Читать книгу 12 моментов грусти. Книга 3. Каравелла всех надежд - Ирина Агапова - Страница 5

В школе начались весенние каникулы. Конец марта, а погода не балует. Яна с Чучей шли по Пушкинской в сторону «Снежинки» – излюбленного места встречи «центровой молодежи». Там можно было со всеми повидаться и узнать последние новости и сплетни – кто с кем встречается, кто с кем расстался и кто в кого влюбился.

– Очень сыро, – сказала Чуча. – Похоже скоро начнется дождь. Как ты ходишь без шапки? – И с завистью посмотрела на подругу. – Впрочем, с твоей шевелюрой это возможно.

– Может, пойдем в кино? – предложила Яна. Они как раз проходили мимо афиш.

– Там невкусные пирожные. В «Снежинке» заварные намного лучше, – со знанием дела сообщила толстушка.

Яна остановилась посмотреть афиши и столкнулась с Викой Луневой.

– Ничего интересного нет, – констатировала Чуча.

– Да, – с досадой согласилась Вика. – На каникулах и сходить-то некуда. Приличных фильмов вообще не показывают!

– Хочется посмотреть что-то заграничное и про любовь, например, показали бы «Ромео и Джульетту», нам уже шестнадцать и уже пропустят. А тут все про всяких баб в деревне и перевыполнение плана, – фыркнула Светка.

Посовещавшись, девочки направились к «Снежинке». В кафе, несмотря на дневное время, было полно народу – в основном, конечно, молодежь. Чувствовались весенние каникулы.

Чуча сразу же стала в очередь, а Яна начала озираться по сторонам.

– Его нет, я уже посмотрела, – предупреждая ее вопрос, сообщила Светка.

Девочки взяли пирожные и заняли место у окна. Вдруг Света переглянулась с Викой, ее глаза округлились, и она насторожилась.

– Яна, Людка-гребчиха здесь. Она о тебе все выспрашивала. Подойдет – не задирайся, у нее не все дома.

Яна вздохнула:

– Что ей надо от меня? Пусть они все с Робертом разбираются.

Ростом, фигурой и манерами Людка больше напоминала парня, чем девчонку. Нагловато-деловая, эмоциональная и очень подвижная, она не могла устоять на месте ни секунды и все время крутила головой по сторонам, как будто ждала или выискивала кого-то. Создавалось впечатление, что она всех тут знает. Совершенно не смущаясь, Людка подходила к отдельно стоящим компаниям как к своим давним знакомым. При этом она фамильярно здоровалась, громко разговаривала и смеялась, делая вид, что своя в доску. Такой вызывающей беспардонностью эта девица многих шокировала. Яна смотрела на нее с презрением и в то же время с опаской, понимая, что от такой непредсказуемой личности и ожидать можно чего угодно.

Обойдя почти всех, Людка обратила внимание на Чучу, Яну и Вику. На секунду замерла, разглядывая всю компанию, а потом стремительно направилась к ним.

– А, вот я теперь поняла, о ком речь! Всем привет! Ну-ка идем в сторонку, потолкуем, – и неожиданно обхватив Яну за плечи, поволокла ее к выходу.

– Люда, что ты делаешь? – крикнула ей Вика. – Ты же ее задушишь!

Яна просто оторопела от такой неприкрытой наглости и поэтому на некоторое время впала в какую-то прострацию.

– Отцепись! – возмущенно огрызнулась она, пытаясь вырваться из железных объятий навязавшейся на ее голову девицы. – О чем ты хочешь потолковать?

Оценивающий взгляд прищуренных глаз смерил Яну с ног до головы. Так обычно смотрят на девушек парни.

– А ты красивая, – заметила Людка, отпустив Яну, – только мелкая какая-то. Так, девки, – она махнула рукой остальным. – Айда во двор, у меня бутылка портвейна с собой. Берите свои пирожные.

И потащила Яну к выходу. Девочки переглянулись, но быстро взяли пирожные и вышли следом, боясь оставить подругу с ней наедине.

