Читать книгу Раздвоение. Учебник для начинающих пророков - Илья Уверский - Страница 4

1. Фауст 21 века. Свидетели (диалоги)
2. Агасфер

Оглавление

«– …скажите, как это убил? Кто убил?

– Иностранный консультант, профессор и шпион! – озираясь, отозвался Иван.

– А как его фамилия? – тихо спросили на ухо.

– То-то фамилия! – в тоске крикнул Иван, – кабы я знал фамилию! Не разглядел я фамилию на визитной карточке… Помню только первую букву «Ве», на «Ве» фамилия! Какая же это фамилия на «Ве»? – схватившись рукою за лоб, сам у себя спросил Иван и вдруг забормотал: – Ве, ве, ве! Ва… Во… Вашнер? Вагнер? Вайнер? Вегнер? Винтер? – волосы на голове Ивана стали ездить от напряжения.

– Вульф? – жалостно выкрикнула какая-то женщина.

Иван рассердился.

– Дура! – прокричал он, ища глазами крикнувшую. – Причем здесь Вульф? Вульф ни в чем не виноват!» (М. А. Булгаков, «Мастер и Маргарита», глава «Дело было в Грибоедове»)

* * *

Следующая сценка является пародией аналогичной сценки с Берией и Сталиным от «Comedy Club», правда не настолько смешная.

* * *

Начальник охраны: Лаврентий Павлович, Лаврентий Павлович! Палосич, пал…!

Берия: Что такое? Почему не стучитесь? Кто пал?

Начальник охраны: Убил! Убил!

Берия: Кто убил, кого убил?

Начальник охраны: Этот, консультант, черный маг…

Берия: Как его фамилия?

Начальник охраны: В том-то и дело, что фамилия. Не могу вспомнить. Гипноз. Ушел. Коровья какая-то фамилия.

Берия: Коровьев что ли?

Начальник: Нет.

Берия: Только не говори, что на «га» фамилия…

Начальник: Нет, нет, молочная… Ме, ме, ме…

Берия: Что Вы мычите?

Начальник охраны: Или на «Ве»? Ве, ве, ве…

Берия: Маслов? Масляков?

Начальник охраны: Нет, нет. Маслякова не было… Вельзевул, Вельвеле…

Берия: Вульф что ли?

Начальник охраны: Вспомнил! Мессинг его фамилия!

Берия: Алло, срочно психиатров сюда и сопровождение, всю бригаду. Сдайте Ваше оружие, пожалуйста. Вы отстраняетесь от обязанностей.

* * *

Какое-то время после этого.

Лаврентий Павлович читает черновики подозрительного романа, переданные ему спецслужбами. Подозревается М. А. Булгаков. Причина. Роман был написан о визите в Москву убийцы и шпиона немца Влада Дракулы, в котором без всякого сомнения узнавался В. И. Ленин. Что не было большой бедой. Более важно то, что роман имел четкие параллели со Сталиным и запрещенной историей про убийство Кирова из нижнего города.

«– О, я глупец! – бормотал он, раскачиваясь на камне в душевной боли и ногтями царапая смуглую грудь, – глупец, неразумная женщина, трус! Падаль я, а не человек!

Он умолкал, поникал головой, потом, напившись из деревянной фляги теплой воды, оживал вновь и хватался то за нож, спрятанный под таллифом на груди, то за кусок пергамента, лежащий перед ним на камне рядом с палочкой и пузырьком с тушью.

На этом пергаменте уже были набросаны записи:

"Бегут минуты, и я, Левий Матвей, нахожусь на Лысой Горе, а смерти все нет!"

Далее:

"Солнце склоняется, а смерти нет".

Теперь Левий Матвей безнадежно записал острой палочкой так:

"Бог! За что гневаешься на него? Пошли ему смерть" (М. А. Булгаков, «Мастер и Маргарита», глава «Казнь»).

* * *

Какое-то время до этого. Первая встреча.

Мессинг: Разрешите…

Сталин: Да, конечно, заходите, присаживайтесь, пожалуйста.

Мессинг: Благодарю.

