Читать книгу Тотем - Илья Злобин - Страница 2

Утром предстояло разобрать секции холодильника следующего тепловоза. Выкручивая гайковертом пристывшие гайки, он утешал себя: этот день – «крайняя» смена, потом два выходных на рыбалке! В этой работе больше всего подкупал график «два через два». Хотя и это не освобождало от гнетущего состояния депрессии, рутинности, отвращения, порожденное грязью, изматывающей жарой летом и пронизывающей до костей холодом зимой. Крутишь эти гайки, но кажется, что они никогда не закончатся на этих секциях. Когда они все же выкручены с секций в обоих шахтах, предстоит самое тяжелое и вредное, по крайней мере для спины. Необходимо извлечь их – снять их со шпилек и выволочь из шахты. Когда он только пришел в Депо, радости не было границ. Но его тут сразу предупредили коллеги: здесь ты ничего не заработаешь! Так и вышло. Если не считать грыжи позвоночника, которая теперь то и дело о себе напоминает, больше он ничего не накопил. Единственной радостью было выпить пива после работы, порезаться в компьютерные игры и смотаться на рыбалку.

– Что за прокладки? Графлекс?

– Паранит, – определил Юра.

– Твою мать! – разозлился Андрей. – Глухо?

– Молотком придется опять выбивать, – ответил Юра. – Ты перевози секции на мойку, а я начну тут выбивать старые прокладки.

– Давай, – согласился Андрей и позвал крановщицу. – Марина! Давай секции перевезем!

Паранит. Ничего нет ужаснее этого материала в качестве прокладок. Депо в последнее время экономит и вместо современного графлекса использует паранит. Он пристывает так, что иногда и молоток не спасает, приходиться горелкой его выжигать. Все проклянешь, пока отчистишь коллектор. Провозившись до половины восьмого и не сумев отчистить даже половины первой шахты, Юра сказал напарнику, выдохнув.

– Короче, завтра петушки выйдут с другой смены, доделают. Я заездился уже…

– А сколько время?

– Полвосьмого!

– Короче! Домой уже через полчаса. Сваливаем. Еще инструмент надо сложить.

После рабочего дня – пивнушка. В ней он какое-то время выпивал в одиночестве, предпочитая уставиться в экран телевизора. Но после трех бокалов, ему захотелось общаться. Присмотрев местную девицу Дарью, он подсел к ней.

– Привет. Не возражаешь?

Молодая, но порядком потасканная образом жизни и алкоголем девушка не была против вообще никому. Юра взял себе и ей еще пива, ощущая жгучее желание провести ночь с ней. Пусть у нее грязные волосы, захваченные в пучок, немного опухший вид, какая попало одежда, зато – женщина!

– Тебя как зовут? – спросила она, видимо, забыв имя этого завсегдатая пивнушки.

– Меня не зовут, я сам прихожу, – улыбнулся Юра. – Юра, мое имя.

– Я – Даша.

– Мне известно.

– Ого, что тебе еще за меня известно?

– Что ты очень красивая.

– Спасибо, – мямлила она, качаясь на стуле.

Скоро она уже во всю пустилась в привычные среди алкоголиков бахвальства:

– Я сама по крови чеченка, наполовину еще гречанка, кубанская казачка. Нас просто так голыми руками не возьмешь! Я одну девку поронула! Прям ножом поронула…

– Пошли ко мне, – предложил Юра, не слушая ее.

– Зачем?

– Слушай, у меня пуховик есть, женский. Я тебе его отдам. Как раз на тебя.

Девица уже пила, проливая пиво на пол, чем вызывала неодобрительные взгляды бармена. Но она еще была в состоянии понять, что пуховик – предложение дельное. Не смутило ее и пошлое условие мужчины:

– Только я тебя сегодня в Чека-Пеку!

– Во! – показала она в ответ средний палец.

– Ты мне все больше и больше нравишься, – ответил на этот жест Юра. – Я точно тебе в Чека-Пеку въеду.

– Но меня так просто голыми руками не возьмешь! Я чеченка, наполовину кубанская гречанка… – мямлила Дарья.

– Ну что, идем? – переспросил Юра.

– Бери еще пива и пошли.

Пока она была в туалете, а он ожидал, когда бармен наполнит полторалитровую бутылку пивом, другие завсегдатаи, пустились в расспросы.

– Что, Юран, Дарью к себе поведешь?

