Читать книгу Память. Стихи, песни, посвящение - Илья Кузнецов - Страница 3

Ночь взялась желтоглазым рассветом

Праздник скомкан, в квартирах затих.

Разбрелись по предместьям поэты

Прошлогодний дописывать стих.

Утро бродит меж крыш серой тенью,

Как колодцы, дворы глубоки…

Я и время – мы суть и теченье

Переменчивой быстрой реки.

Было так, что, наивно беспечен,

Не ступив на познанья порог,

Веря в сказки, ты верил, что вечен

Целомудренный детский мирок.

Но вода эта, взявши однажды,

Скорым током меж вех понесла.

Так прорезался разум, что важен,

Словно два коренастых весла.

Стали годы – усталое счастье;

Стала знания горькая суть.

Миг, течению кратко причастный,

Как и малую пядь, не вернуть.

Очарован мгновенной игрою

В долгом шторме движений и слов,

Не приметишь, не вспомнишь, не скроешь,

Как теченье тебя унесло. —

Вот, явившись еще раз на деле,

Ветер времени в дом заглянул

И к ногам моим с праздничной ели

Золотистые иглы стряхнул.

Отгулялся ветер

Ночь тепло – ясна.

В снег зеленым светом

Пролилась луна.

Белая равнина

Дремлет под луной,

Скована незримо

Чуткой тишиной.

Лес темнеет сонно,

Замерли поля,

И в тиши бездонной

Дремлет, спит земля.

Только редко – редко,

Отряхнув тайком,

Вдруг обронит ветка

Тяжкий снежный ком.

По лесу пройдет вздох,

В поле зазвенит,

И пустынный воздух

Долго звук хранит.

Мне октябрь в лицо дохнул

Блеклым ветром с застывшей просинью.

Стаей туч, как крылом, взмахнул,

И остался – слезливой осенью.

Холодна чернота ночей.

Больше песен в лесу не будет;

Лишь бездушный болтливый ручей

Влажный воздух поутру разбудит.

Сентября потускнела парча.

От земли пахнет прелью морозной,

И беспомощно наги торчат

На лугу у опушки березы.

Редок, редок на них сирый лист:

Ветер рвет его, дождь его хлещет…

Так на старости, вьюг чуя свист,

Одинокое сердце трепещет.

На полях ни души. Тишина.

Только изредка дрогнет пугливо,

У межи позабыта одна,

Ячменя поседелая грива.

Снится ей снеговая даль,

Колдовской лунный свет над равниной,

И стремящаяся печаль

По ночной дороге пустынной.

Эй, путник! Куда ты спешишь в эту ночь?

Зачем от приюта торопишься прочь?

Ведет тебя в жизни слепая стезя,

Куда и зачем – догадаться нельзя.

Октябрьский ветер гудит среди крон,

Над миром неся неразборчивый стон —

Стон темных, забытых, ушедших веков.

То силы мятутся, восстав из оков,

Те древние силы могучей земли,

Что в мрак мирозданья бесследно сошли.

Их глас бессловесный тоскливо поет

О том, что сегодня в боренье живет,

Покорно закону неведомому,

А к утру в борении сходит во тьму;

И день сиротливо крадется меж туч,

Неся от ушедшего имени ключ.

Уносит – и темень приходит опять,

Чтоб новое сердце бесстрастно забрать,

Чтоб срезать безумно дрожащую нить,

Чтоб свет непокорный на мрак заменить…

А утром пройдет очистительный дождь.

Он смоет последнюю горечь и дрожь,

И, влажным покровом подернув обман,

Над миром прольет первобытный туман.

Промозглая мерзкая слякоть

И ветра осеннего ложь…

С утра принимается плакать

Намокшими хлопьями дождь.

Угрюмые черные крыши

Нахмурили серую мглу;

Обрывок цветастой афиши

Расплылся на мокром углу.

Земля ли, асфальт или камень —

Все в лужах, со снегом и без;

И тополь цепляет руками

Тяжелые тучи с небес.

Сырою бесцветною дымкой

Набряк неприкаянный день.

Контрасты, шумы – невидимки

Уходят по сумеркам в тень.

Вот вечер. Когда был он начат?

Все – зябкая, зыбкая дрожь;

И плачет, и плачет, и плачет

На снеге замешенный дождь.

Еще вчера был вечер черный,

Морок и слякоть, снег и дождь,

И день, простывший и никчемный,

На скудный траур был похож.

Потом всю ночь во тьме терзался

И рвал с небес густую хмарь

Безумный ветер; и метался

Во мгле испуганный фонарь.

