Читать книгу Мир вне закона - Илья Новак - Страница 6

Под столом лежали три пустые бутылки, а мы сидели, развалившись в креслах, и курили сигары Муна.

– Еще немного – и попадем в Шелуху, – пробормотал он. – Прямиком туда.

– Шел… Шелуха? – спросил я. – Это еще что такое?

– Оболочка реальности другими словами. Ученые называют ее Клипатом. У всякой реальности она есть. Выполняет функцию отхожего места и одновременно защищает реальность от разрушительного влияния внешних необитаемых полостей Конгломерата. Этакое полупространство, как яблочная кожура, окружающее любой мир. И такое же, как кожура, тонкое.

– И мы, значит, попадем туда?

– Я пошутил. Я вообще люблю пошутить, знаешь ли. Такой уж я человек, то есть гуманоид. А вообще-то там можно очутиться без всяких тахионных потоков и энергетических затрат, просто воздействуя на мозг определенными веществами…

– Вином, что ли?

– И вином тоже, хотя при помощи спиртного проделать такое тяжело. Надо напиваться каждый божий день до умопомрачения, пока извилины не переплетутся. Скорее подойдут разные галлюциногены, природные и химические. Ими можно довести свой мозг до такого помутнения, что вообще никогда уже не выберешься из Шелухи. Будет казаться, что путешествуешь ты по неведомым землям, встречаешь фантастических тварей и переживаешь экзотические приключения, а на самом деле – пролежишь всю оставшуюся жизнь в психушке, кушая бульон через трубочку.

– Психушка – это бедлам, что ли?

– Бедлам?

– Ну, дом для умалишенных.

– Точно, для лишенных ума… В Клипате нельзя жить, невозможно. Это недопространство, полуреальность… Там обитают лишь сущности, эфемерные продукты мыследеятельности, отходы разума, так сказать… Смутные тени неосознанных стремлений и подавленных желаний разумных существ из реальностей.

– Вроде малиновых ящериц и фиолетовых крыс?

– Местный фольклор? Да, что-то вроде того.

Не знаю, почему именно после этих слов, но я вдруг вспомнил:

– Эй, Мун, я наконец сообразил, где раньше видел твою… твое лицо!

Если бы я был менее пьян, то придал бы большее значение тому, как он напрягся, быстро глянул на меня и спросил:

– Где?

– Я рылся в столе Хуансло, искал ключ от шкафа. И кроме всего прочего нашел там стеклянную пластину с изображением… твоим изображением. Объемным.

– А, это… – Он заметно расслабился. – Это всего лишь голограмма. Ну, объемное изображение в стекле. Я сам как-то подарил ее Хлору. Где она сейчас?

– Надо полагать, там же, в столе.

– При случае заберу.

Мы помолчали, и я опять спросил:

– А ты не мог бы показать мне, как работают эти штуковины?

– Камуфляжец – нет. Не потому, что не хочу, а потому, что сейчас просто не смогу. А РД-машина – запросто.

Поднявшись, он нетвердым шагом приблизился к аппарату и поманил меня.

– Смотри… – Макой стал показывать, то и дело сбиваясь и путая кнопки управления.

По мере сил я пытался запомнить, что он говорит и делает, но запомнил мало. Выяснилось, что круглая площадка со штангами и есть то место, от которого расходится деформация и на которое надо встать, чтобы переместиться в другую реальность, а куб из зеленого металла является тахионным уловителем. Мне показалось, что включается машина довольно просто, но, скорее всего, мне это только показалось.

– Датчик, – говорил Мун, – инициируется, если кто-то извне хочет воспользоваться твоей станцией. Импульс проходит через радиомаяк, который отправляет «сигнал-о-прибытии», улавливаемый приемником в часах, а затем достигает автомодуля, который через внутренний контур самостоятельно активизирует автоматику. Вообще, это – сложная стационарная машина большой мощности, но существуют еще малогабаритные деформаторы типа «ПАКЕТБУК», рассчитанные на три-четыре перемещения. Сейчас появились даже микроустройства, одноразовые «дефзонды». Машину надо, конечно, уметь ремонтировать, если там вдруг что-то сломается, но, по-моему, там никогда ничего не ломается. Так что можешь теперь считать себя профессиональным смотрителем. – На этой оптимистической ноте мы вернулись в кресла.