– Да, я ее сегодня в Чека-Пеку! Чека-Пека моя будет…

–Еле на ногах стоишь! Сам как «Чека-Пека».

– Нахерачился, аж глаза другу друга в жопу посылают!

Пока они добирались к дому Юры, шатаясь и поддерживая друг друга, он все больше ощущал, что ничего уже не желает, кроме как упасть на диван и вырубиться. У дома, он грубо послал спутницу. Услышав некоторые грубые выражения в ответ, не отреагировал на них, а продолжил искать ключи от домофона. Уже ввалившись в квартиру, он кое-как разулся и, дойдя до дивана, рухнул на него.

Отрыв глаза, он ощутил нестерпимую боль в голове и назойливое чувство тошноты. Он не помнил, как добрался домой и с кем. От него воняло табаком, мазутом, потом, алкоголем. Ему даже свою комнату удалось узнать не сразу. Приподнявшись, он нащупал в кармане джинсов, мятую пачку сигарет. Сумев закурить, с трудом подавляя тремор рук, начал кашлять. Кашель отдавал дикой болью в голове. Поднявшись, он увидел, что вся одежда на нем грязная. Было очевидно, что по дороге домой он неоднократно падал. Отражение в зеркале его совершенно не пугало. Он видел себя и в куда более ужасающем состоянии. Юра не так уж и редко бывал в запоях. Что не отпуск – то запой. Последний такой длительный запой-отпуск случился у него прошлой зимой.

Запил он вместе с Витей, сварщиком. Они оба вышли в отпуск одновременно. Начав отмечать отпускные деньки, не смогли уже сами остановиться. Поначалу все было вполне весело – первые три дня. Было весело настолько, что кое о чем оба вспоминать не любят. Хотя Юра убедил себя, что «по-пьяне не зашквар». Уже на третий день гулять из бара в бар они перестали. К пятому дню квартиру Юры они замусорили до такой степени, что не осталось ни одной чистой тарелки, ни одного чистого стакана. Комнаты были заставлены «батареей» из пустых бутылок. Выносить их не было уже не сил, ни желания. Витя предложил не убирать, а перейти к нему, где еще было чисто. Так они и сделали. Продолжив у Вити, они уже к третьему дню превратили и это жилье в такую же свалку мусора, бутылок и окурков. Впоследствии Витя ходить перестал. Ноги были до того слабы, что он не мог даже стоять самостоятельно. Оба только лежали, опохмелялись и лежали. Витя давал деньги, Юра ходил за новой и новой бутылкой. Но и для него каждый такой поход в магазин становился настоящим «марш-броском». Возвращаясь, он садился на кровать, где лежал Витя. Отдышавшись от усталости, наливал себе рюмку. Потом другу, которого нужно было приподнять, как инвалида и влить водку ему в рот. Затем Юра закуривал. Две-три затяжки и его уносило. Витя курил с его рук, так как сам сигарету держать уже не мог. В туалет его тоже приходилось водить и держать непрерывно. Оба ходили только «по-маленькому», для большего не было повода – во время запоя оба ничего ни ели. Окончилось тем, что пришел отец Вити. Юру выгнали, а того увезли в диспансер. Еще неделю Юра пил у себя дома, после чего понял, что окончательно погибает. Через неделю он сам вызвал Скорую и был доставлен в диспансер совершенно без сил. Подтолкнуло его к этому состояние, когда следующая доза спиртного уже не облегчала ставшего постоянным похмелья. Юра, даже будучи в хлам пьяным, продолжал трястись и болеть от сильнейшего похмелья.

– Кажется, пора на Святой Грааль присесть, – пробормотал он и еле как поднявшись, поплелся в туалет. Сидя на унитазе, он снова удивлялся. – И почему я так обсераюсь после пива? Гребаное пойло!

Выглянув в окно, он увидел стоявший около подъезда полицейский патруль. Снова жильцы вызвали полицию в притон на пятом этаже. Хозяйками нехорошей квартиры были три сестры и мать, ноги которой «доедал крокодил», как говорили про гниющих от кодеина наркоманов. Притон дважды горел и Юра, увидев соседку бабу Валю, открыл окно и поздоровавшись, спросил:

– Что, снова у них взрыв реакции был?

