Читать книгу Поймать и приспособить! Полусказка - Илья Тамигин - Страница 7

– Вот оно, Горелое Болото! – обвёл рукой окружающую их унылую местность Иван.

Идти пришлось долго, часов шесть, и он приморился. Волк сел на кочку и принюхался. Пахло… болотом, в общем.

– Ваня, а у тебя карта есть? Или чертеж какой-нибудь?

Они за время похода прочно перешли на «ты».

– Карта есть, – вздохнул тот, – Только на ней Горелое Болото не обозначено. Оно, вообще, ни на каких картах не обозначено. Придется зарубки делать, чтобы по одному и тому же месту зря не ходить.

Найдя островок, они устроили привал. Огня разводить не стали. Иван достал из ранца банку со спецпитанием и с усилием проглотил две ложки, ибо паста сильно отдавала рыбьим жиром.

Волк поморщился:

– Не, я такое не буду, лучше поймаю дичь какую-нибудь…

Убежал куда-то, а через четверть часа вернулся, облизываясь, с прилипшим к морде утиным перышком.

– Ну, что? Пошли?

Иван сделал топориком затёс на ёлке и они двинулись на север, намереваясь пройти с километр, а потом повернуть на запад. Километр, поворот, ещё километр, ещё поворот… Признаков лежбища или гнезда Змея Горыныча не усматривалось. Они уже возвращались к исходной точке, чтобы начать прочёсывать новый квадрат, как в кустах затрещало, и навстречу им вышла Рогнеда.

– Ой! Иван Иваныч! Здравствуйте вам! – изобразила она удивление.

– Здравствуй, соседка, – кислым голосом отозвался предмет её мечты, – Ты как здесь?

– Да так, решила прогуляться, посмотреть насчёт ягод да грибов.

Объяснения получше девушка не придумала и покраснела с досады: какие в конце апреля грибы-ягоды!

Волк фыркнул. Иван улыбнулся. Эта улыбка вдохновила девушку на развитие разговора, и она зачастила:

– Ой! А вы в отпуск приехали, да? А надолго? Утречком я к вам заходила поздороваться да спросить, не надо ли чего, а вы ужe ушедши! Ой, а может, вы кушать или пить хотите? Я с собой взяла и квасу, и курицу варёную, и яиц печеных. Вот, угощайтесь!

Она попыталась снять свой короб, но Иван удержал:

– Не голодный я, недавно обедал.

– Ой, а что вы тута делаете?

Иван вздохнул, ибо врать не хотелось. Но надо!

– Артефакты ищу. Ну, камни говорящие, кости древние… да мало ли!

Про клады говорить не стал.

– Камень говорящий? Ой, а я знаю, где он лежит! – воскликнула Рогнеда, вне себя от счастья, что может помочь, – Я в прошлом году на него наступила, а он как завопит! Ох, и испужалась! Домой без памяти бежала! Пойдемте, покажу!

Иван переглянулся с Волком. Тот пожал плечами. Делать нечего, пришлось идти, причём, довольно далеко, часа два.

– Вот! – Рогнеда показала на неприметный, сантиметров тридцати, бугорок на очередном островке.

Иван, присев на корточки, поковырял камень пальцем, счищая мох.

– Ай! Щекотно! – хихикнул тот.

Иван отпрянул. Волк вздыбил шерсть на загривке.

– Э-э… Здравствуйте, уважаемый! – придя в себя, начал контакт Иван.

Камень молчал. Пришлось снова дотронуться.

– Здравствуй.

Голос у камня был глуховат и слегка дребезжал, будто надтреснутый колокол.

– Я – Иван, а это Рогнеда и товарищ Серый. А вас как звать-величать?

