Читать книгу Януш Корчак. Воспитание Творцов - Илья Чирков - Страница 5

Словосочетание «классическая педагогика» объединяет в себе жизненный труд и опыт многих величайших педагогов, сказавших своё особое слово в этой науке, причём это слово настолько незыблемо и исчерпывающе, что не только не ушло в небытие, но, напротив, остаётся злободневным, и своей простотой и истинностью продолжает освещать путь педагогике современной.

Представители классической педагогики, несмотря на то, что жили и создавали свои воспитательно-образовательные теории в разное время и в разных частях света, всё же в основе своих идей имели нечто общее, определённую общность духа. В разные времена и в разных странах поиски истины и жизненный опыт привели Я. А. Коменского, И. Г. Песталоцци, К. Д. Ушинского, В. А. Сухомлинского к схожим мыслям и идеям, развитию которых классики педагогики отныне посвящают всё своё время и всю свою жизнь. Общность духа классиков, несомненно, зиждется, в первую очередь, на их мировоззрении, понимании высокой роли человека в мире.

Так, Ян Амос Коменский, священник и педагог, имея очень возвышенный взгляд на человеческое существо, соглашается с доказанным мнением философов, которые «назвали человека микрокосмом (малый мир); он обнимает собою в сжатой форме всё, что расстилается во все стороны по великому миру (макрокосму)». [1, с.59]. Конечно же, такой взгляд на человека более глобален, нежели привычный взгляд на человеческое существо просто как на физическое тело. Более того, он утверждает, что тело «не есть человек, а служит хижиной для человека. Хозяин этой хижины (разумная душа) обитает внутри; о нём и следует заботиться больше, чем о внешней этой оболочке. Следовательно, умно осмеял Плутарх тех родителей, которые желают своим детям красоты, богатства, почестей и направляют детей к этим внешним благам, совершенно не заботясь об украшении (их) души добродетелями и благочестием. О таких родителях он сказал, что они держат сапог в большем почёте, чем ногу.» [1, с.21].

Таким образом, вечная душа должна быть главным предметом заботы, а вовсе не тело материальное, которое после смерти сгниёт в могиле. Тело человек не возьмёт с собой после смерти, лишь состояние души имеет значение: «…Итак, преимущественное попечение должно иметь о душе как о главной части человека, чтобы она могла выйти из тела как можно лучше украшенной», [1, с.21], и «кто в этой жизни достиг того, чтобы верою и благочестием подготовить себя к будущей жизни, о том следует думать, что он здесь сделал совершенно достаточно», [1, с.21]. И человек, когда вполне начинает осознавать себя вечной душой, несущей полную ответственность за все свои действия в земном мире, преисполняется стремлением к самосовершенствованию.

Весь труд Коменского пропитан и построен на раннехристианской религиозной идее, одно из важнейших положений которой: человек – сын Божий, и несёт в себе образ Творца, – подобно тому, как ребёнок похож на родителей и прародителей. То есть род человеческий имеет прародителем самого Бога-Творца; человек – прямой потомок Бога, сын Божий (иначе откуда в нас взяться Его образу?). В «Приложении №2» мы постарались схематично изобразить это утверждение Коменского и древних философов.

Вот это ответственность – приблизиться своими действиями и поступками к такому высокому образу! «Человек… должен быть приведён к самым высоким целям, чтобы своими добродетелями как можно более соответствовать Богу, образ которого он носит», [1, с.21].

Не случайно говорится в писаниях: «чти отца и мать своих» – ведь именно через родителей, через свой род, согласно классику, мы имеем кровное родство со Всевышним.

Получается, что Бог растворяется в потомках, как родители растворяются в детях и грядущих поколениях (мы ведь похожи на родителей, кто-то на бабушек и дедушек и т. д. – несём их образ, он же и образ Творца, стоящего у истоков народа и рода). Отсюда издревле и у всех народов существует великое почтение к своему роду; огромные родословные, как, например, у дворян, – как связующая цепь между нами и Богом!