– Что же все-таки делать с регистрацией? – произнес Макой уже совершенно пьяным голосом. – Пока найдется новый смотритель, пока все оформят… А дела мои стоять не могут.

– Зачем тебе нужна эта регистрация? – спросил я. Мой голос, кажется, тоже не был голосом человека трезвого.

– Мне-то она не нужна. Но за этим очень ревностно следит Эгида. Если ненароком выяснится, что я вышел за территорию РД-станции, не зарегистрировавшись, меня могут лишить лицензии и наложить штраф.

– Эгида? Я краем уха слышал о ней там, в ресторане. Что это еще за штука такая?

– Ее не любят, но, как ни крути, она нужна. Это контора, следящая за порядком реальностных деформаций и контролирующая все легальные РД-станции. Ею руководит человек, которого называют Принципал. Главные отделы расположены в мире Зенит, Средоточии Пространств, который считается как бы центральной реальностью Конгломерата… Это, конечно, условно. Зенит еще называют Красными Песками. Слушай, Уиш, а кем тебе вообще приходился Халай? – произнеся последнюю фразу, он посмотрел на меня очень внимательно. – Фамилии-то у вас разные.

– Да никем. Я ж говорил – просто мой скупщик.

– Но ты выдал себя за его родственника?

– Ну да.

– Ага… И как у тебя сейчас с финансами?

– Фи… с чем?

– Деньги, я имею в виду, у тебя есть?

– Ни медяка.

– А предвидятся?

– Я вообще-то надеялся на это наследство. А кроме него…

– Вряд ли Хлор много оставил. Я бы на это не рассчитывал.

– Так мне больше не на что рассчитывать.

Он подумал и провозгласил:

– Уиш, я знаю, как решить твои финансовые затруднения! Тебе надо стать смотрителем РД-станции на Бьянке!

– Как это? – удивился я. – Что ты? Мне – смотрителем?

– А почему нет? Очень приличная должность. Ты ведь получил в наследство дом, землю и личный прайтер Хлора. Правда, ты ничего не знал о прайтере, но ведь это лишь потому, что старик внезапно помер, не успев дождаться твоего появления и ввести в курс дела. Для чего еще он вызывал тебя к се… Да, я забыл, он же тебя не вызывал, ты сам написал то письмо… Не важно, в общем, теперь ты получаешь в наследство станцию. Во всем Конгломерате никто, кроме тебя и меня, не знает, что на самом деле ты ему не родственник. Что с тобой? Тебе плохо?

– Не… Мне хорошо…

Я сидел, развалившись в кресле, и смотрел на Макоя одним глазом, потому как уже понял, что если смотреть двумя, то собеседник начинает раздваиваться и уплывать куда-то. Мысли путались.

– Но… но ведь эта станция не была собственностью Хуансло Хита, – возразил я.

– Ничего не значит. Прайтер твой, автопилот запрограммирован на полет к станции и обратно, датчик охранного люма на регистрационное поле прайтера, как обращаться, с машиной я тебе показал… Ну, потом еще подучу… Кому же, как не тебе, становиться новым смотрителем?

– Не знаю, не знаю, – промямлил я. – А какие здесь заработки?

– Вот это правильный вопрос, Уиш. Деньги – пусть, по мнению некоторых ханжей, и низменный, но – главный лейтмотив всей нашей жизни. За каждое пользование твоей станцией клиент платит, понимаешь? Величина оплаты зависит от того, сколько энергии затрачивается на конкретную деформацию. У каждой реальности, видишь ли, своя сила поверхностного натяжения событийной сферы, да и расстояние между реальностями разные… Ну, насчет расстояний, это, конечно, условно. Но, в общем, деньги сами потекут к тебе.

– А налоги?

