Читать книгу Neлюбoff - Инга Васильевна Максимовская - Страница 6

Солнце заливает комнату веселым весенним светом. Я сижу на подоконнике и гляжу на весело пляшущие солнечные зайчики. Вот уже почти четыре месяца я живу в этом доме. Четыре месяца спокойствия, неги и бесконечного счастья. Анатолий прекрасный и очень чуткий человек. В руках у меня учебник, но сегодня мне, почему то, совсем не учится. Сердце просит долгой прогулки по лужам, появившимся от таянья последнего грязного снега. За окном, захлебываясь поют птицы, радуясь первому теплу. Он тоже поет в ванной, периодически бегая к большому зеркалу в спальне с бритвенным станком в руке, чтобы не пропустить ни единой щетинки на мужественном подбородке. Куда интересно он собрался? Анатолий появляется в дверях одетый в белоснежную сорочку с сапфировыми запонками в рукавах. Интересно, где он берет эти старомодные рубашки?

– Ты когда вернешься? – Спрашиваю я.

– Слушай, я не знаю. Позвоню.

Когда за ним закрывается дверь, я соскакиваю с подоконника и устремляюсь к шкафу набитому одеждой. Моей одеждой. Ему доставляет, какое-то болезненное удовольствие, одевать и баловать меня, ничего не прося взамен. Я выбираю красивую белую курточку отороченную белым пушистым мехом и джинсы очень дорогой фирмы, о которых и мечтать раньше не могла. Сегодня меня ждет салон красоты. Он давно отправляет меня туда, но сегодня я сама решила сделать ему сюрприз. Я иду по веселой от солнца улице, дыша полной грудью и улыбаюсь. Мне хорошо. В салоне тоже интересно. Смешливая болтушка маникюрщица рисует мне на каждом ногте замысловатые завитушки, поминутно восторгаясь формой моей ногтевой пластины. Да-да, она так и говорит – «Вау, какая у вас классная ногтевая пластина» и поминутно закатывает глаза. К концу процедуры, у меня ужасно болит голова от ее трескотни. Но все равно мне приятно, и я сама себе нравлюсь. Вот уж редкий случай. Захожу в продуктовый, по пути домой. Недавно решила научиться готовить и, поэтому провожу дни в кухонных экспериментах. Ему нравится, и я счастлива этим. Анатолий не ограничивает меня в средствах. Деньги, в каких-то космических количествах, лежат в ящике его стола, совсем не убывая. А еще, он купил мне телефон, серебристо белый с обгрызенным яблоком на перламутровой крышке. Вернувшись, я приготовила его любимый плов и уселась в кресло с томиком Шекспира. Его все нет. Сумерки спускаются на дом, в котором я сейчас обитаю. Ближе к восьми я слышу нежную трель моего нового телефона. – Я не приду сегодня ночевать – слышу в трубке его веселый голос и чуть слышный женский смех на заднем плане – Ложись, не жди меня – говорит он и отключается.

Дура я, Боже какая идиотка. Плов этот дурацкий полдня варила. Сижу и сдираю зубами лак с ногтей. Кромсаю зубами затейливые завитушки и отдираю их с частью моего ногтя, будто бы они виноваты в моем несчастье. Хотя, в каком несчастье. Кто я ему, обычная приживалка, которых вокруг миллионы, только позови. Нет никто и звать никак. Странно, что он вообще позвонил. Скорее всего – это просто врожденная интеллигентность, впитанная им с молоком любящей его матери. Ночь накрывает квартиру тяжелым и жарким одеялом безысходности. Сон не идет. Действительность разрывает мою голову миллионом спутанных мыслей, от которых нет спасения. Ничего нет страшнее, чем остаться наедине со своими мыслями. Что это? Почему в груди словно растет огненный шар, а душу раздирают на части воткнутые в нее, чьей то злобной рукой ржавые крюки. Старинные часы отсчитывают минуты и секунды, ни на миг не прекращая жестокий бег стрелок по кругу. Двенадцать, час, два, три. В пять утра, когда я уже начинаю проваливаться в бредовую дрему, слышу скрежет ключа в дверном замке. К тому времени, как открывается дверь, я уже стою в прихожей. Он заходит тихо, думая, что я сплю.