А ближе всех к Богу – дети, недавно пришедшие от Него и ещё не успевшие отдалиться от Отца и Матери Небесных: «Очевидно, почему дети, бесценное благо (в глазах Бога), должны быть такими и для родителей. Прежде всего, потому, что они являются ещё не осквернённым, а, следовательно, и невинным образом Божиим», [1, с.18], любимыми внуками Бога!

Выше приведена цитата из книги Коменского «Материнская школа, или о заботливом воспитании юношества в первые шесть лет», главный смысл этой книги: «Дети – величайшее счастье». Нельзя не восхититься трепетом автора перед самыми чистыми образами Бога – детьми – более того, нам, как родителям и воспитателям, следует перенять его во благо наших воспитанников, чтобы видеть в них не только «будущих» людей, но Человека, Божьего внука – уже сейчас.

В связи с этим классик призывает к безграничной вере в ребёнка, которая зиждется, опять же, на его Богоподобии (если ребёнок чистый образ Творца – разве он может быть небезупречным?) и утверждается Коменским в его «Великой Дидактике» (классификация типов врождённых способностей детей): «у одних способности острые, у других – тупые, у одних – гибкие и податливые, у других – твёрдые и упрямые, одни стремятся к знаниям ради знания, другие увлекаются механической работой. Из этого трижды двойного рода способностей возникает сочетание их», [1, с.81—82].

Великая любовь и вера Коменского в ребёнка вообще не допускает, что безнадёжные случаи пусть даже время от времени встречаются в педагогической практике: «…однако среди тысяч едва ли найдётся хоть одна столь выродившаяся натура; это-то и служит замечательным доказательством Божией благости». [1, с.83].

Показательна здесь будет цитата из обращения Филиппа Меланхтона к толпе учеников тривиальной школы; цитату привёл сам восхищённый ею Коменский: «Приветствую вас, почтенные господа пасторы, докторы, лиценцианты, суперинтенданты. Привет вам, знаменитейшие, мудрейшие…», [1, с.18], когда же некоторые из присутствующих встретили это смехом, он отвечал: «Я не шучу, я говорю серьёзно. Ведь я вижу детей не такими, какие они теперь, но имею ввиду ту цель, для которой нам дают их на воспитание, и я уверен, что из их числа выйдет несколько таких мужей, хотя среди них, быть может, примешано и несколько высевок и мякины», [1, с.18]. Преисполненный веры взгляд из воображаемого будущего на ребёнка – замечательный воспитательный метод!

В подтверждение своей веры классик приводит в пример замечательную историю с неукротимым конём Александра Великого – «Какого коня они губят из-за неумения им воспользоваться!». Сам Александр же, найдя нужный подход к приручению и воспитанию коня, получил доброго и благородного друга и помощника на долгие годы. Вот она, сила веры!

«Итак, когда мы совещаемся о средствах против испорченности, пусть никто не указывает на существующую испорченность, так как Бог духом Своим при помощи разумных средств хочет её упразднить». [1, с.65].

Но мало того, что дети несут в себе образы Творца, ведь необходимо ещё, чтобы эти образы раскрылись – подобно семечку, попавшему в плодородную почву – чтобы дети вокруг себя в достатке могли видеть проявления нравственности и добродетели, благородства, ведь «дети – это обезьяны: что бы они ни видели – хорошее или дурное, они стремятся этому подражать даже без всякого внешнего побуждения. Таким образом, они учатся раньше подражать, чем познавать», [1, с.104].

Поэтому так важно в первую очередь воспитывать себя, поскольку, что бы мы ни говорили, ребёнок в первую очередь будет считывать наше поведение, а не слушать разглагольствования, «поэтому в том доме, где есть дети, нужна величайшая осмотрительность, чтобы не произошло чего-либо противного добродетели, но чтобы все соблюдали уверенность, опрятность, уважение друг к другу, взаимное послушание, правдивость и пр. Если это будет происходить постоянно, то, несомненно, не нужны будут ни множество слов для наставления, ни побои для принуждения», [1, с.32]