Камень помолчал, затем начал задушевно повествовать, начав издалека:

– Давным-давно, миллион лет тому назад, жила-была в Космосе планета Фаэтона. Росли на ней леса, плескались моря и озёра, высились горы со снежными вершинами. Летала планета вокруг Солнца, поглядывала на своё отражение в далёком серебристом Магеллановом Облаке и очень себе нравилась. Тем не менее, прихорашивалась постоянно: то новый материк в океане выпятит, то пустыню со складчатыми барханами раскинет, то ледники на полюсах отрастит. Не скучала, в общем. С другими планетами общалась, когда орбита с орбитой сходились поближе. Новости друг дружке пересказывали, сплетничали. А однажды из другой звёздной системы прилетела планета Терра и похвасталась ей Фаэтона, что на ней разумная жизнь завелась! Люди, говорит, мелкие такие, но умненькие и забавные! И дома-жилища строят, и на зверей-птиц охотятся, и по рекам-морям на кораблях плавают, и злаки сеют! Завидно стало Терре, что у неё такого развлечения нет. Стала она у Фаэтоны просить: поделись, мол, подруга, отсыпь людей маленько, а я уж о них позабочусь, ведь и вода, и атмосфера кислородная, и климат умеренный у меня есть. Нет, отвечает Фаэтона, самой мало. Оно, конечно, кто ж таким сокровищем просто так поделится? Подумала Терра и мену предложила:

– Вот, две луны у меня. На луну сменяешь? Я в неё смотрюсь, как в зеркало, намного удобнее, чем в галактику далёкую! Всё отлично видно, если вулканчик вскочит, сразу выдавить можно, или, там, тайгу да джунгли причесать. Ледники подравнять по-модному!

Задумалась Фаэтона. Действительно, намного лучше в луну-то смотреться! Да и престиж! Не у каждой планеты луна есть! Украшение, однако! Ладно, говорит, меняюсь. Только, на ту, что побольше!

Согласилась Терра, хоть и жалко ей было большой-то луны. Поменялись: Фаэтона на Терру людей переправила, хорошо прижились, сразу. А Терра ей луну отправила. Да только нехорошо вышло: не по силам оказалось Фаэтоне большую луну удержать, а бросить от жадности не смогла. Распёрло её центробежными, а, может, и центростремительными силами, и разорвалась она на миллион осколков. Полетели они куда попало, во все стороны. Часть на Терру упала, часть на другие планеты, часть в Космос улетела. До сих пор летят…

Камень примолк, а потом, грустно вздохнув, сказал:

– Так что, зовите меня Осколком…

Все потрясенно молчали. Во, история!

– А, вообще, где я нахожуся? На Терре?

– Не, наша планета Земной Диск называется, – ответила Рогнеда.

Иван поинтересовался:

– С тех пор, как упали, так здесь и лежите?

– Ну, вот ещё! – фыркнул Осколок, – Скучно, чай, на одном-то месте! Путешествую я.

– Это как это? – хором изумились Иван с Рогнедой и Волком.

– Как, как… Каком кверху! Давеча ледник, а потом другой да третий меня катал, пока я с водопада не скатился… И Змей Горыныч меня к себе в гнездо по воздуху носил! Скучно ему было, поговорить не с кем, а тут я! Долго мы с ним беседовали…

Иван аж вспотел от нежданной удачи: свидетель! Самого Змея Горыныча знал!

– Вот, с этого места поподробнее, товарищ Осколок! Не могли бы вы мне… нам показать, где Змея Горыныча гнездо?

– Здесь! – уверенно ответил камень, – Я с тех пор никуда не перемещался.

– А Змей Горыныч тогда где?

– А кто его знает! – беспечно ответил фрагмент иной планеты, – Улетел, а куда – не доложился.

– Давно, улетел-то? – настаивал Иван.

– Да, как сказать… Снег с тех пор шесть раз выпадал.

Обыскали островок. Действительно, нашлось подобие гнезда: неровный круг метра три диаметром, окруженный сгнившими ветками и сучьями.

Иван приуныл. Волк шумно вздохнул и улёгся, положив морду на лапы. Рогнеда хлопала ресницами, ничего не понимая. Зачем Ваня про Змея Горыныча интересуется?

– А зачем тебе Змей Горыныч? – будто прочитав её мысли, спросил Осколок.

– По важному, срочному и секретному государственному делу, – строго нахмурился Иван, уклоняясь от прямого ответа, а Волк многозначительно постучал хвостом.

