Читать книгу Фьорды. Ледяное сердце - Ингрид Юхансен - Страница 3

Сегодня наше первое свидание с герцогиней.

Лайнер «Контесса Анна» стоял передо мной такой огромный, сверкающий и белоснежный, что дыхание перехватило. Он похож на сказочный дворец, нет – скорее на целый волшебный город. Когда лайнер отшвартуется, мои проблемы останутся на суше и за время плавания исчезнут сами собой. Я любуюсь огнями и чувствую – так и будет!

– Какая красота! Судно похоже на айсберг.

– Нет, ну что вы! «Контесса Анна» намного лучше и теплее.

Оглядываюсь – прямо за моим плечом стоит герр Рёд. Андерс Рёд, глава службы стюардов. Я новичок в судовой иерархии, хотя мои коллеги по судну следят за нею очень строго, поэтому точно не знаю, «глава службы» ниже «офицера» по статусу или выше? Но все равно чувствую душевный дискомфорт: Андерс Рёд – тот самый эффектный блондин, которому я умудрилась вручить чаевые перед собеседованием. Мы стоим в стороне от остальных, потому решаюсь воспользоваться случаем, чтобы извиниться. Наверное, это ужасно унизительно, когда суют в руку или в карман мятую бумажку:

– Простите, пожалуйста! Мне очень неловко, я приняла вас за сотрудника отеля…

– Не стоит, фру Ольсен. Я был бы плохим стюардом, если бы не заслуживал чаевых. Но я лучший, – он улыбнулся, белоснежные зубы победно сверкнули. – Это я должен просить прощения. Я принял вас за гостью, хотя редко ошибаюсь в людях. Вы выглядели очень уверенно, даже властно. Совсем не как наш обычный персонал…

Сколько спеси! Я потрясена! Считай, «прислугой» обозвал с видом настоящего принца крови. Но, боюсь, золотые кудри – еще не повод для коронации: он сам – всего лишь начальник над горничными. Я вскинула бровь и уточнила:

– Персонал? Нет, господин Рёд, вы ошибаетесь. Я здесь – офицер!

Резко разворачиваюсь и шагаю к сходням, и еще долго ощущаю спиной, где-то между лопаток, взгляд суперстюарда, такой пристальный, что затылку щекотно.

Мужчины, изменившие цвет естественного волосяного покрова, страдают нездоровым самолюбием. Кому это знать, как не мне? Правда, у Олафа, с его крашенной охряно-рыжим бороденкой, и задница менее мускулистая, и вместо прокачанного пресса отчетливо наметился пивной животик, но тенденция прослеживается.

Надо сделать глубокий вдох-выдох – даю себе обещание: не вспоминать Олафа до конца рейса. Теперь я готова бегом броситься по сходням, лишь бы скорее попасть туда, на верхние палубы, в другой, лучший, удивительный мир.

Но бегать по судну воспрещается правилами внутреннего распорядка, до выхода в море еще несколько дней, а сегодня устраивают учения на случай экстренных ситуаций. За каждым членом команды закреплен участок судна, ему предписаны определенные действия. Для персонала провели ознакомительную экскурсию по судну, раздали инструкции, планы расположения палуб и служебных помещений: среди бесконечных переходов и лестниц легко потеряться. Получаем спасательные жилеты и, поглядывая на часы, расползаемся по своим местам.

Как сотруднику, имеющему опыт яхтинга, мне достался ответственный участок: проход для эвакуации пассажиров к шлюпочной палубе. Если что, буду подвязывать гостям спасательные жилеты, следить, чтобы не толпились, и всякое такое. Но пока ни гостей, ни экстренной ситуации нет, просто перетаптываюсь в узком проходе, потом выглядываю вперед. Неподалеку от меня господин Пападокис убивает время, проверяя, как закреплены шлюпки. Мы вполголоса болтаем, пока никого нет рядом.

