Читать книгу Анабиоз - Илья Бушмин - Страница 2

Круг седьмой
1

Оглавление

– Квитанция.

Голос у сотрудника блока хранения СИЗО был характерный: высокомерный, холодный. Всем своим видом он давал понять, что говорит с дерьмом и ничтожеством, находящимся от него по социальной лестнице так же безнадежно далеко, как дикие древние люди от богов с Олимпа.

Я молча протянул квитанцию. Сотрудник вздохнул, исподлобья одарив меня взглядом «как-же-вы-достали-долбанные-урки». Нехотя встал и скрылся где-то в глубине помещения, оставив меня созерцать его рабочее место сквозь решетку.

Минут через пять он вернулся. В руках черный пакет с биркой, на которой было нацарапано мое имя и прочие идентификационные данные.

– Так. Начнем, – пакет зашуршал. Сотрудник выудил из него тонкий зажим для денег. – Это что, кошелек?

– Калита, – буркнул я.

Сотрудник ничего не понял. Бросил на меня суровый взгляд. Он не любил слышать слова, которых не понимал. Заглянул в зажим для денег и положил передо мной.

– Кошелек. Деньги в количестве 150 рублей.

Полгода назад там лежали три штуки. Но я промолчал. По пути к камере хранения СИЗО зажим побывал у оперов, затем в дежурной части родного ОВД, после чего прошел еще через несколько рук и лишь затем оказался здесь. Вряд ли сотруднику блока хранения досталось хоть что-то.

– Браслет какой-то… – озадачился сотрудник, покачал головой и положил предмет передо мной, на полку в окошке решетки. – В общем, кожаный браслет.

Это была фенечка, которая крепилась на руке с помощью двух магнитов. Толстая, в половину пальца толщиной, и длинная – она овивала запястье дважды. Если использовать ее как хлыст, можно выбить глаза. Пару раз с упырями с района я такое проворачивал.

Я молча защелкнул браслет на правом запястье.

– Ключи.

Тонкая связка ключей. Два из них от дома предков. Третий от съемной квартиры, где я ютился еще полгода назад. Сейчас этот ключ можно было выбрасывать.

– А это что за хрень?

Последним предметом, который сотрудник выудил из пакета, была явара. Пластиковая ладонная палочка с тупыми концами и резьбой, чтобы не выскальзывала из рук.

– Брелок.

– А чего не на ключах?

– Откуда я знаю. Я полгода его в руки не брал. Может, кто-то из ваших с моими вещами игрался?

Сотрудник прищурился. Ему хотелось обложить меня матом, как он привык. Я смотрел ему в глаза и ждал реакции. И он увидел, что я не боюсь. Мне на самом деле было плевать. Сотрудник угрюмо хмыкнул и почти швырнул явару на полку.

– Все.

Сотового телефона мне не вернули. Я не был удивлен. Моя мобила была краденой.

– Распишись в получении… Рогов.

Через несколько минут, пройдя по тусклому унылому коридору сквозь вереницу одинаково тоскливо скрипящих железных дверей, я оказался в дежурной части СИЗО. Здесь увидел надзирателя из нашего блока. Он только прибыл на смену. На плече висела сумка.

– Что, Рогов? – хмыкнул надзиратель. – Отпустили?

– Как видите.

– Ничего. – он ткнул мне в грудь свой толстый палец. – Я знаю таких, как ты. Пара пьянок, кореша, мордобой – и вот ты снова здесь. Так что не прощаемся.

Я знал, что этого не будет никогда. Потому что я обещал. Обещал Сергею. Но я промолчал. Мне хотелось побыстрее свалить отсюда.

Меня никто не встречал. Перед СИЗО кучками стояли люди. Посетители к другим арестантам. Никого из моих не было. Не было даже Сергея.

А ведь он должен был меня встретить. Если не он – то вообще кто?

У парня, чья физиономия была попроще, стрельнул сигарету. Закурил. И понял, чего сейчас мне хотелось больше всего. Нет, даже не хорошей ванной или хотя бы душа. Выпить. Чего-нибудь холодного. И, желательно, покрепче.

Но у меня было всего 150 рублей.

Поправив на плече рюкзак с личными вещами, которые скрашивали мой досуг в камере, я двинулся к проходной. На выезде с территории СИЗО топтался молодой, моложе меня, пацан в форме и говорил по телефону. С девушкой. Он ее успокаивал, а она явно не хотела успокаиваться. Встретив мой взгляд, пацан зло поджал губы и зло уставился на меня. Ему не терпелось дождаться, когда я смоюсь, и он сможет продолжить препираться со своей девчонкой.

