Читать книгу Маленькая книга счастья. Где прячется радость и как ее найти - Ингрид Фетелл Ли - Страница 6

Мало кто назовет любимым серый или бежевый цвет, но тем не менее наши дома часто маскируются в неброских нейтральных тонах. Я задалась вопросом: почему же краски реальной жизни так далеки от тех цветов, которые оживляют все вокруг?

«Хромофобия» была немедленным ответом, который я получила от Питера Стамберга и Пола Афериата, двух архитекторов красочного отеля Сагуаро в Палм-Спрингс. Благодаря неоновому оформлению его так часто фотографировали для Instagram, что в 2016 году он стал третьим отелем в мире по количеству размещенных в приложении снимков. «Люди боятся ярких цветов», – сказал мне Стамберг. Он явно имел в виду совсем других людей, не себя и Афериата, живущих в настоящем храме красок: пространство их открытого лофта разделено не стенами, а цветом – желтыми, зелеными, синими и оранжевыми декоративными панелями.

Эти двое расположились напротив меня на фиолетовом диване, рядом стоит пара ярко-красных стульев, под ногами розовый ковер. Стол у окна украшен коллекцией стеклянной посуды и керамики в теплых тонах, отбрасывающей на пол янтарные тени.

«Это страх выбора, – говорит Афериат, – страх сделать ошибку и потом вынужденно жить с ней». Я могла отнести сказанное к себе. Я не знала раньше этого термина, но, оказывается, сама всегда была отъявленным хромофобом. Я так боялась цвета, что для всей своей квартиры выбрала гамму цветов от белого до кремового. Диван цвета слоновой кости, книжные полки окрашены в цвет яичной скорлупы. Постельное белье, полотенца и шторы – белоснежные. А моя большая доска для вдохновения обита грубой льняной тканью. В углу спальни я складывала свои вещи на складной стул, обитый – чем бы вы думали – белым полотном. Всякий раз, когда мне была нужна новая мебель, я просматривала красочные каталоги, вожделенно глядя на бархатные диваны цвета горчицы и розовые полосатые мягкие кресла. Но в конце концов всегда возвращалась домой с вещами надежного и проверенного белого цвета.

Однажды я переехала в квартиру своей мечты: дом из коричневого камня, смежная планировка, верхний этаж, безупречные деревянные полы, окна с видом на зеленый двор и даже небольшое окошко в ванной. Единственная проблема, которая меня беспокоила, – то, что стены были окрашены в масляно-желтый цвет.

С того момента, когда я впервые увидела эту квартиру, я мечтала скорее ее перекрасить. Но потом случилось что-то забавное. Каждый раз, когда я приходила домой, мне даже в самый мрачный зимний день казалось, что сияет солнце. А когда я возвращалась из поездок, меня охватывала радость. Кончилось все тем, что я прожила в этой квартире целых шесть лет и навсегда оставила мысль перекрасить стены уже через неделю после того, как въехала.

Хромофобия

Хотелось бы сказать, что это и был конец моей хромофобии, но на самом деле мне помогла школа дизайна, которая действительно изменила мое отношение к цвету. Я потратила много часов, вырезая и раскладывая образцы цветной бумаги, смешивая краски и изучая взаимодействие между различными оттенками. Я осознала, что мир полон цветов, которые меня фактически до сих пор не научили видеть. Я прожила жизнь, уверенная, что все тени серые, а теперь я увидела, что они окрашены в пурпурные оттенки. Я думала о красном яблоке, не понимая, насколько отличается красное яблоко, лежащее на подоконнике, от красного яблока на прилавке магазина. Радость от этого нового способа видения мира была для меня неописуема.

Мы воспринимаем цвет как некую закрытую территорию художников, но это довольно молодая концепция. Историк Джон Стилго пишет, что до начала прошлого столетия образованные люди изучали хроматику, науку об игре света и красок на полотнах [22]. Причем изучали так же серьезно, как учились когда-то читать и считать. Неудивительно, что без такого образования мы чувствуем себя немного потерянными, когда дело доходит до выбора цвета.