Итак, согласно Коменскому, чтобы человек стал Человеком, необходимо целенаправленно и непрерывно воспитывать в нём культуру, нравственные качества, благочестие, не только наставлениями, но и личным примером (последнее Коменский подчёркивает особо), поскольку (прибегнем вновь к сравнению с семечком) если жизнеспособное семя попадёт в неплодородную почву, то не прорастёт и не подарит миру того прекрасного, что в нём заложено Богом. «Имеются примеры того, как некоторые люди, похищенные в детстве дикими животными…, знали нисколько не больше зверей», [1, с.68] – то есть было безвозвратно упущено время, когда ребёнок готов впитывать, словно губка, пример взрослых, язык, поведение и т. д. «Человек есть существо самое кроткое и самое божественное, если он будет укрощён настоящим воспитанием; если же его не воспитывать или давать ему ложное воспитание, то он будет самым диким животным из всех, кого производит Земля», [1, с.69].

Метод обучения, который предлагал Коменский, в отличие от школы со схоластическим преподаванием, не отвращал детей от занятий, а должен был возбуждать в них радость, превращая овладение знаниями в приятное занятие, позволяя пройти путь к вершинам наук играючи, без побоев, скуки.

Он предлагал учебные игры, учебные пьесы, написал книги «Школа-игра», «Школа-театр». Школа, по Коменскому, – дом радости. (Много говорит о радости познания и Сухомлинский, он называет чувство радости светлым ручейком, питающим реку мысли).

Откуда же человеку черпать истинные знания для жизни, самовоспитания и воспитания детей? Коменский всю свою образовательно-воспитательную теорию строит на природосообразности – он ищет и находит в природе ответы на важные вопросы жизни – ведь кто, если не природа, её создательница и поддержательница, может подсказать лучшее решение?

Не случайно в русском языке слова «род» и «природа» однокоренные, и если род, по сути, – цепочка поколений, связывающая нас кровными узами со Всевышним (иначе откуда взяться в детях образам Творца?), то природа – то, что создано Всевышним для Рода (приставка «при» в русском языке имеет значение присоединения), то есть то, что находится при роде человеческом, для помощи, подсказок ему и поддержки его.

Коменский черпает из природы примеры нравственности и благочестия – его «Великая Дидактика» изобилует сравнениями хороших человеческих качеств, например, с плодородным полем, засеянным ценными растениями; борьба же с сорняками подразумевает выкорчёвывание всего дурного, что есть в человеке на корню, не давая утвердиться. Примеры садовника, художника, птицы и яйца помогают лучше понять многие правила жизни человеческой, лишь пронаблюдав их и перенеся из жизни природы.

Можно брать пример с природы. Природа непрестанно трудится, «начав что-либо, природа не останавливается, пока не доведёт дело до конца», [1, с.90], «природа тщательно избегает всего противоречивого и вредного», [1, с.91], и др.

По Коменскому, в воспитании нравственность, безусловно, должна быть на первом месте, знания нельзя ставить на первое, ибо (воспользуемся природосообразным примером самого Коменского) нельзя возвести крепкое здание без предварительно подготовленного качественного фундамента. «Укротители коней сперва обуздывают коня железными удилами и добиваются повиновения, а потом обучают его той или иной поступи. Следовательно, правы Сенека, говоря: „Сперва учись хорошим нравам, а потом мудрости, которая без хороших нравов усваивается плохо“, и Цицерон: „Нравственная философия подготовляет умы для восприятия посева“ и пр». [1, с.93].

При этом его девиз: «Никакого насилия над человеком!», который возьмут за правило и другие классики педагогики, в том числе Сухомлинский: «Если вы хотите, чтобы в нашей стране не было преступников… – воспитывайте детей без наказаний». Коменский, развивая идеи гуманистической педагогики, писал: «Академические учебные работы будут продвигаться вперёд легко и успешно, если каждый посвятит себя тому виду занятий, к которому, как это можно заключить по верным признакам, его предназначила природа. Ибо по природным дарованиям один является музыкантом, поэтом, оратором, физиком и т. д., в то время как другие более склонны к богословию, медицине, юриспруденции».

Для улучшения обучения Коменский первым ввёл принцип наглядного обучения, издав иллюстрированный учебник «Мир чувственных вещей в картинках». Он создал пансофическую школу (кабинеты физики, механики, естественно-исторических наук, кабинет биологии и пришкольный сад). Нечто подобное было создано В. А. Сухомлинским в его знаменитой Павлышской школе.

