Читать книгу Черный Тамбовский Волк. Полусказка - Илья Тамигин - Страница 6

Наступил декабрь. Холодный, вьюжный, снежный. Во второе воскресенье погода выдалась удовлетворительная: потеплело до нуля. С утра пораньше, было ещё темно, Роман с Олей встали на лыжи и пошли в лес. Лыжня до самого леса была накатанная, поэтому дошли быстро и почти не устали. В самом лесу пришлось труднее: лыжни уже не усматривалось, снег лип к лыжам, тормозил.

– Надо нам будет, когда в следующий раз пойдём, правильную смазку подобрать! – пропыхтела Оля, вытирая рукавичкой потный лоб.

– Ага, – согласился Роман, – Я обеспечу. Батя в этом хорошо разбирается.

Сложив лыжи под ёлочкой, они, отвернувшись друг от друга, торопливо разделись. И пошло веселье! Бегали, валялись в снегу, боролись. Увы, никакой дичи не нашли. Следы были: и заячьи, и лисьи, и беличьи, но старые. Через три часа они, памятуя, что зимний день короток, решили вернуться домой, тем более, что уже и подмораживать начало. Одежда, особенно бельё, замёрзла до твёрдого состояния и стояла колом, надевать её было обжигающе холодно, особенно пропотевшие носки. Роман предложил развести костёр, но Оля эту идею отвергла, дескать, поздновато у костра нежиться.

– Давай, Ромик, в темпе! На ходу согреемся!

И они помчались в город по собственной лыжне, что было намного легче, чем по целине. Успели домой на закате, как и было задумано, чтобы родители не волновались.

Роман сидел на кухне и, обжигаясь, большими глотками пил горячий чай с мамиными плюшками и земляничным вареньем. О, блаженство! Эти тёпленькие нежные плюшки с причудливыми складочками, сочащиеся маслом и благоухающие корицей! Прямо, поэма в тесте! Это варенье, хранящее в себе вкус и запах лета! Этот чай, такой горьковато-вяжущий, утоляющий жажду лучше самого лучшего лимонада! Парень рыгнул и, не в силах сдержать искушение, взял с противня шестую плюшку.

Вошла мать.

– Ой, Ромочка! Ты не заболел? Весь какой-то красный и потный!

– Нет, мам, всё нормально. Просто я на лыжах ходил.

– Ешь – потей, работай – мёрзни! – засмеялся отец, куривший у форточки.

Алла всмотрелась в окружающую обстановку:

– Ой! А плюшки-то! Вечером Самойловы придут, что я им подам? Жалкие остатки?

Роман не ответил, ибо, на всякий случай, чтоб не отняли, запихнул плюшку в рот целиком.

– И варенье ты лопаешь прямо ложками! Кашу бы так ел! – развивала наступление мать, – А сколько кусков рафинада в чай положил, а?

– Четыре! – признался отпрыск, уже проглотивший плюшку.

– Ага, сахарным диабетом мечтаешь заболеть?

– Не мечтаю.

Алла примолкла, чтобы сочинить новые воспитательные тезисы, и тут Роман выдвинул свои веские аргументы:

– По телеку всё время говорят: «Всё лучшее – детям!» А дети – это я! Светка Самойлова, кстати, сладкое не любит. Да и оставил я им достаточное количество! А летом я тебе, мам, такую земляничную поляну покажу, что закачаешься! Втрое больше варенья наваришь!

Алла не нашлась, что возразить, ибо всё было логично и правильно. Просто махнула рукой и вышла.

Лесник – должность ответственная. За зверями-птицами присмотреть, за браконьерами, которые без лицензии охотятся или лес рубят. Опять же, за кострами – не дай бог не потушат беспечные туристы костёр, лесной пожар может сделаться!