Благодаря этому притону даже самые ветхие старушки выучили весь этот наркослэнг: баян, крокодил, приход, винт, вмазать, виснуть, варочный квадрат, шеф-повар. Баба Валя знала, о чем спрашивал сосед, потому охотно ответила:

– Да нет. Там на притоне может скрываться какой-то Карлсон. Он в розыске. Видишь, доблестные оборотни в погонах туда наведалась для проверки.

– Может и сестер с мамашей закроют? – понадеялся Юра.

– Нет, – разочаровала соседка. – Я уже говорила с полицейским. Он говорит, они уже весь крокодил рассовали по венам. При них ничего не оказалось. Снова вделают предупреждение и все на том.

– Жаль. А что-то мамашу их не видно давно.

– Так она гниет во всю ивановскую. Полицейские говорят, что от нее такая вонь идет…

– Да вы что!

– Да, обе ноги до костей отгнили. Кости видно. Мамаша еще умудрилась обе ноги в пакет заворачивать. Там образовалась водяная баня. Ужас! Говорят, смотреть страшно.

– Казалось бы, вот наглядный пример: мать гниет, нужно бы подальше держаться от этого.

– Какой там! – махнула рукой безнадежно баба Валя. – Гнилые яблочки улеглись рядом со сгнившей яблонькой. Старшей двадцать пять, уже судима. Средней двадцать один год – лишена родительских прав на двоих детей, младшей девятнадцать исполнилось – туда же смотрит. Раньше тут еще один притон был, – соседка указала на соседний дом. – Но и хозяин, и постояльцы уже в ладоши хлопнули. Их мамаша раньше туда ходила. Там она с героина и ханки начала. Сейчас крокодилом заканчивает. Там такая страхуила, что не увидеть ее за жизнь, можно считать жизнь успешной.

Найдя недопитое со вчера пиво в пластиковой бутылке, Юра осушил ее. Ощутив прилив бодрости, он принял душ и потом заставил себя немного поесть. Его радовала мысль, что через час за ним заедет тот самый Витя, с которым они едва не сгорели в запое, и они поедут на природу, где будут непременно пить снова. Для Юры это и означало – отдых. Сама по себе мысль о рыбалке его уже увлекала намного меньше.

Увидев друга, Витя тут же определил:

– Бухал вчера?

– Ох, – поморщился Юра. – В пивнушку зашел после работы, не помню, как домой добрался.

Внешне Юра выглядел вполне сносно, несмотря на пьянство, курение и тяжелую работу. У него были широкие плечи, кое-какие мускулы груди и рук, выделялись из под одежды, сильная широкая шея и красивые черты лица. Даже волосы на голове были. Витя был более худым, но тоже плечистым. Его голову украшала плешь, которой он не стеснялся. Глядя на него, Юра не мог поверить, что у них «это» было.

– Сапоги взял? – спросил Витя.

– А-то! И штаны взял для рыбалки. Я их в багажник тебе бросил.

Заглянув на заднее сиденье, Юра удивился:

– Водяры столько зачем?

– Водяры много не бывает! – улыбнулся Витя, следя за дорогой. – Санек уже на лодочной стоянке.

Город то и дело украшали баннеры с предвыборной рекламой то Киле, то Добренко. Юра был рад, что Витя тоже аполитичен и не начинает нудных разговоров о предстоящих выборах.

– Юран! – возмутился по дороге Витя. – У меня от твоего дыхания все окна запотели!

– Начинается…

Проезжая мимо набережной, Витя оглядел здание клуба Сиберамони с обширной стоянкой.

– Юран, ты и правда там был?

– Я же тебе уже рассказывал.

– Я бы хотел там потусить, коктейлей попить, – размечтался Витя.

– Там такие цены, что особо не выпьешь, – ответил Юра. – Там все не для таких, как мы.

– Хреновы тогда наши дела! – рассмеялся на это Витя, заворачивая в сторону стоянки. – Вон и Санек нам машет с катера.

– Что одни, без телок? – спросил он улыбаясь и пожимая обоим руки.

– Да надо было позвать на «колбасную» вечеринку на природу, – пошутил Юра. – На «шершавый досуг».

– Почему на «шершавый»? – не понял Санек.

Юра задрал майку и показал волосатый живот и грудь.

– Пошляк! – посмеялись его друзья.