Сам он предпочел бы танкер или сухогруз: не мужское это дело – катать туристов в этом фарфоровом чайнике. Все здесь слишком и чересчур красиво, а вздорные северные воды не любят этого. Восемь дочек, ни одна из которых не уродилась феминисткой, вот что привело матерого кипрского морехода на круизный люксовый лайнер.

По молодости он ходил младшим мотористом на сейнере и был абсолютно спокоен, хотя вид суденышко имело обшарпанный. В машинном отделении все гудело и дрожало, выжми пару лишних узлов – и рванет к чертям собачьим!

Зато команда подобралась отличная, считай из одних норвежцев и датчан.

Под этот адский скрежет их боцман, родом с Финмарка, рассказывал великое множество старинных северных сказок. Не тех, что кончаются счастливо, нет. От большинства историй кровь у молодых ребят стыла в жилах…

…Так вот, он рассказывал, как однажды тролли забрались на высокую гору и оттуда увидали прекрасный замок. Высокий, белый, как кусочки сахара, он сиял и переливался дивными огнями. Тролли рты раскрыли от изумления и сразу же решили, что в сверкающем замке фея непременно превратит их в эльфов с крылышками на спине.

Они обрядились в лучшее платье и заторопились в волшебный замок – долго брели между скалами и обрывами, перепрыгивали через расселины во льду, не жалея штиблет, шагали по песчаным тропкам. Много дней они шли без устали и ни разу не остановились передохнуть, пока не добрались до ворот замка.

Стража пропустила их внутрь без единого вопроса. Тяжелые ворота захлопнулись за их спиной. Свет разом потух, как по мановению волшебной палочки. На запястьях и щиколотках у них защелкнулись ржавые кандалы и больно впились в кожу. Над их головами свистнул кнут, умело сплетенный из кожаных полос, и погнал их в темные, сырые подземелья. Здесь каждому сунули в руки кирку и заставили день и ночь добывать золото. В темноте и сырости их кожа огрубела, покрылась мхом и бородавками, а спины согнулись, между лопаток выросли уродливые горбы. Тонны золота проходили через их руки, но они не могли истратить на себя ни одной крупинки и очень быстро превратились в отвратительных злобных карликов.

Было в этой истории что-то неправильное и опасное, от чего дурные предчувствия горечью растекались с кончика языка, а мое бедное сердце колотилось так, что, кажется, спасательный жилет вибрировал.

– Только на старости лет, Лени, я понял, почему тролли попали в беду.

– Они не были членами профсоюза? – попыталась отшутиться я.

– Нет. Они слишком сильно хотели стать кем-то другим, – матерый морской волк вздохнул. – Так и в круизе: каждый выдает себя за другого. Пассажиры – за людей счастливых и преуспевающих, а вся обслуга мечтает превратиться в гостей. Один только морской дьявол знает, чем дело закончится. Никому здесь нельзя верить, никому.

Он закряхтел, тяжело поднялся и сделал мне знак рукой: беги, мол, на свое место.

К нам приближался проверяющий – лысоватый господин из секьюрити, знакомый мне по собеседованию, обменивается рукопожатиями со стариной Пападокисом:

– Все в порядке?

– Да, как раз говорил фру Ольсен, что наш лайнер слишком хорош и не утонет сам по себе даже с интернациональной командой, прости Господи, филиппинцев…

– Действительно, фру Ольсен, послушайте его совета: никогда не ешьте в столовых матросов или младшего персонала и без нужды не спускайтесь в нижние отсеки. От этих азиатов можно любую заразу подхватить.

Не сговариваясь, мужчины закурили. Герр Бьёрн Хольмсенсен, так зовут офицера секьюрити, постучал костяшкой пальца по запретительной табличке, прибитой к стене: дымящая сигарета, перечеркнутая в красном кружке.

– Да, не позволяйте курить здесь, когда начнется плавание. Никому, даже мне!