– Их мало, и они не слишком обременительны. Вот если бы Бьянка была белая, местные власти изымали бы свои пошлины, а так… Амортизация оборудования – два процента, пенсионный фонд тоже. Больше всего забирает Эгида – десять процентов, и кроме того, маленький налог на бездетность… У тебя ведь нет детей?

– Откуда я знаю?

– А… э… не важно. Кроме того, если хочешь, можешь стать членом профсоюза смотрителей, они помогают своим, а берут немного, всего полтора процента. Да, еще считается хорошим тоном отстегивать иногда небольшие пожертвования в какие-нибудь благотворительные организации… Ну, там, к примеру, закрытый мужской клуб поддержки молодых девиц из неимущих семей или что-нибудь в этом роде…

– Довольно внушительный список, – заметил я.

– Да нет, это все чепуха. Ты будешь уверенно преуспевать. Так что, согласен?

– Не знаю, Мун, не знаю… Все это кажется слишком неожиданным. Лучше я пока повременю, осмотрюсь.

Но ему явно требовалось, чтобы его кто-нибудь зарегистрировал, и Макой принялся убеждать. Он был очень красноречив, и выпитое вино лишь усилило его красноречие, расцветив речь неожиданными метафорами, смелыми сравнениями и яркими аналогиями, вся мощная лиричность которых сводилась к тому, что я просто не могу не стать смотрителем. Я же, как-то подзабыв, для чего, собственно, ему это требовалось, и ощущая, что голова кружится, а мысли путаются все больше, в конце концов дал себя уговорить.

– Стой, Мун! – выдохнул я на третьей минуте его проникновенной речи. – Стой, Зарустра тебя побери! Беззаботная жизнь до самой старости? Полные карманы денег? Вкусная еда и изысканные вина? Толпы красоток со всего Конгломерата? Лучшие курорты? Уважение и почет? Ты не преувеличиваешь, Мун? Должность смотрителя станции даст мне все это?

– У… уверен, – пробормотал Макой, слегка ошалевший от собственной трепотни. – На все сто!

– Ну, тогда я согласен!

– Молодец, Уиш! Так и надо принимать судьбоносные решения в своей жизни – быстро и без оглядки. Сейчас подпишем бумаги, и вступишь в новую должность.

Он достал из-за кресла вместительный баул коричневой кожи, который я раньше не заметил. На стол легли голубая папка и несколько листов тонкого белого пергамента, похожего на тот, что я видел у Хуансло Хита. Из кармана пиджака появился тонкий белый стержень, и с некоторым удивлением я догадался, что это пишущее перо. Я оглядел стол в поисках чернильницы, но Мун уже принялся писать. Чернила каким-то образом сами появлялись на пергаменте, будто вытекали из кончика пера.

– Самопишущая ручка, – пояснил Макой, заметив мой недоуменный взгляд. – Сейчас быстренько составлю документ о переходе к тебе всех прав на аренду… Я по долгу службы имел много дел со всякими бумагами и знаю как… Вот… Распишись здесь и здесь… А я подпишусь в качестве свидетеля…

– А разве не следует это как-то заверять в Эгиде? – сделал я последнюю попытку.

– Следует, но мы заверим после. Пустая формальность. Смотри, я подписываюсь… – Он черкнул под текстом что-то неразборчивое, подтолкнул ко мне пергамент и передал перо. – Теперь ты…

Самопишущая ручка плохо держалась в моих пальцах, а буквы на тонком белом пергаменте с каким-то гербом в правом верхнем углу расплывались. В Ливии бытовала поговорка: «Не прыгай с камня в озеро, если не уверен, что камень – не скала, а озеро – не лужа», – и я как раз припомнил эту поговорку, но тут Мун Макой резко произнес:

– Пиши!

Самопишущее перо в руке дрогнуло, и я расписался.

– Правильный выбор, – одобрил он, пряча ручку в карман. – Декадевроны сами будут складываться в пачки и прыгать в твой кожаный бумажник.

– У меня нет кожаного бумажника.

– Так скоро будет.

– И что такое дека… декадевроны?

