Читать книгу За бесконечность времени - Илья Валерьевич Рашев - Страница 4

На следующий день я снова сидел на своей лавке.

Утро было прохладный, а кладбище безлюдным.

На нем, как и всегда, копошились только его обитатели.

Было тихо. Деревья стояли неподвижно.

Небо было затянуто серыми тяжелыми тучами.

Совсем скоро вместо дождя они принесут сюда снег.

От вчерашнего солнца остались лишь воспоминания.

Через какое-то время, позади себя, я услышал женские голоса.

– Всё пришли, – запыхавшись, сказала одна из них.

Я обернулся.

Это была мама. На ней был черный траурный платок, черная демисезонная куртка, а в руках искусственные цветы.

Рядом, за ней, пробиралась тетя Тамара.

Тоже во всём черном и с такими же бездушными цветами.

Они прошли немного по дороге и оказались в моем маленьком дворике.

– Специально не далеко от дороги выбирали место, чтобы долго не искать, – сказала мама и прошла к столику рядом с лавкой.

– Здравствуй сынок, как ты тут поживаешь? – обратилась она к моей фотографии, одновременно протирая ее и табличку с моим именем на кресте.

Я стоял рядом и смотрел на свою маму.

Тетя Тамара раскладывала принесенные ими бутерброды, бутылочку настойки и пластиковые стаканчики из сумки на стол.

– Привет мам, – тихо сказал я, – нормально. Ты как?

Я пытался заглянуть в ее глаза и найти в них ответ, но она не слышала меня, и я понимал, что мой вопрос прозвучал в пустоту.

Она наклонилась над могилой и принялась поправлять цветы, втыкая туда новые.

– Листьев то сколько налетело. Сейчас я тебе тут немножечко приберу, – пыхтела она, – красиво будет.

Мама у меня слегка полноватая женщина и в годах, так что ей наклонятся было весьма непросто.

– Нин, давай помянем парня, – протягивая стаканчик с вином, предложила тетя Тамара.

Мама выпрямилась и взяла стаканчик.

– Андрюшка, Андрюшка, – начала мама. Она смотрела на мою фотографию, – как же так?

Тут она начала плакать, прикрывая лицо рукой.

Я не мог удержаться от эмоций и по моему лицу тоже побежали слезы. Мне было ее очень жаль. Я попытался ее обнять, но руки прошли сквозь маму.

Тетя Тамара успокаивала ее, гладя по плечу.

– Ну хватит, хватит. Все хорошо. Выпей.

Тетя Тамара – это мамина двоюродная сестра. На похоронах ее не было, так как она живет на Украине и не смогла приехать по определенным обстоятельствам.

Они выпили. После этого закусили бутербродами.

– Андрюшке-то тоже налить надо, а то как единоличницы пьем тут, – жуя бутерброд, сказала тетя.

Она достала из-под креста стопку, протерла ее, сполоснула водой из пластиковой бутылки и налила туда вина.

Потом так же аккуратно поставила ее обратно и положила рядом кусок хлеба с колбасой.

Я сидел рядом на лавке.

– Ты не будешь ему говорить про развод-то? – чуть позже спросила тётя Тамара.

– Не буду, – ответила мама, – рано, второй день как похоронили, а тут ещё и это – не надо, – махнула она рукой, – пусть спокойно там лежит и не переживает. Успеется ещё.

Но я уже всё знал, и видел новую жену папы, буквально пару дней назад.

Значит и в самом деле разводятся.

Но мама вроде держалась.

Подул лёгкий ветерок. Деревья тут же дружно начали покачиваться из стороны в сторону.

Листья, те, которые по суше да полегче, под его силой стали медленно расползаться по кладбищу.

– Дождь, наверное, будет? – смотря на небо, сказала тетя Тамара.

Тучи и вправду стали, казалось, ещё тяжелее и готовились вот-вот пролиться дождём вниз.

– Собираться надо, пока не начался, – предложила тетя.

Ещё немного постояв и выпив по стаканчику, они начали собираться.

– Оставь под крестом бутерброды-то, – сказала мама, – нельзя ничего с собой с кладбища уносить.

Тетя Тамара положила пакетик с бутербродами под крест.

– Ладно Андрюня, пойдем мы, – сказала мама, – пусть земля тебе будет пухом, – и поцеловала мою фотографию на кресте.

Я тронулся рукой своих губ, как будто бы пытаясь почувствовать ее поцелуй.

Но я ничего не чувствовал.

Проводив их до конца кладбища, я подождал пока они скроются за поворотом и не спеша вернулся обратно.

