Читать книгу Игра и мука - Иосиф Райхельгауз - Страница 11
Проза
Протоколы сионских медсестер
документальная повесть
Глава шестая
Инбар
ОглавлениеЕще в Москве со слов Андрея Мещерякова стало известно, что в мировой онкологии самый гений из гениев – это Инбар. Мещеряков с восторгом рассказывал, какой он сделал в Америке доклад, перевернувший всю медицину. И как в Испании участвовал в конференции, всех поразив. И еще много всяких чудес про этого великого доктора. Поэтому, когда от Моерера услышал, что меня будет лечить Инбар, уверовал, что попадаю прямо к Богу. Естественно, все эти его ученицы слегка разочаровали. Та, которая, в конце концов, стала моим лечащим врачом, вела прием в кабинете, наполненном хохломой, какими-то блестящими штучками, репродукциями с «красивыми видами» и казалась еврейской провинциальной дамой, мало интересующейся больным. А Инбар так и остался для меня великим и недоступным, как Волшебник страны Оз.
И вдруг сообщают: Инбар готов вас принять.
Русскоязычный менеджер повез меня в клинику Инбара – в самый центр Тель-Авива. Подъехали к огромному зданию – не зданию, целому кварталу: ультрамодная современная архитектура, стекло, металл, вертолетная площадка.
Вошли в холл – «АССУТА» померкла, превратившись в скромную районную больницу. Невиданный лифт – целая комната с зеркалами, светильниками, а также лифтером в униформе. Поднявшись на пятый этаж, оказались в зимнем саду: ковры, пальмы, экзотические растения, фонтаны.
Менеджер усадил меня в кресло.
– Сейчас вы будете разговаривать с врачом.
– С Инбаром?
– Нет-нет! Не с Инбаром!
Пришел молодой симпатичный парень, говоривший по-русски. Я увидел у него в руках огромную папку с историей болезни. Доктор стал листать папку, из каждых десяти листов отбирая один. На моих глазах толстенное «Дело» превратилось в тоненькую брошюру. Иногда он спрашивал, проходил ли я ту или иную процедуру. Это длилось минут 40. После чего сказал:
– Идемте.
– К Инбару?
– Пока нет.
Он завел меня в кабинет – шикарный, стерильно-чистый. Там нас встретила женщина, которая стала листать секвестированную папку. И опять периодически задавала вопросы. Но не мне (она по-русски не говорила), а молодому человеку. Тот переводил, я отвечал. Изучив документы, врач торжественно объявила:
– Вас примет доктор Инбар.
Я оглянулся в ожидании, что великий Инбар сейчас войдет. Но нет. Снова сели в лифт и спустились. Погрузились в ту же машину.
Ехали недолго – два-три квартала. Выйдя из машины, попали в типичный тель-авивский дворик, где всегда много кошек, мусор, какие-то запахи, огромное количество почтовых ящиков, из которых вываливаются рекламные флаеры, заросли травы. Войдя в парадное, возле весьма скромной двери обнаружили табличку на иврите и латинице:
«Профессор Моше Инбар».
За дверью оказалась крохотная полупустая комнатка. Сопровождающий доктор сказал, что мы должны подождать. Сидели минут двадцать в полной тишине. Неожиданно открылась дверца, вышла женщина:
– Господин Райхельгауз? Доктор Инбар скоро вас примет.
Мы сидели еще минут пятнадцать – теперь уже втроем. Раздался звонок. Женщина встала, обошла стол, подошла к двери, открыла ее и объявила:
– Профессор Моше Инбар.
Мы зашли. Моше Инбар сидел за столом в крохотном, скромном кабинете. И смотрел на меня. Мы молчали. Через несколько минут он спросил на иврите:
– Зачем пришли?
– Вы мой лечащий врач и… – я, разумеется, говорил по-русски, сопровождающий переводил.
– Вас вели мои ученики по протоколу. Все правильно и нормально. Я ничего нового не скажу.
Стало ясно, что надо уходить, и уже в какой-то растерянности я пробормотал:
– Очень хотел вас увидеть.
– Зачем?
– Много о вас слышал, как о всемирно известном враче…
– От кого?
– От Андрея Мещерякова.
И тут его, как будто подменили!
– Вы из Москвы? Андрей – выдающийся врач. Это ваш товарищ?
– Да.
– Пришли, чтобы со мной познакомиться?
Он стал листать историю болезни. Потом сказал:
– Я вас посмотрю.
Через крошечную дверь мы прошли в еще более крошечную смотровую с маленькой кушеткой. Он начал осмотр. И стало понятно: это действительно гений. Гения сразу видно, кем бы он ни был: великим писателем, артистом, ученым. Он осматривал, пальпировал, слушал. Причем фиксировался на тех частях моего тела, которые не имеют прямого отношения к оперированным органам. Мы вернулись в кабинет. И тут возникло ощущение, что у него полно времени. Он дал рекомендации по дальнейшему курсу лечения, и мы стали разговаривать, как родственники, которые давно не виделись. Говорили о жизни, я рассказывал, чем занимаюсь. Потом предложил сфотографироваться. Доктор Инбар, казалось, был счастлив.
Потом он быстро напечатал свое заключение и отдал мне.
– Что с этим делать?
– Ничего, покажи профессору Мещерякову.
И написал прямо на заключении: «Приветствую русского коллегу Мещерякова».
Потом уже я узнал, что принимал он меня в своем частном кабинете, который лет 30 назад открыл в маленькой квартирке старого жилого дома. Это была приватная встреча. В клинике он бы работал по страховке или за деньги – по протоколу. Здесь – по дружбе. Потому что в израильской клинике «по дружбе» – категорически недопустимо.
Кстати, жена моего двоюродного брата Ирина – та самая, которая читала аннотации к лекарствам – врач лаборатории медицинских анализов. В свое время в Израиле с ней произошла ужасная неприятность: она у себя на работе сделала анализы для своего папы. Был страшный скандал. Иру чуть не уволили, сильно понизили в должности и зарплате. Таковы правила.
От доктора Инбара я ушел вдохновленный, убедившись, что его ученицы все делают правильно. И совершенно неважно, какими способностями и чертами характера они лично обладают. Лечат по протоколу. Налажена система, которая не нуждается в ручном управлении.