Читать книгу Как я пережил Холокост в Одессе - Иосиф Вергилис - Страница 5

Перед войной наша семья – отец Семён Евсеевич, мать Зинаида Ильинична (Зельда) и трое сыновей – проживала в небольшой квартире на первом этаже большого дома в центре города Одессы. Мне было почти 7 лет, мои братья моложе: Анатолий (4 года) и Владик (3 года), Наш дом (улица Ласточкина 13) находился напротив знаменитого Одесского Оперного Театра, в одном квартале от центральной улицы Дерибасовской, недалеко от прославленного Приморского Бульвара, откуда открывался впечатляющий вид на постоянно гудящий Одесский Порт, южные морские ворота бывшего Советского Союза.

Коротко напомню о том, как Одесса стала еврейским городом [1]. Евреи жили в этих местах ещё до того, как появился город Одесса (1794). Уже 1792 году здесь существовало Первое Еврейское кладбище, уничтоженное в середине 1930-х гг. при советской власти. В конце 18-го века в Одессе уже была синагога, которая располагалась на углу будущих улиц Еврейской и Ришелевской. Евреи в это время составляли только 10 % от населения города и были в основном ремесленниками и мелкими торговцами. Со второй четверти 19-го века жизнь одесского еврейства существенно активизировалась, так как экономическая ситуация требовала новых человеческих ресурсов. Этому способствовала и позиция губернатора Новороссии и в Одессу, но только при М. Воронцове в 1827 году была открыта первая в Российской Империи Еврейская школа, где наряду с Торой, Талмудом и ивритом преподавались градоначальника Одессы М. С. Воронцова. Он всячески поощрял приток еврейского населения, особенно высокообразованных евреев из австрийской Галиции. Предшественники М. Воронцова Ришелье и Ланжерон также поощряли переезд евреев математика, география, русский и немецкий языки и счетоводство.

Благодаря такой политике, численность евреев в городе выросла до 27 % в середине 19-го века и до 32 % – в конце 19-го и начале 20-го веков, составив более 150 тысяч человек. В это время было уже около 400 еврейских учебных заведений, от хедеров и частных религиозных начальных школ до школы-завода Общества Труд, которая давала образование на уровне современного техникума.

Начиная с 1861 года, года великих российских реформ, в Одессе развивается еврейская русскоязычная пресса и с ней русскоязычная публицистика и литература. С этого времени всё большее число евреев принимает участие в культурной, политической и даже административной жизни Одессы, что было редким исключением для Российской Империи.

Однако в Одессе был и первый современный еврейский погром. В 1871 году в ночь перед православной пасхой пьяные моряки стали бросать булыжники в еврейские дома и магазины, а затем грабили их. Грабёж продолжался 3 дня, прежде чем полиция смогла восстановить порядок в городе.

Тем временем евреи Одессы всё больше ассимилировались, меняя свои еврейские имена на русские и не разговаривая на идиш в общественных местах. Однако они сохраняли свою еврейскую идентичность. В Одессе в конце 19-го века было 60 синагог и молитвенных домов, среди которых были такие монументальные здания как Бродская и Главная синагоги. Здесь также была построена Еврейская больница, которая занимала несколько зданий и предоставляла лучшее медицинское обслуживание в городе. Эта больница содержалась еврейской общиной и городом и функционировала как общегородская с “еврейским уклоном”. Медицина в это время была еврейской профессией, которая уступала таким традиционным еврейским занятиям как торговля и банковское дело. Многие евреи работали как редакторы и ведущие журналисты во всех одесских газетах. Евреи Одессы участвовали во всех других сферах занятности: были художники и инженеры, издатели и типографы, заводчики и рестораторы, аптекари и землемеры, не говоря уж о музыкантах и актёрах, и даже трудилось уже третье поколение евреев-фермеров.

В начале 20-го века в Одессе проживало 150 000 евреев. Среди них было 11 миллионеров, много банкиров, коммерсантов, известных врачей и адвокатов, которые входили в элиту города. Большинство еврейских семей принадлежало к среднему классу, но каждая третья семья находилась на пороге нищеты. Благотворительные организации действовали по принципу: давать беднякам не рыбу, а удочку, и способствовали получению образования для молодёжи и вовлечению её в трудовую деятельность. По многим причинам Одесса в начале 20-го века стала притягательным центром для евреев, проживающих в России, и особенно для евреев, которые жили в местечках, относительно близких к Одессе.

