Читать книгу Бегство Тигрового кота - Инбали Изерлес - Страница 8

Первые ворота
Молчаливые чужаки

Оглавление

Кошки шумно спорили: стоит ли верить их вожаку и красно-коричневому подростку, молча сидевшему на нижнем прилавке? Наконец спор прервала Трильон:

– У нас нет выбора, придется покинуть шлюз Крессида! – Она повторила громче: – У нас нет выбора! Если останемся здесь, нам конец!

Одна за другой кошки умолкли.

– Почему ты так говоришь? – поинтересовалась Синестра.


– Котенок испуган. – Трильон кивнула в сторону Мати. – Он видел опасность. Это у него на мордочке написано.

Все повернулись и уставились на Мати. Он облизнул нос. Ему нужно заговорить, попытаться убедить их…

– Это правда, – тихонько произнес он. – Я очень боюсь. Я кое-что видел…

Он посмотрел на Пангура, и тот моргнул, поощряя его продолжить. Над головой вожака Мати увидел луну, бледную, низко повисшую в небе…

Он нервно сглотнул и продолжил:

– Я совсем не хочу… ну, кого-то расстраивать. Не хочу причинить неприятности. Мне бы тоже хотелось здесь остаться.

– Но что именно он видел? – потребовал ответа Бинжакс, и его поддержало дружное мяуканье.

Мати посмотрел на Бинжакса и нахмурился. Серый не обратился к нему прямо.

Напрягшись всем телом, Мати зажмурил глаза. Несколько секунд ничего не происходило. А потом он услышал это – громыхание и гул той страшной земли, треск и шипение пламени… Его глаза широко открылись.

– Кошки Са Мау! Воинственные кошки. Тени, наползающие на шлюз Крессида. Смерть…

Он задрожал, слова застряли у него в горле. Ветер переменился, подул с запада, и в его шуме Мати уловил некий звук. У него сжалась грудь, в горле застрял комок.

Пангур и все остальные в изумлении наблюдали за тем, как Мати спрыгнул с прилавка и побежал через рыночную площадь. Через мгновение они уже услышали вой, от которого у них застыла кровь.


Мати трогал лапой Воробья и громко плакал, когда прибежали остальные.

– Что случилось? – в ужасе спросил Пангур.

Мати не обратил на него внимания.

– Очнитесь, мистер Воробей! – умолял он, тычась носом в рыжего кота.

Воробей застонал. Один его глаз приоткрылся.

– Плохая… еда… – с трудом выговорил он. – Из коробки…

Трильон подошла на шаг:

– Если дело в том, что он съел что-то дурное, ему нужно пожевать травы.

Все кошки знали способ избавиться от боли в животе: нужно наглотаться травы и выгнать болезнь.

– Ему это не по силам, – сказал Финк.

Но Мати уже умчался к парку за рыночной площадью; он зубами выдергивал пучки травы, и рядом то же самое делал Домино. Остальные кошки также поспешили взяться за дело, собирая траву, а Трильон уговаривала Воробья съесть ее. Вскоре целая груда травы окружала Воробья – куда больше, чем смогла бы проглотить любая кошка. Только Пангур направился по площади к обшитой досками церкви.

Воробей с трудом жевал траву, но она вываливалась из его рта; на травинах все еще висели комочки земли. Воробей застонал, чуть заметно покачав головой.

– Не могу больше… – жалобно пробормотал он.

– Ешь! – настаивала Трильон. – Еще немножко! Нужно!

Воробей рыгнул, глотнул – и его начало рвать. Через мгновение из его желудка уже вылетало все подряд. Кошки наблюдали за ним с облегчением.

Мати взмахнул хвостом и замурлыкал.

Рыжий кот смущенно посмотрел на горку рвоты на асфальте и на кошек вокруг, вытаращивших на него глаза.

– Просто небольшое расстройство… – Он хихикнул и от этого сразу закашлялся. Потом добавил: – Не так-то легко от меня избавиться!

Мати подошел к Воробью и принялся вылизывать ему уши. Тут он заметил невдалеке Пангура, появившегося из-за церкви. Когда вожак подбежал к стае, вид у него был мрачный.

– Я нашел коробку, ту, с едой. Она очень странно пахнет. – Пангур напряженно стиснул зубы. – Думаю, она отравлена.

