Читать книгу Век нерожденных - Илья Букреев - Страница 3

В чайном свете торшера сержант взвода обеспечения Стирс возлежал на кресле-кушетке, подложив под шею маленькую пуховую подушку. Сквозь полуопущенные веки он плыл взглядом по исполненному в дереве и бархате интерьеру, по вздутым очертаниям кожаных диванов и кресел, тяжеловесных и по-старинному роскошных. Зелено-коричневая гамма вкупе с винтажными лапочками Эдисона вытесняла беспокойство, накрывая теплом. Правительство выдало исключительную медицинскую страховку каждому служащему в космосе от командира флота до уборщика. Вот почему Стирс, тянущий ярмо сантехника, периодически мог разнежено ерзать на поскрипывающей мягкой обивке. С блаженством потягиваясь, он изливал думы главному врачу миссии, а прежде всего штатному психологу, доктору Давиду Шеварднадзе, который застыл за лаковым столом из красного дуба в позе чуткого собеседника.

– Мы там, они здесь. То есть, они там, а мы тут, а какая по счету разница. В сущности, человек лишь пылинка во вселенной. Война раскрыла нам глаза на мир, если отмести раздутую популистскую мишуру. Думаю, неважно отыщем мы что-то на этой планете или нет. Я говорю в масштабе всех миссий, не только нашей. Я склоняюсь к мысли, что мы разлетелись по галактике единственно затем, чтобы не рисовать веточкой по пыли, сидя на крылечке в ожидании неотвратимого конца, – неспешно тянул служащий.

Поначалу Стирс захаживал временами, теперь же появлялся едва ли не ежедневно. Доктору не пришлось гадать над диагнозом – меланхолия, тоска, легкая апатия, подобным набором терзался каждый первый в экипаже. Однако среди пациентов Стирс выделялся тем, что не нервировал болтовней, для доктора его монологи уподобились пустопорожнему авторскому шоу после полуночи на разговорном радио. Сегодня в кресле побывали четверо, каждый излить душевную боль и горькую историю времен войны, поэтому с помощью линз дополненной реальности доктор сбрасывал утомление за игрой в шахматы. Манипуляции в интерфейсе вершились силой мысли, благодаря чему не требовалось шевелиться и тревожить пациента. Искусственный соперник поставил давно предвиденный и крайне досадный шах, отчего с уст Шеварднадзе сорвалось шепотом:

– Ай-я-ай!

– Что доктор? – отреагировал Стирс.

– А? – Шеварднадзе кинул взгляд на пациента, потом на часы над изголовьем кушетки. – О, вижу, мы засиделись, сержант.

– Да вы что! – Стирс взглянул на затертый механический хронометр на запястье. – Действительно, два часа кряду болтаем.

– К сожалению, мне нужно уходить, поэтому прервемся на сегодня, – доктор захотел скорее отделаться от Стирса, который имел обыкновение полчаса прощаться. – Вы продолжаете принимать антидепрессанты, что я выписал?

– Да, осталась треть упаковки.

– Хорошо, в следующий раз выпишу новый рецепт. Ну, что ж… – доктор встал, используя это испытанное средство завершить встречу. – Идемте.

Они вышли из кабинета. Закрыв магнитный замок, доктор обернулся, но, к досаде, увидел нетерпение в лице Стирса.

– Вам куда? – спросил Стирс.

– Туда, – наугад указал подбородком доктор.

– И мне. Пойдемте, доктор, я хотел добавить в продолжение …

– Хотя, – замялся доктор, – прежде надо зайти в медблок, так что, до встречи в то же время.

Шеварднадзе подал руку и поспешил удалиться. Вместо выжидания за углом он действительно отправился в медицинский отсек. Раз случилась оказия, отчего не попить чайку с реаниматологом Серовым часов эдак до трех, чтобы успеть принять техника Рибото с посттравматическим расстройством. Страданий досталось всем землянам без исключения, но прошагавшие под ружьем кровавую баню сражений изменились безвозвратно. Работая с системами жизнеобеспечения, Рибото был на повышенном контроле, но Шеварднадзе, к своему сожалению, осознавал, что не имеет даже шанса помочь. Снова пропишет букет пилюль, чтобы пациент оставался скорее машиной, нежели личностью. Это жестоко, но такова реальность, в которой пришлось жить, та правда, о которой не нужно трубить.