Александр тридцати трех лет тоже был сварщиком в Депо. Тоже разведен, как оба его спутника. Тоже любитель выпить. Укладывая сумки с вещами и водкой, они перешучивались и предвкушали большой улов. Наконец, они тронулись. Пока Саша вел катер и рассказывал никому не интересные подробности его ссоры с отчимом из-за предстоящих выборов, Юра и Витя открыли бутылку водки и опрокинули по рюмочке, закусив купленным готовым салатом.

– Я сказал отчиму: я за Киле буду голосовать! – не унимался Саша. – Ну и что, что она молодая, зато наша, местная и наши проблемы знает. Отчим боится, что она будет поддерживать однополые отношения. Я ему: ну и что! Нравится им долбиться – пусть долбятся! Вы согласны, мужики?

– Да уж… – поморщился от неприятной темы Юра, рассматривая нанайские поселки по берегам и тайгу.

Александр сам по себе такой. Будет один говорить, рта не даст никому открыть. Сообщает новости, задает вопросы, не слушая ответов.

– Не, ну так-то я прав! Вот взять фильм, этот, как его… – «Горбатая гора». Там, короче, два типа, вроде, ковбои, жахались оказавшись на горе, потому что им некого больше было. А нет! – вспомнил он сюжет фильма. – Они по пьяни друг друга жарили… Точно, по-пьяни! Ну и что? Подумаешь! Не меня же они долбят. Мне не мешают и хаюшки! Верно, Юран? Согласись, бухать надо с бабами…

– Ты давай смотри вперед! – крикнул на него Юра. – Развел тут философию в будуаре!

Витя протянул другу рюмку, Юра взял ее, но даже не посмотрел на него. Он рассматривал реку и ее лесистые берега. Ширина реки Мангу была огромной – километров пять. Высокая волнистая гряда крутых сопок по берегам выступала отчетливо несмотря на ширину реки, со всеми складками, скалами и частоколом тайги.

– Мой батя верующий. Он даже бывал в разных монастырях. Молился перед иконой грузинской божьей матери, перед иконой казанской божьей матери, – рассказывал Александр.

– А что так много матерей у Христа было? – спросил Витя.

– Дурак, что ли? Грузинская божья матерь жила в Грузии. Она была близкой подругой богоматери, матери Иисуса. А казанская божья матерь была подругой самого Иисуса. Она проповедовала в Казане. Стала мученицей.

Юра не слушал это, хотя считал себя тоже православным. Его сейчас больше увлекали красоты реки и тайги.

Тайга, тайга…

В детстве Юра каждое лето ездил к дядьке в деревню. Ему нравилось залезать в самую глухомань и там, в первозданной тишине, в зеленой сумрачной чаще ежевичника, черноклена, колючей крушины, укрытых сверху ветвистым пологом вековых дубов, испытывать непонятный страх и очарование перед лесной таинственностью. Но то, что он видел, выезжая каждый раз на рыбалку, было сверх всяких его детских представлений о лесе. Это было то, что называли тайгой – бесконечное, удивительное море леса. Словно исполинская зыбь застывшего океана, уходили ярус за ярусом цепи сопок к востоку и западу от реки Мангу. Тайга густо ощетинила их конусы частоколом елей и пихт, затянула долины мягкими курчавыми куделями разнолесья, темнела во всех распадках и падях, мрачной стеной подступала к берегам Мангу. Каждый раз, выезжая на рыбалку, Юра, пораженный и оробевший, всматривался в таежную даль, пытаясь проникнуть в ее суровую тайну.

К середине дня они добрались до выбранного места. Тут была совершенная глушь. Причалили к берегу. На его краю лежала в траве коряга, распростершая длинные корни, как щупальца спрута. К ней и привязали катер. Разложив палатку и подготовив снасти, они приступили к рыбалке. Первому повезло Юре. Он вытащил из воды окуня. Второму повезло Александру. Его удочка вытянула щучку. Потом снова везение было на стороне Юры. Витя начал подозревать, что у него место для рыбалки какое-то неудачное. Через час он все же поймал и кого – взрослого сазана! За это следовало выпить. Выпив еще водки, рыбаки решили еще немного порыбачить, а потом приступить к зажарке сазана на углях. Четыре часа рыбалки принесли не плохой улов. Юра, будучи уже достаточно пьяным, вызволился пройтись по предлесью и собрать сухих веток для костра. Тем временем его друзья разделывали улов и готовились к приготовлению разной закуски.

Войдя в тенистый лес, Юра сразу же смог собрать целую охапку сухих веток.