– Люда, я не пью, что ты вцепилась в меня, – Яна пыталась держать себя в руках и говорить с ней спокойно, как обычно ведут себя с сумасшедшими, не желая вывести их из себя.

– Да лано те, все пьют на шару! – скривилась Людка. – За «Снежинкой» есть подворотня и задний двор, идите за мной.

Закинув свою ручищу Яне на плечо, она завернула за угол. Девочки поспешно последовали за ними. Чуча была явно напугана. Людка ловко, как заправский мужик, откупорила бутылку портвейна. Яна в полной прострации, как завороженная, следила за ней. «Почему все идут на поводу у этой наглой и беспардонной дуры? – думала она. – И что вообще я здесь делаю?»

– Пей, – приказала ей Людка и протянула бутылку.

– Я не пью, – Яна протестующе замотала головой и отвернулась.

Людка скривилась в недовольной мине:

– Пей, я сказала! – И, грубо прижав девушку к стенке, приставила к ее губам бутылку.

– Дай мне, – послышался испуганный голос Чучи, – я буду пить.

– А с тобой вообще никто не разговаривает, – резко оборвала ее девица.

– Что ты ко мне привязалась? – возмутилась Яна, охваченная все нарастающей паникой.

Людка как будто ждала этого:

– Пей, не зли меня, могу и внешность подправить. – И как бы в шутку показала Яне кулак.

Уловив холодную решимость в Людкиных глазах и неумолимую напряженность в лице, Яна поняла, что никакие разумные доводы на нее не подействуют. Мысли метались и кружились. Она озиралась по сторонам в поисках возможных путей к бегству. Но, поняв, что вырваться ей не удастся, взяла бутылку из рук противницы и, кривясь от отвращения, отпила глоток горьковато-кислого портвейна.

– Еще, еще, молодец – приказывала Людка. – Будем стебаться с тебя, когда напьешься. И Роберт как раз должен подвалить, вместе и посмеемся.

– Люда, успокойся, – попросила ее Вика и попыталась забрать бутылку, но та ее грубо оттолкнула в сторону. Девочки испуганно стояли в стороне и смотрели на эту жуткую сцену.

– Пей давай, еще, еще! – командовала гребчиха, войдя в раж.

Яна стояла спиной к стене, не зная, как ей сбежать.

– Ладно, черт с тобой, – вдруг выпалила она, встряхнув своими золотистыми кудрями. – Думаешь, мне слабо? – И решительно потянула бутылку к себе. Людка не ожидала такого хода событий и удивленно подняла брови. Яна сделала еще один глоток, а потом резким движением запустила портвейн в противоположную стену. Бутылка с грохотом разлетелась на мелкие осколки, оставив не стене безобразную багровую кляксу.

– Ах ты! – Людка остолбенела от неожиданности и замахнулась для удара. Но в это момент во двор влетел Роберт, на ходу крича:

– Ты что? Очумела? – и в одно мгновение оказался рядом с Яной, заслоняя ее собой. – Я тебе закрываю дорогу в город! И сейчас всех предупрежу! Ты больше никогда здесь не появишься! Поняла? – На его щеке дернулся мускул, глаза сузились.

Людка побледнела и потерянно замолчала. Куда девалась вся ее спесь и бравый вид?

– Поняла? – угрожающе повторил Роберт.

– Поняла, – пролепетала обескураженная девица побелевшими губами.

– Сейчас же извинись и вали отсюда, и чтоб я тебя больше никогда не видел! – угрожающе процедил он.

– Извини, Яна, это была шутка, – дрогнувшим голосом проговорила Людка.

– Обходи мою девушку десятой дорогой и не попадайся мне на глаза! Поняла? Мне на глаза не попадайся! Урою! – уверенно, чеканя каждое слово, еще раз повторил Роберт. У него был настолько решительный и возмущенный вид, что у Людки не возникло ни капли сомнения в его дальнейших намерениях. Она закрыла лицо руками и побежала прочь со двора.

– Роберт, ты как всегда вовремя! – радостно провозгласила Чуча.

– Ну все! Как они мне надоели! Ну просто как в мире животных! – не в силах больше сдерживать себя, Яна заплакала.