– Удачи, – хмыкнул я и, наконец, покинул территорию.

По улице сновали машины. Шум, такой забытый за последние месяцы, вибрировал вокруг. Шорох шин по асфальту, рычание двигателей, звуки сигналов, какая-то музыка, голоса – все сливалось в один сплошной гул города… Я полной грудью, жадно вдохнул воздух.

Можно было пойти к метро, ближайшая станция была рядом. Но при мысли о душном людном подземелье, куда придется окунаться, только покинув душную вонючую камеру, я тут же отогнал эту идею.

И просто двинулся вдоль тротуара. Глаза искали магазин. Торговую точку я нашел через пару сотен метров. Магазинчик был крохотным, но все, что мне сейчас было нужно, здесь имелось.

– Сигареты, – я назвал продавщице марку. – Зажигалку. И бутылку пива.

На ценниках виднелись цифры. После тупого душного мирка в СИЗО голова соображала туго. Лишь когда продавщица сообщила, сколько стоит все это удовольствие, я сообразил, что это цены. Всего полгода, но все выросло в цене.

– Тогда что-нибудь подешевле. Мне не хватит. Зажигалку не надо, просто спички. Вот эти сигареты. А пиво самое дешевое какое-нибудь. Только холодное, – продавщица выполняла все невозмутимо. – Давно цены так задрали?

– На табачную продукцию цены каждый месяц повышают, – поведала она. – О вашем же здоровье заботятся, кстати.

– А поликлиники новые открывать и врачей учить по-настоящему, а не как сейчас, не пробовали? Хотя других проще заставлять тратиться, чем тратить самим.

Почему-то ее обрадовало продавщицу, и она даже улыбнулась, принимая деньги. Забавные и странные люди.

Бутылку я вскрыл старым дворовым способом – с помощью заборчика около магазина, уперев зубья крышки в его поверхность и как следует двинув по крышке сверху.

Что делать дальше, я не знал. Можно было отправиться к Тимуру и отметить как следует то, что меня наконец отпустили. Тем более – я это точно знал – я бы не оказался на свободе, если бы Тимур не подсуетился как следует.

Но меня никто не встретил. Тимур – бог с ним. А вот Сергей…

Допив пиво, я швырнул бутылку в урну и шагнул к проезжей части. После полугодового воздержания я почувствовал, что сразу захмелел. В голове повело. Дышать стало легче. Я поднял руку и принялся голосовать.

Останавливаться никто даже не собирался. Во-первых, рядом СИЗО. Во-вторых, ни один человек в здравом уме, если разобраться, в свою машину меня бы не пустил. Небритый и обросший – грязные провонявшие камерой волосы доходили почти до плеч. В футболке, обнажавшей витую татуировку на руке. Вторая татуировка красовалась на шее, под левым ухом. Там были два иероглифа. Эту штуку я наколол, когда мы с пацанами отмечали 20 лет. Я тогда жутко надрался, и кто-то из пацанов взял меня на «слабо». В последний раз в жизни меня тогда взяли на «слабо». Иероглифы означали что-то вроде «психа». Помню, наутро я реально охренел, увидев японскую мазню практически на самом видном месте. Но прошло пять лет, и я привык.

Да, была еще одна татуировка. На правой задней лопатке. Это был череп с зажатым в зубах автоматным патроном. Эту штуку я наколол по собственной воле, будучи совершенно трезвым. Потому что безумно понравилась идея картинки. Или идея, которой в ней не было, но которую я вложил.

Сейчас череп с патроном закрывала черная ткань футболки.

Я закурил и продолжил голосовать. Наверняка это было делом безнадежным, но отступать я не привык. Кроме того, как еще попасть на другой конец Москвы без гроша в кармане и даже без телефона.

Через пару минут кто-то все-таки рискнул остановиться. Серебристая «десятка». Из окна выглянул тип с переломанным носом.

– Откинулся только?

– Типа того.

– Куда тебе?

Я ответил.

– Деньги-то есть?

– Вообще ни хрена.

– Мусора все выгребли, – догадался тип, с сочувствием покивал и открыл пассажирскую дверцу. – Запрыгивай.

На его пальцах я увидел воровские наколки. Понятно…

Тип разрешил курить, и я открыл окно. В машине играла музыка. Это был тупой блатняк про тюремную романтику. Я вспомнил, как в школе выбил зубы пацану, который пытался строить из себя бывалого зека и включал эту хрень – про вышки, колючую проволоку, тоску и воровскую романтику – на своем мобильнике.

Минут через пять я не выдержал.

– Можно выключить эту херню?

Тип нахмурился.