Сталин: Ваше имя.

Мессинг: Мое?

Сталин: Желательно, если только Вы не хотите сообщить мне имя того, кто был здесь два часа назад. Впрочем это ему уже не поможет.

Мессинг: Вельвеле Мессинг. Проще Вольф Мессинг.

Сталин: Волк что ли?

Берия: Я предлагаю выгнать отсюда эту собаку-афериста. Черный маг, всей Москве пропарил мозг своим гипнозом. Что самое главное он препятствует регламенту разоблачения своих фокусов, а это злостное нарушение.

Сталин: Лаврентий, а ты-то кто? Бывший налоговик-отравитель. Я тебе сколько раз говорил, сожги этот свой чертов дневник. Для кого ты его пишешь? Как тень ходишь за мной и пишешь, пишешь. Когда у буду умирать, ты тоже будешь сидеть рядом и записывать? Ну когда же она умрет? Одного прошу, смерти, ведь не для себя прошу… Хе, хе. Иногда у меня такое чувство, что ты – моя совесть. Одно утешает, все равно придется тебя расстрелять. Выйди, пожалуйста, ненадолго, как друга прошу.

Мессинг: Мне кажется, мы с ним подружимся…

Сталин: Не сомневаюсь. С ним много людей подружились. Какие языки знаешь?

Мессинг: Идиш, польский, немецкий. Русский почти выучил. Мне еще переводчика приставили. Когда я волнуюсь, то начинаю говорить с акцентом.

Сталин: Откуда ты, Вельвеле взялся?

Мессинг: С Голгофы я, товарищ Сталин.

Сталин: Здравствуйте, я ваша тетя. Агасфер что ли? Вечный бродяга… Что ты там делал? И перестань повторять, товарищ, товарищ. Тамбовский волк тебе товарищ… Хотя… Ты ведь Вольф? Хе, хе…

Мессинг: Да, я и сам иногда так шучу. Не обидно. Ведь Ваши называют Вас хозяин, верно?

Сталин: Хватит нести чушь. Что ты делал на Голгофе?

Мессинг: Это город Гура-Кальвария, что недалеко от Варшавы. Лысая гора. Я оттуда родом.

Сталин: Прямо как Граф Монте-Кристо, он тоже был с горы Христа. Скучаете, наверное… Родственники остались?

Мессинг: Нет, я совсем один. Фашизм. Вы слышали про огромного страшного медведя, которому в последние времена было дано пожрать много мяса? Это из библейской книги пророка Даниила.

Сталин: Я знаком с этими животными. Хотелось бы думать, что лев это я.

Мессинг: У меня никого не осталось. Нет ничего хуже одиночества.

Сталин: Очень подозрительно. Значит, никто не сможет подтвердить Вашу легенду.

Мессинг: Я был бы очень благодарен, если бы кто-то смог бы ее подтвердить. Если бы мне помогли…

Сталин: Что Вы умеете? Говорят, Вы хороший менталист?

Мессинг: Мне льстят. Здесь запрещено волшебство, телепатия и все что с этим связано. Люди боятся мистики. Ведь если есть потустороннее, есть и ответственность. На том свете отвечать придется. А кому это надо? Чтобы не попасть под запрет, мне приходится доказывать, что я простой гипнотизер-менталист. И поверьте, это ужасно сложно. Доказывать научно то, что объяснить почти невозможно, простыми словами, так чтобы стало понятно обывателям. Но как? Как можно разъяснить то, что скрыто?

Сталин: Хорошо, докажи это. Я буду посылать тебе жесты, а ты их читай.

Мессинг: Я не знаком с языком глухонемых.

Сталин: Значит не знаком. А зря, в этой стране люди потеряли слух, только язык жестов и понимают. Скажи, что я сейчас подумал?

Мессинг: Вы скучаете о Грузии, о далекой родине. И молите, чтобы головная боль оставила Вас хоть ненадолго…

Сталин: Все верно, ты угадал. Кстати, а где ты живешь?

Мессинг: У меня нет дома.

Сталин: Значит бродяга, без определенного места жительства.