Потрясенные кошки молчанием встретили его открытие.


На следующий день Мати и Домино вместе отправились в парк, а Воробей крепко спал, приходя в себя после отравления. Возможно, они в последний раз могли погулять среди астр, в последний раз поваляться под лучами солнца в уже вянущей траве.

Черно-белый котик попытался поймать пчелу.

– Слушай, то дурное предчувствие, что у тебя было… – заговорил Домино, не глядя в глаза Мати. – Как ты думаешь, что может… может случиться с нами? Ну, я хочу сказать, если мы останемся здесь?

– Поосторожнее, эта штука может тебя укусить, – предупредил его темно-рыжий друг.

– Эта штука? Да это же просто муха!

Мати нахмурился:

– Она может кусаться.

– В самом деле? Откуда ты знаешь?

Белой лапой Домино прижал пчелу к земле.

– Думаю, тебе лучше ее отпустить.

– Не выйдет! – фыркнул Домино. – Знаешь, как трудно ловить мух? А если я ее съем? – хихикнул он, прижимая пчелу крепче.

Мати моргнул. И в то же самое мгновение ему представилось: Домино взвизгивает от боли; крохотное жало вонзается в подушечку его лапы, выбрасывая яд, а Мати только и может, что беспомощно смотреть…

– Я же тебя предупреждал! – сердито проворчал Мати.

Теперь ему виделось, как Домино бежит через парк, отчаянно всхлипывая, а его лапа распухает…

– Отпусти ее! – неожиданно рявкнул он.

Домино подпрыгнул и отскочил назад. Пчела вырвалась на свободу и сделала круг над их головами, прежде чем улететь прочь.

– Да что с тобой? – резко спросил Домино. – Теперь она улетела! Это же просто злая муха!

Уши Мати дернулись.

– Я подумал… она может укусить.

– Но кричать-то зачем? Я уже обжигался крапивой. Велико ли дело! Я не младенец, видишь ли.

Домино в недоумении уставился на Мати, задрав хвост.

– Извини… – буркнул Мати.

Черно-белый смягчился:

– Может, на тебя так история с Воробьем подействовала? Но он поправится, Пангур так сказал.

Мати очень хотелось рассказать другу о том, что он видел во Фьянее. Хотелось объяснить, что пчела могла причинить серьезную боль… а может быть, даже убить. Но это прозвучало бы просто глупо. В конце концов, это ведь действительно было что-то вроде мухи, разве не так?

– Эй, развеселись, приятель! – с насмешкой во взгляде сказал Домино. – Пойдем поищем каких-нибудь личинок.


В ту ночь все кошачье сообщество собралось у старой вишни под полной луной. Грустные зеленые глаза смотрели с их серьезных мордочек.

– Амма, я не хочу уходить! – ныл белый с рыжим котенок по имени Скаллион.

Его сестренка Пипс, рыжая полосатая с белым нагрудничком, кивала, соглашаясь с ним.

– Я знаю, детки, – ответила Притин, их мать, вылизывая макушку Скаллиона.

Она была белой с рыжим, как и Пипс, хотя белых пятен у нее было меньше, чем у дочери.

– Никто из нас не хочет, но здесь теперь небезопасно.

– Это из-за того, что случилось с мистером Воробьем?

– В каком-то смысле да. А в другом – мы просто не понимаем.

Пангур медленно прошел по булыжникам к ожидавшим его кошкам.

– Но я здесь родилась! – хныкала Пипс.

– Мы все родились здесь, детка, – мурлыкнула Притин.

– А Пангур – нет, он пришел к шлюзу издалека, он сам так говорил, – возразил Финк, усевшийся позади них. – Нет, я не хотел сказать чего-то неуважительного, – быстро добавил он.

– Мати тоже не местный, – добавила Арабелла, обменявшись со своим другом-сиамцем многозначительным взглядом.

Пангур подошел ближе, посмотрел на них, и они утихли. Он не слышал их слов, но мог по тихим голосам догадаться, что они все еще не одобряют его решения уйти от шлюза.

