Читать книгу Бои космического значения - Илья Владимирович Рясной - Страница 5

– Лейтенант, если вы думаете, что я чувствую себя обязанной вам за мою спасенную шкуру, – вы глубоко ошибаетесь.

– Никак нет. И в мыслях не было, содруг капитан, – я привычно вытянулся, видя, что Талана ест меня недобрым взором.

Я выбрался из реанимационного контейнера на сутки раньше моего ведущего и успел ощутить, насколько легче мне без нее дышится. И вот все начиналось сначала. Она умело перекрывала шланг, через который я дышал воздухом свободы.

– Сколько вы набрали нарядов, лейтенант? – перво-наперво осведомилась она. В классе эскадрильи мы были вдвоем, в тусклом освещении она выглядела неважно и походила на нечистую силу.

– Одиннадцать, – вздохнул я.

– Двенадцать, – нахмурилась она, проводя пальцем по планшету компа, где у нее зафиксированы все мои мнимые и действительные прегрешения. – Двенадцать.

– Так точно, – вынужден был признать я. – Двенадцать.

– По прогнозам меддиагноста, вы негодны к полетам около месяца. Я предоставлю вам возможность с пользой провести это время в нарядах.

– Так точно, – это были мои главные слова в общении с Таланой.

– В пятнадцать-ноль вы должны быть в секторе «С-11». Поступаете в распоряжение техник-лейтенанта Рамсенена.

– Ловля блох? – скривился я.

– Что? – она прищурилась. – Мне казалось, это называется тестлечением сервисных программ. Вопросы?

– Никак нет, содруг капитан.

– Выполняйте, – она обернулась и мягкой кошачьей походкой двинула прочь из класса.

Ну не стерва она? Нет, она не стерва. Она суперстерва. И еще раз подтвердила это высокое звание.

Благодарности я от нее не ждал. Но все равно было обидно. Хотя я восхищался совершенством гнусности ее характера.

Однако надо заметить, что после того боя во мне что-то изменилось. Крепнувшую ненависть к ней как волной смыло. Чувство локтя, которое должно было возникнуть по отношению к боевому товарищу, с которым прошел между лопастей мясорубки, когда друг от друга зависело – жить или умереть, понятное дело, не проснулось. Зато теперь я относился к ней совершенно индифферентно. Как к стихийному бедствию, которое нужно просто терпеть и по возможности избегать. СС тоже не питала ко мне ни злости, ни раздражения. Она просто напористо делала свою работу, как ее понимала, и собиралась и дальше пытаться раскатать меня в блин.

Лейтенанта Рамсенена я нашел в сервисном пузыре внешней реакторной галереи. Это была двухметровая прозрачная сфера, откуда открывался величественный вид на главный реактор корабля, похожий на гигантский нераспустившийся тюльпан в две сотни метров диаметром и три сотни метров высотой. Его окаймляли прозрачные кольцевые галереи.

Техник – типичный представитель этого племени, худой, с рассеянным видом, порхавший в каких-то высших компьютерных сферах и соответственно этому беззаботный, как мотылек, посмотрел на меня непонимающе, будто пытаясь вспомнить, кто я такой, Наконец кивнул:

– А, штрафник… Сейчас напарник подойдет, – он повернулся в просторном прозрачном кресле, почти невидимом для глаза. Из образовавшегося отверстия в полу выскочил предназначавшийся нам зеленый, как тина, контейнер тесткомплекта.

Второй штрафник появился через пять минут – злой как черт. Это был Корвен. Он переживал не слишком хорошие времена. Как и моя, его машина была повреждена и еле дотянула до посадочной секции. Если мой приятель отделался более-менее легко, то из кабины ведущего медики и технари с трудом извлекли изломанное тело, в котором едва теплилась жизнь. Чудо, что Арвин выжил. Но минимум на год, если не навсегда, ему не сесть в кресло пилота и не бросить свой истребитель в черную пустоту. Он до сих пор в реанимационном блоке, и по возвращении на базу проследует прямой дорогой в госпиталь. Новым ведущим Корвену назначили капитана Норака Ломака, твердолобого служаку, сразу решившего, что его новый подчиненный никак не соответствует распространенным представлениям об офицере космофлота. Некоторая легкомысленность и расхлябанность Корвена, впрочем, для пилота вполне позволительная (лишь бы летал и не падал), наталкивала Ломака на мысль о немедленном искоренении недостатков. Так что за кратчайшее время мой приятель обзавелся почти таким же количеством нарядов, что и я.

Наряд на сервисработы означал, что нам вдвоем предстоит мерять шагами километровые коридоры и тестировать информационные узлы сервисных систем на неполадки, компьютерные вирусы. Компьютерная система корабля вполне могла тестировать себя сама, но этого считалось недостаточным, так как теоретически был возможен сбой в работе главного компьютера. И тогда воспаленное воображение рисовало жуткие картины – задыхающиеся от недостатка кислорода люди, взбесившиеся сервисные роботы, вымерзающие каюты и раскалившиеся до красноты коридоры. Правда, такого пока не случалось и вряд ли когда случится.

