Читать книгу Пальма новой жизни. Сборник рассказов - Илья Владимирович Платонов - Страница 14

Плох тот русский, кому хотя бы раз в жизни не приходит идея покорить Берлин. Не оказался в стороне и я. Деньги давно и как-то беспросветно закончились, имущества я не нажил, поэтому отправился в поход налегке. Оставались, правда, с десяток фотографий от фотовыставки, которая не принесла почему-то мне всемирной славы, девать их было некуда, посему я просто расставил их на лавочках и уехал.

В Берлин я прибыл на центральный железнодорожный вокзал. Он оказался многоэтажным и футуристическим. Поезда были на подземном уровне, поезда ездили на втором этаже, а под стеклянным куполом проносились небесные электрички. На этом вокзале я очень быстро потерялся. Час бродил в поисках выхода, между лифтами, эскалаторами, магазинами и толпами народа. А когда нашел – сразу столкнулся с местным бомжом. Он был стар, в рваной одежде, источал нехороший запах и ещё на нем не было обуви. В дырявых носках он стоял возле стеклянных дверей, на холоде – дело происходило в октябре – и смотрел в пустоту мира остекленевшими глазами. Голову его украшала капитанская фуражка.

Вот, – окатило меня страшной догадкой, – наверное так происходит со всеми, кто отправляется покорять Берлин. Они не могут даже покинуть вокзал и навеки застревают у выхода. Проходят годы, у них разваливается обувь, изнашивается одежда и появляется этот странный пустой взгляд.

Я обошел бомжа, походил взад-вперед по вокзальной площади, надеясь, что в голову придет хоть какая нибудь здравая мысль о дальнейших действиях. Но в голову ничего не приходило, зато в зеркальной витрине я столкнулся со своим отражением и выражение моих глаз очень мне не понравилось. Как же быстро это происходит! Я поскорее вернулся на станцию, стараясь не смотреть на клошара. Однако тут произошла вот какая странность, если раньше я не мог найти выход, то теперь, куда бы я ни пошел – быстро оказывался у дверей с бездомным. Я садился на эскалаторы, спускался и поднимался на лифтах, бродил по перронам, но результат был один – стеклянные двери и фигура безумца за ними.

У меня кружилась голова, мутило в животе и самое неприятное – умственная деятельность была на грани полной остановки. Спас меня поезд, – не думая, я шагнул в открывшуюся дверь, повалился в кресло и закрыл глаза. А когда открыл – за окном уже мелькали пригороды Берлина. Жизнь вновь наполнилась смыслом. Поезд – хорошая штука для решения любых проблем. Стоит в него сесть, как самая запутанная жизненная ситуация перестаёт быть таковой. Если бы это было возможно – с удовольствием провел бы там всю жизнь. Но каждый поезд, рано или поздно, прибывает на конечную станцию. В моем случае это оказался Лейпциг. Я бегом покинул вокзал и не раздумывая сел в желтый, наполненный светом и теплом, трамвай №2.

Почему именно в него? Все просто – в Лейпциге у меня живет товарищ, а к его дому ходит именно этот трамвай.

Немецкие города, за исключением Берлина, весьма пустынны и напоминают ухоженные кладбища.

– А где все люди? – спросил я своего товарища, – почему город пустой?

– На работе, все на работе, это же немцы. – Мы шли по лейпцигской улице и товарищ объяснял мне особенности немецкого менталитета. – Для немца работа – главное в жизни. Все разговоры у них только о работе. Я как-то спросил у знакомого, думает ли он о смерти, настолько тот был жизнерадостен. Он очень удивился: «а зачем об этом думать?». – Кстати, видишь это здание? Это дом престарелых, там когда-нибудь закончится моя история.

Эта фатальная предначертанность немецкой жизни произвела на меня тяжелое впечатление. А товарищ продолжал знакомить с городом:

– Обрати внимание, какой шикарный тут жилой фонд. Можно часами ходить, а он не кончается. Я у немцев часто спрашиваю, у вас столько жилья, на фига вы к нам полезли? Нужны вам были наши деревни? Кого вы там хотели расселять, у вас дома все прекрасно!

У меня все друзья – философы (один настолько философ, что изъясняется исключительно притчами). А все уважающие себя философы-мудрецы должны ходить в картинные галереи, особенно если вход туда бесплатный, и вдвойне особенно – если это выставка работ Клее…

Дети рисовать не умеют. Они выдают либо бездарный авангард, либо наивные домики-солнышки-мама-папа-я. Однако иногда, среди всех этих цветных кривулек, вырвется на свободу особенная каляка-маляка. Кривая, мощная, странная, весёлая, наполненная первозданным вселенским хаосом. Такая, что смотришь – и глаз отвести не можешь. Изучением этого феномена всю жизнь занимался немецкий художник Пауль Клее. Да так заизучался, что открыл секрет, тайное знание, научился рисовать кривульки как ребёнок и даже лучше.

В Лейпциге я набрел на его выставку. Рисовал Клее на том, что было под рукой. И на холсте, и на обрывках бумаги, картонках, короче – рисовал он на всем. Одна его работа являла собой длинный мятый обрывок бумаги с синей загогулиной. Эта была именно та самая загогулина, я сразу её опознал. Проникающая в мозг глубже сознания и подсознания, в те времена, когда их еще не было, а были только нерезкие пятна света и цвета, первое, что видит новорожденный, это была моя личная загогулина, можно сказать изначальная и давно позабытая. А Клее о ней напомнил, за что ему поклон и почтение.