Мессинг: Вы правы, это мое проклятие.

Сталин: А сейчас, что я хочу? О чем думаю?

Мессинг: Вы хотите взять свое радио «Банга», закрыться от всех и завалиться на кровать. Я тоже люблю радио.

Сталин: Не Банга, а Ванга, вестник. Люди не верят в ангелов. Будто их нет. А я верю, что скоро этот вестник полетит в космос и будет вещать нам оттуда. Хорошо, что ты ничего не сказал про собаку. У меня ее нет. Собака Сталина не существует. Хотя неплохо было бы ее вывести.

Мессинг: А я собак люблю. Очень добрые люди.

Сталин: Однажды я полночи не мог заснуть из-за воя одной собаки, что в ней доброго…

Мессинг: Лунатизм?

Сталин: Да, лунатизм. Не поверишь, мне часто снится одно швейцарское озеро рядом с горой Пилат. Очень тихое и красивое место. Играет Лунная соната Бетховена. И не поверишь, посреди озера стоит человек в лунном сиянии. Я четко его вижу. Он машет мне рукой, зовет меня. Но я никак не могу различить его лицо. Я пытаюсь дать понять, что я не могу идти по воде, это же не возможно. А он все равно машет мне. Я пытаюсь бежать по лунной дорожке, как Шаолинь, но у меня не получается. Я проваливаюсь в воду и просыпаюсь. И так каждый раз. Ты не знаешь, что бы это могло значить?

Мессинг: Может быть Вы лично знакомы с Пилатом? Вы верите в переселение душ? Иначе не знаю. У меня тоже проблема с лунатизмом. И еще я ужасно боюсь грозы. Не поверите, однажды всю грозу в ванной просидел.

* * *

Вторая встреча.

Сталин: Вельвеле, ты веришь в Бога?

Мессинг: Я верю в единого Бога, иногда даже хожу в синагогу.

Сталин: Значит ты знал Михоэлса?

Мессинг: Да, он был моим другом. Я говорил ему, что вижу, как он лежит на трамвайных рельсах, но он не поверил…

Сталин: Это ужасно, ужасная трагедия. Говорят, это случилось в Минске. Вот они трамваи-то. Его нашли на трамвайных путях с переломанной грудной клеткой. Прямо как Мармеладов в «Преступлении и наказании». Горько… Будешь, это джойнт?

Мессинг: Какой джойнт?

Сталин: Курить будешь, говорю?

Мессинг: Не курю. Говорят, весь Мосгосет попал в аварию следом за ним… У Вас ноги не болят?

Сталин: Болят, старость. Валя периодически растирает, но помогает мало.

Мессинг: Валя?

Сталин: А еще постоянно болит голова.

Мессинг: А сердце, душа, не болит?

Сталин: Ты что врач?

Мессинг: Я могу лечить головную боль, но не могу лечить душевную боль… Это выше моих сил. После моего шоу, ко мне целые очереди выстраиваются. Сотнями. Вот и сейчас, Ваша голова пройдет…

Сталин: Кашпировский что ли? Как это работает? Я думал, что моя голова скоро лопнет, как у Зевса во время рождения Афины. Знаешь, это очень странное состояние. И приходит совершенно внезапно. Какой-то сильный запах роз, ужасная боль, гул в голове и голос, как живой: «погибли». А кто погиб, где погиб, непонятно.

Мессинг: Это, наверное, из «Сияния».

Сталин: Какого «Сияния»?

Мессинг: Я прошу прощения, это такая книга. Там описаны те же симптомы. Все за него переживаете, за Варравана, сына?

Сталина: Я ведь все вижу. Эта стая волков сжимается вокруг меня. После моей смерти его порвут на части.

Мессинг: Если только Вы не опередите их, я угадал?

Сталин: Ты, пожалуй прав. Послушай, а почему после твоего сеанса черной магии люди к тебе толпами от головной боли выстраиваются? Что за ерунда? Почему у них голова болит?