Роберт попытался ее обнять и утешить. Но она вырвалась и отвернулась.

– Чего они хотят от меня? Пусть разбираются с тобой! – возмущалась Яна, размазывая слезы.

Роберт в растерянности посмотрел на Чучу с Викой.

– Мы лучше пойдем, – толстушка поняла его без лишних слов.

Девочки ушли, оставив их вдвоем.

– Милая, ну как мне тебя защитить, оградить от таких сумасшедших? Ты же понимаешь, что у нее не все дома? Она ходит за мной уже сколько времени, я ее не раз посылал, честно! Ну посмотри на нее, где она и где я! – Роберт пытался успокоить Яну, но не находил нужных слов, только смотрел неотрывно на ее дрожащие от обиды пунцовые губы.

Вдруг резко похолодало, пошел крупный косой дождь из сумрачных, низко нависших туч. Сначала капли были редкие, потом загустели и посыпались непрерывным потоком им на голову, подгоняемые порывами пронизывающего насквозь ветра.

Роберт схватил растерявшуюся девушку за руку и увлек ее под небольшой навес. И как раз вовремя. Дождь с беспощадной яростью забарабанил по крыше, стекая на асфальт, собираясь в большие пенящиеся лужи, вымывая после зимы замусоренный, унылый, грязный двор. Они стояли и как завороженные смотрели на косые потоки дождя, лившего плотной завесой из наклонных линий, отгораживающей их от всего остального мира. Яна дрожала от напряжения и холода, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, и угомонить бешено бьющееся сердце, пронзенное острыми иголками отчаяния и боли. Только Роберт мог довести ее до такого состояния. В своих эмоциях она то взлетала до небес, то с головокружительной скоростью падала вниз, разбиваясь на тысячи мелких осколков, готовая вновь собраться и взлететь на недосягаемую вершину все новых и новых чувств и ощущений.

Роберт смотрел на Яну сверху вниз, будто хотел запечатлеть каждую ее черточку в своей памяти, и нежность переполняла его душу. Вот она, рядом, и больше ничего в этом мире не надо. Он протянул руку к ее лицу и погладил по щеке осторожно и бережно, будто дотронулся до самого тонкого и хрупкого хрусталя на свете. Как завороженный он смотрел, как крупные горючие слезы, застывая в ее печальных, широко раскрытых глазах, накапливаются, переливаясь через край, и катятся по щекам. Она зажмурила веки. Ресницы мгновенно задрожали, и новая крупная слеза побежала вниз к ее губам. Сейчас ему так хотелось взять ее на руки и прижать к своей груди. Всякий раз, думая о ней, Роберт убеждался, что чувства растут и переполняют его, поднимая до вершины отвесной скалы, зыбко вибрирующей у него под ногами, и стоит сделать неосторожный шаг, как он слетит, скатится куда-то в пропасть. И тогда счастье его, такое хрупкое и неуловимое, исчезнет навсегда, как призрачный мираж. Он встряхнул головой, словно высвобождаясь из невидимой паутины.

Никогда он не чувствовал в себе такой острой потребности защитить. Никогда прежде женщина не завладевала всеми его помыслами. Сейчас ему встретилась девушка гордая, искренняя, лишенная всякой испорченности и порочности. И в то же время от всего ее облика веяло чем-то сильным и смелым, стремительным и страстным. И днем и ночью он думал лишь о ней. Он старался держаться от нее как можно дальше, насколько позволял это маленький город. Но это был всего лишь самообман, его влекло к Яне все сильнее, и скрыться от этого притяжения не было никакой возможности.

Роберт почувствовал, как она дрожит от холода, и, очнувшись от своих мыслей, расстегнул куртку, обнял и засунул ее ледяные ладони себе под мышки. Яна хотела отдернуть руки, но ей стало так тепло и приятно, что она не сделала этого. Пальцами он провел по застывшим на щеках слезам и с трепетом прикоснулся к ним губами.

– Прости меня. Прости, – только и сказал он.

