Читать книгу Анабиоз - Илья Бушмин - Страница 9

Машина принадлежала отцу, поэтому пришлось звонить ему. Родители приехали довольно быстро – меньше чем за час – на такси. У отца был землистый цвет лица. Мать растерянно смотрела по сторонам, на людей в форме и на нас с Женей. Я знал, что мать волновалась, а значит – сейчас она не могла произнести вообще ничего.

Опер из местного ОВД осматривал осколки стекла из водительской дверцы. Двое ППСников в форме уныло топтались в стороне.

– Они выбили окно, – заключил опер. – Потом, наверное, соединили провода под приборным щитком. И свалили.

Я кашлянул.

– До сих пор я думал, что охраняемая стоянка отличается от неохраняемой тем, что охраняемую – охраняют. Иначе зачем бы ее так называли?

Опер пожал плечами и бросил одному из ППСников:

– Сторожа приведите сюда.

Отец и мать, которая, как за спасательный круг, держалась за отцовский локоть, подошли к нам. Батя скользнул хмурым взглядом по моему лицу. Кивнул Жене в знак приветствия. Опер хмуро уставился на стариков.

– Вы кто?

– Хо… хо… хо… – мать горела желанием ответить. Но не могла. Отец одернул ее, поведя зажатым в ее ладонях локтем, и ответил:

– Владелец машины.

Опер сверился с бумагами на автомобиль, которые из квартиры забрала Женя.

– Рогов Владимир Иванович?

– Ее угнали?

– Ваш сын заявляет, что это как-то связано с исчезновением его младшего брата.

Отец стиснул зубы, намереваясь сказать оперу все, что он думает об этом своем сыне. Я опередил его.

– Я вам уже объяснил. Мой брат жаловался на какие-то неприятности, – эту фразу я повторял в последние дни так часто, что сам себе напоминал попугая. – В его машине я нашел пятно крови. На коврике. Теперь машину угоняют. Сомневаюсь, что это местная шпана решила покататься. Для этого можно угнать любую машину на улице.

Отец пораженно посмотрел на меня. Лицо его посерело еще больше.

– Кровь?

– На коврике.

– Почему ты… Когда?

Теперь его перебил опер. Мы как сговорились обрубать старика на каждой фразе.

– В полицию сообщили?

– Попытался сообщить, – я очень надеялся, что теперь на Дулкина от его коллег прикатится какая-нибудь телега, и этот бездельник в погонах получит выговор. – В отдел по розыску пропавших. Меня отказались выслушать. Рожей, наверное, не вышел.

При этом я покосился на отца. Последняя фраза адресовалась ему тоже.

– Но коврик мы вытащили, – вмешалась Женя. – Он у нас.

– Серьезно? – опер удивился. – Это хорошо. Несите тогда.

Женя возбужденно кивнула и, переглянувшись со мной, быстро направилась к лифту. Почти побежала. А со стороны выезда со стоянки показался ППСник. Рядом с ним плелся сторож. Пожилой мужчина, с животиком, седыми волосами и растерянным взглядом.

– Вы стоянку охраняете?

– Сейчас моя смена, – пролепетал сторож. – Двенадцать часов.

– Вы стоянку обходите хоть иногда? Когда именно машина пропала, можете сказать?

Сторож сконфузился.

– Как бы, у нас ведь камеры наблюдения. Если что-то не так будет, мы на мониторах увидим… Зачем обходить… Как бы…

Я машинально осмотрелся. В поле зрения попала только одна камера. Статично закрепленная, она висела на потолочной металлической балке метрах в 20 от парковочного места Сергея и смотрела в противоположную сторону.

Опера интересовал тот же вопрос, что и меня:

– А этот участок на мониторах просматривается?

Сторож помялся.

– Как бы, не особо.

– Не особо – это как?

– Это значит, что нет… Как бы.

Опер вздохнул. Надо сказать, на меня он производил неплохое впечатление. Может быть, потому что раньше мы с ним не пересекались, как с Дулкиным.