Стоя немного в стороне, рядом с Воробьем, Мати опустил взгляд. Обладая острым слухом, он уловил всё до единого слова. Но ведь не только Арабелла и Финк давали ему повод к опасениям. Он ощущал сомнение и в других кошках, невысказанное, повисшее в воздухе. Посмотрев вверх, он увидел полную луну. В прошлом его редко интересовал этот далекий шар. Но этой ночью вокруг луны светилась красная корона, которую видел только Мати, и в нем снова пробудился страх.

– Кошки шлюза Крессида! – заговорил вожак. – Я говорю и с кошками Канкса, которые теперь стали частью нашего сообщества. Пришло время покинуть это место. Нам предстоит путешествие – и перед нами весь мир. Кто здесь не хочет приключений? Кто боится неведомого? Мы счастливо жили у шлюза Крессида, но пришло время уйти.

– А если этот малыш ошибается? – настойчиво спросил Финк.

– Он – Король Тигровых котов. – Пангур покачал головой. – Я ему верю.

Он посмотрел на Мати, и Мати в ответ благодарно моргнул.

– Да что это вообще значит? – спросила Арабелла. – Что это значит – король без подданных, без своего племени?

Она слышала, как об этом говорил Бинжакс, и, как и другие, склонна была сомневаться в авторитете Мати.

– Его племя – это мы, – заявил Домино.

Его мать Трильон, стоявшая за его спиной, кивнула. Воробей выпятил грудь и восторженно замурлыкал.

Мати посмотрел на Пангура, гадая, не беспокоит ли вожака его собственная клятва верности. Но если это и было так, черный кот ничем этого не показал.

– Идемте, – сказал Пангур. – Пора уходить.

Он повернулся к парку ниже по течению реки и решительно зашагал прочь от мощенной булыжником рыночной площади. Кошки неохотно побрели за ним.

Мати догнал Пангура:

– Не в эту сторону, мистер Пангур, сэр.

Вожак заколебался.

– Но ты пришел с низовьев реки. И я предположил…

Тигровый не ответил. Он мгновение-другое смотрел на парк, где когда-то встретился с Этелелдрой. Его усы повернулись вперед. Он ощутил подушечками лап далекий гул, вибрацию, как будто кто-то бежал к ним, далеко-далеко… но быстро приближаясь. По звуку движения Мати не мог определить, было ли там одно существо или много… шаги казались странными, непохожими на кошачьи, несмотря на нечто кошачье в походке… и никакого запаха не долетало до Мати в воздухе позднего лета. Это нечто двигалось почти хаотически, словно плохо владело своим телом, но все же стремясь к некоей загадочной цели. Мати чувствовал некую сущность, которая не нуждается в отдыхе и никогда не отступает…

По лапам подростка поднялся жар. И из парка, из глубины дуплистого дерева, которое больше не существовало, внезапно зазвучал голос Этелелдры: «Ты должен бежать! Они идут!»

Пангур, стоявший рядом с Мати, не слышал этого предостережения. Он не обладал силой, позволяющей входить во Фьяней, разговаривать с шалианами и духами. Но вожак заметил тревогу в золотистых глазах Мати.

– Отлично, направимся вверх по течению. Там дорога, но я знаю одну тропку, что идет под ней, вдоль реки, ею пользуются батраки. Этой ночью вряд ли кто нас побеспокоит.

Мати с трудом отвел взгляд от парка и от темного мира по другую его сторону.

– Мистер Пангур… сэр… А что, если я ошибаюсь?

Пангур покачал головой:

– Верь в себя, Мати.

Его черная морда расслабилась, сверкнули белые клыки.

– Это ведь просто приключение, разве не так? Не может все быть плохо! Я как будто вернулся в юность, когда бродил где попало.

Мати уставился на вожака. Он восхищался дерзкой, безупречной красотой этого кота, силой его уверенности, его верой и его волей. Мати вдруг увидел перед собой любопытного котенка, каким некогда был Пангур. Даже в том возрасте он излучал притягательную властность. Да, он не умел, как Мати, входить в пространства полусна, исследовать второе «я» или сливаться с мыслями других кошек. В отличие от Мати, он не нес на себе такой ноши. Однако его непонятная сила буквально окружала блестящую черную шкурку.

Высоко подняв хвост, Пангур повел свою стаю вверх по течению.