Рогнеда только охнула. Вот, оно, значит, как! Ваня-то, на секретной службе!

Осколок хмыкнул недоверчиво:

– Да неужто? Ну, ежели сильно нужен, могу проводить. Я его чувствую!

Иван и Волк вскочили:

– Пойдем!

– Только вам меня нести придётся! – озабоченно предупредил камень, – А то ещё вздумаете ногами пинать, чтоб катился!

Иван сапёрной лопаткой выкопал его из мягкой торфянистой почвы. Товарищ Осколок был тяжёл, тянул пуда на три. Неправильной, слегка вытянутой формы, он, тем не менее, выглядел валун-валуном. И ни рта у него, ни ушей… Откуда он разговаривает? Ладно, учёные разберутся!

– Рогнежка! Домой отправляйся, поздно уже. Как раз до темноты успеешь!

– Ой! А вы как же?

– А мы дальше пойдём! И ночевать тута будем, в деревню не вернёмся.

Рогнеда поняла: вот он, её шанс! Ежели она с Ваней ночь в лесу проведёт, то вся деревня об этом моментально узнает. Тогда милёнку ничего другого не останется, кроме как посвататься! Взмолилась со слезой в голосе:

– Иван Иваныч! Не бросайте меня, вдруг заблужусь да в трясине сгину! Давайте, я лучше с вами! И товарища Осколка я могу нести, у меня в коробе места много!

Иван тоже прекрасно сознавал всю щекотливость ночевки в лесу с Рогнедой. Три здоровенных брата у неё, с вот такими кулачищами! А ещё батя и дядья. Мигом заставят жениться, ежели узнают, что он с их сестрой, дочкой и племянницей ночевал. В смысле, с Рогнедой. А жениться ему пока не хотелось, не нагулялся ещё. Да и какая женитьба, ещё ведь целых два года учиться! Вот окончит училище, тогда и… Конечно, Рогнеда ему нравится, но и другие девушки тоже. Будет ещё возможность выбрать самую лучшую! Прогнать соседку домой… по-хорошему не уйдет, вон, аж вибрирует от любопытства! Будет, небось, красться, подглядывать, ещё по глупости в беду какую-нибудь влипнет. Пусть уж лучше на глазах будет. Решил, что отобьётся от возможных претензий Свенсонов: он тут не один, есть свидетели – товарищ Серый и Осколок.

– Ладно, – черствым голосом буркнул Иван, – Оставайся. Только, слышала же: государственная тайна. А у тебя допуска нет. Вот ты мне прямо сейчас и дашь подписку о неразглашении.

Написав текст на листке из блокнота, он протянул его девушке. Та от радости подписала, даже не прочитав.

Положили говорящий камень в короб.

– Правее, ещё правее… так держать! – скомандовал он.

Пошли на северо-восток. Шли до самой темноты, умаялись, перепачкались. На очередном островке решили заночевать. Разложили костерок, вскипятили чаю. Волку дали сахару просто так. Затем Иван поставил спецпалатку. Лёгкая, малогабаритная, она умещалась в кармане ранца. Сохраняла тепло и пропускала воздух, выдерживала любой ливень. Только один имелся недостаток: для двоих она была маловата.

– Лезь первая, да к стенке откатись, – велел Иван девушке.

Та на четвереньках полезла в палатку. Её большая и круглая попа, туго обтянутая брезентовыми штанами, представляла собой чрезвычайно пикантное зрелище!