Важна и актуальна до сих пор идея Коменского: «Сообщить ученикам не отдельные, разрозненные знания, а систему знаний, энциклопедию, которая могла бы связно удержаться в памяти, снабдить сведениями о самом основном в каждой науке и сделать учащегося универсально образованным человеком». Он писал: «Если из наших знаний исключить то, что менее необходимо, то у нас было бы в распоряжении по меньшей мере вдвое больше времени и мы затрачивали бы вдвое меньше труда. Надо уметь отбирать только нужное». Коменский считал, «что все имеющее между собой связь должно быть преподаваемо одновременно, параллельно друг с другом».

В природе ведь не существует ничего, что не было бы каким-либо образом связано с чем-то другим, подобно мозаике, которая состоит из взаимоскреплённых фрагментов!

Не менее возвышенными религиозными взглядами отличался И. Г. Песталоцци, который уже с юности проникся искренним желанием облегчить участь крестьянских детей, которые были лишены элементарных возможностей для физического, умственного и нравственного развития. «…Идеалы Просвещения, которыми он увлёкся, соответствовали его религиозному мировосприятию, которое «ставит всех христиан в самые близкие взаимоотношения чистейшего и теснейшего братства…«», [2, с.7].

Песталоцци писал, что сначала хотел стать христианским священником, но, познакомившись с произведениями Руссо и проникнувшись ими, решил посвятить себя «благотворному для народа кругу деятельности… нести улучшенные и упрощённые средства обучения народа в каждую семью», [2, с.9]. Его идея «народного образования» ставит целью, ни много ни мало – произвести гуманизацию и облагораживание человеческого рода, решив задачи, поставленные разумом. Всего себя и всю свою любовь Песталоцци отдаёт детям, проводит среди детей всё время, когда это возможно.

«То, что собственно принадлежит мне в моих стремлениях, идёт… от первых порывов моей любви к народу и детям. Эта любовь в сочетании с моей мечтательностью и неприспособленностью ко всяким практическим и житейским делам составляла особенность моего характера, она же на протяжении всей моей жизни определяла и должна была определить всё своеобразие моей судьбы», [2, с.10].

Преисполненный любовью и верой, он творит дело своей жизни: «…большой и серьёзный опыт убеждал меня каждодневно, что при наличии чистой и бескорыстной любви… даже не столь великие усилия, направленные на… воспитание, несут в себе благодать. При противоположном же направлении духа даже самые блестящие заведения для народного образования… построены на песке…», [2, с.51].

Терпя голод и материальные трудности, ни на шаг не отступает от своей воспитательно-образовательной миссии: «…я сам жил как нищий для того, чтобы научить нищих жить по-человечески», [2, с.12], «…Любовь и здесь придаёт слабому могучие силы, а отсутствие любви и здесь подтачивает их у сильного», [2, с.51]. В этом он не раз утвердится, – сам он считал себя человеком неприспособленным к житейским трудностям, но, несмотря на то, что многие его проекты потерпят крах, ничто не смогло сломить в этом человеке любовь и веру в ценность его идеи для людей!

Нельзя не отметить особое отношение Песталоцци к развитию нравственности у воспитанников. «Определяя задачи народной школы, Песталоцци выделил особую роль нравственного воспитания, поскольку конечные результаты школьного образования… призваны осуществить общую цель воспитания – „формирование истинной человечности“», [2, с.25]. Главное – воспитание человечности, Человека. Нравственность – одна из трёх первоочерёдных воспитательных основ для Песталоцци, в нравственном отношении он воспитывал «самодеятельность любви, в умственном – самодеятельность мышления, в физическом – самодеятельность тела», [2, с.22], однако не рекомендовал усиливать только одно направление, нарушая таким образом природосообразную гармонию развития – с горечью наблюдает он картины традиционной школы, где «никто не помогает им [детям] повседневно упражняться в умении правильно узнавать вещи и делать вывод…, однако во всех углах имеется сотня людей, которые готовы детям объяснить логические правила, …показывающие, как они думали бы, если бы умели думать», [2, с.149].