В Киле уже разгар весны, я поверила обманчивому солнышку, отказалась от толстого шарфа и основательно замерзла, пока стояла на сквозняке, или меня просто бьет озноб от предчувствия дороги. От непрошенных предостережений у меня испоганилось настроение, я брела по бесконечным коридорам, узким служебным лесенкам между корабельными отсеками, пока сообразила, что окончательно заблудилась. Указатели еще не успели обновить. Я выскочила в слабо освещенный холл: стены обшиты добротными панелями, в центре – полураспакованные кожаные диванчики, под люстрой стоит стремянка. Наверное, поблизости пассажирские апартаменты, из приоткрытой двери падет полоска света. Я привстала на цыпочки, вытянула шею и осторожно заглянула внутрь – здесь столько неписаных правил и судовых традиций, что попробуй разберись, у кого из коллег прилично спрашивать дорогу, а кого лучше вообще обходить стороной.

За дверями обнаружился небольшой, но отлично оборудованный тренажерный зал, единственным посетителем которого был герр Рёд. Главный стюард усердно крутил педали велотренажера. Он стащил свитер и любовался отражением собственного голого торса в зеркальной стене. Пот поблескивал на загорелой коже и подчеркивал рельеф мышц. Вообще-то, я не ценительница культуристов, но его торс не был грудой чрезмерно развитых мышц, он больше напоминал античные статуи, разве что кубики на животе были настолько рельефными, что мне невольно захотелось дотронуться до них рукой. Наверное, так кажется из-за освещения. Он повернул голову и полюбовался собственным отражением в зеркале. В районе правой лопатки я заметила выпуклый шрам в форме полумесяца. В центр шрама была аккуратно вписана миниатюрная татуировка, которую мне не разглядеть. Зато на бицепсе отчетливо просматривалось изображение жокейской шапочки и конского хлыста. Его спортивные брюки съехали и едва удерживались на бедрах, так что обнажился краешек многообещающей ложбинки между ягодицами, а сами ягодицы ритмично покачивались при каждом движении. Давно я не видела парня с такой эротичной и притягательной фигурой. Просто мистер совершенство!

Он поднял руку и поправил наушник: левое предплечье было иссечено дюжиной шрамов – не меньше. Тонкие, светлые полосы отчетливо выделялись на загорелой коже, расположенные параллельно, на одинаковом расстоянии друг от друга. Было в них какое-то странное кружевное изящество – извращенное и притягательное в своей отталкивающей красоте.

Затрудняюсь представить, чем надо изувечиться, чтобы остались такие следы. Бедный парень! Почему-то мне сделалось нестерпимо жаль его: при всей своей красоте он выглядит ужасно одиноким. Захотелось обнять, прижать к груди, погладить по волосам и утешить, как маленького мальчика. Хотя мы одного возраста – если он и старше меня, то не больше чем на год-другой.

Надеюсь, судовая компания не относит шрамы к «эстетическим дефектам», вроде татуировок, и мы будем наблюдать господина Рёда в рубашке с короткими рукавами. Жаль, если это не так. Фигура у него просто-таки очень… Из лабиринта лестниц донесся шум, я отскочила от двери, щеки огнем горят – если меня в первый рабочий день застукают подглядывающей за полуголым мужиком?!

То есть формально – ничего предосудительного в этом нет, но щеки у меня загорелись, как у школьницы, которую застукали за просмотром кабельного канала «для взрослых», я помчалась прочь почти бегом, еле нашла свою каюту и вместо того, чтобы проверять багаж, еще долго сидела на узкой коечке, пытаясь выровнять дыхание.

Всю первую корабельную ночь я спала скверно: соседка похрапывала, пересушенный кондиционерами воздух щекотал ноздри, я дважды просыпалась с ощущением, что вода заливает каюту, в висках колотили кирки невидимых троллей, а златокудрый Андерс Рёд, обнажившись по пояс, погонял их кожаным хлыстом и обворожительно улыбался.