«Не уснуть мне сегодня…» – пригорюнился Иван и заколебался: лезть в палатку, или нет. Решил, что спать на открытом воздухе не стоит – комары сожрут. Влез и умостился рядом с Рогнедой, ощущая даже на расстоянии тридцати сантиметров, их разделявших, жар её тела и дыхание на щеке. Стиснув зубы, отвернулся и закрыл глаза, отгоняя огромной дубиной грешные мысли. Через некоторое время усталость взяла своё и он уснул. Рогнеда тоже уснула, чрезвычайно разочарованная тем, что Ваня не стал распространять руки. Конечно, она бы сначала посопротивлялась для виду, а потом позволила бы… маленечко, выше талии. А на следующую ночь можно ещё чего-нибудь позволить! Конечно, тоже не без борьбы. А там и… Такая, вот, теория сопротивления материалов…

Утром Иван к своему конфузу обнаружил, что Рогнеда во сне закинула ему на живот ногу, руками обняла за шею, а дыханием щекочет левое ухо. Ну, прям, ваще-е! Выскочил из палатки и долго обливался холодной водой. Волк взирал на эти водные процедуры сочувственно, но помалкивал.

Позавтракали курицей, отдав Волку крылья и шею. Напившись чаю, двинулись снова на северо-восток.

– Далеко ещё? – заглянув в короб, поинтересовался Иван.

– Далеко, – беспечно ответил Осколок, – Дня три. Если не улетел, конечно.

Вторая ночевка в палатке прошла более спокойно. Просто улеглись спина к спине, пожелали друг другу спокойной ночи и уснули.

На третий день Осколок обнадёжил экспедицию, что Змей Горыныч уже близко. Болото изменилось и больше походило на озеро: появилось больше открытой воды, а осоки и кочек, наоборот, стало меньше. Из-за этого приходилось идти по запутанным синусоидам.

В полдень, высмотрев сухое место, Иван скомандовал привал. Но, как только они вышли на сушу, Волк ощетинился:

– Тут кто-то есть!

Иван и сам почуял запах дыма и жареного мяса. Достав на всякий случай Атас, он осторожно двинулся вперед, шепотом приказав Рогнеде оставаться на месте. Волк бесшумно скрылся в кустах, чтобы зайти с тыла. Шагов через сто Иван увидел костёр, а рядом с ним медвежью тушу и чью-то седую голову. Человек лежал в траве, следя, как жарится на вертеле медвежатина.

– Мир тебе, добрый человек! – поздоровался Иван, пряча Атас за спину.

Седой неспешно встал. Тут же выяснилось, что это, во-первых, богатырь (рост незнакомца оказался более двух с половиной метров), во-вторых, молодой, не старше семнадцати лет, судя по россыпи юношеских прыщей на лице, в-третьих, волосы не седые, а просто белые. Альбинос. Впрочем, у альбиносов глаза красные, а у этого оказались светло-светлосерые.

– Мир и тебе, дяденька, – отозвался богатырь, – Меня Илюхой зовут!

– А я – Иван… Иваныч! – представился Иван, давая понять, что он и старше, и опытнее.

Тут подошли и Рогнеда с Волком.

– Угощайтесь! – гостеприимно предложил Илья, показывая на медвежатину, – На всех хватит!

Угощение было принято с благодарностью. У хозяйственной Рогнеды даже горчица нашлась!

После трапезы Иван спросил:

– Откуда будешь, Илюша? Я тут в округе всех знаю, а тебя нет.

– С того берега я, с Ламереги, – охотно ответил тот, – Деревня такая. И фамилия наша оттого Мурманец. У нас там больше половины Мурманцы.

– Ого! Далеконько!

– Да я, это… батин баркас взял – и через Онегу сюда. Гуляю, вот. А в осенний призыв мне в армию идти, как раз восемнадцать стукнет.

– Так, до осени ещё целое лето с маем месяцем в придачу! – изумилась Рогнеда.

– Ну, и что? Погуляю-погуляю, поработаю где-нибудь! – беспечно махнул рукой (ручищей) Илья.

– А домой? – поинтересовался Волк, тщательно обгрызая медвежью лопатку.

Мурманец вздохнул и понурился:

– Не, домой не вернусь. Меня батя выпорол, ну, натурально, ремнём! Я не стерпел, да из дому и ушёл.

– Выпорол?! За что? – ахнул Иван, ибо должна была иметься очень веская причина, чтобы выпороть взрослого парня, – Чай, не старое время, не при царизме живём!

