Читать книгу С Райкой - Илья Либман - Страница 7

В час следующего дня они поднялись по трапу 2-х этажного самолета. Свободных мест было много. Райка сказала, что она не выспалась и с нетерпением ожидала взлета. Малыш крутил ручки персонального телевизора, встроенного в спинку кресла перед ним, но еще ничего не показывали. Когда двигатели загудели, пристегнутая Райка уже видела второй сон, а Малыш все еще озирался по сторонам – все-таки не каждый день он покидал Европу.

Через пару рядов впереди Малыш вычислил русскую семью из 4-х человек и бабушки. Когда отец семейства пошел в туалет, Малыш решил дать случаю их познакомить. Мужчина переминался в очереди и смотрел в англо-русский словарь. Малыш достал точно такой же романовский из кармана и как заговорщик посмотрел на мужчину. Тот улыбнулся ему как хорошему знакомому и спросил:

«Каким методом вы пользуетесь для запоминания слов?»

Малыш умственно примерил несколько версий вранья и предложил такую:

«Я обычно читаю текст, и те слова, о значении которых догадываюсь, записываю, а потом проверяю и запоминаю, а незнакомые слова, к сожалению, ждут своей очереди быть догаданными.»

Мужчина, видно, был не готов к такому ответу на высоте 27000 футов над уровнем моря и спросил другое:

– Куда летим?

– В Филадельфию.

– А кто у вас в Филях?

Малыш не был снобом, но фамильярностей и хамства терпеть не мог с молодых ногтей: человек первый раз в жизни летит в Америку, но Филадельфия для него уже просто Фили. Малышу всегда претило, когда какая-нибудь беззубая бабка по-родительски называла Аллкой певицу Аллу Пугачеву. Ему Пугачева была никто – ему был важен момент уважения к личности. Понятное дело, что всякая такая фамильярность рождена предельной завистью. Малыш такого не любил и прохладно отвечал, что у его жены в городе семейный бизнес.

– Давно женаты?

– Вторую неделю, а вы?

Мужчина сразу сник и шмыгнул в туалет.

Через несколько часов полета Малыш обалдел от всех этих фильмов и сериалов, музыки и объявлений. Проснувшаяся Райка заказала ему двойной коньяк, но спать не дала, засунув свою руку ему под одеяло.

Когда они подлетали к Нью Йорку, Райка спросила малыша, как бы он хотел добираться до Филадельфии – самолетом, экспресс-автобусом или на рентованной машине. Он никогда не слышал от Сверхкондиционной ничего подобного. И вовсе не потому, что им не надо было в Филадельфию. Просто сам момент выбора был аннулирован. Все было решено без его вмешательства и пожелания.

Сверхкондиционная не делала умышленного зла, но первое и единственное право выбора всегда было только за ней.

Малыш поймал себя на мысли, что Райка терпеливо ждет от него ответа и сказал, что самолета ему хватило на сегодня, в автобусе будет пахнут индустриальными моющими средствами все 2 часа и 45 минут, и поэтому рентовнаная машина –лучшее средство доставки их тел.

Они прошли через 2 различные таможенные очереди, но встретились около каруселей, на которых кружились чемоданы приехавших. Малышов чемоданец был небольшим по размеру и был сделан из добротной свиной кожи. Он был весь обклеен переводными картинками, напутственным подарком Малышова сына.

У Райки было много багажа, но в конце концов они все выловили и выкатились на площадку, где их уже поджидала рентованая машина.

Райка непонятным Малышу путем определила по какому из лепестков-дорог им надо ехать, и они помчались. Малыш смотрел в окно. Все перед глазами у него кружилось. Они меняли полосы, кого-то подрезали, им даже сигналили вслед. У Райки на лице застыла улыбка камикадзе – она срослась с этой рентованной машиной. Где-то через час, когда они уже вышли на прямую скоростную дорогу, она сказала ему, что устала, и теперь его очередь рулить.

Малыш молчал от ужаса и стыда: он не водил машин, да и прав у него на это не было. Но сказать такое Райке он не мог: она и сама не дурочка и понимает, что он и кто он.

Они заехали в очередную зону отдыха, и Райка остановила машину вдали от других. Она сказала Малышу, чтобы он сел за руль и попробовал поделать повороты. Малыш не решился задавать никаких вопросов, а делал, что ему говорили.