– Ты опять гипнотизируешь меня! Я не хочу тебя видеть! – пробормотала девушка, сильнее прижимаясь к его груди. Роберт укрыл ее полами своей куртки и крепко обнял, зарывшись в ее кудрях.

– Я не знаю, как выразить словами, что я чувствую к тебе, – прошептал он.

– Перестань, я тебе не верю, – на выдохе сказала она, не в силах отстраниться от него.

– Почему? Почему не веришь?

– Ты спишь с другими! И не только я об этом знаю! – вдруг вырвалось у нее. Яна сама от себя такого не ожидала и страшно испугалась, сказав это. Застыла, боясь поднять голову и заглянуть ему в глаза.

В ту же секунду сердце Роберта пропустило удар, замерло на мгновенье и вдруг заколотилось так громко, что гулкий стук его ударов, казалось, заглушил шум дождя, барабанящего по ветхой крыше навеса. Яна резко отстранилась и подняла голову, вглядываясь в его глаза.

Застигнутый врасплох, Роберт совершенно растерялся и не мог проронить ни слова. Что-то взорвалось у него внутри, и он не знал, сколько времени простоял так, минуту или вечность, оглушенный услышанным. Стало ясно, что если Яна не поверит ему сейчас, то он может потерять ее навсегда. От одной этой мысли предательский комок подступил к горлу.

Как объяснить ей, что в его жизни не было ни самых ярких лет юности, ни романтических отношений, ни радостей первой любви, ни выпускного бала, а только страшная школа жизни. Как признаться, что уже в пятнадцать он был в колонии для малолетних преступников…

Сейчас Яна для него все. Его первое настоящее чувство и замена его потерянным годам и утраченным возможностям. Прошлое подобно тени: можно притворяться, что не замечаешь ее, можно игнорировать, не обращать внимания, можно надеяться, что она исчезнет, но это всего лишь иллюзия, потому что эта тень будет всюду следовать за тобой, пока ты жив.

Время словно замерло в шуме дождя. Для Яны в этот момент во всем мире больше ничего не существовало, кроме его огромных, растерянных и изумленных глаз.

– Ты никого не слушай! – приходя в себя, с трудом начал говорить Роберт. – Верь мне! Пожалуйста, верь! – просил он. – Ты – самое дорогое, что есть у меня! Это правда, правда, – в его голосе слышалось отчаяние. – Милая! Никого не слушай! Только то, что ты чувствуешь ко мне! Это главное.

Яна слушала его как завороженная, ее сотрясала мелкая нервная дрожь. Не в силах вымолвить ни слова, она только очень внимательно смотрела на него и молчала.

Он зажмурил глаза, собираясь с мыслями и обдумывая, что же ей такого сказать, чтоб не врать, зная, что она поймет, прочувствует ложь сразу. Мысли путались и разбредались. Роберт не знал, как объяснить ей.

– Мужчина так устроен, детка. Это большой и умный зверь, самец. И я тоже не исключение. Это физиология и инстинкт животного. Обман происходит не на физическом уровне, а в мозгах. Когда ты спишь с одной, а любишь другую, ты прежде всего обманываешь себя… Когда это между нами произойдет, я знаю, я чувствую, что ты будешь той единственной, и мне не придется себя и кого-либо другого впредь обманывать. Я не хочу, понимаешь? Не хочу никого обидеть! Верь мне! Все мысли о тебе, и сердце мое, и душа принадлежат только тебе. И я хочу, мечтаю, чтобы мое тело принадлежало только тебе, тебе одной… Ты понимаешь меня? Милая, скажи! Скажи что-нибудь. Для меня это важно, – молил он.

Яна не могла прийти в себя. Она только знала, что жить без него уже не может. Ее помыслы и чувства были далеки еще от чего-то физического, только душа пылала, стремясь к нему… Яна старалась понять Роберта, но не знала, как должно быть на самом деле. Она ему просто верила.

Роберт замер в ожидании, не в состоянии прочесть ее мыслей, даже не догадываясь о ее полной неосведомленности и наивности…. Он признался, сказал правду и теперь с замиранием сердца ждал приговора.