Илья уселся поудобнее и начал рассказывать:

– Батя самогонку добрую гонит и каждую весну варягам отвозит, на баркасе, то-есть. Здеся, в Карелии, озер-то много, а пограничников мало. Вот мы с ним в условленное место и привозили, да меняли на баранов али телят. У них, в Гиперборее, водку-то не продают, так что нашу самогонку из рук рвали! (Гиперборея – страна, расположенная на Скандинавском полуострове. Населена шведами, финнами и норвежцами, неофициально именуемыми Викингами или Варягами. Прим. Автора).

Илья помолчал, затем продолжил:

– Этой весной опять отправились. Восемьсот литров батя за зиму подготовил, насилу посуды нашлось разливать. Ну, варяги, значит, товар приняли, рассчитались честь по чести – четырнадцать барашков на баркас погрузили, а один мне пачку сигарет тайком сунул. Приплыли домой, я вечером за амбаром и закурил. А батя учуял! Как схватит меня за шкирку, как начнёт ремнём лупцевать! По заднице! Так обидно стало: ладно бы в ухо заехал, а он пороть, как маленького! Ну, я той же ночью и убежал…

– Понравилось, курить-то? – с интересом спросил Волк.

– Не понравилось, – буркнул несовершеннолетний богатырь.

Все примолкли, переваривая обед и услышанное. Из короба донёсся голос Осколка:

– Курение, это, вообще, что? Энергетическая подпитка?

Илья вздрогнул и заозирался:

– Это чтой-то? Кто?

Рогнеда представила ему товарища по борьбе с болотом:

– Это говорящий камень, Осколком зовут. Он с другой планеты прилетел.

Илья с интересом осмотрел валунчик, даже пальцем потрогал.

– Так, что насчёт курения? – повторил тот.

– Втягивают в себя дым некоторые граждане, а потом из ноздрей выпускают. Для удовольствия, – внёс ясность Иван.

– Но молодому человеку же не понравилось?

– Ну, кому нравится, а кому и нет.

Осколок задумчиво протянул:

– Змей Горыныч тоже из ноздрей дым пускал…

– Откуда ты знаешь? – скептически хмыкнул Волк.

– Видел.

– Ты можешь видеть?! – хором воскликнули Рогнеда с Иваном, – У тебя же глаз нет!

– А вот и могу! У меня эти… светочувствительные рецепторы, вот! – гордо заявил камень.

– А, Змей! Встретил я его намедни! – вмешался в разговор Илья, – Лежит на поляне, дремлет. Я ему: здравствуй, чудо-юдо, а он…

– А он, что? – подскочил Иван в ажитации.

– А он только глаз приоткрыл, дымом пыхнул и ничего не ответил. Невежливый, значит!

– А ты что?

– Я-то? Ушёл – и всё, – пожал плечами Илья, – А к вечеру медведя встретил. Тоже невежливого: рычать на меня взялся и лапой замахиваться.

– И ты его…?

– Дал ему по башке, чтоб не наглел.

– Дубиной?

– Кулаком. Он и с копыт. Сегодня, вот, пожарить решил. А тут, как раз, и вы подошли.

Иван лихорадочно соображал. Змей Горыныч совсем рядом! Правда, не ясно насчёт яиц, но, ведь, спросить же можно! Мурманца этого надо бы с собой взять, для представительности, ну, и для укрепы: вон, какой здоровенный, даже Змея Горыныча в случае чего поможет скрутить!

– Вот что, товарищ Мурманец, не желаете ли поступить на работу?

– Желаю! – заинтересованно отозвался тот, – А куда? И кем?

– В мою поисковую группу. Рабочим. Ну, и охранником.

– Нормально! И оружие дадут? – обрадовался Илья.

– Нет, несовершеннолетним оружие нельзя. Разве что, дубину.

– Согласен! А зарплата какая?

– Какая надо. Напишите сейчас заявление, я продиктую, и автобиографию. И анкету заполнить придётся.

Иван уклонился от вопроса о зарплате, ибо и сам не знал, сколько положено платить рабочим в полевой экспедиции, да ещё секретной. Потом в Управлении бухгалтеры разберутся. Впрочем, Илья не настаивал.