– Столько хватит, – решил он и, обернувшись, опешил. Он ушел в лес на пару шагов и только минуту назад слышал смех и разговор друзей. Теперь он стоял и не узнавал мест позади себя. Вокруг не было слышно ничего, кроме щебета птиц, монотонного пения кукушки и стуков дятлов в глуши.

– Эй! – крикнул он. – Санек! Витяня!

Никакого ответа.

– Прикалываются что ли! – он поплелся по направлению назад, будучи уверенным, что берег должен быть в любом случае там. – Не могла же тайга просто проглотить меня, отрезав от всего мира!

– Санек! Витяня! – крикнул он еще громче. Тишина. – Я вас обоих за приколы разматаю! Витяня! Эй! – крикнул он снова. – Вафел ты плешивый! Я тебе печень вырву!

Алкоголь мгновенно выветрился, вытесненный ужасом. Идя назад, он лишь уходил в еще большую глушь. Бросив охапку веток, Юра стал кричать еще громче. Никакого ответа. Пошарив по карманам, он убедился, что телефона с ним нет. Он оставил его в бардачке катера, чтобы не утопить по пьяни, как было в прошлую поездку. Новый телефон дорогой, намного дороже прежнего.

Юра притих, испуганно всматривался в лесные дебри. Лиственные деревья выселись вместе с черной и белой березой.

– Чертовщина! Меня что, леший водит? А где охапка? Надо вернуться хотя бы на то место, где я ее бросил.

Он стал искать то место, где бросил стог веток. Но и этого места уже не нашел.

– В двух шагах же бросил! Точно, мистика!

Юра бежал, спотыкаясь о ветки, падая, но не чувствуя ни ушибов, ни царапин. Вокруг сплошной частокол деревьев. Ничего невозможно узнать. Он не мог поверить, что так бывает: пару шагов в тайгу зашел и стал отрезан от мира. Уж сколько раз заходил и дальше и гораздо пьянее, но такого не происходило. И тут его осенило: надо залезть на дерево и найти реку. Река большая и ее нетрудно будет увидеть с высоты. Залазил он на лиственницу вполне легко. Силы в руках было много и надежды на скорый выход из тайги тоже было еще предостаточно.

– Что за чертовщина? Где река? Где я?

Вокруг со всех сторон виднелась только гряда сопок, вдали сливаясь с хаосом гор. А там, далеко-далеко, поднимались к небу хребты с темно-зеленым покрывалом тайги на гребнях. Тайга не кончалась, и нигде не было видно реки.

Продолжая пробираться по бурелому, Юра проклинал себя, что вообще поехал на эту рыбалку и тем более за то, что пошел за ветками. Остановившись отдышаться, он оглядел местность. Прямо перед ним лежала обширная марь – болотистая впадина, усеянная высокими кочками с жесткими пучками осоки. Все было вокруг сурово и дико – поистине нетронутая таежная глухомань.

Причитая и матерясь, он не заметил, как обогнул болотистую марь и вступил в дремучий лес. Вверху смыкались мощные кроны осин, елей, пихт, кедров и лиственниц, как-то странно уживающихся здесь бок о бок, – это был первый ярус, который можно было рассмотреть только запрокинув голову; пониже был второй ярус из более мелких, но более густых зарослей – белой и черной березы, ольхи, ильма, клена и, наконец, внизу, оплетая завалы из старых могучих колодин, густо поднялись кустарники. Увидев лесной родник среди мхов, он опустился на колени и стал рукой черпать его ледяную воду.

– Это какой-то морок, – шептал он, напиваясь водой. – Что-то морочит меня…

Вглядываясь в глубь лесного хаоса, погружавшегося стремительно в вечернюю мглу, он понимал, что уходит все глубже в дебри. Темнело. Тайга становилась все более угрюмой, суровой и от этого страшной. Сумерки начинали густеть, повиснув синей пеленой над черной лесной ратью. На западе увядала вечерняя заря. Там уже замигала первая звездочка, которой Юра не спешил восхищаться. Это значило, что скоро ночь. Ее темной полог уже повис в стороне от умирающей зари.