«Простить его? – словно во сне, думала она. – За что? Не знаю, не знаю». Ее мысли метались между словами и доводами, и между ее гордостью, ревностью и болью. И все же она чувствовала, что он любит ее, ей оставалось лишь поверить своему сердцу.

За плотной пеленой дождя ничего нельзя было разглядеть. Роберт стоял на мелькающем сером фоне этой дождевой завесы, как на экране испорченного черно-белого телевизора, и вся эта картина казалась Яне нереальной. Она словно наблюдала со стороны. «Этого не может быть, это все не со мной, – думала она. – Неужели этот взрослый, большой и красивый парень любит меня и принадлежит только мне?»

Она старательно отводила глаза от его полураскрытых губ, которых так желала. Только не думать о том, что ее неудержимо тянет прикоснуться к нему, ощутить под пальцами такую теплую кожу и поцеловать зовущие мягкие губы. «Ну и что особенного? Взять и прикоснуться, это же так просто, – уверяла она себя, пытаясь вдохнуть сырой свежий воздух, которого ей вдруг стало не хватать. – Что он делает со мной?» Голова закружилась, и она в порыве снова прижалась к его груди, засунув руки ему под мышки.

Он притянул ее к своей груди и был благодарен дождю за то, что он отделил их от всего остального мира. Яна подняла голову и уловила его взгляд, полный изумления и благодарности. Губы его прошептали:

– Спасибо тебе за то, что ты есть.

Они стояли под навесом и целовались. По крыше барабанил нескончаемый дождь. В этот момент они чувствовали себя самыми счастливыми, на всем белом свете.

_______

Это произошло с ним вдруг. Неожиданно для себя он осознал, что раньше не видел ее, хотя и знал с детства. Она перевернула в нем всю душу. Очевидно, подошло время, сердце было готово к взрыву чувств, и вот этот взрыв случился. И даже было не столь важно, как она к нему относится, главное его поражало то, что происходит с ним. Ему хотелось видеть ее каждую минуту и разговаривать только с ней. Он поймал себя на мысли, что страдает вдали от нее и ему нравится это томление и сладкая грусть. Он даже не мог представить себе, что эта девчонка сможет пробудить в нем такие яркие, неизведанные и чуждые его рациональному уму чувства. Он помнил каждый поворот ее головы, каждое произнесенное слово, звук ее голоса. А она никогда не была одна. Все время вокруг нее крутилась толпа. Она, как заноза засела в его голове, и это его тревожило, сводило с ума, не давая покоя.

Алик Сташевский сидел за учебником по физике и не мог прочесть ни строчки. А весна вступала в свои права. Вместе с природой просыпались и росли совершенно новые чувства, будоража сознание и кровь.

Апрельское утро выдалось дождливым. Крупные капли летели в лицо, порывами ветра выворачивало и уносило зонт. Невозможно было ступить ни шагу. Яна с трудом добралась до угла дома и повернулась спиной к ветру, стараясь выпрямить зонтик. И тут ее взгляд натолкнулся на Алика Сташевского, неподвижно стоящего под навесом магазина, словно порывы ветра и дождь совсем не тревожили его. Парень наблюдал за ней, как ей показалось, совершенно безучастным взглядом и не предпринял ни малейшего движения, чтобы помочь. Издали он напоминал застывшее изваяние из камня. Яна не знала, удивляться ей, злиться или смеяться. Руки онемели, мешал портфель, и она никак не могла справиться с зонтом. Порыв ветра подхватил его и понес прямо в большую лужу. Яна остановилась, готовая заплакать. И тут что-то произошло со Сташевским. Он словно ждал этого момента: сразу ожил и в два шага оказался возле нее.

– Оставь этот дурацкий зонтик. Эти японские зонты – только выброшенные деньги!

Яна даже не успела удивиться столь резкой смене поведения. Дождь заливал лицо, и она еле сдерживала слезы.

– Давай, иди сюда, – Алик выхватил у нее из рук портфель. Нажал кнопку большого крепкого черного зонта и накрыл ее от дождя. – Держись, пойдем.