Процедура оформления затянулась часа на два. Внимательно прочитав заявление, анкету и автобиографию, Иван заставил нового члена группы дать подписку о неразглашении секретных государственных тайн.

Не успел он вытереть трудовой пот со лба, как к нему подступила Рогнеда:

– Как же так, Иван Иваныч? Товарища Мурманца на работу сразу взяли, едва встретили, а меня нет? Я так не согласна, я тоже зарплату хочу получать!

Пришлось повторить всю процедуру сначала, оформив девушку квартирмейстером. Закончили уже в сумерках. К Змею Горынычу идти было поздно. Дабы не пропало добро, поджарили ещё медвежатины и наелись от пуза. Волк, икая, отполз к воде и пил так долго, что всем показалось, будто уровень озера понизился.

Приехав в Широкую Здесю, агент византийского империализма Филатыч первым делом озаботился о легализации своего положения. Просто так слоняться по деревне нельзя, люди внимание обратят, да и участковый заинтересуется. Решил, что самое логичное – прикинуться дачниками. Зайдя на почту, он быстро выяснил у почтальона Печкина, что бабка Голицына перебралась к внучке на всё лето, правнуков пестовать.

– Изба ейная, стало быть, пустая, почему бы дачников не пустить? – рассудительно предположил почтальон, поправляя ремень сумки, – Я как раз в ту сторону иду, могу вас до Хрустального Чертога проводить.

– До чего?! – хором поразились шпионы.

Почтальон захихикал:

– Муж Натахин, Колька, хоромину отгрохал из пустых бутылок! Их тута навалом на каждом дворе, сдавать-то некуда. Вот и прозвали «Хрустальным Чертогом»!

Посмеялись.

Идти было недалеко, минут пятнадцать. Дом, преломляя лучи полуденного солнца, искрился и сиял всеми цветами радуги, поражая воображение башенками вокруг четырёхскатной крыши, арочными окнами, карнизами, фризами и (внимание!) колоннами! Прямо замок в миниатюре! Забор, впрочем, был деревянный.

На стук вышла ослепительно красивая, статная и дородная женщина лет тридцати.

– Нам бы гражданку Голицыну, Клавдию Михайловну, – вежливо приподнял кепку Филатыч.

– Я вас слушаю, – отозвалась бабка в кавычках.

Филатыч и Арнольд с Феликсом обалдели, аж челюсти отвесили. Почтальон же говорил, что она правнуков нянчит! Захлопнув рот, Филатыч перешел к делу:

– Я Иван Филатович Кеовин, а это мои помощники, Арнольд и Феликс. Нам сказали, вы на лето дачу можете сдать…

– Ах, дачу? Да, могу и сдать, ежели о цене договоримся, – улыбнулась женщина, показывая ямочки на тугих щеках.

У Филатыча потемнело в глазах.

– Какая же ваша цена будет? – с трудом вытолкнул он из себя.

– Тридцать рублей в месяц. Вам на сколько?

– Г-м, месяца на полтора… там видно будет.

– Сегодня заселяться хотите?

– Да, если можно.

– Почему нет? – снова улыбнулась Клавдия, и Филатыч почувствовал, как сердце его затрепетало, оборвалось и с шумом рухнуло в сапоги.

Заплатив аванс – двадцать рублей, они отправились к дому Клавдии. По дороге она взяла Филатыча под руку и ему совсем поплохело. От смущения у византийца заклинило мозги и он понес какую-то ерунду о командировке в Ленинград, о бюрократах, отказавшихся выделить рыбхозу новый катер… К счастью, быстро пришли.

Осмотрев добротный бревенчатый дом, заселились, в смысле Арнольд и Феликс заняли комнату с двумя койками – бывшую детскую, как пояснила Клавдия, а Филатыч оккупировал спальню.

– Ну, вот, живите, раз нравится! – поощрила их Клавдия, – А я побегу, пора Мишку с Машкой кормить.