«Хотя сила природы неудержимо ведёт к истине, но в её руководстве нет косности. Трели соловья раздаются в глубоком мраке, и все предметы природы пребывают, наслаждаясь полной свободой; нигде нет и тени навязчивого порядка. Если бы в способе обучения, которым пользуется природа, имелся принудительный и застывший порядок, то и она воспитывала бы односторонность и человек не мог бы всем своим существом легко и свободно воспринимать её истину», [2, с.70]. —

В своем сочинении «Лингард и Гертруда» Песталоцци развивал идеи о гуманном характере воспитания, доброжелательном отношении к детям, привитии им сочувствия и сострадательности к людям как основы их нравственного развития.

В поисках гармонии, Песталоцци обращается к природе. В своём методе он использует только природосообразные принципы. Своеобразие метода заключается в том, что «в процессе обучения откладывается на более поздний срок применение всех вообще искусственных приёмов, которое не вытекает непосредственно из наших ещё не сформировавшихся природных задатков, а соответствует более позднему, более высокому уровню развившихся из этих задатков способностей», [2, с.124].

Традиционная образовательная система была и часто бывает подобна тому садовнику из древней притчи, который, мечтая собрать богатый урожай со своих полей, выходил ночью и вручную подтягивал маленькие, едва показавшиеся из земли росточки. «Механизм природы во всём своём объёме совершенен и в то же время прост. Человек, подражай ему! Подражай этой деятельности совершенной природы, которая из семени громадного дерева сначала выгоняет незаметный росток, а затем, путём таких же незаметных, но из часа в час, из суток в сутки постепенно накапливающихся приращений сначала создаёт основу ствола, затем основу главных, затем мелких ветвей – и так до конечных побегов, на которых висит сменяющаяся листва», [2, с.103].

У Сухомлинского читаем: «Опыт подтверждает, что в классе не будет ни одного неуспевающего по математике ребёнка, если „путешествия“ в природу станут подлинной школой умственного труда», [4, с.81].

Природосообразное воспитание народа, трудовое воспитание, воспитание культуры, нравственности и добродетели, возвышенности и величии духа – всё это Песталоцци закладывает в основу своего метода, всегда подчёркивая преимущество высоты человечности над высотой социальной и материальной: «…если у людей, находящихся на высоте, нет человечности, они будут окутаны мраком, в то время как люди, воспитанные в бедных хижинах в духе человечности, будут сиять светом истинного, возвышенного, умиротворяющего человеческого величия», [2, с.73].

Как и знаменитые предшественники, К. Д. Ушинский был сторонником гуманистического подхода к воспитанию.

Он был убеждён в важности и даже в основополагающем значении воспитания чувства народности: «…народность является до сих пор единственным источником жизни народа в истории. В силу особенности своей идеи, вносимой в историю, народ является в ней исторической личностью. До настоящего времени всё развитие человечества основывается на этом разделении труда, и жизнь историческая подчиняется в этом отношении общим законам организма. Каждому народу суждено сыграть в истории свою особую роль, и если он позабыл эту роль, то должен удалиться со сцены: он более не нужен… Народ без народности – тело без души», [3, с.37], и стремится в воспитании укреплять учеников в знании истории русского народа, познании народного духа и характера, изучение Родного языка. Воспитать беззаветно преданного своей Отчизне человека, каким был и сам Ушинский. Вот его слова о цели собственной жизни: «…сделать как можно более пользы моему Отечеству – вот единственная цель моей жизни…», [3, с.8].

Ушинский полагал также, что есть общая основа, на которой должен строиться воспитательно-образовательный процесс для любого человека вообще, независимо от его народности и национальности. Этим религиозным «базисом» он признаёт духовные основы, воспитание совершенства христианской нравственности: «Есть только один идеал совершенства, перед которым преклоняются все народности, это идеал, представляемый нам христианством. Всё, чем человек, как человек, может и должен быть, выражено вполне в Божественном учении, и воспитанию остаётся только, прежде всего и в основу всего, вкоренить вечные истины христианства. Оно даёт жизнь и указывает высшую цель всякому воспитанию, оно же и должно служить для воспитания каждого христианского народа источником всякого света и всякой истины. Это неугасимый светоч, идущий вечно, как огненный столб в пустыне, впереди человека и народов; за ним должно стремиться развитие всякой народности и всякое истинное воспитание, идущее вместе с народностью», [3, с.38].