Сектор нам техник отмерил длинный, как язык Корвена, – на палубе, где располагался медблок. Вздохнув, мы отправились его «спасать».

– Шарх дери это шархово занятие! – воскликнул я, когда пошел третий час монотонной работы.

– Точно, – Корвен вставил штырь в контактное гнездо спрятанного под светящейся пластиной сервисного узла.

– Какой идиот выдумал это тестирование?! Неужели кто-то думает, что в этом занятии есть смысл?

– Еще какой, – сказал Корвен, нащелкивая на коробочке тестера код.

– И какой?

– А как наказывать провинившихся? Чем обуздать мелких нарушителей устава? Объявить замечание или выговор? Не смеши мои подметки, Серг! Посадить на гауптвахту? Сурово. А восемь часов такой работы – как раз.

Да, наказание было изощренное. Восемь часов подряд обалдело смотреть на скачущие цифры – это скучно и даже тоскливо.

– Это еще ничего, – поведал Корвен. – Вот если бы мы служили на плоскостном морском флоте трехсотлетней давности, то наряд означал бы кое-что похлеще.

– Что похлеще может быть? – кисло осведомился я.

– Резать картошку. Или чистить отхожие места.

– Зачем?

– А ты не в курсе, что сервисные роботы и пищевые синтезаторы появились вовсе не одновременно с человечеством? На плоскостном флоте все жили скопом в тесных кубриках. Были общие отхожие места и столовые с кухнями, где обрабатывали натурпродукты. И все делали руками, – Корвен положил на пол гудящий тестер и растопырил пальцы.

– Мерзко, – сделал я вывод, представив, как это – чистить руками склизкие, неаппетитные натурпродукты.

– Технический прогресс имеет свои плюсы.

– Тебя твой капитан тоже решил замотать, – отметил я, глядя на карточку компа, который сравнивал показания тесткомплекта с показаниями главного компьютера. Понятно, никаких разночтений не имелось.

– Решил, – кивнул Корвен. – Понимаешь, обидно. Тебе-то куда легче.

– Почему?

– Тебя садирует СС – воплощение мрачной, целеустремленной силы. Ее можно уважать. Она это делает, по-моему, из мистической непостижимой ненависти ко всему живому, и к тебе в особенности. А капитан Ломак – просто обычный скучный дурак.

– Ты не прав, – возразил я. – СС издевается не из-за ненависти. Она просто машина, бесстрастно производящая каверзы.

– Ох, жалко Арвина. Вот человек, – Корвен, сильно переживавший ранение своего командира, вздохнул.

Что скажешь на это? Мне тоже было жалко Арвина, и как пилота, и как человека, и как отличного командира. А еще больше было жалко тех, кто заживо сгорел в истребителях, был распылен на атомы при этой битве.

Во время того памятного горячего боя из нашей эскадрильи уцелело меньше половины машин. Фактически меркане смяли нас, но мы оттянули на себя значительные их силы, и ударная группа «Морских ястребов» сумела развалить злосчастный фрегат на куски, обеспечить наш прорыв и в конечном счете блокировать вражескую эскадру. Так или иначе, меркане отступили, потеряв почти треть своего флота. Это была большая удача. Преимущество было не на нашей стороне, но мы выстояли. Какой ценой!

За время пребывания на линкоре я так и не сблизился ни с кем, кроме Корвена. Конечно, я знал бойцов нашей эскадрильи, а также других, обменивался с ними иногда парой фраз, опрокидывал по банке-другой пива в баре. Но когда из трех эскадрилий образовали одну и объявили построение, мне стало по-настоящему жутко. В памяти на месте каждого, кто должен был стоять здесь, но не стоял, будто был холодный провал. И захотелось взвыть. Вот так бог войны разделил нас – на живых и павших…

После боя с нами поработали медики-психокорректоры. Не обошлось без положенных после такого боя легких успокаивающих, комплекса психоразгрузки. Медики будто вымывали из нашего сознания самые сильные эмоции, не давали им производить изо дня в день разрушительную работу. И острота боли отступила. Боль затаилась где-то в глубине души. Но я знал, что она не исчезла. Ничто не исчезает из человеческого сознания. Боль ждала своего часа. И когда-нибудь, если я выживу в этой войне, она навалится в тишине и одиночестве…

– И ребят жалко, – сказал я.

– Людей перемалывает эта шархова война, – произнес задумчиво Корвен. – Их съедает бог войны, как игрок поедает шахматные фигуры противника. Серг, привыкнуть к этому можно. Забыть – нет… Господи, сколько же я потерял друзей. Еще до летной школы. И все они были отличными ребятами.