Мессинг: Мне кажется, так устроен наш мир. Если есть шаг – должен быть след, если есть тьма – должен быть свет. Если есть дракон, есть и поцелуй дракона. Вы читали Достоевского?

– Нет.

– А Ворона смотрели?

– Читал. Картину не видел.

– Помните Есенина? Обрезать веревки может только тот, кто сам же и подвесил. А тот, кто может их обрезать, тот может и подвесить назад. Это называется гипноз. Мне кажется, когда-нибудь про это снимут целый фильм.

Сталин: Значит, ты можешь видеть будущее, Вельвеле?

Мессинг: Время гораздо сложнее наших представлений о нем. Ученым еще предстоит сделать множество открытий, касающихся времени. Я знаю, что будущее, прошлое и настоящее скручены в один клубок. Ничто не уходит бесследно. Человек существует вне времени. Время всего лишь условность не более того. Поэтому я никогда не говорю: «Прощайте». Я всегда говорю: «До свидания».

Сталин: Поясни.

Мессинг: Вы слышали про день сурка?

Сталин: Никогда не слышал. Вы большой поклонник Блока? Умрешь, начнешь опять сначала, и повторится все как встарь, аптека, улица, фонарь…

Мессинг: День сурка, это когда Вы попадаете во временную петлю, просыпаетесь и умираете в один и тот же день. Как безумное чаепитие в Алисе в стране чудес. Или как Иисус, когда Он встретил первых апостолов, а они спросили, где Ты живешь и откуда Ты знаешь, как нас зовут? Помните, было около 10 часов? Или Воланд на Патриарших.

Сталин: Кто, кто?

Мессинг: Представьте. Каждый день вы повторяете одно и тоже, как будто ходите кругами по Садовому кольцу. Вы уже заранее знаете каждое событие этого дня и даже можете шутить над людьми. Например, подойти к каким-нибудь бездельникам на скамейке в парке и сообщить им все, что вы о них знаете. Предложить им марку сигарет, которую они курят. А также пошутить над ними. К примеру, – а Вы в курсе, что Вам скоро отрежет голову, потому что Аннушка уже пролила масличко? Это довольно смешно, так как вас сразу начинают обвинять в шизофрении, первый из них сразу начинает бежать куда-то звонить, прямо навстречу своей гибели, а второй вскоре сходит с ума.

Сталин: Это действительно очень смешно. Продолжайте. Я так шучу по несколько раз в месяц, но никакого чуда в этом не вижу.

Мессинг: Ничего смешного, такие глюки иногда происходят. Дежавю. Обычно сопровождаются появлением черного кота. Вы случайно черного кота не видели?

Сталин: Нет, не видел.

Мессинг: Неважно. Мы все в этой временной петле. И выйти из нее невозможно, хотя есть один способ.

Сталин: Какой?

Мессинг: Нужно обмануть время. Нужно вспомнить, что было в предыдущий раз. Вспомнить все. И тогда вы проснетесь. Трамвай не сможет Вам навредить.

Сталин: Какой трамвай? Я спрашивал тебя о будущем.

Мессинг: Я пытаюсь Вам объяснить. Чтобы увидеть будущее, надо вспомнить прошлое. Я давно понял, что видения будущего, которые мне являются, как озарения, это просто воспоминания из прошлого, возникшие в результате какого-то сбоя в системе. Дежавю. Я видел битву под Сталинградом, я видел Парад Победы, но только потому, что все это уже было, было и было. Смерти нет. Помните «Темную башню»?

Сталин: Какую башню? Где ты этого начитался? Скажи, а что если кто-то типа тебя вспомнит все и изложит все это в книге? А потом передаст эту книгу в следующий цикл? Это возможно?

Мессинг: Именно это случилось в «Темной башне»…

Сталин: Мне кажется, тогда произойдет взрыв мирового сознания. А потом вспомнить все смогут десятки, затем сотни, а затем миллионы человек. Колесо времени остановится. Произойдет разоблачение черной магии и занавес падет. Полный апокалипсис. Этого ни в коем случае нельзя допустить. Если бы такая книга была, ее нужно было бы сжечь. А автора расстрелять.