Через 20 минут они ехали дальше по направлению к Филадельфии.

Часам к 10 вечера они въехали в город.

Дом, в котором жила ее бабушка и дедушка выглядел Малышу гигантской дачей детского сада или пионерского лагеря.

Райка сказала, что они побудут здесь недолго – она только познакомит его с родней, они перекусят и поедут дальше.

Бабушка не выглядела бабушкой такой взрослой внучки. Она была высокой и стройной женщиной с копной рыжих волос, а дедушка не выглядел старше, чем Малышов отец.

Никто, конечно, не тискал Малыша в объятиях. Он объятий и не ожидал.

Бабушка вынесла блюдо с бутербродами и предложила им воды или пива.

Малыш еще никогда не пробовал хваленого американского пива, рекламу на которое видел в журналах. Он выбрал пиво.

Райка глянула на него прищуренным взглядом, а бабушка предложила выбор из нескольких сортов.

Малыш всегда выбирал второе по порядку перечисления, но этот раз ему не повезло: ему дали маленькую бутылочку Root beer.

Райка засмеялась, когда лицо Малыша перекосило после первого глотка. Оказалось, что это было вовсе не пиво общепринятого характера, а какая-то сладкая мерзость.

Малыш сказал себе, что нужно будет выучить все местные напитки, чтобы не попадать впросак и не отравить себя непредумышленно.

Бабушка расспрашивала Райку про полет, про ее планы, про ее здоровье и про деньги.

Райка называла бабушку наной, хотя ту звали Зельдой.

Малыш понял, что его появление в их семье не одобрено единогласно.

Потом снова появился дед, которого звали Нил. Он уселся за столом напротив Малыша, не брал себе никаких бутербродов с блюда, а пристально смотрел на Малыша – как тот жует.

Малыш ему улыбался улыбкой номер 3, которая значила: вы меня еще не знаете, но вы меня еще узнаете. Такие улыбки оставляют широкие возможности дальнейших взаимоотношений с людьми, которым улыбаешься.

У деда, однако, было каменное лицо. Вдруг неожиданно он спросил Малыша по-русски: «Что будешь делать завтра днем?»

Малыш не ожидал такой неучтивости в такое время суток, но с полным ртом отвечать не стал и сделал вид, что спрашивали вовсе не его и на неизвестном ему языке.

Райка вовсе не думала вставать на его защиту. Ей тоже было интересно, чем все это кончится.

Дед посмотрел на внучку и сказал ей по-английски, что ее lover boy невежлив. Райка сказала, что-то быстро и непонятно. Малыш к тому времени все прожевал и проглотил и с самым тяжелым русским акцентом сказал: «Ай дид нот игнор уор квесчн, бат ай хэд а фул моус оф фуд анд вас нот шур зэт май инглиш вил саунд кохерент то ю.»

Райка покраснела, потому что к тому времени уже знала характер Малыша и видела его на тропе войны.

Нил и Зелда посмотрели друг на друга и начали хохотать сразу громко, но вовсе не оскорбительно. Малыш подумал, что они неплохие люди, если умеют смеяться над кем-то открыто через полчаса после знакомства.

Бутерброды Малышу понравились, все они были с разными сортами копченых и вяленых рыб.

До города Малыш с Райкой добрались около полуночи. Райка позвонила в домофон, чтобы дать знать жиличке, что она идет и открыла дверь своим ключом. Малыш спросил ее на лестнице, разве они будут жить не вдвоем. Райка сказала расстроенным голосом, что ее жиличка не успела еще найти себе другого места и будет жить с ними еще неделю. Малыша, однако такое обстоятельство вовсе не смутило. Дверь им открыла женщина в ночной футболке с изображением спящей коровы по вертикали. Райка познакомила их. Женщину звали Хилари. Она была биологом, безработным доктором наук.

Вместо того чтобы идти спать, они втроем уселись на кухне пить чай. Малыш тогда подумал в первый раз, что третий англо-говорящий человек был бы в его жизни совсем не лишним: женщины говорили между собой о всяком. Малыш понимал примерно треть слов и ноль смысла.