– Иначе они не были бы пилотами…

– А были бы «плоскостниками», – закончил мысль Корвен. – Впрочем, чего я тебе рассказываю. Тебе,

– Выпускнику Галахварской школы, – добавил я.

– Извини. Я завел разговор не туда, – уставившись на тестер, сказал Корвен.

– Брось. Все нормально…

Не знаю, нормально это или нет, но воспоминания о школе на Галахваре, последнем ее дне, отдавались во мне как-то глухо, будто тебя колотят подушкой. Я умом понимал, что там произошло страшное, но душа отказывалась отзываться на эту боль. Еще одна отсроченная боль. Отсроченные чувства… И вообще, я так до конца и не разобрался, что там произошло. Хотел разобраться, но главное неизбежно ускользало от меня.

Впрочем, в этом хотел разобраться не только я. Это же желание испытывали представители Главного командования флота и другие, несколько странные, угрожающе вежливые люди в комбинезонах без знаков отличия. Они клещами впились в меня, как только я вылез из реанимационной камеры. И, похоже, не собирались оставлять в покое.

Я оторвался от экрана компа и сказал;

– Порядок, пошли к следующему узлу…

И тут пришлось вытягиваться по струнке. Потому что из-за поворота вышел бодрой подпрыгивающей походкой энергичного человека, которому до всего есть дело, полковник Цой Торрел, начальник отдела контрразведки эскадры. Ростом он не вышел – даже мне едва дотягивал до плеча, голова его была большая, с выпуклым лбом, глаза глубоко посаженные. Об этом зловещем типе ходили разные недобрые слухи.

Говорили, он обладает феноменальной памятью и держит в уме досье чуть ли не на каждого военнослужащего эскадры. В этом я сомневаюсь. Но в то, что мое досье он держал в памяти, я поверил, когда его пронзительный взор уперся в меня.

– Лейтенант Кронбергшен, – остановившись напротив нас, произнес он, будто сверившись с каким-то компьютером в своей большой голове.

– Так точно, содруг полковник, – я вытянулся, руки по швам – перед полковником положено тянуться.

– Чем вы тут занимаетесь? – подозрительно посмотрел он на нас, хотя ошибиться в роде наших занятий было трудно.

– Штатное тестирование сервиссистем, – доложил я, стараясь не смотреть на него сверху вниз, потому что знал, насколько это бесит низкорослых людей. – Внеочередной наряд, содруг полковник.

– Да, лейтенант, похоже, дисциплина не самая сильная ваша сторона.

Мне вдруг стало жутко тоскливо. Очень хотелось, чтобы разговор побыстрее закончился и полковник убрался восвояси. Но я понимал, что этим обменом репликами все не кончится. Видно было, что затеял он разговор неспроста.

– Думаю, ваш напарник справится один. Вас же, как отличившегося в боях за Фалангу, – он усмехнулся саркастически, – я освобожу от этого занятия… С условием выпить чашку кофе в моей компании.

«Чтоб ты провалился со своим кофе, – подумал я. – Лучше еще пяток нарядов по ловле блох, чем чашка кофе с тобой». Но ведь не отвертишься.

– Лейтенант Кронбергшен с наряда снят по служебной необходимости, – произнес контрразведчик в браслет связи.

– Исполнено, – прозвучал голос компьютера. *** Начальник отдела контрразведки устроился в штабном секторе, в самом закутке, в тупике сошедшихся двух коридоров. Туда не так просто было добраться через вздыбившуюся третью палубу и переплетение коридоров и лифтовых труб.

– Проходите в мою каморку, – пригласил он меня жестом, когда проем кабинета распахнулся при его приближении.

В небольшом круглом кабинете с бледно-зелеными мерцающими стенами и сводчатым потолком при всем желании невозможно было отыскать ни одного острого угла, линии были сглаженные, искаженные. Бледно-зеленый и розовый свет падал с разных сторон, создавая странные цветовые комбинации, делая очертания неверными, расплывчатыми. В центре зависла над полом темно-синяя сфера, на поверхности которой вспыхивали тусклые узоры – это был автономный, насколько я понимаю, защищенный от любого доступа извне мощнейший компьютер. Там наверняка в числе других хранюсь я сам.

– Присаживайтесь, – хозяин кабинета активизировал два полупрозрачных кресла на расстоянии в паре метров друг от друга.

Я сел прямо, положив руки на колени и тупо уставился куда-то в сторону.

– Вы знаете, чем вызван мой интерес к вашей персоне? – спросил Торрел, забыв, что обещал мне кофе.

– Никак нет, содруг полковник, – отчеканил я.

– Не лукавьте.