Мессинг: Но ведь такой книги нет.

Сталин: Я просто шучу, Вольф. Первый раз слышу подобную ерунду. Ты начитался старика Эйнштейна. Получается мы все рабы какой-то матрицы, винтики больших часов и лишены свободы воли. Причина и следствие. Но тогда мы не люди, а просто стадо баранов. Ведь человек без свободы воли, это не человек, это животное.

* * *

Третья и последняя встреча.

Сталин: Вольф, в прошлый раз ты ушел от ответа. Я просил тебя рассказать мне о будущем. Что будет с этой страной, куда мы идем?

Мессинг: Есть такой английский писатель Оруэлл, он уже все написал. Здесь нет никакого секрета. Но я могу рассказать Вам один сон.

Я видел, как по морю плыл огромный корабль, самый большой корабль в мире. Прямо как Титаник или Атлантида. Все знали, что этот корабль настолько надежен, что никогда не сможет затонуть. Вдруг неожиданно этот корабль на полном ходу налетел на айсберг и получил небольшую трещину в обшивке. Народ стал переживать. Берлиоз! Берлиоз? И пошли вскакивать, вскакивать из-за столов… Но их успокоили. Все нормально, небольшая трещина, сейчас залатаем. Все поверили, что это сущий пустяк и продолжили веселиться. Кто-то пошел спать. Кто-то пошел допивать коньячок. Кончилось все весьма печально. Хрусть, надвое. Напополам. Корабль полностью затонул. Спаслись далеко не все. Значительно меньше, чем могли бы спастись, если бы заранее понимали степень опасности. В ледяном мраке люди пытались спастись, хватались друг за друга, кричали, а затем затихали. Затем налетела ужасная буря и разметала щепки и шлюпки с людьми по морю. А сам корабль ушел на самое дно моря. Говорят, что с ним на дно моря также ушел и волшебный кристалл Берлиоз, в котором хранилось будущее корабля.

Сталин: Какой Берлиоз?

Мессинг: Изумруд, бериллий, волшебник и страны ОЗ, ни о чем не говорит? По другой легенде это глаз люцифера, который тот потерял во время падения. Этот изумруд можно переделать в святой Грааль. Этот кристалл искали, но так и не нашли. Возможно, его скрыл кто-то из пассажиров.

Сталин: И что же?

Мессинг: Потом пришел туман, тьма накрыла поверхность моря. Если кто-то хотя бы лет через 100 найдет этот кристалл, он сможет собрать корабль заново, и тогда, когда-нибудь жители Невы снова увидят Алые Паруса…

Сталин: Вольф, ты все-таки не фокусник. Ты не врал. У меня появилось «дежавю». Эту историю я где-то уже читал. Ве, ве, ве…, во…, Воланд, Ландон?

Мессинг: У Вас хорошее чувство юмора. Лондон. Морской волк. Это из этого романа. В самом начале сталкиваются два корабля. Главный герой под ужасные женские визги падает в ледяную воду. Он видит проплывающего мимо бездушного курильщика. Его берут на борт корабля «Призрак». Бедный малый думал, что он спасен. Какая ирония… Мне известен только один корабль-призрак – это «Летучий голландец». Покинуть этот корабль невозможно. Потому что управляет им пират, обреченный на вечные скитания за свой каламбур – Морской волк. Правда, этот корабль может передавать проплывающим мимо морякам послание с того света. Главный герой был очень образован – это его и спасло. Подобно Шахрезаде, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь, он был вынужден каждый вечер общаться с Морским волком на разные литературные темы, пока того мучали сильные головные боли. Они спорили про то, что сильный жрет слабых, ибо в этом суть жизни и ее главный закон, про восстание люцифера и мировую революцию, про закваску и прочую ерунду.

Сталин: Это намек на мои встречи с…, как его звали? А знаешь, Вольф, я согласен с Морским волком. Моя жизнь доказывает, что он был прав. И современная наука доказывает, что он был прав. После Дарвина, современных открытий физики, только идиот может верить в Бога. Но если ты можешь предъявить мне доказательство обратного, то я слушаю.