– Ты же это… от хозяина только что?

– Я не от хозяина, а из СИЗО, – буркнул я. – Если меня полгода в клетке держали, я теперь всю жизнь должен вести себя, как зек? Это типа круто?

Тип оскорбился. Музыку он не выключил, но звук убавил.

Никогда не понимал всех этих любителей блатной музыки. Один раз побывали в тюрьме – и считают своим долгом слушать музыку, посвященную местам не столь отдаленным, всю оставшуюся жизнь. Другие прослужат два года в армии и остаток жизни бьют себя в грудь, поют армейские песни под гитары и в день годовщины своих войск шарахаются толпами по городу, распугивая людей. Зачем это все? Я вот, например, в школу целых 10 лет ходил. Но я же не козыряю до сих пор в школьной форме!

За проезд он ничего не взял. Спасибо и на этом. Напоследок тип со сломанным носом не выдержал и буркнул что-то из серии «Молодой еще, потом поймешь». Я не ответил ничего. Никогда не понимал, почему все люди постоянно повторяют одно и то же. Словно кто-то вставил в них маленькую программу и завел ключик, заставляющий их, как примитивных игрушек, повторять одни и те же чужие и довольно глупые слова, выставляя их за какую-то мудрость. И так – пока не придется помирать.

Я вышел из машины на квартал раньше. Чтобы просто пройтись по знакомым местам. Я не был тут полгода, а казалось, что целую вечность. Все было таким же. Только новые рекламные вывески, призывающие брать кредиты и немедленно тратить их. Я шел по соседским дворам с рюкзаком на плече и вспоминал.

Вот здесь у нас была первая драка «стенка на стенку».

Там, за углом, я впервые поцеловал девушку.

А вот тут меня первый в жизни раз замела милиция. К их чести, тогда меня отпустили. Потому что разобрались, что урод, которому я подбил глаз и сломал челюсть, был наркоманом. Он рвал серьги у наших девчонок, чтобы толкнуть их в подземном переходе и купить дозу.

С тех пор, кстати, наших девчонок по вечерам никто не трогал.

А вот и наш двор. Здесь даже дышится как-то иначе. Около соседнего подъезда сидели и сплетничали две старушки. Я видел их здесь с самого детства, и с тех пор они практически не изменились. Иногда мне казалось, что они не люди вовсе, а декорация. Часть матрицы, причем по части декораций разработчик явно схалтурил. Старушки зашушукались и уставились на меня. Я прошел мимо.

Перед нашим подъездом под капотом машины рылся какой-то мужик. Никогда раньше я его здесь не видел. Может быть, новый родительский сосед. Жильцы в домах сейчас меняются слишком часто.

Я поколебался, прежде чем войти в подъезд. По родителям я соскучился, но был уверен, что ничего путного меня там не ждет. Объятий и слез не будет. Возможно, мать поплачет, но лишь когда я уйду. Отец будет молчать, стараясь избегать встречаться со мной глазами, а мать теребить полу халата и вздыхать. Всё, как всегда. Эти душные встречи вызывали такую тоску, что потом я непременно напивался. Возможно, сегодня будет то же самое. Но я должен был отметиться.

Тем более, мне нужно было где-то помыться.

И увидеть Сергея.

Но все пошло не так.

Когда я позвонил в дверь – на стене около нее красовалась новенькая кнопка звонка, и я вспомнил, что, когда я был у предков последний раз, звонок болтался на проводе – за дверью сразу раздались звуки. Встревоженный голос матери. Шорканье ног отца. Щелкнул замок, и дверь распахнулась.

Я увидел, как в глазах отца погасла надежда. Узнав меня, он тут же спрятал лицо за маской, которую надевал специально для меня. Маской отчуждения.

– Это ты, – сказал отец.

– Привет, бать.

Он пожевал губы, собираясь ответить, но промолчал. Развернулся и ушел. За распахнутой дверью показался силуэт матери. Когда она волновалась, она всегда чуть заикалась.

– Ле… Ле… Леша, – ее голос дрожал.

Внутрь меня никто не приглашал. Я зашел сам. Закрыл дверь. Посмотрев матери в глаза, я почувствовал, как екнуло что-то в сердце. Она выглядела так, словно последние полгода отняли у нее минимум десяток лет. Зная, что от меня прет вонючей и потной камерой, я все-таки поцеловал мать в щеку.

– Привет, мам. Хорошо выглядишь, – соврал я. – Серега на работе?

Мать поджала губу.

– Бед… бе… беда у нас. Сергей п-п-п… про… пропал.

Я окаменел.

Анабиоз

Подняться наверх