– Вы, – полицейский повернулся к отцу. – Пишите заявление. Знаете, как? Федосов, подскажи, если что. Вот вам бумага.

Он выудил из своей папки чистый лист бумаги и даже ручку. ППСник, названный Федосовым, подошел, чтобы помогать. Отец взял ручку. Пальцы тряслись.

– Не… Н… Ннн… – пыталась успокоить его мать.

Опер увлек сторожа к каморке на выезде со стоянки, где тот коротал время – изымать записи с камер наблюдения. Когда они ушли, отец посмотрел на меня. В его глазах стояла паника. Голос звучал хрипло.

– Почему ты мне не сказал?

– Был слишком занят, – проворчал я мстительно. – Пытался украсть что-нибудь из вещей брата. Знаешь, как это бывает у нас, у уголовников.

– Ты должен был мне сказать.

– Каждый из нас что-то должен. У всех свои обязанности. Но всем плевать.

Отец положил лист бумаги на крышку капота ближайшей машины. ППСник с готовностью нарисовался рядом.

– Пишите. Начальнику отдела внутренних дел…

Отец принялся писать. Потом вдруг уронил ручку на бумагу. Она скатилась по наклонной поверхности крышки капота и упала на асфальт. ППСник попытался что-то сказать, но увидел лицо отца и замер.

– Володя! – закричала мать и бросилась к отцу.

Только тут я сообразил, что случилось. Отец осел на одно колено, хватаясь рукой за область сердца на груди. Он открывал рот, то ли силясь что-то произнести, то ли пытаясь вдохнуть воздуха. Ни то, ни другое не получалось.

– Воды! – панически завизжала мать ППСнику, который растерянно пялился на отца. Мать рылась в своей сумочке в поисках таблеток. Шаря рукой в сумке, она вскинула глаза на меня. – Это из-за тебя! Ч… Что стоишь? Во… Воды найди!

Надо было запомнить. Если случается что-то хреновое, виноват я. Наверное, кому-то так было легче жить. Хотя от матери этого я не ожидал.

Когда отцу полегчало, я просто ушел. На улице закурил и стоял на углу дома минут десять, пытаясь выбросить все из головы. Сейчас было не до эмоций. Выбросить вообще все – не получалось. Хотелось напиться в ближайшем же баре. Но я пересилил себя и выдвинулся в сторону метро.

Тимур сидел за компьютером, мрачный. Он тянул пиво из банки – сукин сын будто дразнил меня – и с унылым видом тыкал компьютерной мышкой. Когда я зашел, он забурчал:

– Прикинь, меня один урод кинул. Я его страничку админил. А он кинул. Типа сам вести буду. Три сотни мне должен.

– Сочувствую. Погоди. То есть, ты вроде как теперь не занят?

– Ты к чему клонишь? – нахмурился Тимур.

– Я тут сообразил. Все эти соцсети, в которых ты сутками зависаешь…

– Это работа!

– …Там ведь куча народу пасется? Из всех городов?

– Ясен перец.

– Тимур. Найди список городов, через которые идет поезд «Москва-Оренбург». Это для тебя должно быть несложно. Потом нужно найти странички этих городов. Группы или форумы, им посвященные. Крупные, где ошивается много народа. И туда нужно запостить объявление. Пропал человек. И фотографию Сергея. Сможешь?

Тимур обреченно вздохнул.

– Когда это нужно сделать?

– Сейчас.

– Зачем только спросил…

– Что?

– Говорю, не вопрос, сделаем.

– Хорошо. А что с распечаткой?

С несчастным видом Тимур поковырялся в носу.

– В шесть часов с человечком встречаемся. Около его офиса.

– Супер.

– Это далеко. А у меня работы по горло и… – поймав мой взгляд, Тимур осекся. – Ну, надо так надо.