Не проронив ни слова, Яна вцепилась в его руку и пошла рядом, приноравливаясь к его стремительному шагу. Он ступал широко, и девушка еле поспевала за ним.

– Мы опаздываем, – оправдываясь, сказал Алик. Они шли по улице, под ногами хлюпали лужи. Первые несколько минут он был бесконечно счастлив. Яна оказалась так близко к нему и была такая грустная и красивая. Наступило неловкое молчание. В голове Сташевского мелькали теплые и необычные для его холодного рационального ума мысли. Почему она без шапки, и не холодно ли ей? Может, она замерзла? Промокли ли у нее ноги? Как объяснить, что он готов встречать и провожать ее со школы каждый день, и вообще, что он на многое готов ради нее?.. А потом его поразила внезапная мысль: вот сейчас они дойдут до школы, а он так ей ничего и не скажет. Надо было срочно что-то делать, что-то говорить!.. Чем больше Алик думал об этом, тем больше нервничал. Яна была так близко, что он еле сдерживался, чтоб не развернуть ее к себе и… А она отвела взгляд в сторону и поджала губы, как будто о чем-то размышляла.

Яна шла рядом и думала, почему ей с ним так тяжело. Молчит и идет, как робот, рядом. Она вдруг подвернула ногу и, вскрикнув, пошатнулась. Алик подхватил ее под локоть и прижал к себе. От такой неожиданной реакции ее глаза удивленно распахнулись, и она густо залилась краской, а у него перехватило дыхание, как у совсем маленького мальчишки. Порыв ветра разметал девичьи кудри, мокрые пряди упали ей на лицо. Не совсем понимая, что делает, Алик зажал портфель между ног, зонтик переложил в другую руку и осторожно пальцами стал поправлять ей волосы, заправляя кудряшки за уши. Яна вся напряглась, ее щеки вспыхнули. Алик заморгал глазами, резко отстранился и хотел было извиниться, но не нашел подходящих слов и в ужасе застыл, не зная что сказать. Она еще больше засмущалась, но не отвела взгляд. Ее зеленые глаза удивленно метались по его лицу, перескакивая то на глаза, то на губы.

– Прости, – он пришел в себя первым, и заговорил быстро, будто боялся забыть бежавшие впереди мысли. – Я не знаю, что на меня нашло… Просто мне показалось, что ты чуть не упала… Я только хотел поддержать тебя! Ой, ну что я несу! Мне на самом деле очень неудобно… Я не знаю…

– Все хорошо, Алик, – Яна поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. От того, как она произнесла его имя, и от ощущения ее теплых губ у себя на лице он вздрогнул.

Она взяла его под руку. Так они и зашли в школу. Пробежали через двор и столкнулись в вестибюле с Надеждой Александровной.

– Росина, теперь и Сташевский из-за тебя опаздывает! Нехорошо. – И, сверкнув глазами, пошла по коридору, стараясь скрыть улыбку.

Алик с Яной переглянулись и прыснули от смеха. В класс они влетели, застряв в двери.

– Прости, – смеясь, сказал он. – Я тебя не пропустил вперед.

И отскочил в сторону. Все уже сидели за партами и с интересом наблюдали за их веселой возней. Прозвенел звонок на урок. Учитель Валерий Яковлевич был уже в классе.

– Сташевский, Росина, садитесь быстрее на место, мы начинаем контрольную.

Он показал на доску, где были заранее написаны два варианта задач.

– Списывайте каждый свой вариант. Сташевский, ты сидишь один, можешь делать любой из них.

Алик кивая, зевнул.

– Как спать хочется. На улице идет дождь, наверное, поэтому.

Он бросил взгляд на Яну, она тоже зевнула и посмотрела на доску, переписывая задачу в тетрадь. «Господи, как же хочется уснуть рядом с ней, или не уснуть, главное с ней», – подумал Алик и вздохнул.

Яна, словно прочитав эти мысли, посмотрела на него. Оба засмущались и отвернулись.

– Сташевский!

Алик вздрогнул.

