Читать книгу «Идите и проповедуйте!» - Инга Мицова - Страница 11

– «От жилищ ваших приносите два хлебовозношения, которые должны состоять из двух десятых частей эфы пшеничной муки, и должны быть испечены кислые, как первый плод Господу. Вместе с хлебами представьте агнцев без порока, однолетних, и из крупного скота одного тельца и двух овнов без порока. Да будет это во всесожжение Господу, и хлебное приношение, и возлияние к ним, в жертву, в приятное благоухание Господу», – читал Матфей.

Наступал вечер, наступал праздник Пятидесятницы, или Праздник Седмиц. Одиннадцать учеников вместе с новоизбранным Матфием сидели наверху в горнице, в доме Марии, матери Марка-Иоанна.

– «Приготовьте также из стада коз одного козла в жертву за грех, и двух однолетних агнцев в жертву мирную. И созывайте народ в сей день, священное собрание да будет у вас, никакой работы не работайте, это – постановление вечное во всех жилищах ваших в роды ваши».

Матфей читал и кивал, подтверждая всякий раз, что всё это они уже выполнили и теперь ночь открыта и ожидает их молитва. О, они все знали полагающиеся молитвы в эту ночь.

Ведь именно праздник Седмиц, или Пятидесятницы, праздник первых плодов, был тем днём, когда чествовали Закон, дарованный на горе Синай.

Да, после Исхода из Египта три месяца Всевышний носил бывших рабов на орлиных крыльях по пустыне и, чтобы освятить их и сделать сей народ Своим «избранным народом», принёс к Своему святилищу.

В страшном величии возвышались священные гранитные скалы подобно исполинскому престолу Господа. Гора Синай дымилась, и восходил от неё дым, оттого что Господь сошёл на неё в огне, и вся гора сильно колебалась. И звук трубный становился все сильней и сильней, загрохотали удары грома, раскатываясь от утёса к утёсу. И «вострепетал народ», и с замиранием сердца смотрел на открывающуюся перед ним величественную картину. И среди громовых ударов доносился голос Моисея, и Бог отвечал ему. Именно там, под сенью священной горы Синай, под одной из её вершин – Рас-Сафсафех, Иегова дал Закон.

– «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской. Да не будет у тебя других богов. Не делай себе кумира, не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог Твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого рода. Не произноси имя Господа, Бога Твоего, напрасно, помни день субботний, почитай отца твоего и мать твою, не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не произноси ложного свидетельства, не желай дома ближнего, не желай жены ближнего…»

Они не успели перечислить все десять заповедей, как гул потряс горницу, комната понеслась кругом и осветилась огнём. Огонь ворвался в комнату. Горящий пламень дышал в лицо, ученики пали на пол, прикрыв голову руками. На миг показалось, что они на горе Синай – вот сейчас ударит гром, разобьётся среди скал, раздастся голос Господа.

Ослепительный свет рекой лился в окно. Трепещущие языки пламени горели, но не жгли… Святой Дух подобно ветру пронёсся по комнате, прогнал всё земное, всё смутное, что было в душах, изгнал всю тяжесть тела, оторвал от земли, и ученики, слыша никогда доселе не изречённые слова, возносились на небо, сами став светом. Естественная жизнь стала мертва, и душа под пылом духовного озарения трепетала жизнью сверхъестественной, в теле или вне тела – знал лишь Бог. Преобразующая сила Духа пребывала с ними, и Тот, Кто покинул их на земле, оставался с ними на веки вечные.

Свершилось сошествие обетованного Христом озаряющего Духа Божия, свершилось крещение Духом Святым и огнём.

Постепенно свет ослабел, сжался, и ученики пришли в сознание.

– Что было только что? Что? Господи, мы видели такой свет тогда на Ермоне, – шептал Пётр, наклоняясь к Иоанну и всматриваясь в его лицо, от сияния которого ломило в глазах.

Пётр перевёл взгляд на Матфея, Иакова, на Андрея. У всех он видел разливающийся по лицам свет, и над каждой головой брызгало, будто огненным языком, пламя.

Они обнимались, кричали что-то, вытирали слёзы. Сейчас все были сильнейшими из всех сильных, более великими, чем цари, и чистейшими из всего видимого не только на земле, но и на небе.