Афанасий Савельевич Сомов служил лесником уже тридцать лет, с тех пор, как с войны вернулся. Конечно, годы своё берут, но старым он себя не чувствовал. Проходил по вверенному его попечению лесу по пятьдесят, а то и шестьдесят километров за день! И всё примечал: и новый выводок у лисы Алисы, и шкоду Пятнашку, молодую рысь, пришедшую издалека и оставшуюся жить, несмотря на отсутствие самца, и лося Никифора с лосихой Галкой. У них, кстати, весной маленький будет…

Не спеша скользя на широких самодельных лыжах, Афанасий приближался к границе своего участка. Ещё четыре километра – и дорога, а за ней уже участок Николая. Внимание привлекла лыжня, которой не было ещё три дня назад. Лыжня уходила в ельник.

«Интересно! Кто бы это? Спортсмены?»

Присел на корточки, присмотрелся: нет, не спортсмены! Любители. Снег у них к лыжам прилипал, оттого шли неуверенно. Тогда, кто? Влюблённая парочка? Похоже на то… Афанасий свистнул, подзывая Брыха, верного своего спутника.

– Туда! – показал он рукой, – След!

Пёс весело помахал бубликом хвоста, дескать, понял, и широкими прыжками устремился в ельник. Однако через пять минут выскочил оттуда с поджатым хвостом. Скуля, прижался к валенку хозяина.

«Это что ж там такое, а?»

Приказав Брыху сидеть и ждать, пошел в ельник сам. Лыжня обрывалась у небольшой ёлки. Вот, здесь они лыжи сняли, вот мешки какие-то положили… Следы! Волчьи! Два следа! И, одновременно, отпечатки двух пар человеческих босых ступней! Мороз прихватил подтаявший вчера снег и следы отлично сохранились. По спине пробежал холодок. Волков здесь не было с сорок восьмого года. Извели проклятых! Добрая тогда была облава, восемнадцать серых взяли. Сняв с плеча ружьё, зарядил стволы картечью. Пошёл по волчьим следам на поляну. Снег там выглядел, как после танковых учений: взрыт, раскидан, примят. Брачные игры, что ли? Так, не время сейчас серым спариваться… Поднял два чёрных волоска. Чёрный, что ли волк? Не бывает таких! А пуще всего были непонятны отпечатки босых ног, причём, явно не взрослых людей, а подростков. Покрутившись ещё немного, и так и не придя к разумному объяснению феномена, отправился домой, решив всё подробно описать в рапорте.

Дома за чаем рассказал жене о странных следах.

– И волчьи, и людские следы босые, одновременно! Как такое может быть? Или люди раньше пришли, а потом волки нагрянули?

Жена, Анна Петровна, задумалась. Что-то промелькнуло в памяти… только никак не удавалось ухватить воспоминание за хвост. Бабушкины сказки… Когда маленькая была, бабушка Паня в темноте им с Ванькой рассказывала и про лешего, и про кикимору, и про волков… а они на печке тряслись от страха. О! Вспомнила!

– Не волки это, Афоня, а оборотни! Их ещё волколаками называют. Сам посуди: следы и волчьи, и человечьи. А волос чёрный? Точно тебе говорю: оборотни! Поиграть они приходили.

Афанасий побледнел, как портянка!

– Какие-такие оборотни, Нюра? В них же Марксизм-Ленинизм верить запрещает!

– Ну, а кто, тогда?

Лесник промолчал, но слова жены застряли в памяти.

Уже после Нового Года он наткнулся на странные следы ещё раз, почти там же. Следы были совсем свежие, не старше часа или двух, и Брых впал в настоящую истерику. Пришлось его приструнить хворостиной.

Слух о волках-оборотнях распространился по округе. Люди, особенно женщины, боязливо перешёптывались в очередях и на работе о страшных чёрных чудовищах. О том, чтобы пойти погулять в лес, даже ближний, не было и речи! Секции лыжников было настоятельно рекомендовано тренироваться на стадионе. О странных волках доложили Секретарю Райкома КПСС товарищу Рамкину. Тот нахмурил мохнатые, как у генсека, брови (которыми очень гордился), и приказал вызвать лесника. Тот прибыл незамедлительно, на следующий же день.