Разница между энергичными радостными цветами и более мрачными оттенками заключается в том, насколько пигменты чистые и яркие. Дизайнеры используют термины «насыщенность» и «светлота», чтобы описать эти свойства. Когда я впервые узнала об этом, то почувствовала, что весь мир цвета открывается для меня таким же образом, как когда-то изучение сложения и вычитания раз и навсегда сняло покров таинственности с мира математики. Насыщенный цвет – это самая чистая версия цвета, которую вы можете найти в наборе детских кубиков. Чистый синий и солнечный желтый – эти цвета сильные и интенсивные. Если сделать их менее наыщенными, добавив к ним серый, они станут более тусклыми версиями самих себя. Ярко-зеленый становится оливковым; лазурный превращается в синевато-серый. Бежевый – это ненасыщенный желтый; желтый, из которого выпили всю его радость! Серый представляет собой абсолютно ненасыщенный цвет, содержащий только белый и черный. Ненасыщенные цвета могут быть полезны как часть цветовой гаммы. Но если вы оглянетесь вокруг и все, что увидите, – это серый, хаки и бежевый, – тогда ваши окрестности довольно однообразны. Светлота цвета связана с тем, сколько в него добавлено белого или черного. Белый отражает свет, а черный поглощает его. Таким образом добавление белого делает первоначальный цвет светлее, и он лучше отражает свет. Если же добавить в цвет черный, он становится темнее и приглушеннее. Светло-розовый и небесно-голубой – более энергичные, чем бордовый и темно-синий, потому что они отражают больше света, наполняя пространство жизнью. Темные, ненасыщенные цвета поглощают свет, уменьшая излучение энергии в пространство.

Для достижения уверенности в выборе цвета может потребоваться немного практики. К счастью, существуют подсказки для поиска радостных цветовых сочетаний и тренировки глаза, чтобы увидеть и использовать цвет во всей его восхитительной глубине. Однажды, когда Стамберг и Афериат ломали голову в поисках цвета для дома, дизайн которого проектировали, они обратились к своему хорошему другу, художнику Дэвиду Хокни, который сказал: «Делайте то, что делаю я всякий раз, когда сталкиваюсь с проблемой выбора цвета. Посмотрите на картины Матисса». Живые и энергичные картины Анри Матисса не только вдохновили архитекторов выбрать правильный синий оттенок для того проекта – они начали использовать этот подход со всеми своими клиентами. Когда люди видят, какие смелые цвета мирно сосуществуют на холсте, это дает им уверенность в том, что и в их домах такие оттенки будут также смотреться хорошо. Светлая, яркая палитра Матисса помогает сделать идеальный выбор цвета, но мне также помогают и другие художники, на работы которых я часто смотрю: Элен Франкенталер, Соня Делоне, Пьер Боннар и, конечно же, Дэвид Хокни.

И если вы все еще не чувствуете себя достаточно уверенно в принятии цветовых решений, обратитесь к мудрости легендарного дизайнера интерьеров Дэвида Хикса, который считал, что идея цветов, конфликтующих друг с другом, была выдумкой, состряпанной «настоящими леди» из 1930-х. «Цвета не конфликтуют, – сказал он, – они звучат».

Другой человек, который определенно не страдает хромофобией, – это Эллен Беннетт, 30-летняя основательница швейной фабрики Hedley & Bennett в Лос-Анджелесе. «Я люблю цвет», – сказала она, когда мы встретились дождливым сентябрьским днем. Она подчеркнула слово «люблю», чтобы выразить всю глубину своей привязанности. «В моем доме все как в детской поговорке – каждый охотник желает знать, где сидит фазан», – сказала она. Она перечислила главные акценты: на книжной полке книги отсортированы по цвету, спальня синяя, ярко-зеленая с желтоватым отливом дверь и ярко-желтая духовка, которую Беннетт подарил ее бойфренд после трех месяцев знакомства. Для Беннетт – энергичной духом и, как она сама себя называет, «великого обнимальщика», в чем я убедилась через секунду нашего знакомства, потому что она сильно сжала меня в объятиях и поцеловала в щеку – ясно, что между человеческой теплотой и цветом стоит знак равенства.

«Я хочу сделать помещения гостеприимными, – цитирую я ее слова, – настолько, чтобы вы смогли почувствовать, будто комната от души обнимает вас, когда вы в нее входите» [23].