– Я не могу представить, зачем нужен службе безопасности, содруг полковник, – я сделал попытку встать, чтобы вытянуться по струнке – малорослые люди обожают, когда перед ними вытягиваются в струнку, их тщеславие нередко можно удовлетворить этим. Но полковник устало махнул рукой.

– Оставьте. Не изображайте из себя тупого служаку, лейтенант. И нечего тянуться. Вы не перед адмиралом Ларменом. И вы прекрасно знаете, о чем пойдет разговор, Серг… Галахвар, – это слово звучало резко, как заклинание.

– Я рассказал все, что знал.

– Тогда расскажу вам я. Вы из последнего выпуска школы на Галахваре. Старейшая база подготовки пилотов. Наша разведывательная сеть не засекла подхода вражеского флота. И когда мерканские крейсера вынырнули из вакуума, школа была не готова к отражению нападения. Так?

– Так точно.

– Пилотская школа была разбита и перестала существовать. Из всех кораблей лишь один сумел вырваться из окружения и занырнуть в вакуум. Времени на проработку режима вакуумного перемещения не было, и катер огневой поддержки – самый маленький корабль из класса вакуум-пробойников – нырнул в неизвестность. Правда, уже в момент «нырка» он получил хороший пинок – мерканскую торпеду – и едва тянул в су пер вакуумном режиме. Из вакуума вывалилась практически мертвая железка, Одиннадцать размазанных в лепешку тел. И в реанимационном контейнере еще один человек. Это вы, Корвен: Похоже на правду?

– Все было так.

– Вам повезло. Катер вынырнул в системе Щитоносца, Недалеко от звезды – желтого карлика. Он попал на сканеры переферийного оборонительного комплекса. Вас извлекли из реанимконтейнера, уже практически потерявшего энергию. Через полгода вас поставили на ноги.

– Все было именно так.

– После лечения вы изъявили желание продолжить службу на флоте. После такого потрясения. Почему?

– Я пилот, – произнес я, чувствуя, как во мне поднимается раздражение. – Я не «плоскостник».

– Я вас понимаю. Вас точит вирус элитарности. Вы наслаждаетесь своей исключительностью. Принадлежностью к так называемому боевому братству, – в его устах эти слова звучали как ругательства, и все мои благие порывы выглядели в лучшем случае глупо.

– Так точно, содруг полковник.

– Конечно, вы – избранные. Вы воюете, когда остальное человечество чешет жирное брюхо. Так?

– Так точно.

– А, может, вы самоубийцы, ищущие способ покончить счеты с жизнью красиво? Или убийцы? Авантюристы? – он говорил с улыбкой, но взгляд его – бескомпромиссный, жесткий, буравил меня.

Если бы я вел такие речи, меня бы без особых хлопот упекли в каталажку за антигосударственную пропаганду. Но начальник контрразведки, видимо, имеет право на такие слова.

Раздражение бурлило во мне все сильнее. Оно поднималось наверх и готово было вырваться наружу… И тут же схлынуло. Я усилием воли заставил посмотреть на все со стороны. И понял, что контрразведчик просто выводит меня из равновесия.

– Никак нет, содруг полковник. Я здесь, чтобы защищать.

– Защищать презираемых тобой «плоскостников»?

– Мой мир.

– Все понятно, – кивнул начальник контрразведки. – Мои руководители решили, что вы можете служить пилотом… Я с ними не согласен, лейтенант. Но давно подсчитано, что ввод в строй одного пилота обходится во столько же, во сколько новый истребитель. Вы слишком дорого стоите, чтобы списывать вас на «плоскость».

– Почему меня надо списывать? – все-таки возмутился я. – Я справляюсь со своими обязанностями не хуже других.

– Не хуже? Я бы не сказал… Вы справляетесь лучше… Слишком хорошо, лейтенант… Ваш ведущий в восторге…

Все вокруг как закачалось. Ведущий в восторге… Талана в восторге от меня! Это, оказывается, ее восторг выражается таким образом – в виде вялотекущих пыток. Интересно, если вдруг она решит в меня влюбиться, то продемонстрирует свои чувства пузырьком яда в чай?

– Вы – фактор неопределенности, – задумчиво произнес Торрел, будто пытаясь прижать меня взглядом. – Я с вами откровенен. Я не выношу неопределенность… И еще, – он криво улыбнулся, – я не выношу людей, которые создают проблемы…

Он махнул рукой.

Я встал, щелкнул каблуками

– Разрешите идти?

– Ступай, сынок. Ступай, – барственно махнул он рукой, спроваживая меня.

Я человек не злой Но я аж прижмурился от удовольствия, представив, как мой кулак впечатается ему в челюсть. И как этого коротышку, возомнившего себя властителем человеческих судеб, сносит с кресла.

Я обернулся и четким шагом вышел из комнаты.

По-моему, у меня появился на корабле враг. Первый враг… Как вскоре выяснится – далеко не последний…