Чтобы отвлечься, я взял почитать книгу с полки. Книги Тимуру остались от бабушки, которая была начитанной старушкой и тряслась над своей скромной библиотекой, как коршун над птенцами. Тимуру на это богатство было наплевать. Книга была по эзотерике. История шаманизма и общие сакральные корни этих верований у народов Азии. Сначала я просто лениво листал. Затем увлекся. Под такое чтиво было, о чем поразмыслить, учитывая, какие идеи последнее время приходили в мою голову.

В пять вечера Тимур с несчастным видом засобирался. Он ждал, что я составлю ему компанию, но я потягивал кофе из старой кружки и шуршал страницами. Демонстративно вздыхая, Тимур наконец убрался.

А я сел за компьютер. Честно говоря, с техникой я никогда не дружил. Сергей – да, с компьютером он был на «ты». Тимур тем более – с ним уже сами компьютеры были на «вы». А ко мне мной, если бы машины могли говорить, эти консервные банки обращались бы в лучшем случае с пренебрежительным «Эй, ты». Но я все-таки знал, как пользоваться поисковиком.

К этому времени Тимур нашел список городов – файл с маршрутом поезда был на рабочем столе. Я пробежал глазами по названиям. Рязань, Рузаевка, Сызрань, Новокуйбышевск, Самара, Богатое, Колтубанка, Бузулук, Тоцкая, Сорочинская. Новосергиевская и Переволоцкая. Последним пунктом значился Оренбург.

Не так уж и много.

Я боялся делать то, что собирался. Но это нужно было сделать рано или поздно. И я принялся искать. В поисковике вбивал слова «неопознанный труп», «убийство», «вокзал». И подставлял рядом названия городов из списка Тимура. После чего жал «новости» и смотрел последние сообщения из этих городов на нужную мне тему.

На это ушло пару часов.

Никакой информации не было. В одном городке нашли неопознанный труп и даже выложили его фото. Это был бомж лет 40—50. В другом писали о поножовщине на перроне. Открыв новость, я обнаружил, что подрались следовавший из зоны уголовник и местный маргинал, который и отправился в больницу с ножевым ранением в живот.

Новостей о смерти Сергея не было. Если бы на одной из станций убили человека, новость должна была быть. Сейчас у всех служб есть отделы по связям с прессой, которые готовят такие сообщения. Я достаточно смотрел новостей, чтобы знать, что так это и работает. О трупе молодого человека никто не сообщал.

Это помогло мне отбросить последние сомнения. Сергей – жив.

И я найду его.

Вот только как?

Тимур вернулся к восьми. Принес распечатку звонков с телефона Сергея и наоборот, на его телефон с других устройств. С ручкой, которую едва удалось найти на загаженном всякой всячиной столе Тимура, я засел за бумаги.

И понял, что сам я ничего тут не смогу сделать. Все, что я мог идентифицировать – это жалкие пять номеров. Домашний телефон родителей. Сотовый отца. У матери мобильного телефона не было – она всегда волновалась, когда нужно было отвечать на звонок, и минут пять могла пытаться произнести только «Алло». Дальше – сотовый телефон Щербакова. Телефон в офисе «Гермеса» – он был почти такой же, как и рабочий у Щербакова (помогла визитка гендиректора), отличались только последние две цифры. Ну и номер Жени. На него звонков было больше всего. Любимая девушка.

Я набрал ее. Трубку Женя взяла почти сразу.

– Алло?

– Женя, это я.

Она помолчала.

– Ты в курсе, сколько время?

Я поискал глазами часы. Десять минут двенадцатого.

– Прости. Нужна твоя помощь.

В двух словах я обрисовал ситуацию. Женя отнеслась к идее очень живо.

– Конечно! Я сама с удовольствием. Приезжай завтра после обеда.

– Ты хотела провести выходные у родителей.

– История с машиной поменяла планы.

Через час я лег спать. Тимур сидел за компьютером, постоянно щелкая клавишами или кнопкой мышки. Скоро угомонился и он. Я валялся на полу, пытаясь уснуть, а Тимур шастал мимо. Потом лег на диван, погасив свет. И почти сразу захрапел. Мне же сон упрямо не шел.