Земля глядела – не глядела,

Воздев незрячие глаза,

А дождь безжизненное тело

Купал в проснеженных слезах.

К утру все стихло. Скорбным самым

Стенаньям ветра Бог внемлил,

И пал порошей белый саван

На воспаленный труп земли.

Вечер. Снег. Седая сказка

Незапамятных времен.

Тишины немая ласка —

Шелком свернутых знамен.

Вьются алые метели

Где – то в дальнем далеке,

Бред горячечной постели,

Нервный рваный ритм в строке, —

Здесь же дни идут за днями

В неколеблемой тиши:

Тихо брезжит жизни пламя

В алтаре твоей души;

И, раздав дневную краску,

Тем, кто в тихий край влюблен

Шепчет снег седую сказку

Незапамятных времен.

Что хранят построек старых стены?

Отчего пред ними иногда

Оживляет канувшие сцены

Дней минувших мутная вода?

Бьется память в каждом камне кладки

О руках, истлевших, но живых;

И слепые окна помнят складки

Под асфальтом скрытых мостовых.

И на миг застыв, я слышать волен,

Как плывет сквозь толщу древних лет

Звон давно умолкших колоколен —

Благовест утраченных побед;

И фигуры тех, прошедших Лету,

Видеть в сумерках былого дня,

Чью судьбу, как старую монету,

Время мне подбросило, маня.

Протяну я руки, чтоб коснуться

Их одежд – ведь это явь, не сон! —

Позову…

Но нет, не оглянутся.

И когда из рук простертых вон

Выскользнет, покинув бреда бремя,

Лиц – теней прозрачная волна,

Я себе скажу: ты прав, и время —

Зыбкая, но верная стена.

В марте, в дни, когда помалу

Сходит с улиц грязный снег,

И зима уже устало

Вьет поземок поздних бег,

Ощутишь острей и ближе,

Как за днем крадется день.

Это время мерно нижет

Вековую жизни сень.

Что за ней? – За нею много,

Что кому и для кого:

Кто за тучей видит Бога,

Кто звезду, кто ничего.

Что увидим, тем и живы.

Только небо все одно;

Неизменные мотивы

Льются в каждое окно.

Их любой покорно слышит,

Хоть не каждый их поймет.

Выпьет тот, кто смотрит выше,

Бытия горчащий мед.

Станешь пить – омой ладони:

Старый сок игрив и строг. —

Еле – еле хмелем тронет,

И толкает за порог.

Не заметишь – не вернешься,

Не оставишь – не найдешь…

Как из детства, окунешься

В новый, сильный, летний дождь,

И в едином новом свете

Станешь видеть все вокруг

Через вечный вешний ветер.

Видишь? Знай: живешь, мой друг.

Будем жить, покуда живы!

Что там дальше может быть?

Будем тратить день счастливый,

Будем верить и любить!

Ожидание, поверьте,

Есть последнее из дел:

Ждал любви – дождался смерти;

Смерти ждал – остался цел…

Все на свете преходяще.

Вспоминай об этом чаще,

Чтоб на чувство не скупиться

В ожиданье синей птицы.

Мало проку в том, что было,

То, что будет – далеко.

Если сердце не остыло,

Все, что нынче не постыло,

Трать свободно и легко.

Так давайте эту радость,

Что у нас сегодня есть,

Разделить сочтем за честь,

Чтоб познать минуты сладость;

И, отбросив опасенье,

Жизнь изведаем сполна,

Словно сладость опьяненья…

Ждать? Ну, нет. Еще вина!

За звуком – звук, за каплей – капля,

Из крана падает вода.

Ночь. Тишина. Свет лампы. Капли.

Пульс, ощущаемый всегда.

За кругом – круг, за меткой – метка,

Измерен черный циферблат.

Пружинки мечется розетка:

Вперед – назад, вперед – назад.

Перевести в окошке числа.

Вот так. Теперь считает Март.

И каждый миг исполнен смысла,

И зреет будничный азарт.

Прыжок секундной стрелки – семя,

Вот – вот проклюнется росток.

А меж корней струится время,

Тугой, безудержный поток.

На дне его дрожит пластинка:

За кругом – круг, за кругом – круг.

И капли падают, как льдинки:

За стуком – стук. За звуком – звук.

Что прячется в свете?

Ветер.

Что дышит в земле?

Хлеб.

Что старше, чем города?

Вода.

Кто может за всех страдать?

Мать.

Соткал ли ты полотно?

Оно – из нитей – основ,

Из тех, что в себе – сами…

Но будет еще – пламя…

Так принято под луной.

А что выше луны?

Сны…