Мессинг: Дарвин был прав. Выживает не сильнейший. В страшные времена выживают наиболее приспособленные. Вспомните историю Морского волка до конца. Кончилось тем, что главный герой со своей подругой сбежали с проклятого корабля и очутились на острове. Призрак был атакован еще большим злодеем, на корабле произошло восстание, и весь экипаж покинул корабль, подрезав мачты. А Морского волка стали доканывать приступы ужасной головной боли. Рак. В своей постели, с угасшим взором, на разрушенном корабле он причалил к острову, где спаслись два беглеца.

Сталин: К чему ты мне это рассказываешь?

Человек с Голгофы: Я рассказываю это к тому, что исполин, считавший себя непокоренным люцифером, был вынужден медленно умирать, покинутый всеми. Ниточка за ниточкой обрубалась его связь с внешним миром. Пока спасенные восстанавливали корабль, он утратил способность двигаться, видеть, и просто лежал во мраке, погружаясь в вечность черной дыры. Вы знаете, что в черной дыре время почти останавливается? Какая ирония, ведь его сознание стало яснее, чем когда-либо в жизни. В последние дни его сознание навсегда погрузилось в мавзолей собственного тела, не способное вырваться на свободу. Один раз, когда он еще мог сжимать в пальцах карандаш, Волк Ларсен написал:

«Когда не бывает боли, мне совсем хорошо. И я тогда мыслю совсем ясно. Я могу рассуждать О ЖИЗНИ И СМЕРТИ, как индусский мудрец».

Сталин: И что никто не помог ему?

Человек с Голгофы: Нет он просто погрузился в черную дыру.

Сталин: Ты действительно пророк. Как ты читаешь мои мысли? Мне все время кажется, что я, погруженный навечно в черную тьму своего мертвого тела, обречен провести так целую вечность, наедине с самим собой.

Мессинг: Но ведь Вы не верите в Бога. О какой вечности Вы говорите?

Сталин: Ты прав. Ты прав. Наверное, это просто мое малодушие. Кстати, говоря о ЖИЗНИ и СМЕРТИ. Хочешь посмеяться?

Мессинг. С удовольствием. Хотя я слышал, чтобы посмеяться действительно от души, надо иметь возможность прожить хотя бы 3000 лет.

Сталин: Да. Дело в том, что на днях я разговаривал с товарищем Пастернаком. Слышали о таком? Смерти нет… И все такое. Так вот он пытался заступиться за одного поэта, Мандельштама, который написал паскудное стихотворение про Горца.

Мессинг: Да, слышал. Они не умирают, пока не срубить им голову.

Сталин. Что? У тебя черный юмор, Вольф. Зачем же ему срубать голову? Я позвонил ему и спросил, не знаком ли он, совсем случайно, с товарищем Мандельштамом. Видите ли, он зачем-то вступил в конфликт с нашими писателями из Массолита и попал в опалу. Но дело не в этом. Если бы ты знал, как глубоко они мне безразличны. Дело совсем не в них. Ты будешь смеяться, но товарищ Пастернак мог запросто спасти своего товарища. Это был мой эксперимент. Величайший эксперимент, изобретенный лично мною. Я бы реально вытащил бы его, просто из принципа.

Мессинг: Как Петр? Вы думаете, он мог бы дать показания и спасти своего учителя? Но разве это имело смысл? Он бы просто обрек себя на гибель, ничего бы не изменилось.

Сталин: Какой еще Петр? По твоему, если ты знаешь, что это бессмысленно и твоего друга не спасти, значит можно от него отречься? Так? Ты еще его последователей вспомни. Церковь должна дружить с государством, а не пытаться кого-то спасать. Вот Вы все говорите, Пилат. Хорошо. Пусть я Пилат, пусть я верховный прокуратор. Но вот я звоню и спрашиваю, есть желание спасти твоего друга? Ведь он же мастер? Ведь он мастер? И что? У тебя две секунды, чтобы решить свою и чужую судьбу. Ты понимаешь? Две-три секунды. И уже ничего не изменить. Ты будешь жить с этим до конца своей жизни.