– Садитесь, товарищ… э-э… Сомов! – пригласил товарищ Рамкин и гостеприимно спросил:

– Чайку со мной выпьете?

– С нашим удовольствием, – ответил Афанасий, осторожно садясь на стул для посетителей.

Он ощущал некоторую робость, ибо впервые лицезрел вблизи столь высокое начальство. Для такого случая жена заставила его надеть костюм (коричневый) и синий, в белый горошек, довоенный галстук к белой рубашке.

Секретарша принесла чай и баранки. Афанасий хотел по привычке налить напиток в блюдечко, но постеснялся.

– Курите! – подтолкнул ему пачку «Герцеговины Флор» Рамкин.

– Благодарствуйте!

Душистый дым успокоил взвинченные нервы, и Афанасий расслабился. Некоторое время они пили чай молча, а затем товарищ Рамкин, якобы небрежно, спросил:

– Что там насчёт волков, Афанасий… Савельич? Весь город слухами бурлит!

– Это не я! – быстро ответил лесник, – Это, наверное, баба моя растрепала!

– Так, что по делу?

И лесной страж принялся рассказывать, для убедительности чертя пальцем на полированной столешнице:

– Обходил я, как обычно, свой участок. Вдруг, вижу – лыжня свежая, в ельник упирается. Я пса послал, а он тут же с визгом вернулся. Хвост поджал и ко мне жмётся. Пошёл сам посмотреть, а там следы волчьи! Два следа! И людские следы, тоже два – босые. Невеликие, не как у взрослых. А на поляне снег весь взрытый, как будто там танкисты учения проводили! И два волоса я подобрал чёрных. Что думать – не знаю. Нету в природе чёрных волков! А последних серых ещё в сорок восьмом истребили. Я сам в той облаве участвовал, восемнадцать хищников тогда взяли.

О предположении жены насчёт оборотней он умолчал, памятуя о Марксизме-Ленинизме.

Секретарь райкома задумался. Чтобы думалось легче, тоже закурил.

– Может быть, снова облаву устроить, Афанасий Савельич? Кинем клич, охотников наберём, загонщиков…

Сомов отрицательно покачал головой:

– Не получится, Иван Трофимович. Они в моём лесу не живут, приходят только… иногда.

«Не буду ему на людские следы напирать! Пусть сам догадается, что оборотни!»

– Где ж они, тогда, живут-то? – озабоченно шмыгнул носом Рамкин.

– А кто ж их знает! Надо соседей поспрашивать, Николая да Кешу, не было ли у них чего-нибудь подобного. Только Кеша уже не в нашем районе, а в Сабуровском.

– Это не важно, что в Сабуровском… Да, вы правы, товарищ Сомов. Необходима дополнительная информация.

По смене тона на официальный, Афанасий догадался, что аудиенция окончена.

– Разрешите идти?

– Идите. И смотрите в оба!

– Есть смотреть в оба! – молодцевато вытянулся бывший гвардейский старшина.

Участки Николая и Иннокентия были от города далековато – километров двадцать пять-тридцать, а от Афанасия – километров пятнадцать. Сомов назначил им встречу в Моршанске, использовав для этого Брыха. Дело в том, что дома у него, в стеклянных банках, специально на такой, вот, случай, сохранялись портянки. В одной Николая, в другой – Иннокентия. Дав псу понюхать, привязывал на ошейник письмо – и вперёд! Пёс неоднократно бывал у обоих и дорогу знал. К вечеру возвращался с ответом. Этот метод связи был очень удобен: ни марку на конверт клеить не надо, ни в почтовый ящик письмо бросать. А самое главное – быстрота! По почте когда ещё письмишко дойдёт! Может, даже через неделю.

Итак, через три дня, в субботу, они встретились в Моршанске. В пивной, где же ещё? Все трое были людьми солидными, а потому взяли пива не ради пьянства окаянного, а здоровья для, и дабы не отвыкнуть. Водкой усугублять не стали, хотя Николай и пробормотал:

– Пиво без водки – деньги на ветер!