На другой день Райка разбудила Малыша около восьми утра, и они поехали в какой-то офис делать ему документы.

Малыш стоял, восхищенный действиями Райки: она терпеливо объясняла в который раз обстоятельства его появления в таком возрасте в таком офисе. Они заполнили дюжину бумаг и прилично оба устали от бюрократии.

Потом Райка сказала, что ей надо показаться на кафедре в универе, сунула Малышу каких-то денег и бумажку с их адресом в руку и исчезла.

Апрель в Филадельфии был полу-летним месяцем. Малыш ходил около небоскребов и то и дело задирал голову. Иногда он считал этажи и, чтобы не сбиться со счету, указывал на этажи пальцем.

Таким своим поведением он привлек внимание к себе одного бездомного мужчины. Тот сидел около своей корзины на колесах, наполненной множеством пластмассовых мешков с чем-то.

Мужчина начал разговор с Малышом вопросом о времени. Понятия бездомности, пространства и времени были взаимосвязаны. Малыш в то время мало знал о бездомности и еще меньше о пространстве и времени. Он показал мужчине циферблат своих золотых часов – разбирайся, мол сам, но время бездомного уже так не интересовало – ему стал интересен сам хронометр.

Малыш, уверенный, что бездомный его не поймет, и положение того не лучше, чем ничейной собаки, обратился к нему по-русски. Он сказал ему, что излишняя беспечность в юные годы приводит к такому состоянию дел в дальнейшем курсе жизни: вот если бы он не пропускал уроки и к чему-нибудь стремился, то не оказался бы сейчас на улице. Бездомный слушал Малыша и на всякий случай отодвинулся от него подальше. Ему слышно было, что в Малышевой речи попадались агрессивные нотки. Малыш закончил свой монолог вопросом по-английски: «Аre you married?» От такого вопроса бездомный сразу заспешил. Малыш ему вслед прокричал: «But I am»

Когда Малыш надышался апрельским воздухом, то решил идти домой пешком. Он знал, что это не должно быть так далеко – несколько автобусных остановок.

По дороге его посещали различные мысли о жизни: как и что он будет делать.

В самолете из Хельсинки он сказал Райке, что мог бы переводить русские народные сказки на английский. Райка согласилась и заметила, что для этого надо найти заинтересованное издательство – иначе это занятие не имело бы смысла. Малыш думал, что толку иметь издательство, если ему нечего будет там показывать. Он решил начать перевод чего-нибудь легкого сегодня же вечером. Еще он решил, что должен показать себя Райке не тормозом и обузой и поэтому завернул в магазин за чем-нибудь к обеду. К счастью магазин оказался небольшим, но вполне достаточным для покупки продуктов для обеда: 2 четвертинки курицы, манная крупа, несколько картофелин, морковок и луковица и салатные листья и горчица. Вина в магазине не продавали, а покупать неизвестное пиво он не рисковал.

В квартире была одна Хилари. Она стояла у открыыого кухонного окна и курила.

Малыш без расспросов пооткрывал дверцы кухонных шкафчиков и обнаружил за ними разнокалиберные кастрюли в прекрасном состоянии. Он выбрал одну из них для супа.

Хилари спросила его, что он собирается делать с такой большой кастрюлей. Он сказал, что будет готовить фарина-суп с овощами. Она посмотрела на него и покачала головой. Малыш тем временем уже ободрал куриные тушки от пупырчатой кожи. Среди прочего в шкафчиках он нашел непочатые бутылочки со специями и початую бутылку красного вина.

Хилари докурила свою сигарету, но из кухни уходить не спешила. Она следила за действиями Малыша, как следят за руками хозяина голодные животные. Малыш это понял и прибавил немного игры к готовке пищи.

Когда бульон был заправлен всем необходимым, он налил себе в чашку красного вина и отпил пару глотков.

Салатницы среди посуды не оказалось, но был какой-то зеленоватая пластмассовая миска. Возможно, что и для отмочки ногтей для маникюра.

Белое мясо из бульона было пущено в зеленый салат, заправленный горчичным дрессингом.

Хилари закурила очередную сигарету, но выдыхала дым прямо в кухне.

Позвонил телефон. Хилари сняла трубку и через пару слов начала хохотать и давиться собственным дымом. Малыш подумал, что она похожа на извержение вулкана.

