Читать книгу Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Соболева - Страница 12

Вскоре после смерти отца шестнадцатилетний подпоручик Буонапарте отправляется к первому месту службы, в городок Баланс. Большую часть пути преодолевает пешком: так дешевле – денег-то нет. В гарнизоне его встречает мертвящая скука. Другие молодые офицеры находят спасение в балах, в мимолётных романах. Но это – не для него: на людях его бедность становится особенно очевидной, а оттого невыносимо унизительной. Для него спасение – в книгах. Кроме того, он сам пытается писать. Не только дневник (это само собой), но и статьи, и даже роман (конечно же, из жизни Корсики).

Именно там, в Балансе, он начинает писать «Намётки к памятной записке о королевской власти». Предполагает «описать детали узурпированной власти, которой ныне пользуются короли в двенадцати монархиях Европы. Среди них лишь единицы не заслуживают того, чтобы их свергли… Как нелепо считать Божьей заповедью запрет на попытки стряхнуть иго узурпатора! Отчего же любой цареубийца, добившись трона, немедленно оказывается под защитой Господа, а при неудаче платит своей головой? Насколько разумнее признать, что народ имеет право свергнуть власть захватчика. Разве это не говорит в пользу корсиканцев? Это значит, что мы тоже можем, как Генуя, сбросить французское иго. Аминь». Судьба родины мучает его больше, чем собственная участь. Впрочем, одно от другого он пока не отделяет.

«Если бы нужно было уничтожить кого-то одного, чтобы вернуть свободу острову, я бы не раздумывал ни секунды… Жизнь мне в тягость, ничто не радует, всё причиняет боль… И поскольку я не имею возможности жить по-своему, мне всё опротивело…»

Пройдут годы, и он, тот самый Наполеон, который так страдал оттого, что его родина потеряла свободу; который был врагом всякой тирании; который так искренне сочувствовал угнетённым, – лишит свободы многие народы Европы. Парадокс? Или принявший гигантские, невиданные размеры закон кровной мести, по которому испокон веков жили корсиканцы?

Когда началась Великая Французская революция, ему было двадцать лет. Он и в самых смелых мечтах не мог вообразить, что будет значить она для него, бедного артиллерийского поручика. Но всё же он на стороне тех, кто делает революцию. Причин тому две: во-первых, если Франция будет свободна, она даст свободу и Корсике; во-вторых, при королевской власти он, Наполеон, мелкопоместный дворянин с далёкого полудикого острова, на карьеру в армии рассчитывать не может. Если же победит революция, только личные способности человека будут определять его судьбу. В своих способностях он не сомневается.

Он снова отправляется на родину в надежде в новых обстоятельствах занять подобающее место в управлении островом. Едва успев прижать к груди мать, сестёр и братьев, бросается к Паоли (тот уже вернулся на Корсику и без малейших усилий вернул себе место правителя, пусть и неофициального). Уверения Наполеона о том, что как раз с республиканской Францией корсиканцам по пути, не вызывают у Паоли ничего, кроме раздражения. Более того, укрепляют его желание просить покровительства у Англии. Это приводит к полному разрыву, но главное (и самое печальное) – юный романтик лишается идеала, кумира, которому поклонялся с детства. Он не был религиозен. В детстве Летиции удавалось загнать его на мессу только шлепками, но заповеди «не сотвори себе кумира» после мучительного разочарования в Паоли он будет следовать всегда.

Он оказался в Париже накануне главных событий 1792 года. Не стал участником этих событий – стал свидетелем, но до нас дошли его абсолютно откровенные высказывания и по поводу вторжения толпы в Тюильри (это было 20 июня), и по поводу свержения монархии (это случилось 10 августа). Он мог себе позволить быть откровенным: полностью доверял Бурьену, который записал, а потом опубликовал эти его слова. Правда, Луи-Антуан Фовелье де Бурьен, ровесник и однокашник Наполеона по Бриенну и Эколь Милитэр, а потом – его секретарь, оставил всего лишь небольшие рукописные заметки, а издал их (уже в виде десятитомника!) под названием «Мемуары Бурьена» некто Вилламарэ. Мемуары произвели фурор: такие разоблачения диктатора! Такие пикантные подробности! И опровергнуть было некому: к тому времени Наполеона уже почти пятнадцать лет не было на земле, а «автор» был психически болен. Только недавно удалось вскрыть фальсификацию, одну из самых циничных и самых успешных фальсификаций в истории (в неё верили и поклонники Наполеона, и его яростные ненавистники).