До Октябрьской революции Одесса была 4-ым по численности населения городом Российской Империи. В период революции и гражданской войны население Одессы уменьшилось на 60 %, но перед Второй Мировой войной достигло полумиллиона, из которых евреи составляли 40 % или 200 000 человек.

Такое значительное уменьшение населения, как в Одессе так и на всех территориях, где была гражданская война, объясняется зверствами, бесчинством и еврейскими погромами со стороны белогвардейской Добровольческой армии, возглавляемой сначала генералом Деникиным, а потом, после его бегства на Запад в марте 1920-го года, – генералом Врангелем. Вот что писал сам Деникин. “Заняв Одессу, добровольцы прежде всего принялись за жестокую расправу с большевиками. Каждый офицер считал себя вправе арестовывать кого хотел и расправляться с ним по своему усмотрению”. То, что творилось в застенках контрразведки города Одессы, напоминало самые мрачные времена Средневековья. Внутренняя политика правительства Деникина сопровождалась насилием, поркой, грабежами, пьянством и гнусным безнаказанным поведением начальствующих лиц на местах. В этом была одна из причин поражения белого движения на юге России: Деникину не удалось предотвратить жестокость и насилие, выразившиеся в так называемом белом терроре. Красные проводили тот же террор, но сумели победить. Все армии Деникина грабили крестьян, насиловали крестьянских девушек, убивали рабочих и активно участвовали в еврейских погромах. Погромов удалось избежать в некоторых крупных городах (Одесса, Ростов-на-Дону, Новочеркасск), где размещались центральные органы власти и представительства Антанты. В остальных местах, по некоторым подсчётам, белогвардейцы совершили 1295 еврейских погромов и уничтожили 306 тысяч евреев. Особенно свирепствовал Петлюра, который в мае 1920-го года захватил Киев. По городам и местечкам прокатилась новая волна погромов – в Чернобыле, Житомире, Бердичеве и Винницкой области было растерзано около четырёх тысяч евреев. Начиная с мая 1919-го года еврейская молодёжь устремилась в Красную армию. Целые отряды еврейской самообороны преобразовывались в регулярные части Красной Армии.

Теперь вернёмся к рассказу о нашей семье и о моих родителях.

К счастью, во время гражданской войны они находились в Одессе и избежали погромов. Я родился 14-го августа 1934 года. В это время моему отцу, Семёну Евсеевичу Вергилису, было 38 лет, а моей матери, Зинаиде Ильничне Вергилис (урождённой Глейзерман), – 22 года. Семья моей матери переехала в Одессу из другого украинского города, Проскурова (теперь Хмельницкий), в 1916 году, за год до Октябрьской революции. Они бежали от погромов и голода, что было типичным для всех еврейских мест проживаний в Украине. Во время очередного в то время погрома в Проскурове погиб дядя моей матери, который был поднят погромщиками на штыки. Это было последней соломинкой для семьи моей матери в решении переехать в Одессу. В это время очень многие еврейские семьи из своих местечек эмигрировали в Америку, а некоторые переезжали в Одессу.

Одесса в это время была в совершенно другом положении. Это был процветающий город, где каждый мог найти своё место в жизни. В Одессе также процветала культурная жизнь: издавалось много газет, журналов, книг; работали театры и музеи и проводились разные интересные встречи. Одесса была прекрасным местом и для работы, и для культурной жизни. Поэтому многие еврейские семьи из своих местечек переезжали в Одессу в надежде найти там лучшую для себя жизнь.

Мой отец в возрасте 20 лет приехал в Одессу, по совпадению, в том же 1916 году вместе со своим старшим братом. Отец родился в селе Дяковцы Винницкой области, в Украине. По его воспоминаниям, у них была большая и очень бедная семья. Они всей семьёй ели из одного большого казана, в котором его мать варила какую-то похлёбку, и чтобы выйти в туалет на улицу, одевали одну и туже старую пару обуви. Когда мой отец подрос, он стал работать на ближайшей лесопилке вместе со своим отцом и старшим братом. В Одессе они с братом работали на разных вспомогательных работах, чтобы прокормить себя. После революции мой отец, как имеющий пролетарское происхождение, был принят в новые писательские группы, где он стал писать пьесы.