Снова присев на лавку, я смотрел на «свежие» пластмассовые цветы, принесенные мамой и тетей. Они выделялись среди остальных своими новыми яркими цветами.

– Это кто был? – спросил, подсевший через пару минут ко мне, Миша.

– Мама, с тетей, – тихо ответил я. Я был в раздумьях.

– А я смотрю у тебя гости, думаю уйдут дак зайду, – Михаил закурил сигарету.

Она пахла каким-то кофейным вкусом. Он вроде ни разу ещё такие не курил.

– Фу, гадость какая, – вынув сигарету из рта сказал недовольно он, – ничего больше не нашел, дак приходиться теперь эту дрянь курить.

Я сидел и молчал.

Миша, приплевываясь, курил свою «вонючку».

С неба закапал небольшой дождик.

Чуть позже он перевел взгляд на меня.

– Андрюх, у тебя это, рука шевельнулась, – как-то испуганно сказал он.

– Чего? – посмотрев на него, в недоумении спросил я.

– Рука, – указывая на мою руку пальцем и смотря на нее с широко открытыми глазами, заикаясь повторил он, – говорю шевельнулась. Я сейчас доктора позову.

– Какого доктора? – не понимал я.

Миша вскочил с лавки и побежал куда-то в другую сторону от своей могилы.

– Я щас, мигом! – убегая, крикнул он.

Я посмотрел на свою руку и тут у меня зазвенело в ушах. Какой-то писк, с размеренным таким тактом, проникал в мою голову.

«Пип… Пип… Пип»

Я схватился обеими руками за голову, упал на землю спиной и тяжело дышал. В глаза проникал тусклый белый свет. Сначала он был совсем тусклый, но постепенно становился всё ярче и ярче. Писк в голове тоже усиливался.

Я чувствовал, что меня кто-то держит за руки вдоль туловища и не дает пошевелиться.

Земля подомной становилась всё мягче. Что это? Что со мной происходит?

– Есть движение, – сказал сквозь писк еле слышный чей-то мужской голос.

Я шевелил головой из стороны в сторону.

Тело покрылось потом, лоб испариной.

Вскоре я открыл глаза. Дышалось тяжело, как после пробежки. Я оказался в помещении.

Надо мной висел больничный осветительный прибор. В рот была вставлена пластиковая трубка.

В стороне от меня пищал аппарат искусственного дыхания. Это его звук я услышал первым.

Надо мной стоял врач и проверял что-то на приборах.

Я повернул голову в право и в проходе, открытой двери, увидел двух идущих девочек лет десяти, одиннадцати. Это были те девочки Даша и Маша. В руках они держали плюшевых мишек и Микки Маусов.

Мои глаза слезились и в них стояла слабая пелена, но девочек я узнал сразу, даже сквозь нее. Они так же, о чем-то общаясь, прошли мимо меня, как и в тот раз, на кладбище.

В палате пахло кофе. Этот запах шел от Мишиной сигареты там, на кладбище, а здесь, мой сосед по палате заваривал себе пакетик кофе с таким же ароматом.

Все запахи и звуки были как на кладбище. За окном кричали вороны, в форточку дул лёгкий ветерок и кидал небольшие капли дождя мне в лицо.

Всё вокруг напоминало мне про то место. Кроме нудного писка.

Врач что-то записал в планшетку.

– Поздравляю вас со вторым днем рождения, – улыбаясь, сказал он.

Затем вынул из кармана халата мобильный телефон и набрал номер.

– Алло, запишите, что пациент вышел из комы на четвертый день в 15:30. Да, да. Григорьев Андрей, – выходя из палаты, сказал врач по телефону, – шестая палата.

Я лежал, обвязанный трубками и капельницами, и смотрел то в окно, то в потолок. В голове была неразбериха. К тому же она жутко начинала болеть. Я с трудом соображал, что вообще произошло и происходит.

Через пару-тройку минут, когда я уже более-менее успокоился, ко мне подсел небольшой мужичок, сосед по палате.

– Ну привет, – протянув руку, сказал улыбаясь он, – Михаил.

Я посмотрел на него.

– Андрей, – с каким-то ужасом, узнав его, невнятно промычал я, протягивая ему свою трясущуюся руку. Это же ты. Вдруг промелькнуло у меня в голове. Мужичок с кладбища.

– Будем знакомы, Андрюха. С возвращением, -улыбаясь сказал он, – я же говорил «рука шевельнулась у тебя».

И пожал мне руку.

На столе рядом с койкой лежали бутерброды и стаканчик с морсом.

– Мама твоя приходила, оставила, – сказал, кивнув на них, мужичек, – ещё свежие.