Доктор заглянул в ординаторскую и, к удивлению, никого не застал. Обычно там редко когда прохлаждалось менее полудюжины человек. В реанимационной он нашел санитарок, спешно подготавливавших медицинское оборудование. Не успел доктор вымолвить слово, как получил толчок в спину. Он с негодованием обернулся, но только и успел что посторониться, когда Серов с командой врачей спешно вкатили носилки.

– Кто это? – спросил Шеварднадзе.

– Из ямы вылез! – ответила сестра с буксами на руках, догоняя.

– А остальные?

– Только один, Алексей Медведев.

Пропустив бригаду медиков, Шеварднадзе вошел следом. Темным грязным пятном Алексей лежал в окружении халатов врачей в стерильно белом помещении. В ярком свете ламп приборы ослепительно блестели серебром.

– Пульс пропал!

– Сестра, прошу вас, лепите уже гребаные электроды! Разряд! Еще раз! – рокотал Серов.

– Мамочки мои, что с ним приключилось? – причитала одна из медсестер. – Кожа обтянула кости.

– Истощение! – буркнул Серов. – Растворы готовы? Так чего ждете? Скорее сюда! Моторчик, слава богу, запустили.

Серов взял несколько шприцов и ввел их содержимое Алексею, в то же время сестра вкалывала в вены иглы от пакетов с кровью.

– Где Львович? – спросил Серов.

– Где травматолог? – затараторили медсестры.

– Здесь я. Расступитесь, я должен его осмотреть.

Когда принялись резать одежду, Шеварднадзе решил, что только мешает, кто-кто, а начальник и психолог сейчас явно не требовались. Ему, как главврачу, после непременно доложат о состоянии Алексея, поэтому бессмысленно было ждать подробностей в суматохе.

Шеварднадзе вернулся в кабинет и плюхнулся на диван. Взгляд метался по потолку, выдавая неспокойные мысли. Вскоре позвонил командир корабля.

– Что с Алексеем?

– Жив, большего сказать не могу. Идет госпитализация.

– Значит, он не допрошен?

– Вай ме, полковник, вы понимаете его состояние? Будьте человеком.

– Сами знаете, в какой ситуации работаем.

– Дайте хотя бы день.

– Сутки, не более. Я должен знать, что Алексей видел в яме.

– Понимаю, поэтому и прошу. Нагрузка психики при допросе непременно травмирует и без того ослабленный организм.

– Доктор, мне доложили, что груз при нем.

– Стало быть, удалось?

– Пока рановато отмечать. Будем ждать результаты из лаборатории. Главная задача на сегодня – это успешно отослать добытые образцы. Однако отчет о ходе экспедиции потребен не меньше.

– Полковник, что с остальными из его группы?

– Не знаю, Давид, не знаю. Напоследок напоминаю – информацию жду завтра.

В полдень нового дня Шеварднадзе решил проведать Алексея Медведева, заключив, что, затягивая с визитом, он грозит терпению капитана, склонного в любую минуту отдать приказ выведать сведения по-военному сугубо.

После стабилизации, Алексея поместили в покои с прозрачными стенами при взгляде снаружи, но матово-непроницаемыми изнутри. Когда пациент очнулся, то принялся озираться, переполняемый возбуждением, видимо не сознавая, где очутился. Очевидная несуразица, ведь за годы полета в составе экипажа он, как и прочие космонавты, не единожды побывал в каждом отсеке. Дежурный врач отнес замешательство к шоковому состоянию. Однако другую черту поведения оказалось растолковать не под силу – Алексей ни разу не ступил на пол. Он скакал по кровати, столам и шкафам. Будучи отменным скалолазом, он проделывал это без малейшего труда.

– Может Алексей пытался выбраться. Не отыскав путь на свободу, он со временем успокоился и снова оказался на койке, – резюмировал дежурный врач, докладывая Шеварднадзе.

У входа в покои стояли дневальные, на лицах которых вместо привычной скуки обнаруживалось беспокойство. Прежде, чем войти, Шеварднадзе пришлось настойчиво уверить, опасавшихся, как бы чего не вышло солдат, не следовать за ним.

Когда доктор закрыл за собой дверь, он не заметил реакции в Алексее, который меланхолично сидел на краю кровати. Однако, каждый шаг нагнетал напряжение в чертах пациента. Шеварднадзе прокрутил в памяти рапорт капрала Лоу о чудаковатом поведении Алексея и начисто отмел мысль о тактильном контакте и, решив не провоцировать агрессию, присел на стул в метре от кровати. Линзы дополненной реальности отображали метрики пациента. Пульс зашкаливал. Шеварднадзе долго прибывал в недвижении, и только уверившись в относительном успокоении пациента, заговорил.