Звонила Райка. Она хотела поговорить с Малышом. Малыш рассказал про время проведенное среди небоскребов и поверхностное знакомство с бездомным. Райка в телефоне, похоже было, что смеялась тоже. В конце концов она сказала, что будет дома скоро.

Малыш отмерил шесть мер предстоящего фарина-супа и залил в них четыре меры фарины. Жареный лук придал супу жизнерадостную окраску.

Райка пришла не с пустыми руками, но все уже было на столе готово к употреблению.

Мылышу пришлось подавать пример – он взялся за ложку первым.

Через 40 минут все шесть мер фарины-супа были съедены как и миска зеленогоп салата.

Наконец-то Хилари почувствовала себя немного лишней и сказала, чтобы мытье посуды оставили для нее.

Когда Малыш с Райкой остались вдвоем на кухне, она сказала ему, что все было очень вкусным, но он делать такого не должен, потому что это не помогает ей, а, наоборот, напрягает ее, что даже и на «чужом» поле он замечательный хозяин, а у нее не будет времени заниматься обедами, и такой обед выглядит ей упреком, и она только сильнее привяжется к нему.

Малыш сразу ничего не понял, потому что она от волнения составляла предложения на странный манер. Но потом понял и пообещал, что больше так не будет.

Они поговорили про ее день в универе. Какая-то иструкторша с кафедры ушла рожать, и Райке предложили полную позицию как минимум на 6 месяцев. Малыш слушал ее и думал, что она наверняка возьмет эту позицию, чтобы не заниматься своим диссером, а быть большую часть времени с ним. К тому же это приличные деньги и летом частично оплаченные каникулы. Как раз в этом месте своих размышлений он и услышал ее вопрос: «Ну так что ты думаешь?»

Малыш сказал, что от работы никогда нельзя отказываться, а особенно от такой, что диссер она допишет и защитит в ноябре.

Потом Райка сказала, что звонил дед Нил и спрашивал, когда Малыш хочет приехать, смотреть на дедово хозяйство.

Малыш не был уверен, знают ли родственники об условиях их с Райкой брака – скорее всего, что нет. Поэтому они будут стараться помочь ему вписаться в новую жизнь и быть не только любимым для их внучки, но и кем-то полезным по мере его сил и возможностей. Он подумал, что сейчас как раз правильный момент поговорить с Райкой об этом. Хорошим обстоятельством было, что он сготовил обед.

Мысль обо всем этом пронеслась, как карточная комбинация в его голове, и он повторил эхом за ней: «Ну а ты как думаешь?»

– Я не говорила никому про наши обстоятельства и не хотела бы говорить. Поэтому, думаю, что нужно будет поехать и показать интерес к бизнесу. Я понимаю, что ты не хочешь себя завязывать никакими другими обязательствами, а мой дед непременно предложит тебе делать что-нибудь для компании.

– Этого я и боюсь, что предложит. Я не смогу отказаться и через 10 недель буду частью рабочего организма. Я не боюсь работы, но это было бы не совсем то, что я бы хотел делать в новом месте. Если бы мне сказали, что одним из условий переезда будет работа в определенном месте, я бы не поехал. Потому что в первую очередь я ехал за свободой выбора. Я понимаю, что захоти сейчас получить работу, то не нашел бы ничего самостоятельно в первую очередь потому что у меня нет достаточно языка, чтобы делать не механические туповатые операции. Возможно, что достаточного языка у меня не будет никогда, чтобы заниматься именно тем, чем бы я хотел.

– А чем бы ты хотел?

– Я бы хотел попробовать писать. Точнее я бы пошел на какие-нибудь писательские или сценаристские курсы. Научить писать человека невозможно, но показать способы и приемы необходимо. Я думаю, что к деду поехать нужно, и чем скорее, тем быстрее. Если я придумал, как не попасть служить в Красную Армию, то как открутиться от дедовых предложений и подавно придумаю.

– Чем скорее, тем быстрее – разве так можно говорить?

– Конечно можно: дис из а фри контри.

Это была дежурная фраза русского популярного комедианта в штатах. Райка рассказывала про него в один из своих заездов. Комедианта звали Яков Шмирнофф.