Однако когда кошки уже ушли из-под вишни, прозвучал чей-то голос:

– Я остаюсь!

Все обернулись и увидели Бинжакса. Он сидел под деревом, повернув вперед уши, выпрямив спину.

– Я родился у шлюза Крессида и умру здесь!

– Не будь дураком! – рявкнул Пангур.

– Я остаюсь! – повторил Бинжакс. – И не я один.

– Я тоже останусь, – тоненьким голосом сообщила его сестра Риа.

Глаза Финка округлились от восторга.

– И я!

Эффект заявления Бинжакса проявился мгновенно. Одна за другой кошки Крессиды отходили от сообщества Пангура, чтобы присоединиться к полосатым у вишни. Кошки всегда были животными определенной территории, они остро ощущают принадлежность к месту, связь с землей. И лишь немногие на самом деле желали покинуть уют своих домов ради неуверенного будущего вне своей Территории.

– Я слишком стара, – пробормотала одна тощая кошка, повернувшись к Бинжаксу. – Прости, вожак Пангур, – добавила она, оглянувшись назад.

Черный кот уставился на нее, и она опустила голову.

Мати молча наблюдал за тем, как разделяется стая. Он этого не ожидал; он и вообразить не мог, что кошки восстанут против авторитета Пангура. Но что еще он мог сделать, чтобы убедить их в существовании опасности? Что еще он мог сказать?

– Чем больше – тем безопаснее, – решила Арабелла, присоединяясь к своему другу Финку. – Будем держаться вместе. И если большинство желает остаться, что ж…

Следом за ней Торко сказал:

– За Территорией опасностей куда больше, разве не так?

Пангур стоял совершенно неподвижно, и только его хвост нервно дергался.

К нему подошла Трильон и принялась бранить Бинжакса и кошек, сгрудившихся вокруг него:

– Вы что, ничего не слышали? Оставаться здесь опасно! Мы должны уйти, у нас просто нет выбора! И ведь не только бывшие Канксы отвернулись от вожака, который радостно принял их, от брата Ханратти! Ваш бунт – это не просто предательство, это безрассудно, глупо!

Задетый ее словами, Торко – бывший Канкс – постоял на месте, повернулся и снова присоединился к группе около Пангура.

– Да вы хоть понимаете, куда идете? – зашипел Бинжакс. – Трусы! Убегаете! Вы что, не видите, что это Мати – глупец. Он и те, кто соглашается с его замыслом!

Трильон открыла было рот, чтобы возразить, но Пангур поймал ее взгляд.

– Пусть остается, – тихо сказал он. – Пусть лучше попытает удачи здесь, чем испортит наше путешествие придирками и скандалами.

– Пусть лучше останется, чтобы умереть, ты это имеешь в виду? – откликнулась Трильон.

Ее голос прозвучал громче, чем голос Пангура, и ее услышала Синестра, мать Бинжакса и Риа, стоявшая немного позади.

– Мои детки, вы не должны здесь оставаться! – воскликнула Синестра. – Вы же слышали Пангура. Посмотрите, что случилось с Воробьем! Здесь опасно!

– Наш вожак все сказал, – поддержал ее Круф, их отец. – Идемте, довольно спорить!

Бинжакс покачал головой:

– Здесь мой дом, я его не брошу. Даже ради Пангура. И ради Тигрового. Никто меня не переубедит!

Его уже окружала большая группа кошек, наблюдавшая за этой перепалкой. Только немногие остались с вожаком: Мати, Домино, Трильон, Воробей, Торко-Канкс и Притин со своими котятами.

Синестра сделала несколько шагов в сторону сына, и Круф вместе с ней.

– И даже меня ты не послушаешь? – промурлыкала Синестра.

– Довольно! – рявкнул вожак, нетерпеливо взмахнув хвостом.

Он прищурился. На его мордочке никак не отражалось то, что он чувствовал из-за предательства. И даже его гнев был холодным.

– Я не могу тебе приказать, Бинжакс. Никому из вас не могу. – Он окинул яростным взглядом кошек, отступавших к вишне. – Живите здесь, вместе с этим подростком. И умрите здесь, если вам того хочется. Но те, кто хочет жить, идите за мной… и больше тут обсуждать нечего.