– Дело серьёзное, Коля, – качнул седой головой Афанасий, – Мы тута не для пьянства собрались, а дело важное обсудить. Сам Секретарь Райкома, товарищ Рамкин поручение дал!

Лесники впечатлились. Отхлебнув пивка и закусив лохмотком вяленого леща, Афанасий рассказал им про чёрных волков вкупе с человеческими следами.

– Дважды видел, второй раз под Рождество. Опять лыжня в чащобу, под ёлкой снег примят от поклажи и лыж. И следы! Причём, волчьи вперемешку с людскими! А снег на поляне весь изрытый, видать, носились они там, валялись да боролись. Играли, в общем. Судя по всему, молодые. Матёрые звери так себя не ведут!

– Ага, разве что, когда спариваются, – подтвердил Иннокентий и закурил.

Афанасий тоже закурил беломорину, смяв мундштук крест-накрест.

– Я Нюре рассказал, а она и говорит: оборотни это, Афоня. Волколаки. Ей в детстве бабушка рассказывала.

Друзья дружно ахнули.

– Во-во! Я тоже, было, ахнул. А потом подумал-подумал… Кто же ещё, как не оборотни? Чёрных-то волков не бывает!

– Не бывает, – согласился Николай, – А дальше-то, что было?

– Дальше… дальше слых по городу прошёл, что в лесу оборотни. Нюрка растрепала своим языком бабьим. Народ в панике, даже в ближний лес никто не ходит, лыжники на стадионе тренируются, круги унылые наматывают.

Афанасий допил кружку и продолжил:

– И вызвал меня, значит, сам товарищ Рамкин. Чаем с баранками угостил, честь по чести. Рассказал я ему всё, только слово «оборотни» не употребил.

– Почему? – удивился Иннокентий, сдувая пену с усов.

– Потому! Марксизм-Ленинизм всякую мистику и волшебство не признаёт, и верить в оборотней не велит! Если товарищу секретарю надо, пусть сам догадывается. И сказал он мне так: дополнительная информация нужна. Спроси, говорит, своих коллег, может, у них что подобное было. И велел смотреть в оба, бдеть, значит.

– Да, уж, будем бдеть! – серьёзно согласились друзья.

– Не было у меня никаких волков, – сообщил Николай после третьей кружки, предварительно обстоятельно подумав.

– И у меня не было! – подтвердил Иннокентий, которого маленько повело от четырёх кружек.

Они поговорили ещё полчасика на всякие не относящиеся к делу темы и разошлись восвояси.

И до Романа, и до Оли тоже дошёл слух о чёрный волках. Роман позвонил подруге и предложил сходить в кино.

– Новый цветной широкоэкранный художественный фильм «Трактир на Пятницкой»! Про революцию!

– Да ты што-о! Хочу! – ответила Оля, отлично понимая, что это просто предлог встретиться, чтобы поговорить без помехи.

– Тогда сегодня, сеанс в двенадцать ноль-ноль! Я тебя приглашаю!

– Твой намёк поняла! Приду!

Повесив трубку, Роман пошёл на кухню, где мать лепила воскресные пироги.

– Мам, а, мам! Дай рубль… пожалуйста!

Алла испачканной в муке рукой откинула свалившуюся на глаза прядь:

– Куда собрался, сын?

– В кино. «Трактир на Пятницкой». В двенадцать сеанс.

– Возьми, вон в сумочке… А с кем идёшь-то?

В глазах Аллы зажёгся огонёк любопытства.

– С девочкой одной, – ответил сын, шаря в сумочке.

Любопытство во взоре матери заполыхало пожаром в пампасах!

– Я её знаю?

– Нет, мам. Она не из нашей школы.

– А как её зовут?

– Оля. Ладно-мам-спасибо-я-пошёл! – сбивчиво протараторил Роман, почему-то застеснявшийся.