– Где, ты был? Зачем ты так? – Спрашиваю я

– Как? – Спрашивает он, вглядываясь в мое заплаканное лицо. От него за версту несет вонючим женским парфюмом, от чего мой желудок моментально подскакивает к горлу и я боюсь, что меня вырвет прямо тут. Интересно, кто она – особа, любящая настолько гадкие духи. – Ты же не малышка. Понимаешь, что у меня есть естественные потребности.

Он говорит об этом так просто, как об оправлении нужды или походе в туалет от чего мне становится еще гаже.

– Ты ходил к проституткам? – Срывается у меня с языка мучающий вопрос

– Ну, до такого я еще не дошел – смеется он, от чего в уголках глаз появляются лучики морщин, убегающие к вискам. – Глупая ты еще – ребенок.

Он целует меня в нос губами, все еще хранящими следы чужих ласк, и скрывается в ванной. Я сижу в кресле, и жду его. Он появляется в комнате, принося с собой запах геля для душа смешанный с теплым мускусным запахом мужского тела. Я не могу отвести глаз от его мужественной, слепленной долгими тренировками в спортзале, широкой груди. Желание поднимается снизу и спустя секунды захлестывает все мое тело, напрочь, лишая разума. – Трахни меня – слышу я свой хрипящий умоляющий голос. Мне не стыдно. – Возьми меня – умоляю я его, заглядывая в глаза, словно дворовая собачонка, умоляющая о кусочке насущной пищи для продолжения своей никчемной, никому не нужной жизни. Он не удивлен. Абсолютно. Ждал этой минуты долгие месяцы.

[Он]

Сплетенье тел, рук. Нет не сплетенье – срастанье. Мир исчез в вихре несказанного экстаза. Чувствую ее, как себя, даже острее. Реальность распадается мириадами осколков, когда мы одновременно подходим к пику разрывающего тело, мозг и душу оргазма. Ее голова на моем плече, маленькая округлая грудь вздымается от частого дыхания. Умираю от счастья и ненасытного желания. «Теперь – то уж точно – моя “ – бьется в моей голове сумасшедшая мысль. Она так и заснула на моем плече, дышит тихо и размеренно. А мне не спится. Я почему-то вспоминаю день, когда впервые увидел ее. День, когда начал служение ее культу. С самого первого дня она вцепилась в мое сердце своими тонкими пальцами, сама того не желая. Люблю ли я ее? Не знаю. Возможно, это просто желание укрыть ее. Это щемящее грудь чувство жалости, когда я смотрю на ее костлявую фигурку, ласкаю взглядом стриженный ежиком затылок. Любовь ли это? «Зачем я тебе?» – Как то спросила она – “ Ты хорош собой, не беден. Пальцем помани, сотня баб набежит» Да, прибегут, но проблема в том, что я вожделею только ее. У других не будет ее запаха, ее прозрачно – розовой, шифоновой кожи. Им никогда не стать ею. Впервые за много лет я счастлив. Она пахнет летом, теплым дождем и полевыми цветами. Именно этот запах, запах моего счастья. Я помню аромат моего детства. Оно тоже пахло летом и цветами. Помню бабушку, выгоняющую рано утром корову и сдающую свою Зорьку на руки сельскому пастуху. Вечером Зорька возвращалась, гордо таща тяжелое, полное молока вымя. «Кормилица» – говорила бабушка и гладила корову по теплой рыжей спине, пока вела ее в коровник. Бабушка садилась на невысокую табуретку возле коровы и ласково приговаривая, доила Зорьку. Теплые белые струи звонко ударяли в дно оцинкованного ведра, и по коровнику плыл запах парного молока. Молоко было вкуснющим – жирным, с желтой маслянистой пенкой. А я пил это молоко на веранде каждый вечер, вдыхая аромат лета и разнотравья – аромат счастья. И мне казалось, что так счастливо и беззаботно будет всю мою жизнь. Бабушка умерла, едва мне исполнилось восемнадцать. С тех пор я больше не чувствовал аромата счастья, до тех пор пока не встретил Софью. Она пошевелилась во сне, трогательно причмокнув губами. “ Никогда не смогу насытиться тобой» – шепчу я в ее розовое ухо. Она открывает свои прекрасные бездонные глаза и тянется ко мне, я опять теряю чувство реальности, распадаясь на молекулы в безумном удовольствии. Если я не привыкну, то я очень скоро окажусь в сумасшедшем доме, не в силах соображать. До вечера мы не вылезаем из постели, прерываемся лишь, когда на город опять падают сумерки, ужинаем и снова окунаемся в безумство.

ГЛАВА 7