Эллен верит, что такой любовью к ярким цветам она обязана своему происхождению. Наполовину мексиканка, она провела детство между Мексикой и Калифорнией. «Жизнь в Мехико была наполнена невероятными красками. Дом моей бабушки окрашен в ярко-бирюзовый цвет. В Мексике все разноцветное, начиная с кукурузы на обочине дороги и заканчивая манго в бакалейной лавке. Но в те периоды, когда я жила в Штатах, вокруг меня было гораздо больше коричневого. Коричневый песок, коричневые школы, всюду только коричневый цвет. Потом я снова возвращалась в Мехико, и вновь желтый, зеленый, красный, и каждый следующий дом – нового цвета. И предметы вокруг, казалось, оживали. Будучи ребенком, я чувствовала, как меня наполняет эта энергия красок. И я думала: я хочу этой энергии, я люблю ее».

Слушая детские впечатления Беннетт о двух мирах ее детства, я ощутила укол чего-то, что могу описать только как зависть к цвету. Как и Беннетт, я проводила время в разных частях света, там, где жизнерадостность была естественной средой, не требующей усилий: в Юго-Восточной Азии, Латинской Америке, странах Карибского бассейна. Эти красочные места источают теплоту и жизненную силу, которых нет в большинстве современных американских городов, где, по-видимому, самые заметные источники цвета – это дорожные знаки и огни рекламы. «Просто там более высокая амплитуда волны жизни», – говорит Беннетт. Цвет притягивает радость. Почему же отдельные культуры используют яркий цвет только для праздничных моментов, в то время как другие делают его частью повседневной жизни?

Было бы легко сделать вывод, что это лишь вопрос предпочтения: некоторые культуры развили тягу к цвету, в то время как другие предпочитают жить в оттенках серого. Но я думаю, что настоящий ответ кроется в глубоком культурном предубеждении западного общества, которое движется к изощренности, усложнению и совершенству, уходя все дальше от радости. Эта предвзятость была убедительно выражена Иоганном Вольфгангом фон Гёте, когда он писал в 1810 году, что «дикие народы, необразованные люди и дети имеют большое пристрастие к ярким цветам», но «люди утонченные и изысканные избегают ярких цветов в своей одежде и в окружающих вещах и, похоже, склонны полностью изгнать яркие краски из своей жизни» [24]. Возможно, мы не осознаем, но в большинстве стран Европы и Америки философия Гёте прочно вошла в человеческую жизнь. Мы отвергаем цвет и радость как нечто детское и легкомысленное, предпочитая нейтральные оттенки как знак хладнокровия и зрелого вкуса. Цветовой спектр современного дома диктуется моральным компасом, где самоограничение становится приоритетом, а изобилие неуместно. Идея ясна: чтобы быть достойными одобрения общества, мы должны перерасти свои естественные склонности к радости или научиться их подавлять.

Это культурное предубеждение заставляет многих из нас чувствовать чуть ли не стыд, если мы впускаем в жизнь яркие цвета. Недавно я встретила женщину, которая сказала, что любит цвет, но чувствует себя комфортно, используя его только в детской, а не в остальной части дома. Женщины, достигшие определенного возраста, обязаны носить приглушенные тона, дабы не выглядеть отчаянно молодящимися. Это гораздо более коварный вид хромофобии, обусловленный не отсутствием уверенности, а тиранией общественного мнения. Интересно, был бы наш мир гораздо ярче, если бы люди не боялись выглядеть по-дурацки?

Меня вдохновляют такие люди, как Эллен Беннетт, которые находят способы сочетать радости цвета и серьезный бизнес. Беннетт переехала в Мехико, когда ей было восемнадцать. Она оплачивала учебу в кулинарной школе случайными заработками. Например, подрабатывала на мексиканском телевидении, объявляя номера победителей в еженедельной лотерее. Но через несколько лет Эллен вернулась в Соединенные Штаты с желанием перевезти туда яркость и динамизм мексиканской жизни. Она нашла работу повара цеха в ресторане. Работа ей нравилась, но одна деталь выводила из состояния равновесия – рабочий фартук. Когда Эллен начала жаловаться на свою униформу, то обнаружила, что коллеги разделяют ее чувства.

«Мы выглядели паршиво и чувствовали себя действительно паршиво», – говорит она. Однажды начальник Эллен решил разместить заказ на новые фартуки для всего персонала, и тогда Беннет упросила его отдать этот заказ ей. У Эллен не было выкроек, ткани, не было даже швейной машинки, но именно в тот момент и родилась ее компания Hedley & Bennett.