Пангур пошел прочь, и за ним – те немногие кошки, которые продолжали видеть в нем вожака.

Мати отстал. Он нервно подошел к серым полосатым и их родителям. Оставшиеся кошки стояли неподалеку, переглядываясь. Некоторые на самом деле не ожидали, что Пангур уйдет без них.

– Пожалуйста, – умоляюще заговорил Мати. – Здесь опасно. Я чувствую, как они… как это… приближается. Вы должны уйти с нами.

Риа неуверенно переводила взгляд с Мати на Бинжакса.

– Чушь! – воскликнул Бинжакс. – Нечего здесь бояться! Это шлюз Крессида!

Пангур с его спутниками уже подошли к границе рыночной площади и ряду домов на террасе. С другой стороны, из-за парка, ветер донес до Мати странную вибрацию. Он содрогнулся:

– Это скоро будет здесь… Я не знаю, сколько у нас времени… нужно убегать прямо сейчас! Я надеюсь, вы пойдете с нами. Все вы…

Он отвернулся и побежал следом за уходившими.

– Мне кажется, мы должны пойти с остальными, – сказала Риа. – Что, если он прав? Помнишь Мифоса?

– Твоя сестра права, – заметила Синестра. – Идем с нами.

Бинжакс посмотрел на мать:

– Ты можешь остаться здесь, Амма.

Он произнес это так, словно ему было все равно, останется она или уйдет.

– Другие уже уходят, – напомнил Круф. – Не стоит отставать.

И он пошел прочь.

Синестра направилась за ним. Потом приостановилась, посмотрела на сына:

– Бинжакс, я не могу заставить тебя уйти. Ты уже молодой кот, не ребенок, и ты волен ходить куда вздумается и поступать по своей воле. Я твоя амма, и мне хочется, конечно, чтобы ты был рядом со мной, хотя бы эту зиму. Может быть, весной ты бы начал самостоятельную жизнь… Но если ты решил остаться, я не могу тебе помешать. – Она повернулась к дочери. – Риа, ты, конечно, пойдешь. Ты моложе брата, ты не готова столкнуться с миром в одиночку. Ты не можешь остаться.

Синестра побежала за Круфом к домам на краю рыночной площади. Бежала она, ссутулив спину и прижав уши. Но больше не оглянулась.

Кошки, решившие остаться на стороне Бинжакса, явно испытывали все больше сомнений; они переминались с лапы на лапу или нервно умывались.

– Я никуда не пойду! – воскликнул Бинжакс. – И никто из нас не пойдет!

Он предостерегающе посмотрел на тех, кто осмелился встретить его взгляд.

– Извини…

Риа оторвалась от группы и помчалась за ушедшими, колотя хвостом по асфальту. Для Арабеллы это оказалось уже слишком, и она поспешила за серебристой полосатой.

– Арабелла? – изумленно вскрикнул Финк.

– Возвращайтесь в катакомбы, все вы! – прорычал Бинжакс.

Кошки уставились на него, прижав уши. Пангура и остальных уже не было видно за домами на террасе. Бинжакс опять заговорил, более мягким тоном, но все так же вызывающе:

– Возвращайтесь в катакомбы и не думайте о них… пусть себе убегают, как перепуганные котята. Они скоро вернутся. Проведут ночь-другую за нашей Территорией и поспешат домой. Мы умнее. У шлюза Крессида бояться нечего.

Слова Бинжакса помогли нервным кошкам успокоиться. Но ощущение тревоги осталось даже тогда, когда они вновь укрылись в катакомбах. И тревога продолжала висеть под сияющей луной.


Последние кошки отряда Пангура исчезли из вида, но Бинжакс еще долго сидел под вишней. Он уже скучал по болтовне сестры, по ее мурлыканью и мяуканью. Он не привык к одиночеству, тишина действовала ему на нервы. Несколько раз он даже подумывал догнать ее… он ведь мог поймать след Пангура по запаху, оставшемуся в ночном воздухе…

Но Бинжакс был гордым котом.

– Они дразнили меня, – сказал он себе. – Насмехались надо мной, хотя многие остались здесь. Я теперь их вожак, самый молодой из вожаков, какие только бывали на свете.