– Слушай, возьми ещё рубль! Угости её пирожными и лимонадом, что ли!

– Отличная мысль! – сын чмокнул мать в испачканную щёку и был таков.

Алла вздохнула. Растёт ребёнок! Скоро четырнадцать стукнет… Вот, уже и девочка у него завелась! А давно ли…

Перед сеансом друзья солидно прошествовали в буфет. Лимонад «Дюшес» и пирожные «Эклер»! Божественно!

– Слушай, Оль, похоже, засветились мы! – негромко открыл разговор Роман, – Слух слышал вчера про чёрных волков в лесу. Дескать, не простые волки, а оборотни.

– Ага, я тоже слышала, – кивнула Оля, откусывая пирожное.

Колбаска крема неожиданно выползла сбоку и испачкала ей подбородок. Девочка тихо ругнулась и вытерла беспорядок салфеткой.

– Ещё вон там… в уголке рта, – подсказал Роман, морщась от пузырьков газа, шибавших в нос.

– Что делать будем? – деловито спросила Оля.

– Г-м… Затихариться надо. Или в другой лес поехать, в Сабуровский.

Оля задумалась.

– Далеко, Ромчик. На лыжах не дойти!

– А мы на электричке! До Сабурова всего шесть остановок, а там на лыжах всего километров пять до озера!

– Ну, ты и голова! – восхитилась Оля, – Тебе пальца в рот не клади! Я, лично, ни за что не положила бы!

– Гувер – это голова! И Гинденбург, тоже голова! – засмеялся Роман, тоже любивший бессмертный роман Ильфа и Петрова «Золотой Телёнок».

Прозвенел первый звонок, заставляя поторопиться с лимонадом.

Когда погас свет и начался журнал «Новости Дня», Оля взяла Романа за руку и не отпускала до самого конца сеанса. Он тихо млел.

Через два воскресенья (на дворе стоял уже март, температура держалась всего на минус пяти!) ребята сели на восьмичасовую электричку до Тамбова.

– Граждане пассажиры! Наш поезд следует до станции Тамбов-два со всеми остановками. Просьба не курить в вагонах и тамбурах. Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Балахино! – жестяным голосом проквакал динамик.

Народу в вагоне было довольно много. Нет, свободные места были, но через две остановки в проходе уже стояли люди. Многие были с лыжами. Это слегка обескураживало!

– Во, все лыжники в Сабуров наладились из-за волков, чтоб в нашем лесу не кататься! – шепнула Оля с досадой.

– Разберёмся, – шепнул Роман в ответ, – Уйдём подальше по целине…

Оля вздохнула. По большому счёту, она не очень любила ходить на лыжах.

Сойдя в Сабурове, они доехали до конечной остановки автобуса номер два. Шлакоблочный завод. Дальше, в километре, начинался лес. Хорошо укатанная лыжня приветливо посверкивала на солнце. Поехали! Народу в поле зрения не усматривалось.

– Ты здесь раньше бывал? – поинтересовалась Оля.

Роман сдул с носа каплю:

– Был, только летом. С отцом на озеро рыбачить ездили.

– Ну, и как рыбалка?

– Не очень. Поймали пяток карасей, и всё! Батя потом на базаре ещё восемь штук купил, чтоб не стыдно было домой возвращаться!

Оля захохотала.

До озера дошли быстро. Людей по-прежнему было не видно, но ребята, посовещавшись, решили пройти немного дальше. Озеро слишком притягательный пункт. Обязательно кто-нибудь припрётся, не сейчас, так позже. Ещё через два километра нашёлся подходящий ельник. Все ёлки держали в лапах ветвей толстые слоистые комья искрящегося снега и, казалось, улыбались. Почти каждая ель опускала ветки близко к земле, как бы обещая укрыть ими всех желающих сереньких заек. Там и сям виднелись какие-то кочки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся пеньками, занесенными снегом. Кто-то под Новый Год нарубил тут молоденьких ёлочек, явно незаконно!