Читать книгу ПУНКТИР - Инга Павловна Голубкова - Страница 7

С какими чувствами люди приходят сегодня на работу? О, это огромный спектр, в котором, как я наблюдаю, усталость, ненависть к начальнику, страх, раздражение и тоска сильно перевешивают радость и азарт. Редко кто испытывает счастье. Верите, но все годы и слагающие их дни, которые я проработал на Волгоградском заводе им. С. М. Кирова – от аппаратчика до главного инженера, – были по-настоящему счастливыми. Каждый день я чувствовал, что занят чрезвычайно важным делом, я видел результаты своего труда и знал, что их ждут по всей стране. Это вдохновляло невероятно. Тогда химическая промышленность была актуальна как никогда – она почти мгновенно откликалась на внешние события и задания, которые давало правительство. А мы ощущали себя немного волшебниками: нам ставили сложную задачу, и мы быстро решали её в сроки, которые сегодня кажутся невероятными.

Вот пример. Первого мая 1961 года над Свердловском сбили самолёт-шпион U-2 с Фрэнсисом Пауэрсом, американским лётчиком. Пауэрс успешно катапультировался, а самолет, разумеется, разбился. Но его обломки нашли, а в них – гидравлическую жидкость трибутилфосфат. Стоит напомнить, что трибутилфосфат – это не просто компонент гидравлической жидкости. Это вещество – выдающееся изобретение человечества, потому что обладает свойствами уникального экстрагента, способного вытащить ценные металлы из природного сырья и продуктов вторичной переработки. Впрочем, это выяснилось чуть позднее, когда производство этого уникального вещества мы уже наладили.

Тогда, в 61-м, нашему заводу поручили в короткий срок организовать производство трибутилфосфата. К этому времени я уже работал начальником смены. Вместе с Владимиром Николаевичем Троицким, технологом цеха, мы очень быстро нарисовали проект, и через полгода стали производить этот продукт в том количестве, которое нужно было стране. Помню, я тогда ещё подумал – надо же, так я, оказывается, что-то умею и что-то могу. В Ленинградском технологическом институте, моей альма-матер, нам давали хорошее инженерное образование. Но здесь, на заводе, я, по сути, впервые применил эти знания, и у меня получилось! Я понял, что я могу. А заводское начальство тоже подумало – надо же, а этот парень чего-то стоит. И сделало выводы: меня назначили начальником установок – большого корпуса, в котором стояли несколько установок, производящих этилмеркаптан, меркатофос, тиофос, разные полупродукты.

Были в нашей практике случаи, которые действительно походили на волшебство. Да взять хотя бы вот этот – с дефолиантом. Он произошел как раз вскоре после того, как меня назначили начальником установок. Дефолиант, согласно названию, вещество, заставляющее растение сбрасывать листья. Это были 1962–1963 годы, когда государственная программа химизации уже пять лет стремительно продвигалась вперёд. Тогда в повестке дня стояли удобрения и ядохимикаты для сельского хозяйства. Почему именно они? Потому что нужны были большие урожаи, чтобы накормить страну, и нужно было много растительных волокон, чтобы одеть страну. Министерство поручило нам создать производство самого современного по тем временам дефолианта бутифоса.

Мы очень быстро, в течение года, решили эту задачу. Здесь нам помогли специалисты из Всесоюзного научно-исследовательского института защиты растений (ВНИИХСЗР) – выдали готовую технологию. А мы приспособили её под наше производство и одной работающей установкой обеспечили потребность страны в этом дефолианте. Однако надо было убедиться, что мы производим то, что надо, – что вещество работает. И меня направили в Узбекистан на испытания на хлопке.

Я взял с собой канистру бутифоса в самолет. Тогдашние правила авиаперевозок были намного мягче нынешних, но я и их нарушил, хотя канистра была тщательно и герметично упакована. С пересадками мы с канистрой долетели до Ташкента, а оттуда добрались до Среднеазиатской машиноиспытательной станции (САМИС) под Ташкентом. Здесь испытывали новую сельхозтехнику, новые удобрения и ядохимикаты. Директор станции, дважды Герой Социалистического Труда, очень колоритный и энергичный мужчина, даже с пистолетом в кобуре для пущей убедительности, принял меня, выслушал и говорит – давай попробуем.

Надо сказать, что бутифос действует только на седьмой день после его однократного внесения на поле. Именно тогда опадают все листочки растения, а коробочка с хлопком полностью раскрывается. Иными словами, хлопчатник становится пригодным для машинной уборки. То ли я плохо это объяснил директору, то ли он просто не обратил внимания на мои слова, но они прошли мимо его ушей. Он поручил своим летчикам распылить препарат на поле хлопчатника. Я же, как член экипажа, готовил растворы нужной концентрации. Мы обработали громадное поле. И стали ждать. Но узбеки, как дети, оказались нетерпеливыми. Первые два дня они ходили к полю каждые пять минут. А на третий, увидев, что ничего не происходит, потеряли к нему, а заодно и ко мне, всяческий интерес. И самое ужасное – сняли меня с довольствия.

На седьмой день рано утром в мою комнату в общежитии врывается какой-то человек, хватает меня с постели в охапку, тащит в машину и куда-то везёт, ничего не объясняя. Ну, думаю, сейчас что-то будет, причём что-то неприятное. Но оказалось всё наоборот. Он домчал нас до экспериментального поля, где уже бегал возбуждённый директор станции, приговаривая: «Нет, вы только посмотрите!» А посмотреть было на что: всё поле было белое-белое, как будто ватные облака опустились на землю и накрыли растения. Но это были не облака и не снег, а раскрывшиеся коробочки хлопчатника, который к тому же сбросил все свои зелёные листочки. Всё, как и обещано, – ровно на седьмой день.

Каждое чудо должно найти своё объяснение, иначе оно просто невыносимо.

Карел Чапек

Восторгу не было конца. Меня опять усадили в машину и повезли в Дом приёмов – отмечать это радостное событие. Сначала меня поили чаем без всего. Потом принесли сахар – и был чай с сахаром. Потом принесли конфеты – был чай с конфетами. Потом принесли печенье – был чай с конфетами и печеньем, и я подналег на них, потому что сильно проголодался. Когда принесли яичницу, я смог её съесть с трудом – желудок был забит сладостями. И вот когда у меня было уже полное пузо, на празднование приехал директор станции – и вынесли шашлыки и плов. Я говорю – ужас, у меня не осталось места в животе для плова! А мне говорят – а ты сходи за угол и освободи место для плова, дело житейское. Дело, конечно, житейское, более того – с давней историей со времён Нерона и Лукулла. Но зачем же перед обедом кормить сладким? Оказалось, что это обычный порядок застолья в Узбекистане. Начинают с чая и медленно, постепенно втягиваются в процесс в ожидании главного блюда. Но поскольку все узбеки знают местные порядки, то они и пьют чай, соответственно, в расчёте на главное блюдо. У них место для плова всегда остаётся. А я не столько пил чай, сколько с голодухи «ел» его с печеньем и конфетами.

Испытания, включая застольное, прошли успешно, я вернулся в Волгоград совершенно счастливый, а вслед за мной приехали гонцы из Ташкента с чемоданом денег – за бутифосом. Потом на протяжении многих лет Узбекистан использовал бутифос на полях и благодаря этому волшебству значительно освободил студентов и школьников от ежегодного ручного сбора хлопка – теперь хлопок могли убирать машины.