Разговор о жизни однако на этом не закончился, а просто переместился из кухни в спальню. Малыш было уселся в маленькое креслице напротив кровати, но не тут то было: Райка решила не терять напрасно минут и начала раздеваться. Малыш подумал, что это хороший знак, потому что времени было до восьми вечера. Еще он подумал, что может так незаметно здесь войти в роль счастливого мужа, что и действительно им станет.

Вчера в самолете он поймал себя на мысли, что занятие любовью с одним человеком так отличается от другого: с одними это бывает медленно, как полонез или болеро. Нужно перепробовать все позиции и поддержки и не дай бог не в той очередности. К финалу ты можешь придти счастливым, если ничего не забыл и крутился через нужное плечо.

А с другими бывает как рвота, которой не удержать. Тебя и партнера переполняет и рвет в клочья, но от желания. Вы сливаетесь в один организм, держите друг друга и извергаетесь. После припадка проходит сколько-то минут, и вы оба чувствуете, что новый порыв не обманчив и извергаетесь опять.

Лавмейкинг с Райкой был похож на процесс целительной рвоты. Она чувствовала себя все уверенней и безошибочно достигала, чего хотела в считанные минуты. Для нее это был более физиологический акт, чем эмоциональный: по достижении оргазма она вставала с постели и шла заниматься чем-нибудь посторонним. Малыша это немного смущало – от него не требовалось нежности. Но с другой стороны это было неплохо, если ее качество близости с ним случилось на таком уровне. Малыш боялся показывать Райке что-либо новое или другое, чтобы не ставить их обоих в неизвестное положение. Ей было отлично и так. Иногда она бывала так накручена, что успевала все завершить несколько раз и полу шутила: «Что ты там копаешься?». Но такое стало происходить позже.

Райка чистила только зубы и не заботилась ни о чем другом. Вот и в тот раз она пришла со своими университетскими запахами.

Они лежали под махровым халатом на спинах и говорили про завтрашний день.

У нее были дела в универе утром, но потом они могли бы поехать смотреть хваленый Славинский рыбо бизнес. Малыш был согласен на все варианты. Райка говорила ему, чтобы он завтра особенно не помалкивал, а выражал себя как мог.

После этого она встала с постели и стала читать какие-то методические инструкции. Но Малыш не чувствовал себя заброшенным и нелюбимым. Он подумал, что может быть Америка и есть такая продвинутая страна потому, что времени никто здесь не теряет даже на ласки и объемы после дневного секса.

Он дотянулся до книжной полки и вытащил оттуда красочный и тяжеленный том русских народных сказок. Таким томом в его прошедшей жизни непременно придавливали бы квашенную капусту в эмалированном ведре на балконе. От такой мысли кисло ему, однако, не стало.

В комнате их было слишком тепло, но вентиль на батарее отопления был поломан. Приоткрытое окно не слишком помогало с притоком свежего воздуха. Райка сидела как в предбаннике, одетая только в очки. Малыш решил ее пока не отвлекать, а заняться переводом. Он выбрал произведение «Мальчик с пальчик» и перечитал его несколько раз. В голове Малыша замигали лампочками улыбочки от предстоящей истории. Он записал ее на двух листах маминым каллиграфическим почерком и тронул Райку за плечо. Она посмотрела на него довольно отстраненно, несмотря на его наготу и спросила: «Что это – письмо на Родину?»

Малыш пропустил ее ерность мимо ушей, но зарубку все равно сделал.

Райка поняла, что сказала все не так и теперь искупала свою вину – читала вслух и с выражением. Малыш был озадачен – она совсем не смеялась, а ведь должно было быть смешно. Она отложила листки в сторону и поправила очки, как Валерка из Неуловумых: «У тебя получился русский вариант Rocky Raccoon. Выписывай сюда Тихомирова для озвучивания.»

– Это еще не законченный продукт. Это еще перевести надо на язык Шекспира.

Она ничего не сказала, только пожала плечами.

Малыш духом и не собирался падать. Он взял несколько чистых листов и влез в халат. Особого опыта писать по-английски у него не было. Когда-то он писал песни, но англоговорящие люди тех песен никогда не слыхали. Поэтому трудно было судить о качестве когда-то написанного. Тем не менее он сел на подоконник и написал. Как и в первый раз Малыш подошел к Райке и протянул ей листы.