Неподалеку от старого запертого склада несколько оставшихся у шлюза кошек перешептывались между собой. Бинжакс нахмурился.

– Обо мне говорят, это точно. Обсуждают свое решение остаться, сомневаются во мне. Ну, я им покажу. Я буду великим вожаком – лучшим из всех!

И все равно ему хотелось, чтобы Риа вернулась. Он не ожидал, что она его бросит. Он постарался не думать и о матери – это было уж слишком больно. Конечно, во всем виноват Мати. Предсказатель судеб, пророк! Что-то ему там нашептали в полусне…

– Тигровый мумбо-юмбо… – проворчал Бинжакс.

И принялся умываться.

Когда он облизывал лапу, над рыночной площадью пронесся ветер. Листья вишни зашелестели над Бинжаксом, и тот поднял голову. Он различил лишь, что из парка кто-то появился и движется за прилавками. Бинжакс прищурился. Неведомое существо перемещалось странно, неестественно, как будто прыгало, потом сгибалось… Может, это раненая кошка? Кошка со сломанной лапой? Бинжакс принюхался, но не уловил ничего такого, что помогло бы определить природу существа. Бинжакс оглянулся через плечо, на темноту над речным берегом. Снова глянув в сторону парка, он вдруг увидел трех кошек, а не одну, и они уже почти добрались до мощеной площади. Как они успели? Ни одна кошка не могла двигаться так быстро. Ни одно земное существо не могло бы…

Кошки у пустых прилавков вскочили и наблюдали, их шерстка встала дыбом. Они сразу поняли: происходит что-то неладное. Это хромающее уродливое существо, пересекавшее рыночную площадь, и есть то зло, о котором предупреждал Мати. Опасность пришла уж слишком быстро… И она подобна Мифосу, так что им и надеяться не приходится на то, чтобы одолеть этого хромого чужака.

– Оно здесь! – выдохнул Финк. – Оно уже здесь!

Кошек шлюза Крессида охватила паника. Они выскочили из катакомб и помчались вниз вдоль реки, подальше от Бинжакса и вишни. Ни одна не задержалась.

Бинжакс почувствовал, как у него на загривке шерсть встала дыбом. Он инстинктивно выгнул спину, из его горла вырвалось низкое рычание. К нему странными рывками приближались непривычного вида, какие-то кривые кошки. Но кошки ли это? Тела у них были темными, движения неестественными. А глаза – янтарными, почти прозрачными.

Бинжакс подумал о том, чтобы бежать, догнать Финка и остальных, но темный чужак преградил ему дорогу. Бинжакс бросил взгляд в сторону террасы, что граничила с рыночной площадью. Как далеко могли уже уйти Пангур и его компания? Он бросился было бежать, но некий звук заставил его застыть на месте. Это было ужасное «Тссссс», и оно прозвучало так близко к его ушам, что Бинжакс почувствовал, как шевельнулась его шерсть, словно к ней что-то прижалось. Словно кто-то шептал прямо в ухо… Но запаха по-прежнему не было, ничего похожего на кошку. Ничего такого, что можно было бы почуять.

– Тсссс… – услышал он снова, на этот раз внутри себя, и этот звук пульсировал в его ушах, колотился в череп.

А поверх этого возник новый звук, похожий на треск и шипение огня. Одно отчаянное мгновение Бинжакс думал о тех, кого знал: о Риа, Круфе, о своей матери, о своей жизни у шлюза Крессида… О жизни, которую он любил.

– Тигровый был прав! – воскликнул Бинжакс.

Шипение внутри его ума преобразовалось в прерывистое слово:

– Г-где-е?

Мати был вместе с Риа и его родителями.

– Нет, – выдохнул Бинжакс. – Я их не предам…

– Г-где-е? Г-где-е?

Он слышал это и тогда, когда уже падал на землю, когда его зеленые глаза закрывались навсегда.

Рыночная площадь опустела. Киоски были заперты, прилавки брошены, в катакомбах под булыжной мостовой – никого. Под ветвями вишни неподвижно лежал серебристо-серый полосатый кот. Три тени проплыли над ним, сливаясь в единую дрожащую массу, и уползли к берегу реки. Протяжное скребущее «Тссс» уступило место тишине.

Бегство Тигрового кота

Подняться наверх