^{Революционная толпа атакует Тюильри}

^{Жан Дюплесси-Берто. «Взятие Тюильрийского дворца»}

Так вот, 20 июня, встретив разъярённую толпу, направлявшуюся к королевскому дворцу, он предложил Бурьену: «Пойдём за этими канальями». Увидев в открытом окне дворца Людовика XVI в красном фригийском колпаке, Наполеон брезгливо поморщился: «Какой трус! Как можно было впустить этих каналий! Надо было смести пушками пятьсот-шестьсот человек – остальные разбежались бы!» Что это, очередное разочарование, на этот раз в короле? Отнюдь. Королём он никогда и не был очарован. Просто брошенная в раздражении фраза? Может быть, тогда Бурьен так и воспринял его слова. Но мы-то знаем, что было дальше… Пока он только произнёс собственный приговор бунтующей толпе. Расстояние от слов до вполне реальной тёплой человеческой крови будет совсем коротким…

В день штурма Тюильри и свержения несчастного, не сумевшего держаться достойно Людовика Наполеон снова наблюдает. И снова рядом с ним Бурьен. Это он рассказал о том, что будущий император, вознесённый к вершине власти революцией, с презрением назвал повстанцев сбродом и «самой гнусной чернью», а короля обозвал непечатным словом, которое Бурьен не осмелился повторить. Я, понятно, этого слова не знаю, могу только догадываться, но всё равно не решилась бы его написать.

Кстати, раз я уже начала рассказывать о дворце Тюильри, вот любопытный факт, связанный с этим дворцом. Его построили в XVI веке для Екатерины Медичи. Почти триста лет он оставался одним из любимых дворцов французских королей. Был одно время и главной резиденцией Наполеона. Сгорел дворец в 1871 году, когда отрёкся от престола побеждённый немцами Наполеон III. Будто не смог пережить гибели французской монархии… Мистика?

Пока (в то время, о котором рассказал Бурьен) Наполеона не слишком заботит будущее Франции. Все его мысли, чувства, мечты принадлежат Корсике. Он ещё дважды пытается что-то предпринять для освобождения своей обожаемой родины, но не получает поддержки земляков. Все попытки кончаются тем, что его объявляют врагом Корсики, обрекая «на вечное проклятие и позор», и он вынужден сначала прятаться в лесах, а потом бежать с острова. Приходится увезти с собой и всю семью – родным Наполеона открыто угрожают.

Об этом я уже писала в главе «Летиция Буонапарте, урождённая Ромалино. Мать». Франция встретила беженцев решительными переменами: к власти пришли радикалы-якобинцы во главе с Максимилианом Робеспьером, человеком, убеждённым в том, что все люди по природе своей добры и высокоморальны, но если они не разделяют идеалов республики, то… Как следует поступать с этими неразделяющими, кратко и точно сформулировал младший коллега Робеспьера по Комитету общественного спасения (так назвали новый высший орган управления страной) Луи-Антуан Сен-Жюст: «Сущность республики состоит в том, что она полностью уничтожает всё, что противостоит ей».

Новая власть ввела во Франции и новый календарь. Наверное, все, кто учился в школе, помнят эти даты: 9 термидора II года республики, 18 брюмера VIII года республики. Но для большинства они звучат как какой-то таинственный код, и мало кто может с лёгкостью перевести их в общедоступную систему летосчисления. Мало кто знает и о том, что автором революционного календаря был человек, многие годы проживший в России, более того, принятый в лучших домах Петербурга и даже в Зимнем дворце. Сама Екатерина Великая ему благоволила. Звали этого человека Шарль Жильбер Ромм. Был он воспитателем Павла Строганова, сына екатерининского вельможи графа Александра Сергеевича Строганова. И одновременно – пламенным революционером. Воспитанник его боготворил. Оказавшись в Париже в самый разгар революции, Павел Александрович принял в событиях самое горячее участие, даже вступил в Якобинский клуб, правда, не под своим именем, а под именем гражданина Очера (псевдонимом юный поборник всеобщего равенства выбрал название одного из многочисленных уральских приисков Строгановых, едва ли не самых богатых людей в России). Более того, ходили слухи, правда, документами не подтверждённые, что именно на деньги русского аристократа было куплено оружие, которым вооружили толпу, взявшую Бастилию. Впрочем, это совсем другая история. А нам сейчас важно то, что Павел Александрович Строганов станет близким другом Александра Павловича, так что без его влияния, а значит, и без влияния неистового Ромма становление личности будущего российского императора не обошлось. Так вот, делая в Конвенте доклад о новом летосчислении, Ромм воскликнул: «…над французской нацией впервые запылал факел, который должен когда-нибудь озарить весь мир».

Члены Конвента приветствовали Ромма стоя. Верили: его пророчество сбудется. Не может не сбыться… Капитан Буонапарте тоже верил.

В те самые дни, когда в Конвенте не смолкали пламенные речи, когда многим во Франции казалось, что со сменой календаря меняются сами основы жизнеустройства, что наступает – нет, уже наступила! – эпоха великой, долгожданной справедливости и всеобщего братства, в далёком Петербурге тоже праздновали. Две недели столица Российской империи торжествовала по поводу женитьбы любимого внука великой императрицы, будущего самодержца.