Первый фартук был сделан из желтого льняного полотна, а за ним последовали фартуки других ярких цветов. Беннетт знала, что фартуки должны не только хорошо выглядеть, но и быть очень практичными. Поэтому она была безжалостна к качеству пошива. «Это чертовски серьезная одежда, которая выглядит счастливой и игривой, – говорит Эллен, – но наша рабочая одежда дарит вам чувство безопасности, и вы горды собой и полны чувства собственного достоинства. Наши фартуки не только красочны, но и очень функциональны и, что самое главное, – отличного качества». Практичность позволяет нам выбирать такую рабочую одежду, которая выглядит беззаботно и весело. Очевидно, что это отличное сочетание, так как Hedley & Bennett сегодня шьет униформу более чем для четырех тысяч ресторанов.

В конце концов амбиции Беннетт вышли за рамки фартуков. Ее бизнес меняет всю концепцию рабочей одежды. Уродливая дешевая униформа, которую вынуждены носить сотрудники, меняется на спецодежду, вызывающую гордость и, да, наслаждение работой. Она описала фартук так, как я никогда раньше не слышала. «Это как маленький волшебный плащ», – сказала она, вызывая ассоциацию с супергероями. Я изумленно подняла бровь, когда впервые услышала это. Но чем чаще я думаю о метафоре Эллен, тем больше смысла в ней вижу. Когда Кларк Кент надевает красно-синий обтягивающий криптонский костюм Супермена, он становится кем-то другим, наделенным могучей энергией и силой, невообразимыми у этого же персонажа, когда он одет в унылый твидовый пиджак. Беннетт не только одевает таких известных поваров, как Эйприл Блумфилд и Дэвид Чанг, а также других бесчисленных поваров, работников кухни и обслуживающий персонал – она готовит их к работе эмоционально.

Беседа с Беннетт заставила меня задуматься о других видах одежды. Нам часто говорят, что мы должны одеваться для работы, которую хотим получить, но как насчет того, чтобы одеваться для радости? Когда я впервые начала изучать эстетику радости, я экспериментировала с одеждой ярких цветов в ситуациях, когда была расстроена. Я купила пару резиновых сапог цвета ярко-желтого такси. Когда прогноз погоды обещал ливень, я радостно натягивала их, хватала зонтик (тоже желтый), выскакивала из дому и по лужам бежала на работу. Когда я была одинока и ходила на бесконечную серию неловких свиданий вслепую, я стала покупать себе платья яркой расцветки, чтобы немного взбодриться перед очередным пустым разговором. Совсем недавно мне подарили лаймово-зеленый тренировочный топ. Я обратила внимание, что если, просыпаясь утром, останавливала взгляд на этом топе, то его неоновое сияние сразу же пробуждало во мне желание подняться с постели и заняться йогой. Теперь, когда старая одежда для тренировок изнашивается, я стараюсь заменять ее одеждой ярких оттенков.

Одевайтесь для радости, которую хотите обрести

Из всех моих друзей и знакомых Бет – самый смелый человек в выборе одежды. Она думает не только о том, что будет чувствовать, надевая яркие платья. Она также обращает внимание на то, какой эффект ее выбор оказывает на других. Бет высокая, ее рост – почти метр восемьдесят. Она также остроумна и не боится говорить то, что думает. «Всю мою жизнь, – говорит Бет, – мне говорили, что я непривлекательна и зажата». Яркие одежды стали для нее способом стать более открытой к людям, разрушая их порыв судить ее опрометчиво. У Бет нет темных пальто, только безумных цветов вроде ярко-желтого или зеленого. В мрачный зимний день она замечает, что, проходя мимо нее, люди улыбаются. Яркое пальто как будто дарит прохожему маленький подарок, сверкающую точку радости на фоне унылого пейзажа.

Когда мы с Бет вместе работали, один из наших коллег организовал день под девизом «Оденься, как Бет». Сотрудники пришли в ярко-розовых брюках в горошек, желтых свитерах, бирюзовых платьях, сделав офис настолько ярким, что еще немного – и всем нам понадобились бы темные очки. Это был один из самых лучших дней в моей жизни. Весь офис буквально ожил.