Мессинг: Что он ответил?

Сталин: Вместо того чтобы ответить, он предложил мне встретиться, чтобы поговорить О ЖИЗНИ И СМЕРТИ. Я бросил трубку и хохотал с Берией почти полчаса. О ЖИЗНИ и СМЕРТИ… Каков, а? Нет ничего хуже трусости.

Мессинг: Вы правы, товарищ Сталин. Это действительно очень смешно. Это даже более смешно, чем Вы думаете.

Сталин: Ты действительно считаешь, что он смог бы мне что-то сообщить?

Мессинг: Видите ли, именно это он и хотел Вам сообщить. Я открою Вам страшную тайну. Товарищ Пастернак был знаком с одним писателем. Его фамилия Булгаков. Он был великим пророком и написал один роман, в котором изложил судьбу России, а заодно и Вашу судьбу тоже. Вы же интересуетесь будущим. Там же детально описана Ваша смерть, от легкого укольчика прямо в сердце.

Сталин: Врачи? И все же, значит это они?

Мессинг: Именно они. Они и поставят точку в Вашем романе.

Сталин: Всех к расстрелу… И Булгакова в том числе.

Мессинг: К сожалению это очень сложно сделать. Он давно как умер. А этот Булгаков не обращался, не хотел с Вами встретиться?

Сталин: Обращался. Конечно, обращался. Совершенно больной человек, хотя написал пару интересных вещей. Думаете, он тоже хотел мне что-то сообщить?

Мессинг: Он хотел Вам сообщить, что Вы умрете страшной смертью на день освобождения еврейского народа, Пурим, в точности так, как это описано в конце романа «Морской волк», которую я Вам только что изложил. А Ваш единственный ученик, бывший налоговик Левий Матвей, будет бегать вокруг оцепления, ждать светового сигнала начальника охраны и писать в своем дневнике словами доктора Живаго «Смерти нет. Столько времени прошло, а смерти нет». Потом Левий утащит Вас в уже занятую пещеру. Кстати, в этом романе очень живописно описана одна кровавая лужа…

Сталин: Не понял… Сегодня какое число?

Мессинг: Как я уже говорил, товарищ Пастернак общался с товарищем Булгаковым. И хотел Вас об этом предупредить. Но Вы оказались таким же фаталистом, каким был Юлий Цезарь.

Сталин: Расстрелять, немедленно расстрелять.

Мессинг: Кого?

Сталин: Всех, и тебя тоже. Преступник! Преступник!

Мессинг: Зря кричите. Вам уже никто не поможет, так как никто и никогда не станет помогать Пилату, ни на этом, ни на том свете. Такая уж судьба у тех, кто умыл руки. Но довольно. Ваш поцелуй дракона, как и было сказано. Вы были правы, я могу избавить от головной боли сотни людей, а могу вернуть ее назад. Всю. Ворона Вы не смотрели, но на прощание, разрешите передать вам привет от…

Сталин: От кого?

Человек с Голгофы: От всех. У тебя болит голова, и болит она так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Теперь ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. Ты не можешь даже думать о чем-нибудь. Вскоре вся кровь начнет приливать к голове и останется там безвозвратно. Ты начнешь галлюцинировать, а затем ослепнешь. А потом солнце вспыхнет, зажжет твой мозг зеленым светом, лопнет и выльется тебе на голову.

Сталин: Что… не ты…а Вы… бз…дз…

Человек с Голгофы: Не думай высокомерно о времени. Как говорил товарищ Мышкин, только перед казнью можно понять ценность каждой секунды, каждого мгновения. Хотя вскоре ты станешь бессмертен и сможешь думать об этом целую вечность.

«7 марта 1953 года я был к Колонном зале Дома союзов. В гробу лежал человек, совершенно не похожий на того, которого я знал. У меня даже появилась мысль: Сталин ли это? Смерть сильно меняет людей». (В. Мессинг, «Я – телепат Сталина»).

Раздвоение. Учебник для начинающих пророков

Подняться наверх