– Денежная единица, распространенная в Конгломерате. Тут у Хлора где-то валялась тарифная сетка, по которой определяется сумма оплаты за каждую деформацию… после найдем.

Это повернуло мои мысли в новом направлении, и я сказал:

– Слушай, Мун… Значит, клиенты должны платить за пользование… моим оборудованием?

– Натурально, – подтвердил он.

– Ты-то клиент…

Он поспешно сказал:

– Я какое-то время назад заплатил Хлору за несколько перемещений вперед.

– Да?

– Конечно! Стал бы я врать?! Я, знаешь ли, никогда не вру! Такой уж я!

– Нет таких людей.

– Пфе! А кто тебе сказал, что я человек? Ну, мне пора идти, – внезапно заторопился он, вставая.

– Куда это?

– По делам. Вот здесь у меня… – Он похлопал по баулу. – Здесь у меня партия отличных Советчиков. Первый уровень сложности, двойная защита, сверхбыстрые синапсы, лингвистическая адаптация, визуальный рецептор, микросхема эмоционального проецирования, контур личной ЭГО-структуры и совсем небольшая цена. Не хочешь стать дистрибью… да, я забыл, ты ведь, наверное, не знаешь, что такое Советчик.

– Слушай, Мун… – Я помотал головой. – Я… я, кажется, хотел у тебя еще спросить… Что?.. Ты совсем задурил мне голову своим бухтением… Что же я хотел спросить? Не помню…

– Спросишь, когда я вернусь.

– А когда ты вернешься?

Он посмотрел на круглые часы с белым циферблатом и длинными черными стрелками, висящие на стене.

– Скоро рассвет, – заметил он. – Я быстро вернусь, особенно если ты позволишь мне воспользоваться твоим прайтером.

– Ладно, – согласился я.

– И кстати, какой новый код?

– Код?

– Ну, базовый код доступа на станцию, который ты ввел в люм.

– Чего это?

– Ты совсем окосел. Я спрашиваю, какой код…

– «Чего это»! – перебил я. – В смысле не «чего это?» – а «чего это», понимаешь? Такие два слова…

– «Чего это»? Ты, наверное, придумал этот код в порыве вдохновения. Очень оригинально! Ну, я побежал…

– А мне что делать?

– Поспи пока.

– Ладно, – согласился я, тем более что это совпадало с моими собственными желаниями. – Посплю.

– Главное, никуда не уходи со станции, пока не появлюсь я или… в общем, до встречи! – произнес Мун Макой и ушел.

Некоторое время эхо доносило затихающий звук его шагов, а потом стукнула дверь и на станцию РД (Б-1) опустилась тишина, только что-то сухо потрескивало в тахионном уловителе да еле слышное гудение издавал мигающий сигнализатор автомодуля деформационной машины.

Я сидел, положив подбородок на руки, и тупо смотрел на пергамент, который подписал, – оказывается, Мун Макой не убрал его в свой баул, а оставил на столе. «Но ведь он так и не зарегистрировался, – вяло подумал я. – Впрочем, мне-то какая разница? Что ж я все-таки забыл у него спросить?.. Ведь что-то важное…» Мысли путались и разбегались, голова наливалась свинцовой тяжестью. Самодельное пойло и крепленое вино плескались в моих венах. Скоро рассвет… Великий Ливий, какая длинная ночь! Что же я забыл спросить?..

Моя голова упала на стол, и я погрузился в темноту, так и не вспомнив, что не узнал у Макоя, откуда взялся одноглазый циклоп, что ему понадобилось в доме Хуансло Хита и на РД-станции и куда он подевался после.

* * *

С самого начала было ясно, что выспаться по-настоящему в эту суматошную ночь мне не удастся, но в этот раз проспал я уж совсем мало.

Разбудил меня незнакомец, бродивший вокруг площадки деформационной машины, на которой он только что возник.

– Серость, сплошная серость, – бормотал он. – Ведь говорил им: реальность Бьянки не для РД. И где, наконец, смотритель?