Она хотела было возразить, что уже знакома с материалом, но, к счастью, увидела, что в этот раз написано было на другом языке, чем раньше, и начала читать.

Глядя на ее реакцию, Малыш подумал, что теперь-то, наконец, сработало: Райка очень сильно засмеялась с самых первых аккордов. Она придерживала очки обеими руками и буквально содрогалась.

Малыш не думал, что будет так смешно с самого начала. Он побаивался, что у нее просто не хватит жизненных сил дочитать до конца. Но Райка и не стала дочитывать. Видно инстинкт самосохранения подсказал ей отбросить эти листы подальше от себя, а самой двигаться в противоположную сторону.

Тут Малыш понял, что что-то тут не так. Он понимал про себя, что талантлив, но никогда не думал, что настолько. Малыш было подумал, что людям юмор более доступен на родном языке, но быстро отложил эту истину в сторону – тут было иное.

Райка тем временем доковыляла до кровати и рухнула на нее как подкошенная. Она ничего не говорила Малышу, а просто смотрела на него и хохотала. Когда смех ее перешел в разумную зону веселости, Малыш решил остановить его необычным способом: он лег рядом с ней на кровать, положил свою руку на ее грудь и наблюдал некоторое время, как все это вместе колышется. Райку рука успокоила, и ей сразу захотелось другого.

Через пол-часа она сидела за столом и правила Малышов текст. Иногда ее взрывало неожиданным залпиком смеха, но она справлялась и работала быстро.

К 10 часам вечера рассказ был переписан. Малыш читал его и многое не узнавал в упор. Мало того, теперь он не только не улавливал его смысл, но и смешного не чувствовал совсем.

Райка увидела все это на его расстроенном лице и спокойно объяснила, что выбранная им сказка неудачна, потому что детские издательства ее скорее всего не возьмут: в сказке описывается явное членовредительство, которое подрастающим поколением может быть воспринято буквально, и начнется повальная рубка пальцев с целью обретения маленького друга. Малыш не мог поверить своим ушам, и, если бы не полная уверенность, что Райка хочет ему только добра, он бы подумал, что это говорит ее зависть к его предстоящему успеху. Да, да – иногда Малыш видел себя на коне, коровьей масти, как на пьедестале славы. Но в тот день он Райку выслушал и спокойно ей сказал, мол не будет ли это правильным и честным для них обоих не останавливаться на этой точке и спорить о шкуре не убитого ракуна, а обратиться в места, где их совместное творчество будет оценено профессионалами со всеми исходящими оттуда последствиями.

Райка поняла по непривычной напыщенности его речи, что Малыш очень сердит. Не на нее и не на себя, а сердит на все. Она достала телефонную книжку из своего многострадального ранца и долго в ней копалась. Малышу нечего было больше сказать по сути, а просто так колыхать воздух он тогда еще не любил, и он пошел в душ. Вернувшись в комнату с мокрой головой через четверть часа, он увидел Райку все в той же форме одежды, развалившейся, как поздняя пикассовская модель, со всей вывернутой красотой наружу и болтающей по телефону. В голове его мелькнула мысль, что он, сексуально активный и женатый долгие годы человек, еще никогда не сталкивался с таким зрелищем в своей жизни и что женщин называют загадочными существами не случайно.

Райка помахала ему рукой, как если бы они давно не виделись, или она не хотела остаться не замеченной, и продолжала свой разговор. Перед ней лежал листок бумаги с дюжиной записанных на нем телефонов. Малыш все сразу понял и оценил. Разница со Сверхкондиционной была очевидна: та хоть и скакала быстро, но запрягала безумно медленно и болезненно.

– Завтра мы поедем к деду. Пока он будет тебя обольщать и знакомить, я найду свободный телефон и буду пытаться сосватать тебя в издательства. Все издательства, куда я собираюсь позвонить, расположены в Нью Йорке, так что возможно, что нам придется туда и поехать.

– Так быстро? Может быть стоит перевести еще чего-нибудь типа про сестрицу Аленушку и братца Иванушку или про Огневушку-потаскушку?

Райка притянула малыша на себя и заткнула ему рот ненасытным поцелуем.