В тайге он ощутил, что такое на самом деле «спать на ходу», ни когда это фигура речи, а когда на самом деле идешь и падаешь, засыпая при этом на ходу. Сил уже не было. Впереди уже ничего нельзя было разглядеть. Идя во тьме леса он не почувствовал, как сорвался с крутого спуска, кубарем прокатился по холму и упал в яму. То, что это была яма, он определил уже на ощупь. Яма была не глубокой. Но и из нее не было сил выбраться. Юра уснул, не заметив этого.

Он видел вокруг тот же лес. Только ощущал, что это его дом. Он – медведь. Он знает эти места. Это его территория, в которую не могут вступать другие медведи. После еды, ему необходимо снова обойти свою территорию и пометить некоторые деревья шестью. Подходя к выбранным деревьям, он поднимался на мощные задние лапы и терся спиной о ствол. Все соперники должны знать, какой он грозный, а самки должны знать, какой он огромный и сильный. Вдалеке он услышал шум. Треск сучьев и звук, после которого под лопаткой почувствовалась резкая боль. Сознание Юры словно проснувшись внутри медведя, узнало этот звук: это выстрел. Затем были голоса, которые Юра прекрасно понимал.

– Охринеть! Борис Семенович, вы медведя подстрелили! Не подходите! Он может быть еще жив.

– Придется уплатить за другую охоту, – раздался смешливый голос и глазами медведя Юра узнал стрелявшего. Это был Добренко. Кандидат в губернаторы края. Лицо второго было не знакомо.

Со смехом Добренко добавил:

– Юлечке подарю шкуру как трофей!

Юра проснулся в ужасе. Огляделся. Он спал в берлоге медведя! Выскочив из нее, он растеряно оглянулся. Утро одело тайгу в искристую росу. Пернатые и зверье уже вывели, но еще не воспитали свое потомство, поэтому предпочитают не шуметь, чтобы не навлечь хищника на гнездо или логово, где также молчаливо таятся детеныши. Одни только дятлы нарушали тишину стуком по сухостойнику, да кукушки.

– Юра! Короче, мы уезжаем! – услышал он крик Вити. – Прикалывайся дольше в одиночестве!

Встрепенувшись от волнения, он крикнул в ответ:

– Я тут! Мужики, я здесь!

– Вон он! Я вижу его! – к нему раздвигая ветви бурелома, двигался Витя и следом за ним пробирался Александр. Дойдя до него, они набросились на него с криками.

– Ты что, кишечник двуногий, творишь!

Юра хотел ответить, но тяжелый удар по лицу не дал и рта раскрыть. Ударил его Витя.

– Смешно? Всю ночь нас по лесу водил! Мразота! Совсем мозги пропил! – кричал Витя, когда его отводил от Юры Александр, пытаясь не доводить дело до драки. Но Юра даже не пытался начинать драку. Он лишь кричал:

– Я не водил! Я сам заплутал. Я не знаю, как это случилось. Меня… меня, как будто лес проглотил!

– Тихо, Витя! – крикнул Александр. – Так, Юра, давай по порядку.

– Я зашел в лес, собрал охапку, повернулся, а места не знакомые. Стал кричать, никто не отвечает…

– Чего? – вскипел Витя. – Мы орали тебя, аж глотки надорвали. Ты нам: «Я здесь! Я дальше! Я там!» – олень ты траханый!

– Нам надо убираться отсюда, – в голосе Юры не было и тени шутки. Он сказал это так, что у мужиков даже мурашки поползли по телу. – Здесь что-то обитает. Я бы не стал так шутить. Еще и всю ночь. Я бродил, пока не скатился в эту берлогу. Я спал в ней.

– Мы тут и ночью проходили с фонариками. Твой голос нас вел. Тебя тут не было, – ответил Витя.

– Короче, валим отсюда! – поддержал Александр и направился прочь.

Оказалось, что Юра был в нескольких метрах от места рыбалки. Несколько шагов и была видна гладь реки! Уже направляясь прочь из этих мест по реке на катере, Юра спросил Витю:

– А каким был голос, который вас водил?

– Таким как у тебя, – ответил он.

– Только веселым, – добавил Александр.

– Короче, это моя последняя поездка на рыбалку, – сказал Юра.

– Моя тоже, – ответил Витя и добавил. – С тобой!

Было очевидно, что Александр и Витя все меньше верили ему, чем дальше удалялись от места рыбалки. Страх проходил и они все более скептически относились к словам Юры. Тому было страшно обидно от этого. Но ничего не поделаешь. Убеждать их в обратном Юра не видел смысла.