Я думал о брате.

Что с тобой? Треть месяца прошла с тех пор, как ты должен был вернуться домой. Для кого-то – короткий срок, для кого-то – целая вечность. Никакой информации и никаких следов, кроме намеков на неведомые неприятности и злосчастного коврика с пятнышком крови.

Что с тобой, Сергей? Где ты?

Если нарисовать на спине человека карту Москвы с Красной площадью в центре позвоночника, чуть пониже лопаток, то наш район будет строго в заднице. И это очень точная метафора. Рабочий люд, любители выпить и подраться. В 90-е, когда мы с братом были совсем маленькими, район заполонили наркоманы и гопники. В основном это были местные, не нашедшие для себя пристанища и иного занятия. Тусовки сплачивались в банды, которые воевали квартал на квартал. Некоторые объединялись, другие распадались. Интриги, которым позавидует любой сериал про мафию. На съемных квартирах обосновались барыги – торговцы наркотиками – из Средней Азии, а их клиенты добывали деньги на дозу прямо здесь, на улице. Грабя женщин, стариков и подростков.

Я вспомнил, как впервые избили брата. Ему было лет 12. Он шел со школы, когда его встретила стайка пацанов из другого района. Их было трое. Сергей был один. Домой он вернулся с заплывшим глазом и разбитой скулой.

Тогда я тоже жалел, что меня не было рядом.

Сам я впервые подрался в семь лет. Последнее лето перед школой. На детской площадке в нашем дворе 10-летний бугай из соседнего подъезда, которого боялись все, решил самоутвердиться за счет Сергея. Он толкнул брата. Тот упал на асфальт и расшиб колено.

Родители растили нас, внушая, что драться – это плохо. Если ты дерешься, то улица ждет тебя с распростертыми объятиями. А они с тревогой взирали на улицу по вечерам, выглядывая из окон при каждом далеком крике. Тогда их слова были для меня истиной в последней инстанции. Я слушал их и верил им.

До момента, когда бугай из соседнего подъезда разбил колено Сергея.

Я как обезумел. Почему-то тот момент я помню очень хорошо. Вдруг все внушения родителей рассыпались в прах. Я увидел собственными глазами, что они ошибались. За себя и за близких нужно бороться. Тогда я набросился на бугая и принялся неумело колотить его кулаками. Бугай в ответ расквасил мне нос легким движением. Мне на грудь капалась кровь из разбитого носа, я ревел, но налетел на него снова. Толчок – и я при падении отбил копчик. Боль была такой, словно мне в низ позвоночника вонзили толстый металлический штырь. Но я не остановился. А налетал на бугая снова и снова, получая удар или тычок, падая – и снова вскакивая. Пока вдруг превосходящий меня в силе, опыте и всем остальном бугай не понял – я не сдамся. Хоть башку мне открути. А к этому он не был готов.

В тот момент он проиграл. А я получил самый важный урок в моей тогда еще такой короткой жизни.

Я вспомнил свое 20-летие. Брату было 12, он поступал в институт, и ему было не до веселья. Я приперся домой мертвецки пьяным. А Сергей был первым, кто увидел мою татуировку на задней стороне шеи. Череп мертвеца, сжимающий в зубах автоматный патрон и смотрящий на тебя черными впадинами глаз. Проснулся я в обед, еще хмельной после вчерашнего. Сергей спросил, зачем эта татуировка.

«Это боец, – сказал я. – Помнишь, ты мне книжку давал? Про касты? Там было написано про кшатриев. Каста воинов». Сергей не понимал, при чем здесь книжка. «Чувак на татухе мертв, от него остался голый пустой череп. И оружия у него больше нет Его песенка типа спета. Но он зажимает своими зубами последний патрон. Потому что он не сдался. Он умер, но сдаваться не собирается. Если ты готов сдохнуть, но не сдаться, ты непобедим. Запомни это, братан».