– Алексей, как ты себя чувствуешь?

Никакой реакции, словно доктора вовсе не было в комнате.

– Сперва хочу выразить благодарность за проделанную работу. Меня переполняет неимоверное восхищение от твоего подвига. Спуститься в неведомое за образцом, о котором ничего неизвестно – это истинный героизм. Я бы никогда не решился.

Ноль эмоций, с равным успехом можно петь дифирамбы гипсовому бюсту.

– Тебе наверняка интересно – добытые образцы переданы в лабораторию, и после первичного изучения их отправят на Землю. Мы полетим следом. Ладно, вижу ты устал, набирайся сил. Я еще зайду, – доктор встал. – Перед уходом еще раз скажу, что восхищаюсь тобой. Пробыть столько времени в ужасающей бездне, во враждебной среде при полном мраке…

Алексей залепетал полушепотом нечто несвязное.

– Что ты сказал? – спросил доктор и настроил слуховые приборы на повышенное восприятие.

Бормотание преображалось в отдельные фразы. Зрачки расширились. Было похоже, что Алексей разговаривает с бесплотными собеседниками, которые окружили постель, при этом создавалось впечатление они будто бы постоянно ускользали от взгляда. Внезапно Алексей вскочил на матрас и сиганул на этажерку с бельем, уцепился и занял уверенную позу, при этом начав повторять одну и ту же фразу.

Прислушиваясь изо всей мочи, доктор настроил приспособление в ухе на сверхповышенный прием звука с искусственным распознаванием речи. Тогда среди невнятной сумятицы ему удалось разобрать повторявшееся слово «Стена». Пульс больного подскочил до опасного предела. Доктор вынул из халата небольшое устройство размером с перечницу, настроил определенным образом и направил в сторону Алексея. Словно по мановению, Алексей начал затихать, потом обмер и приземлился прямо на подставленные руки Шеварднадзе, который отнес его на кровать и сделал рукой знак дежурному врачу, который с волнением наблюдал за прозрачной стеной. Когда врач подошел к кровати, Шеварднадзе меланхолично заключил:

– Пациент спит. Проведите контрольный осмотр. Помимо этого, я желаю, чтобы Алексея подключили к аппарату, который позволит записать образы его снов.

– Вы поняли, что с ним, Давид?

– Дела его плохи.

Никуда не заглядывая по пути, Шеварднадзе пошел обратно в кабинет. Отворив дверь, он заметил прилегшего на кушетке командира.

– Удобно у вас здесь. Может записаться на прием? Впрочем, довольно о глупостях. Узнали что-нибудь?

– Товарищ полковник, Алексей пока не способен на вразумительный диалог.

– Ну что-то же вы вынесли из посещения? Рассказывайте, не заставляйте ждать, мы не в очереди за пивом.

– Вероятна потеря памяти и шок.

– С чего вы это взяли?

– Петр!

– Что?

– Вы немедля отозвались, едва услышали свое имя. Все потому, что оно имеет важную роль в психике. С именем человек отождествляет собственную личность.

– И что с того? Не пойму.

– Он не откликнулся на имя, вообще. Затем я упомянул дом, Землю. Скажи я сейчас любому на базе эти два заветных слова, и немедля увижу тоскливый взгляд и набор эмоций в мимике. Ведь мы находимся так далеко.

– А он?

– Снова ничего. Будто я упомянул не родную планету, а завел речь про безделицу, о ложке, например.

– Что же он перенес, если за полторы недели напрочь забыл прожитую жизнь… Хоть на что-то он среагировал?

– Я заметил возбуждение, когда упомянул о яме. Притом не об экспедиции, сиречь работе, а свойствах самой ямы. Он говорил бессвязно. Отчетливо я уловил единственное слово «Стена».

– Стена? Из масштабной экспедиции он запомнил стену? Святые угодники… Жалко парня. Я доверился вашим осторожным методам, а на выходе получил бред помешанного. Доктор, поймите, нам крайне необходимы сведения от человека, побывавшего в яме.

– Знаю. Поэтому надеюсь, что пациент не потерян безвозвратно. В его разуме заточены ответы, но, чтобы их получить нам требуется проявить деликатность и терпение.

– Давид, у человечества нет времени терпеть. Нам нельзя отправлять образцы без сопроводительного пояснения о том, как они были добыты. Если протянем здесь дольше запланированного, остановка дома получится краткой, а ведь нам предстоит новый полет в неизведанные миры.