Читать книгу Пуговицы (сборник) - Ирэн Роздобудько - Страница 21
Пуговица
Часть 2
Первый монолог Лики
Оглавление– Свадьба и похороны – вот два спектакля, в которых главные «виновники» не играют никакой роли! Это – коллективный труд, иллюзия участия в ритуале, где нет места мыслям об истинном назначении этих обрядов. Какое дело возбужденной публике до парочки, сидящей за столом и периодически поднимающейся по сигналу: «Горько!» – это всего лишь сигнал выпить. Бр-р-р… Хорошо, что мы уехали. Хорошо, что мы можем видеть море из окна и вот так лежать, не думая ни о чем.
– …?
– Похороны? Разве ты не чувствовал, как это ужасно, когда на тебя смотрят, как на куклу? И ты не можешь протестовать против этого созерцания. И разве тогда приходит осознание потери? Похороны – это тоже коллективный труд, в котором накрывают столы, сообща чистят ведрами картошку, лепят пирожки. И за всем этим невозможно сосредоточиться, подумать о главном. Кто все это придумал? Смерть и любовь – две тайны, в них нет места посторонним!
– …!
– Конечно, мой любимый! А ты думал, что я – наивная девочка, которая ничего не читала, кроме сказок братьев Гримм. Ты даже не представляешь, какая Вселенная крутится в моей голове. Иногда мне становится даже страшно. Поэтому я так счастлива, что ты – со мной, ты спасешь меня, и я не буду больше думать о страшном.
– …?
– Не знаю, почему я думала обо всем этом с детства… Наверное, надо мной в какой-то момент раскрылось небо. Не понимаешь? Попробую рассказать – я об этом еще ни с кем не разговаривала… Тебя ждала. Однажды – тогда мне было года три – я сидела на полу в нашей маленькой комнате (мы тогда жили в коммуналке) и пыталась что-то рисовать. Свет падал так, что все мне казалось ярким и контрастным, как на картинах импрессионистов (тогда я, конечно, не могла знать, что они существуют!): синий дощатый пол (тогда он был свежевыкрашенным и блестел на солнце, как лед), оранжевые цветы на занавесках, белые стены (мама всегда любила чистые цвета). В ровном прямом луче, проникающем из окна, плясали золотые балерины… Я пыталась нарисовать все это, когда в комнате вдруг стало немного темнее, и я оглянулась на дверь… В проеме стояла мама и смотрела на меня. Но я не могла четко рассмотреть ее против света – видела только золотой контур, обрисовывающий длинную стройную фигуру, нереально вытянутую, как на фресках Рублева… Что с тобой, любимый? Конечно, кури… Так вот. Это был обычный момент. Но именно тогда я вдруг услышала подобие хорала. Не смейся! Так бывает в детстве. Передо мной до сих пор стоит эта картина! Я тогда даже почувствовала, как на меня посыпался невидимый пух и окутал теплом… Я до сих пор удивляюсь тому, как ярко и зримо может чувствовать ребенок прикосновение Бога. Да, да, так оно и было. Мы смотрели друг на друга, и во мне поднимались странные чувства – любовь, восторг, нежность, страх. И самое главное – то, что я осознаю лишь теперь: невозвратимость каждой минуты. Сейчас я могу оформить все это словами. Я явственно почувствовала, что все вокруг и я сама превращается в… воспоминание.
– …?
– Люди, начиная с того момента, когда осознают неотвратимость ухода, постепенно превращаются в кокон воспоминаний. Они наматывают их на себя, растут, обволакиваются их еле заметными нитями. Это очень богатые люди, их не так уж много – это те, перед кем вот так неожиданно открывается небо… Я смотрела на маму и физически ощущала, как она уже теперь становится воспоминанием: ведь больше такой минуты не будет, будет другая. И она тоже станет воспоминанием. А потом, с возрастом, мы впитываем друг друга все жаднее, все отчаяннее, потому что уже точно известно: это никогда не повторится. Знаешь, с таким же чувством я целовала бабушкины руки… Я всегда целовала ее – просто чмокала в щеку, а однажды взяла ее руки в свои – они были теплые, в голубых прожилках, с тонкой пергаментной кожей со всегда аккуратно подстриженными и ухоженными ногтями – и целовала их только потому, что поняла: скоро их не будет. Мне было так страшно. Если бы все могли понимать это – разве б они обижали друг друга? Разве говорили бы так много, складно и… не нужно? Слова, подобно табачному дыму, забивают воспоминания…