– До свидания, Клавдия Михайловна, – светски наклонил голову Филатыч (хоть и вражеский, а, всё-таки, офицер!), – Только ключ оставьте, пожалуйста.

– Какой-такой ключ? – удивилась та, – Сроду у нас в деревне двери не запирались! Уйдете если куда, то палкой дверь подоприте, всякий и увидит, что дома никого нет.

– Э-э… ну, разумеется, – промямлил Филатыч.

Ночью он спал плохо. Милый образ маячил перед глазами и во сне, и не во сне.

«Красавица… Венера! Сколько же ей лет? Два мелких правнука… Семьдесят? Восемьдесят? Но, как? Наверняка без магии не обошлось…»

Старшему центуриону Костасу Ластиниди недавно исполнился сорок шестой год. Жил он бобылём, женат никогда не был. Да и какая может быть женитьба, если он в СССР уже шестнадцать лет безвылазно служит! Эх! Если бы только…

Утром, чуть свет, шпионов разбудил стук в окошко.

– Кто там? – вывихивая челюсть в зевке, окликнул визитёра Филатыч.

– Участковый уполномоченный.

Засуетившись, Филатыч набросил на голое тело телогрейку и отворил дверь. На пороге стоял немолодой человек в темно-синей милицейской форме с планшетом на ремешке через плечо.

– Здравствуйте. Младший лейтенант Ластиниди. Я насчет прописки.

Филатыч вздрогнул и выпучил глаза: фамилия его и в Греции была достаточно редкой, а тут, в глуши карельской встретил однофамильца!

– Да, конечно, товарищ лейтенант… Сейчас ребят подниму.

Проводив участкового в горницу, растолкал Арнольда и Феликса.

– Вот, товарищ лейтенант, паспорта.

– Э, зовите меня по имени-отчеству: Константин Витальевич, – добродушно ухмыльнулся милиционер.

Филатыч снова вздрогнул: полный, выходит, тёзка! Отца Вителлием звали!

Константин Витальевич тем временем внимательно рассматривал паспорта, читая каждую запись, каждый штамп.

– Значит, ленинградцы? А к нам какими судьбами?

– Да мы, это… в отпуске. А здесь хотим по болотам побродить, жуков половить, бабочек всяких. Мы – энтомологи-любители.

– А, понятно. Для науки, значит.

Участковый достал из планшета футлярчик с печатью, на которую старательно подышал, распространив лёгкий запах перегара, и оттиснул в каждый паспорт: «Прописан временно. Деревня Широкая Здеся». Расписался вечным пером и поставил число – 30 апреля 1964 года.

– Добро пожаловать, товарищи! Завтра на митинг приходите.

– На какой… митинг? – опешил Филатыч.

– Как это, на какой? Первое мая завтра! – нахмурился представитель власти.

– А! Да-да, конечно придём! Просто мы в деревне впервые первое мая празднуем. А у нас в Ленинграде митингов нет, там демонстрация. Вот я вас не сразу и понял, товарищ лейтенант, – многословно оправдался шпион, никогда ещё не бывший так близко к провалу.

Участковый попрощался и ушёл. Филатыч выругался по-русски нехорошими словами.

– Не надо так-то, шеф! Паспорта же не спалились? – сделал замечание шокированный Феликс.

– Причём тут паспорта! Завтра придётся на митинг переться, ещё один день потеряем!

Младший лейтенант, вернувшись в свой кабинет, настроил Серебряное Блюдечко на канал спецсвязи и, когда на поверхности появилось лицо начальника участковой службы района, подполковника Шерепетова, доложил:

– Вчера у меня, в Широкой Здесе, появилось трое. Прописка ленинградская. Говорят, что в отпуске, но намереваются полазить по нашим болотам, потому как являются энтомологами-любителями для науки.

– Молодец, Костя! Бдительность держишь на высоте! Присмотри за ними, – отозвался Шерепетов.

Ни он, ни младший лейтенант не были посвящены в тему Змея Горыныча. Просто начальство приказало докладывать обо всех незнакомцах, буде таковые появятся в Широкой Здесе, и проследить, что они будут делать.