Здесь, однако, попробуем понять мысль Ушинского глубже. Христианство и другие религии, безусловно, внесли свой вклад в укрепление нравственных и духовных ценностей, но это не даёт религиям право считаться родоначальниками Божественных истин, нравственных и духовных. Нравственность, благородство, духовные основы – безусловно, являются вечными истинами, однако появились раньше христианства и существуют со времён возникновения природы – ведь именно природа являет собой изначальный идеал красоты и нравственности, – не случайно все классики педагогики, включая Ушинского, обращаются именно к природе в поисках истины.

Проблемы нравственного воспитания представлены у Ушинского как общественно-исторические. В нравственном воспитании он отводил одно из главных мест патриотизму (исключающему шовинизм), требует воспитания гражданского долга – «высказать смелое слово истины» против гнёта и насилия. Его система нравственного воспитания ребенка исключала авторитарность, она строилась на силе положительного примера, на разумной деятельности ребенка. Ушинский требовал от учителя развития активной любви к человеку, создания атмосферы товарищества.

Безусловно, разделяя религиозные взгляды Коменского и Песталоцци, Ушинский понимает, что современное ему российское и европейское общество с большой скоростью от природных нравственных и культурных идеалов отдаляется. Меркантильное, потребительское направление уже в то время проникло во все сферы общества, не избежали этого ни наука, ни школа – таким образом, происходит поиск средств для удовлетворения материальных потребностей человека, который вытесняет с первого места науки нравственные и философские. «Всякая школа, прежде всего, должна показать человеку то, что в нём есть самого драгоценного, заставив его познать себя частицей бессмертного и живым органом мирового, духовного развития человечества», [3, с.84].

В обществе смещаются главные религиозные и философские истины, вместо них утверждается и прорастает психология потребления – «Я есть это тело», вместо «я есть вечная душа, а тело – лишь хижина души». «Философия, ещё недавно игравшая такую важную роль в умственном образовании Европы, сошла с первого плана и уступила своё место безобразному учению материалистов, силящихся создать систему, в которой мог бы найти успокоение человек, позабывший в промышленных хлопотах, что у него есть душа», [3, с.83].

Как то, что описывает классик, похоже на современную ситуацию! По-прежнему материалистичные ценности доминируют в обществе, более того, навязываются людям уже с детства, через мультфильмы, СМИ. В редких школах можно встретить заботу в первую очередь о душе, нравственности и религиозности, культуре учеников. Не прислушиваясь к мнению классиков, многие педагоги «новаторы» создают различные системы обучения всевозможным знаниям, которые в большинстве своём не только не развивают природных нравственных добродетелей, но часто вредны для развития ребёнка, тормозят его развитие. Детям даются многие знания, но не даётся то, что должно питать их вечное существо, их души. Происходит то, о чём предостерегал Аристотель: «Кто двигается вперёд в науках, но отстаёт в нравственности, тот более идёт назад, чем вперёд», и говорил Д. И. Менделеев: «Знания без воспитания – меч в руках сумасшедшего». Л. Н. Толстой тоже обращает к этому наше внимание: «Важно не количество знаний, а качество их. Можно знать очень многое, не зная самого нужного».

Таким образом, неудивительны и даже ожидаемы слова Ушинского о людях, в массе своей получивших именно такие образование: «… серьёзный разговор в гостиных и даже в домашних дружеских кружках сделался почти невозможным, или, по крайней мере, чем-то странным и неприличным», даже «…не только серьёзный разговор, но и серьёзный взгляд на жизнь считается неприличным…», а молодёжь, глядя на пример взрослых, считает достойным «говорить серьёзно только о папиросах или перчатках», [3, с.85].

