я поначалу нервничать начинал ещё, а потом привык. Вот и тогда подумал, наверное, она стиральную машинку не выключила, но ещё послушал – а там звук как будто прямо руками стирают, перебирают. Ну решил, что это уже точно что-то не так пошло, и пошёл, в ванную. Дверь открыл и тут же и застыл. Над раковиной стояла бабушка Евдокия и стирала длинное вечернее платье. И сама бабушка, и платье – всё было таким как раз белым, словно светящимся. Я так опешил, говорю ей: бабушка, вы тут чего делаете, а она отвечает, что вроде как стирает. Ну, соображаю – всё правильно, бабушка Евдокия зашла постирать. Жена, наверное, пустила. Может, у них воду отключили. Ну я обратно к себе пошёл и сел за компьютер. Через пару минут чётко слышу хлопок двери. Встаю. Иду в прихожую. Это жена пришла. Спрашиваю, что там у соседей, чего они к нам стирать ходят, а она так на меня странно посмотрела, говорит, что не пускала никого. Иду в ванную, а там никого. Думаю, что за чертовщина, хлопка-то не было. Иду к соседям, звоню в дверь, дед Фёдор открывает – весь в слезах. Говорит, бабка моя померла. Вот тогда мне по-настоящему страшно стало. Не знаю, в общем, зачем ей ко мне на стирку понадобилось приходить, но пришла же…

Некоторое время и Даниил, и Максим Владимирович сохраняли молчание. Оба думали над странными и необъяснимыми событиями, произошедшими с ними. Наконец Даниил вспомнил, что надо бы отвести Арнольда к ветеринару. Мужчины распрощались. До конца смены оставалось ещё долго. Молчанов думал о том, как странно чувствовать интерес к чему бы то ни было после стольких лет полного безразличия. Вполне вероятно, что ни Даниила, ни его собаку Молчанов не увидит больше уже никогда. Но почему-то хотелось, чтобы встреча с этой парочкой ещё хоть раз произошла. Это было не столько желание самой встречи, сколько неприятие той мысли, что больше они не увидятся. Это было странно. Молчанову пришлось бегать по станции, контактировать со связистами и диспетчером, а лабрадор обслюнявил Максиму Владимировичу пальто.

Вроде бы Молчанов должен быть зол. Вернее, конечно же, злиться Молчанов не умел. Но как минимум Максим Владимирович ожидал от себя хотя бы стабильного безразличия. У него и друзей-то никогда не было. Не было в них нужды. Максим Владимирович всегда был уверен в себе и во всём, его окружавшем. Поддержка никогда не требовалась. Общение тоже. Возможно теперь, когда с Молчановым произошло нечто, выбивающееся из привычного распорядка дня и что он не смог объяснить, ему понадобился взгляд со стороны? Да, вполне возможно.

Но тогда что же это была за девушка? Неужели призрак? Но она же не была прозрачной, до неё можно было дотронуться. Бабушка эта вообще воду включала. С другой стороны, что это, если не призраки? В мистических делах у Максима Владимировича опыта не было никакого, поэтому рассуждать на эту тему он не мог. Да и рассуждать он не умел.

Обычно, придя домой после рабочего дня, Молчанов садился перед телевизором и просто смотрел в экран. Мыслей в его голове не было никаких. Когда он начинал чувствовать, что засыпает, Максим Владимирович выключал телевизор и шёл в кровать. С утра, проснувшись со своей дисанией, шёл на работу и там продолжалось ровно то же самое. Только смотрел он не в экран, а на окружающую действительность. Она была не многим интереснее, но нужно было на что-то смотреть. При этом Максим Владимирович не думал абсолютно ни о чём. Практически всегда он просто наблюдал. А тут потребовались усилия, чтобы подумать.

Именно поэтому Молчанов почувствовал облегчение, когда смена закончилась. Значит, скоро он будет дома, может, ляжет спать даже пораньше. Возвратившись в родную квартиру, Максим Владимирович устало опустился в кресло и включил телевизор. И сразу его поразили две вещи.

Во-первых, не пойми откуда взялись ещё два канала. Новостной федеральный и какой-то магазин на диване. Но это Молчанов понял уже позже, когда разбирался, по какому из своих привычных каналов вообще может быть показано то, что он увидел, как только включил телевизор.

А увидел он следующее. Женщина-репортёр стояла возле общежития Бауманского университета и достаточно бодро рассказывала о том, что сегодня утром из окна общежития выпрыгнула молодая девушка. Покончила с собой. А в верхнем правом углу висела фотография девушки. Пускай без дыры в черепе, но Молчанов всё равно её узнал. Он точно видел её сегодня утром. Получается, что мёртвую, призрака?..

Если бы тогда Максим Владимирович знал, к чему приведёт эта история… В принципе, ему бы было всё равно. Как и всегда. А может, и нет. Молчанову нравилось знать наперёд, что будет завтра. Нравилась уверенность. И в тот момент, когда он увидел утреннюю девушку по телевизору, он был уверен, что видел призрака. Но он ошибался. Это был Белый человек. Первый в его жизни.