Читать книгу Мифологемы. Том 1. Громовержец и Змей - Илья Сергеевич Иванов - Страница 3

Любое научное исследование мифологии начинается с понимания тех закономерностей, которые присутствуют в мифе. А эти закономерности определенно есть. Этими закономерностями являются повторяющиеся сходства между теми или иными элементами мифа.

Сходства между мифами могут быть любого характера – сюжетные, лингвистические или иной спецификации. Мы можем замечать одни и те же имена, названия в разных мифах, сходства сюжета, но не предавать этому значения. Поединок с драконом, похищение девы, открытие огня – эти сюжеты кажутся универсальными, распространенными для всего человечества.

Впрочем, некоторые сходства между мифами явно порождены не их универсальностью, а чем-то другим. Представьте себе два мифа с абсолютно одинаковым сюжетом, но при это принадлежащие совершенно разным культурам, расположенным в удаленных друг от друга точках земного шара.

Таких мифов довольно много. Индийский герой Арджуна и ирландский герой Кухулин при одинаковых обстоятельствах ведут поединок против своего главного врага. Библейский Моисей и индийский Карна были одинаково брошены в реку в детстве. Мы видим какие-то схожие моменты, но не можем разобраться что их порождает – культурные и географические барьеры между мифами кажутся слишком большими, чтобы говорить о заимствовании.

Несомненно, в мифах есть свои закономерности, и чтобы понять их природу, нужно представить мифологию как огромный информационный массив – своеобразную матрицу. Но если есть массив, то из чего он состоит? Я пришел к выводу, что этот массив имеет свои своеобразные «единицы», которые можно так же назвать частицами, атомами, кирпичиками или даже квантами мифа. Без исследования этих «единиц» никакое изучение мифа невозможно.

Поиск этих единиц был чисто интуитивным – в большинстве случаев они представляли собой какие-то уникальные элементы мифа – от сюжетов до имен или образов. Как оказалось, некий аналог этих единиц уже был введен в терминологический оборот как мифологемы швейцарским психиатром Карлом Густавом Юнгом, хоть он и подразумевал под ними нечто другое. Слово «мифологема» происходит от сочетания двух слов – миф, означающего «предание», и логос, означающего «причина» или «мысль». Таким образом мифологема означает причину или смысл мифа. Под мифологемой Юнг понимал универсальные сюжеты и образы мифологии, материал для образования мифа:

«Искусство мифологии определяется своеобразием своего материала. Основная масса этого материала, сохранявшаяся традицией с незапамятной древности, содержалась в повествованиях о богах и богоподобных существах, героических битвах и путешествиях в подземный мир – повествованиях («мифологема» – вот лучшее древнегреческое слово для их обозначения), которые всем хорошо известны, но которые далеки от окончательного оформления и продолжают служить материалом для нового творчества. Мифология есть движение этого материала: это нечто застывшее и мобильное, субстанциональное и все же не статичное, способное к трансформации[1]».

Согласно Юнгу, мифологемы являются статичной неизменной проекцией мифа, тогда как сама мифология является ее изменением. В мифологемах Юнг видел практически божественные эталоны, на которые опиралась мифология. В качестве таких мифологем выступали, например, сюжет о божественном младенце, который Юнг сводил с мифами о Зевсе, Бахусе и даже Христе. Или мифологема Матери-Земли, связанная с мифами о Деметре и Персефоне. Мифологемы в этих историях служили своеобразным шаблоном, вокруг которых строилась остальная история.

Термин мифологемы Юнга хоть и был весьма расплывчатым и интуитивным, но в целом передавал его суть. Было решено использовать именно этот термин, доработать его и сделать своеобразной единицей исследования. Несомненно, мое понимание мифологемы отличается, хоть и незначительно, от понимания мифологемы Юнгом. Но почему бы и не использовать этот термин как должное этому пионеру психологии? В конце концов, изучая миф, мы изучаем и наше подсознание. И определенная эволюция должна происходить и в терминологии.

В моей книге впервые мифологема будет выражена несколько иначе, ведь она будет выступать не филологическим термином, а своеобразной единицей измерения мифа. Как я писал выше, книга будет являться информационным анализом мифа, его материала и изменения этого материала.

Необходимость такого термина я часто встречал в работах различных авторов на тему мифологии. Довольно часто такие авторы делали некие попытки выразить мифологему, интуитивно нащупать ее, при этом точно не понимая, как ее обозначить. Они называли мифологему мотивом, сюжетом или образом, хотя это не всегда было корректным определением.

Большинство мифов представляет собой набор схожих универсальных мифологем. Именно благодаря мифологемам мы видим сходство между мифами и зачастую задумываемся о причинах такого сходства. Мифологема смерти и воскрешения, мифологема дерева жизни, мифологема противостояния богов и великанов – все они повторяются более чем в одном мифе.

Мифологема выступает одновременно и шаблоном, и единицей мифа. Миф может представлять собой надстройку над определенной мифологемой. Мифологема словно служит основой для разных мифов, но при этом сами мифы могут отличаться друг от друга.

Возьмем, к примеру, мифологему живой воды. То есть эта некая волшебная жидкость, исцеляющая героя и возвращающая ему жизнь. Сама по себе эта живая вода может служить образом, но вокруг нее может строиться определенный сюжет. Скажем, история о трагической гибели героя и его воскрешения. Или сюжет о воскрешении девы, убитой антагонистом, и многое другое. Имея одну мифологему, мы можем получить сразу несколько отличающихся мифов.

А иногда миф представляет собой комбинацию из двух и более мифологем. Мифологема ахиллесовой пяты сама по себе может породить миф об убитом в пяту Ахилле. Пята – единственное уязвимое место героя, которого в детстве мать закалила от ран, погрузив в воды реки подземного царства.

Но сочетание мифологемы ахиллесовой пяты с мифологемой змея или дракона может породить миф о Зигфриде, омывшем свое тело в волшебной крови убитого дракона, дающей неуязвимость. Зигфрид, как и Ахилл, имеет свое уязвимое место на спине, которое было покрыто листом и не получило защиты. И оба героя погибают от ран, нанесенных в их незащищенные места.