Подобно Коменскому, говорившему о необходимости обучать не отдельным разрозненным знаниям, но давать мозаичную систему знаний, Ушинский продолжает: «Не науки должны схоластически укладываться в голове ученика, а знания и идеи, сообщаемые какими бы то ни было науками, должны органически строиться в светлый и, по возможности, обширный взгляд на мир и его жизнь. Каждый класс, начиная с самого младшего, должен иметь своё округлённое миросозерцание, доступное возрасту учеников, и в центре этого мира, отразившегося в детской душе, должна блестеть, как Солнце, всё освещая и согревая, нравственная, гуманная… идея», [3, с.150].

А для утверждения нравственных идей, совести в собственной жизни и окружающем мире – мало слушать о них, необходимо приучить себя к труду, физическому и умственному, во имя высоких идеалов. Расширять своё миропонимание, ощущать себя здоровой клеткой, которая трудится во благо своего рода, целого народа, человечества, природы и всего сущего в целом.

«Труд, как мы его понимаем, есть такая свободная и согласная с христианской нравственностью деятельность человека, на которую он решается по безусловной необходимости её для достижения той или другой истинно человеческой цели в жизни», [3, с.73]. Чем более осознанно живёт человек, тем большую ответственность готов принять в своей жизни, больше готов трудиться, как бы тяжело ни было.

«Труд, конечно, бремя, но бремя, без которого возможное соединение человеческого достоинства и счастья невозможно, – бремя, которое должен нести человек, если хочет прийти к тому невозмутимому спокойствию, к которому призываются только трудящиеся и обременённые», [3, с.89].

В. А. Сухомлинский говорил: «Преодоление трудностей во имя самоутверждения человека, осознание и переживание красоты борьбы с трудностями – это могучий воспитатель совести… очеловеченный труд – труд во имя счастья и блага людей», [4, с.203].

Больших душевных сил стоит предпочесть материальным наслаждениям труд ради высокой цели, поэтому классики педагогики большое внимание уделяют умеренности во всём, которая способствует пониманию бренности материального мира перед вечными ценностями. И чем богаче человек и выше по социальной лестнице, тем больше у него соблазнов свернуть с нравственного пути и предаться наслаждениям иллюзорного материального мира. «Чем выше поставлен человек в обществе, тем более воспитание должно стараться увлечь его красотою и глубиною содержания мысли, идеи; тем прочнее должно оно укоренить в душе его убеждения, что всякая пышность и блеск есть только мишура, стоящая многих сил, времени и денег и не имеющая никакого значения в истории, ни для благоденствия народа, ни даже для счастья того, кто окружает себя этою пышностью, этим блеском», [3, с.49].

Чтобы иметь определённую высоту помыслов, человек должен быть свободен от подобного рода зависимостей, соблюдать определённые добровольные ограничения. Так, Песталоцци очень большое внимание уделял питанию, чтобы оно не стало предметом вожделения учеников, рекомендовал не употреблять специй, есть более пресную еду и пить больше холодной воды, тем самым охлаждая вкусовые рецепторы языка.

Того же мнения он был и об остальных внешних чувствах: «Общее совершенствование внешних чувств без интенсивных упражнений в преодолении всех желаний, связанных с ними, легко может сбить с правильного пути», [2, с.75].

Их мнение едино с мнением Коменского, считавшим, что умеренность и воздержание стоят в воспитании на первом месте, так как «…это основа здоровья и жизни и мать всех остальных добродетелей», [1, с.35], а также «Нужно обращать внимание на то, чтобы аппетит не возбуждался искусственно какими-нибудь тонкими кушаньями и лакомствами. Ведь это смазанные повозки, на которых возят больше, чем необходимо, это приманки, ведущие к обжорству», [1, с.35].

Какое тонкое понимание истоков вещей! Действительно, о каком нравственном, интеллектуальном, физическом развитии может идти речь, о каком полёте мысли и высокой цели, если человек «приземляет» своё сознание чрезмерным количеством еды или чрезмерным стремлением к внешнему лоску закрывает себе дорогу к духовному восхождению!

Всякая чрезмерность и невоздержанность вызывает праздность и лень, которую мудрецы не зря испокон веков называют «матерью всех пороков».