Я с огромным трудом разлепил веки, на которые будто вылили банку мучного клея, несколько раз моргнул и посмотрел на вновь прибывшего. Одет он был весьма странно – в перехваченную ремнем голубую тогу, голубые рейтузы, круглую голубую шапочку с козырьком и голубые ботинки на шнурках.

– Пьяный гуманоид на территории, – произнес он, покосившись в мою сторону, и вдруг рявкнул: – Вы ведь не Хлор Халай?

В его руке было зажато некое прямоугольное устройство с многочисленными кнопками, рычажками, переключателями и двумя свисающими проводками.

– Нет, – сказал я. – Меня зовут Уиш Салоник. А вы кто такой?

– Как-как вас зовут? Ну и имя. Я – инсайдер пятой ступени Лури Зрауп, – представился он не слишком вежливым тоном. – Знаете, какое наказание положено за незаконное проникновение на территорию РД-станции?

– Понятия не имею, – нахально ответил я. Мне уже до смерти надоели всякие неизвестно откуда возникающие чудные личности. – Чего это вы так расфуфырились?

– Расфу… что? – удивился он. – Обычная форма пятиступенчатого инсайдера Эгиды.

Я выпрямился в кресле и стал усиленно тереть глаза.

– Так вы из Эгиды?

– Вот именно. Прибыл сюда для проведения ежеквартальной ревизии. Итак, вы не Хлор Халай… Может быть, вы клиент?

– Сами вы клиент!

– Ага! Вы не работник этой станции и вы не клиент, но тем не менее вы находитесь здесь без допуска… И от вас доносится явственный запах спиртного, а под столом я наблюдаю три стеклянные емкости, пустые, и что находилось раньше в этих емкостях, и где теперь то, что находилось в них раньше, совершенно понятно и… О чем это я говорю?.. Да! Я вынужден констатировать нарушение установленных правил высокой степени злостности, призываю вас к порядку и определяю наказание… Штраф в размере тридцати декадевронов либо десятидневные принудительные работы в карьере реальности Зенит. Что вы предпочтете?

– Предпочту поспать, – сварливо ответил я. – Нет у меня этих ваших девронов-марлонов. И даже не надейтесь, что я стану махать лопатой – или чем там надо махать – в этих ваших карьерах-мальерах. Ясно вам?

Инсайдер пятой ступени Лури Зрауп довольно кивнул:

– Неповиновение официальному представителю Эгиды… Так и запишем. – Тут я заприметил на его ремне широкую голубую сумку. Он достал из этой сумки самопишущее перо, блокнот и действительно что-то записал в нем, предварительно спрятав прямоугольное устройство с проводками.

– Я констатирую нарушение правил крайней степени злостности. Срок принудительных работ увеличивается до двадцати дней. Я даже думаю, что мы сможем организовать показательный общественный суд. Очень хорошо!.. То есть, что я говорю, очень плохо!

Лури Зрауп важно прошелся по комнате и задал вопрос:

– Так где же все-таки смотритель Хлор Халай? Он несет ответственность за беспорядок и тоже должен подвергнуться взысканию!

Я сказал:

– А он умер.

Инсайдер отскочил в сторону от меня.

– Умер?!. Как умер?! Вы его убили?

– Вот заело у людей! – проворчал я, закатывая глаза. – Великий Ливий, что вы все несете? С какой радости я должен его убивать? Он умер, просто умер! Это иногда случается… Своей смертью!

Зрауп с сомнением и недовольством поджал губы.

– Умер своей смертью? И это прямо перед квартальной ревизией? Мне требуется срочно пересмотреть весь план действий. Ревизию придется отложить, а сейчас я обязан спешно уведомить руководство о внезапной кончине смотрителя подведомственной станции. Станция РД не может функционировать без смотрителя!

Тут я его поддержал:

– Валяйте, сообщайте. В смысле, валите… От цвета вашего балахона болят глаза, да и весь вы какой-то неказистый. К тому же мне надо поспать до утра, а лучше до вечера…

– Вы отправитесь со мной, – перебил он.

– Чего это вдруг?