– «Когда же придёт Дух истины, то наставит вас на всякую истину». – лепетали ученики. – Что мы понимали тогда? Ничего! Только сейчас Ты открываешь нам истину, Ты не оставил нас, как и обещал, да святится имя Твоё!

– Мы сияем… мы сияем… Ты рядом, и Ты – этот Свет, изливающийся на нас, – шептал Пётр и вдруг запел, запел не своим голосом, запел, как заика, тщательно и медленно выговаривая слова. И, вторя Петру, запел Иоанн, за ним Иаков, Матфей, Фома…

– Господи, неужели Ты стал Сыном Божьим, явился на землю, чтобы нас… чтобы нас сделать сынами Божьими? – выводили они на неведомом языке, и лица их сияли дивным светом.

* * *

Со стен Иерусалимского Храма уже давно прокричали положенное: «Наступает день. На востоке уже светло!» Прозвучал вопрос: «Светло ли уже до Хеврона?» И приказание принести ягнёнка из ягнятника. Шло приготовление к первому жертвоприношению.

Когда ученики, славя восторженно Господа, покинули дом, зазвучала стоголосая магрефа, и жертву Ягве бросили в огонь. Началась праздничная служба.

Славя Господа, распевая на непонятном языке, маленькое братство, хавурот, спустилось по узкой глухой улочке, миновало Нижний город.

* * *

Известный раввин Гамалиил вынужден был посторониться, когда галилейские рыбаки с пением шагнули на ступени, ведущие на Храмовую гору.

Двенадцать учеников, восторженно славя Господа на неведомом наречии, спешили, будто имели перед собой определённую цель, и остановились лишь тогда, когда достигли притвора Соломона.

Никодим с Иосифом Аримафейским медленно, с достоинством отвечая на приветствия, направлялись к лестнице, ведущей к Красным воротам. Никодим с грустью думал, что он опять не решился рассказать Иосифу о том откровении, что посетило его несколько дней тому назад. В белом праздничном одеянии, с большими теффелинами на лбу, подпоясанные шелковыми голубыми поясами, оба раввина проходили мимо притвора Соломона, когда услышали странные голоса. Поначалу показалось, что хор заик поёт молитву. Да, что-то происходило в Храме, потому что вместо того, чтобы спешить наверх, во внутренний двор, толпа стояла неподвижно, словно зрелище, открывшееся их взору, было сильнее предписанных Законом правил.

Странное ритмическое славословие, непонятная последовательность звуков, напоминавших одновременно бряцание кимвал и пение свирели, доносилась оттуда… Голоса были необычайны по высоте, тону, переливам, по своей проникающей, властной силе.

Никодим уже собрался войти в одну из комнат, где находились левиты, которым полагалось следить за порядком, как вдруг явственно услышал:

– Господи, неужели Ты сегодня явился в мир, рождая нас свыше благодатию Духа Святого? Второе рождение! Я чувствую, как все члены моего тела становятся светоносными, я сам источаю свет! Лицо моё сияет!

Никодим пошатнулся и ухватился за посох обеими руками. Голова закружилась. Нет, он не забыл, конечно, свой давний вопрос и ответ Иисуса, три года тому назад. Разве можно такое забыть? Тогда Иисус пытался объяснить ему второе рождение от Духа.

– Господи, Всевышний, – шептал Никодим, не замечая обеспокоенного взгляда Иосифа, изо всех сил стараясь преодолеть волнение и не упасть. – Всевышний! Вот и ответ на мой вопрос!

Никодим сделал шаг, протиснулся к колонне и, упёршись в неё спиной, попытался встать на цыпочки. Он совсем забыл об Иосифе.

«Пётр или не Пётр?» – разглядывал Никодим мужчину, из уст которого лились эти слова, и тут только понял, что говорит этот мужчина на странном языке. Он попытался понять на каком, но так и не понял. Тут была смесь и арамейских слов, и греческих, и латинских, и какого-то неизвестного Никодиму языка. «Наверное, какой-то очень древний, – мелькало в голове. – Но как же я, как же я понимаю всё, что он говорит?»