Я был пафосным придурком, уверенным, что добьюсь в этой жизни всего.

А в день, когда моего 12-летнего брата избили по пути из школы, я сорвался на него.

«И ты ничего им не сделал?!» «Их было трое». «Какая разница, сколько их было?!» «Тебе хорошо говорить, ты драчун!». Я влепил ему пощечину, целясь по здоровой стороне лица. «Почему ты такая сволочь?!», – кричал Сергей, глядя на меня с ненавистью. Я снова влепил ему пощечину. «Потому что я твой старший брат. Я должен быть сволочью. Это мои обязанности!». Сергей разревелся. А я крепко обнял его. Он уткнулся в мое плечо, продолжая реветь. «Может, я был неправ, – нехотя признал я. – Да я и не должен всегда быть прав. Ты можешь обижаться, нажаловаться на меня предкам. Но ты же знаешь, что я за тебя жизнь отдам, если надо будет. Ты знаешь об этом?». Сергей кивнул, сотрясаясь от рыданий. Я отстранил его и встряхнул за плечи. «Они узнали, что тебя можно отлупить просто так. И они сделают это снова. Ты себя так поставил. А я не хочу, чтобы тебя держали за лоха. Не потому, что мне будет стыдно с тобой общаться. Наоборот, потому что ты для меня важен». «И что мне делать?», – Сергей шмыгал носом и размазывал слезы и сопли по лицу. «Поставить их на место. Научиться стоять за себя. Я тебе сто раз предлагал научиться, а ты не хотел. Теперь понимаешь, что это НУЖНО? Это твой долг, Серега. Если не бороться за свою жизнь – зачем тогда вообще жить?».

Сейчас Сергей был умнее меня в сто раз. Он был начитанным, хотя иногда заставлял читать и меня – те книги, которые поразили его больше других. Он был толковым специалистом, несмотря на возраст, и все знали, что он далеко пойдет. Но для меня он всегда будет тем сопливым зареванным мальчишкой, который верил в меня. Верил в то, что я помогу изменить ему самую сложную для него ситуацию.

Сейчас я должен был сделать то же самое. Поверить в себя. Поверить, что я снова смогу все исправить и помочь брату. И поверить в него. В то, что все эти внушения, которые я вбивал в него в подростковом возрасте, отложились у него где-то глубоко в подкорке. И сейчас он выжил, потому что его брат полжизни учил его этому.

Уснул я, когда за окном начинало светать. Во сне я шел по пустому ночному городу-призраку, с трудом продираясь сквозь темноту. Я искал Сергея. Я кричал его имя и вслушивался в зловещую тишину.

А потом я увидел темный силуэт впереди и побежал к нему. Я знал, что это Сергей. Силуэт бросился удирать. Я кричал, звал его и просил остановиться, но тот не слушался. Он исчезал за каждым углом, к которому приближался, но я увеличивал скорость и снова видел его за поворотом – а потом силуэт скрывался за очередным призрачным зданием.

Так продолжалось, пока я не зажал его в подвале, куда силуэт юркнул. Щурясь и пытаясь разглядеть Сергея в темноте, я крался вперед и звал его.

А потом я увидел силуэт. Он лежал на земле, обведенный мелом – как в кино обводят трупы. Силуэт поднял голову, и я с ужасом для себя увидел, что у него нет лица. Вместо лица была пустота. И эта черная пустота захрипела голосом Сергея: «Помоги мне!».

Я проснулся, мокрый от холодного мерзкого пота. Я тяжело дышал и хотел бежать куда-то. Или спасать Сергея, или прятаться от того кошмара, которым он стал в моем сновидении.

Это был сон. Я уронил голову на подушку, восстанавливая дыхание.

И вдруг понял, что мне нужно делать. Это было так просто. Почему я не сообразил сразу и потерял несколько дней, занимаясь всякой ерундой?

«Брат, я иду к тебе», – послал я ему мысленный сигнал, заставляя себя верить, что Сергей услышит.