Большинство вновь прибывших еврейских семей селились в районе, который назывался Молдаванкой. Никто не знает, почему этот район получил такое название, так как молдаване там никогда не жили. Проживавшие на Молдаванке люди занимались разными ремёслами, торговлей, работали извозчиками и портовыми грузчиками.

Семья моей матери поселилась в центре Одессы на улице Ласточкина 13 напротив знаменитого Одесского Оперного Театра. Они нашли большое помещение на первом этаже, где разместилась мастерская её отца (переплётчика по профессии), и в глубине этого помещения было их жилое пространство. Когда моя мать выросла, она тоже научилась переплётному делу. Мама имела двух младших сестёр, Цилю и Сарру, и старшую сестру, Розу, которая успела уже побывать замужем и разойтись.

Маме было 20 лет, когда она познакомилась с моим отцом, который принёс переплетать свою пьесу. Моя мать в то время была очень красива, и отец сразу в неё влюбился. В то время мой отец уже был женат, но браки в Советском Союзе после революции были свободными. Муж или жена в любой день могли сказать друг другу, что они уходят к кому-то другому. Поэтому для моих родителей не было проблемы создать новую семью, но моя мать хотела, чтобы отец приобрёл более надёжную профессию, чем профессия драматурга. Последняя пьеса отца была рекомендована к постановке в Одесском Еврейском Театре знаменитым актёром и директором Московского Еврейского Театра Соломоном Михоэлсом. Тем не менее, мама настаивала, чтобы отец приобрёл специальность, которая могла бы лучше обеспечить семью. Идя навстречу матери, отец стал парикмахером. Эта его специальность спасла нам жизнь во время Холокоста. Мои родители поженились в 1933 году.

Это было очень трудное время для всего Советского Союза, и особенно для Украины – это было время Голодомора, который потом официально был признан геноцидом украинского народа в 1932–33 годах. 7 миллионов украинцев умерли от голода в эти годы из-за решения советского правительства экспортировать на Запад 1,7 миллионов тон зерна, прежде всего, в нарождающуюся фашистскую Германию. Мои родители помнили, как на Запад шли большегрузные поезда с надписью “Излишки СССР”. Голодомор был ответом сталинского руководства на сопротивление крестьян коллективизации и экспорту зерна.

Пик Голодомора пришёлся на первую половину 1933 года, когда мои родители поженились. Молодой семье была предоставлена квартира на 1-ом этаже того же дома, где жила семья моей матери. В этой квартире я родился 14 августа 1934 года. Моя мать рассказывала, что люди вокруг удивлялись: как в такое трудное время они позволили себе иметь ребёнка. Когда экономическая ситуация в стране улучшилась, наша семья начала расти: в 1937 году родился мой брат Анатолий и в 1938 году – другой брат – Владимир.

Мы продолжали жить в той же небольшой квартире, где родители занимали спальню, а мы трое мальчиков спали в одной общей комнате. Я помню, что моя мама была по-прежнему очень красивой, и она любила красиво одеваться. По вечерам наши родители довольно часто уходили куда-то развлекаться, оставляя нас, детей, на попечение семьи маминых родителей, так как те жили очень близко к нам. Когда родители возвращались домой, они всегда приносили нам конфеты, шоколад и мармелад. Мой отец целыми днями работал парикмахером, оставив полностью занятие драматургией, а мать перестала работать, когда в этом пропала необходимость. Она отдавала всё своё свободное время нам, читая нам детские книжки и очень популярный в то время журнал “Мурзилка”. Она старалась дать нам какое-то домашнее образование, невзирая на то, что её собственное образование ограничивалось пятью классами еврейской начальной школы (хедера), что было весьма распространено в то время. Когда мне исполнилось 5 лет, мне купили очень дорогую скрипку, и я стал учиться играть у нашего соседа, который играл в оркестре Одесского Оперного Театра. Мы также ходили в частную детскую группу, где наша воспитательница, которая называлась фрибеличкой, учила нас читать, писать и рисовать. Во время прогулок она нам рассказывала об окружающей природе: о Солнце, Луне, деревьях, траве и обо всём интересном, что было в нашей окрестности. Большую часть времени мы гуляли в очень красивом сквере возле Оперного Театра, который назывался на французский манер Пале-Рояль. У нас было счастливое детство, и ничто не предвещало несчастий, которые ожидали нас в скором будущем.

Я в возрасте 3-х лет. Одесса, 1937 год

Мой отец в начале 30-х годов

Моя мать в начале 50-годов