– Кто из нас может жить при огне пожирающем? Кто из нас может жить при вечном пламени? – пел Пётр.

А слева от Никодима Матфей пел, восхваляя Иисуса Господа. Но на каком наречии?

«Всевышний! И он тоже точно и так ясно чувствует своё новое рождение, о котором так тщетно пытался объяснить Иисус той ночью мне!» – подумал Никодим.

Рядом ученики выкрикивали непонятные и знакомые слова, звуки рождались, сталкивались, вылетали, словно птицы, из их уст – и устремлялись к людям. Никодиму прежде никогда не доводилось видеть таких одухотворённых и выразительных лиц!

Старый мудрец из Синедриона, прильнув телом к прохладному камню, будто желая вжаться в колонну, раствориться, заплакал. Он не мог бы сказать, от чего текли слёзы – от ревности, от счастья или ещё от чего-то, чему нет названия.

– Эти поющие не все ли галилеяне? – услышал Никодим и с трудом понял, что спрашивает Иосиф.

– Все! – крикнул кто-то восторженно.

Экстаз охватывал присутствующих. Поведение учеников, их ликующее пение, их радостные голоса, их движения, наполненные искренним восторгом, – всё передавалось людям, и они тоже кричали в ответ, размахивали руками, целовались, смеялись и напряжённо, дрожа всем телом, всматривались в лица учеников.

– Вот эти из Египта, а эти двое из Рима, я знаю точно. И они, конечно, не должны понимать языка галилеян, – слышал Никодим.

– Не должны, – вторил кто-то рядом, – но понимают. Ты же видишь – понимают. Как и мы.

«Господи, эти люди покорены не богословскими доводами, – думал Иосиф. – Нет, не богословскими доводами».

Божье слово не имеет собственного языка, оно свободно и не связано ни с каким наречием, оно передаётся без всякого переводчика, поэтому мы все понимаем, что они говорят, – думал Иосиф. – Возможно, это молитва к Святому Духу на языке, который известен только Богу».

– О! Эти галилеяне до странности похожи на пророков… ясно, Кто говорит их устами, ясно, что к нам обращается Сам Господь! – проговорил Иосиф Никодиму, но тот не слышал.

«Что же это такое?» – думал Никодим, оглядывая людей и убеждаясь, что они также всё понимают, и всё более и более приходя в возбуждение от всего виденного и слышанного. Никодиму казалось, что сейчас и он сам запоёт таким странным голосом.

Воздев руку к небу и призывая Всевышнего на помощь, Никодим вдруг вспомнил – или кто-то ему шепнул? Никодим даже оглянулся.

– «И духа Святого не отыми от меня».

– «И Духа Святого не отыми от меня», – да, да, Псалом пятидесятый, – шептал Никодим, вглядываясь в Петра. «Неужели? – думал он. – Неужели? Да может ли быть такое? Неужели Господь послал нам Духа Святого? Всевышний, ведь в Писании почти не говорится о Нём?»

– Ты можешь сказать мне, что такое схождение Духа Святого? – услышал Никодим.

Иосиф Аримафейский всё же протиснулся сквозь толпу и опять приблизился к Никодиму. Вид его был испуганный и вместе с тем торжествующий.

– Скажи мне прежде, что такое нерождаемость Отца? – тут же отозвался Никодим. – Ты лучше не допытывайся знать того, что нам не дано.

– «И почит на нём Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия!» – то ли пел, то ли лепетал рядом Андрей.

Взглянув на Андрея, Никодим подумал, что уже не важно, на каком языке говорит тот и что только что произнёсший слова пророка Исайи – тоже ученик Господа.

«Он был у меня дома третьего дня», – думал Никодим.

– Зерно горчичное, зерно горчичное… помнишь? Помнишь притчу о зерне горчичном? Так вот это и есть Дух Святой. И Он и есть Царство Небесное… – пел Иоанн. – Равви! – взмолился вдруг он, простирая кверху руки. – Мы ничего не могли понять тогда из Твоих слов, но Ты не оставил нас. Ты среди нас! И сейчас мы поймём гораздо, намного больше, чем раньше. Зерно горчичное, жемчужина, закваска! – кричал Иоанн и размахивал руками.

Он производил впечатление не то пьяного, не то потерявшего разум.

Вокруг слышались прерывистые вздохи, казалось, сердца не выдержат радость восторга и счастья упоения, разорвутся, но было уже всё равно, ибо каждый сознавал – можно умереть, потому что только для того и стоило жить, чтобы слышать этот детский лепет, этот разговор на Божественном языке, обращённый напрямую к Богу.

– Да они просто напились сладкого вина, – вдруг проговорил кто-то громко, указывая на Иоанна.

– Любовь, радость, мир! – лепетал Филипп, не обращая внимания на слова.

Никодим уже понял, что произошло, и холодная испарина покрыла его с головы до ног. Он стал клониться к полу, а кругом кричали:

– Эти галилеяне напились сладкого вина!

– Упились дешёвым вином! – облегчённо и радостно, будто снимая с себя тяжкую ношу, крикнул кто-то и тоже засмеялся.

Скользя по колонне, цепляясь руками за гладкий мрамор, Никодим выпрямился. Нет, он не позволит насмехаться. Он поднял посох, призывая к вниманию, но тут раздался медленный и низкий голос, как показалось, незнакомый.

Кто-то говорил, и говорил спокойно.

– Мужи иудейские и все живущие в Иерусалиме! Они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь девять часов, благословенный час молитвы. То, что вы видите, – это есть предречённое пророком Иоилем: «И будет в последние дни, – говорит Бог, – изолью от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать, видеть видения и сновидениями вразумляемы будут. И покажу чудеса на небе и знамения на земле… солнце превратится во тьму и луна – в кровь, прежде чем наступит день Господень. Тогда всякий, кто призовёт имя Господне, – спасётся».

Голос говорившего был слышен ясно сквозь рокот толпы и пение левитов, доносящееся сверху. Он как бы накрыл колпаком гудевшую площадь перед притвором Соломона.

«Всевышний, что с ним сталось? – думал Никодим. – Он похож на древнего провидца, он похож – страшно вымолвить! – на пророка Амоса или Исайю. – Я могу предположить, что он знает Писание, но не до такой же степени. Пётр спокойно и торжественно, будто не он только что смеялся и пел, объясняет, что сейчас произошло, – исполнение пророчества Иоиля, излияние Духа Божия – чему мы все очевидцы».

В это время Пётр поднял голову и вдохновенно глянул куда-то поверх толпы, покрывало на голове сбилось назад и приоткрылись курчавые волосы, низко сползавшие на лоб.

– Мужи израильские! Выслушайте! Иисуса Назарянина, засвидетельствованного вам от Бога, силами, чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него, Его, по предвидению Божию, вы убили. Но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти…

«По предвидению… Он что, снимает с нас вину? – шептал Никодим. – Не своею силою сделали то, на что дерзнули, потому что Он Сам соизволил это и это определено было свыше».

– Мужи братия! Да будет позволено сказать вам о праотце Давиде, что он и умер, и погребён, и гроб его у нас до сего дня. – Пётр с какой-то тоской и в то же время с решимостью качнул головой налево, в сторону горы Сион, где была гробница Давида.

– Да, да, да, Давид погребён и не воскрес! – прошептал кто-то горячо рядом с Никодимом.

– Давид, будучи пророком и зная, что Бог обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Мессию и посадить на престоле Его, Давид сказал о воскресении Мессии, что не оставлена будет душа Его в аде и плоть Его не увидит тления. Сего Иисуса – Мессию Бог воскресил, чему мы были свидетели.

«Да, я понимаю, цель его речи – доказать, что этот Дух был сегодня излит Мессией Иисусом», – думал Никодим.

Пётр остановился, спазм сдавил ему горло. Затем, устремив взгляд опять поверх голов, куда-то вдаль, продолжил:

– Итак, Он был вознесён десницею Божиею, и принял от Отца обетование Святого Духа, и излил то, что вы ныне видите и слышите. Итак, твёрдо знай, весь дом Израилев! Бог соделал Господом и Мессией Сего Иисуса, Которого вы распяли.

Последние слова Петра испугали слушающих. Сотни голов громоздились одна на другую, давя друг друга, и уже пронёсся крик:

– Осторожно!

Началась давка.

– Что же нам делать?

– Что нам делать теперь?

– Мы не верили Назарянину, но вот Его ученик, и ему мы верим, от него исходит сила, как от древних пророков. Что делать? Что нам делать?

Удивительно быстро люди сообразили, что произошло, к чему клонит Пётр и что грозит им за содеянное.

За спиной Никодима двое стариков плакали навзрыд. Став на колени, они, как слепые, на ощупь искали камушки или пыль, чтобы посыпать голову, почитая себя самыми грешными во всей земле Израильской.

Стенания смешивались с восторгом. Крик стоял невообразимый.

– Не заблуждайтесь! – кричал Матфей. – Бог есть огонь! И огонь пришёл! И Он бросил его на нас! А в тех, кого он зажёг, он устремляется вверх, как большое пламя, и достигает до небес, и не даёт возгоревшемуся быть праздным или спокойным.

– Что же делать? Что делать?

– В его словах воистину сила Духа Божия!

– Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Хрис та для прощения грехов, и получите дар Святого Духа. Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим всем дальним, кого ни призовет Господь Бог наш, – покрывая шум, раздался голос Петра.

– Креститься! Ведь Иисус говорил: «Иди ко Мне и пей!» – закричал вдруг старик из Хеврона.

– Креститься! Сейчас! Здесь!

– Говорил: «Вода, вода живая». Сейчас, сейчас, – кряхтел старик из Хеврона, вставая с колен. – Если огонь, входя внутрь железа, делает его огнём, отчего оно начинает светиться, если огонь действует так беспрепятственно, то чему удивляться, что Дух проникает внутрь души?

Он был первым, кто подхватил предложение креститься. Спускаясь по скользким ступеням к Силоамскому пруду, старик в упоении повторял: «Он говорил: “Вода живая, иди ко Мне и пей”».

И вместе со всеми, придерживаясь за стену, спускался к каменной аркаде, где ручей образует Силоамское водохранилище, тот исцелённый в Вифезде. И скользила перед ним тень Незнакомца, который предстал перед ним в то утро.

В тот день в Иерусалиме крестилось во имя Иисуса Мессии более сотни человек.

* * *

Вечером два мудреца, потрясённые тем, что увидели, сидели в саду, и Иосиф после долгого молчания сказал:

– Не знаю, как ты поймёшь это? И не знаю, что было на самом деле? И не знаю, вправе ли я рассказывать об этом тебе? Но сегодня такой день. Мне хочется рассказать тебе об одном сне… о том, что произошло со мной… Мне некому больше рассказать. Не с кем поделиться, но это поможет нам жить дальше и жить правильно и в истине, поэтому послушай, что я скажу тебе.

Иосиф наклонился к Никодиму и тихо продолжил:

– Я пребывал в молитве среди ночи, субботней, после погребения. Вдруг весь дом как бы поднялся на воздух, и я увидел Иисуса, как молнию, и в ужасе пал на землю. Иисус взял меня за руку, поднял над землёю, и облако покрыло меня, и, коснувшись лица моего, Он облобызал меня и сказал: «Не бойся ничего, Иосиф, взгляни на Меня и узри, что это Я». И я посмотрел на Него и воскликнул: «Ты Равви – Илия?» И Он мне сказал: «Я не Илия, Я Иисус из Назарета, тело Которого ты предал погребению». И я ответил Ему: «Покажи мне гроб, в который я положил Тебя». Иисус взял меня за руку, привёл в место, где я Его погребал. И Он показал мне плащаницу и плат, который я возложил на главу Его. Тогда я узнал, что это был Иисус, и я поклонился Ему и сказал: «Благословен грядущий во имя Господне!» Иисус, держа меня за руку, привёл меня в дом мой и сказал: «Мир тебе, и сорок дней не выходи из дома твоего, а Я вернусь к Моим ученикам в Галилею».

Иосиф замолчал. Никодим ошеломлённо смотрел на него.

– Послушай и ты меня, – наконец проговорил Никодим.

* * *

…Два учёных мужа беседовали, ночь шла своим чередом, Никодим тихо приобщал друга к своим размышлениям.