– Что ты сидишь мечтаешь? – Валерий Яковлевич удивленно смотрел на него.

Алик заерзал на месте и уткнулся в тетрадь. Вот она первый раз за все полгода посмотрела на него, а он не отвел взгляда. Ну какая могла быть после этого контрольная?

После уроков он решил дождаться Яну и, если получится, вместе пойти домой. Он первым вышел со двора и дошел до аптеки, наблюдая за школьной калиткой. Моросил противный мелкий дождь, на улице было сыро и промозгло. Ноги уже замерзли, капли летели прямо в лицо, а Яны все не было.

Вдруг он увидел, как она выходит из школы с Денисом Владимировичем и как учитель берет у нее портфель и раскрывает свой большой зонт. Яна встала рядом с ним под зонт, и они пошли в сторону аптеки, где топтался, переминаясь с ноги на ногу, Алик. Сердце зачастило в его груди, все взорвалось внутри, в глазах потемнело от негодования. Он резко повернулся и чуть ли не бегом помчался в сторону дома.

__________

– Яна, как же ты так потеряла свой зонтик? – Денис смеялся ее рассказу. – Смотри, чтобы тебя ветром не унесло, как Элли из «Волшебника Изумрудного Города».

– Я ждала Алика Сташевского, а он убежал, а ведь знал, что у меня нет зонта, – вздохнула Яна. – Вот как можно на него рассчитывать?

– Ну ничего, я тебя проведу, как раз и поговорим, давно не общались, – Денис замолчал и нахмурил брови, а потом вдруг неожиданно спросил: – С Робертом ты все еще видишься?

– Да, виделись на прошлой неделе, – Яна улыбнулась.

– Держись от него подальше. Он не пара тебе, – нахмурился Хиппник, и в его голосе зазвучали металлические нотки. – Это я тебе говорю как друг, ну и, конечно, как твой школьный учитель.

Яне очень хотелось спросить, почему он так считает, но она не решилась.

– Он ко мне хорошо и бережно относится, – сказала девушка, словно оправдываясь. – Поэтому я ему доверяю.

– Не надо доверять ему, – очень веско произнес Денис. – Не разрешай ему приближаться. Иначе мне придется поговорить с твоей мамой.

– Денис Владимирович, – Яна подняла на него испуганные глаза. – Скажите мне прямо сейчас, что вы этого не сделаете.

– А ты мне пообещай, что больше не будешь видеться с ним, – Денис прищурил глаза.

– Это что, ультиматум? – Яна занервничала.

– Считай, что да. Он опасен, нигде не работает, торгует золотом. Ты понимаешь, куда он может тебя завести?

Они подошли к ее дому.

– Я подумаю, – Яна взяла у него из рук свой портфель и решительно вошла в подъезд.

__________

Сташевский влетел в квартиру и швырнул школьную сумку на пол, с остервенением пнув ее ногой.

– Да пошли они все! Никогда она со мной не будет! Напридумывал себе бог знает что! Как же я ее ненавижу! – в голос крикнул Алик и со всей силы саданул кулаком по столу. Внутри него все клокотало и бурлило от злости.

Он прошел на кухню и, чертыхаясь, стал рыться в ящике с вещами отца, к которому никогда даже близко не подходил. У них были сложные отношения. Алик его игнорировал, боялся и презирал, а сейчас он рылся среди его вещей. Наконец нашел что искал: сигареты и зажигалку. Вытащил дрожащей рукой из пачки одну, несколько раз нервно щелкнул зажигалкой и прикурил, но не рассчитал – слишком сильно вдохнул едкий противный дым и сразу же закашлялся. Кашлял он долго и надрывно, пока на глазах не выступили слезы, потом с отвращением смял и выбросил сигарету. Нет, курить он не будет, и пить тоже, ему совсем не хотелось походить на отца. Он окончит школу с медалью, уедет, как и планировал, в Москву, поступит в один из престижных вузов страны и станет ученым. Все как решил. Вот она, его давняя мечта, совсем рядом, так близко. И Алик знал, что у него все получится. Он подумал о матери. Сердце защемило. Когда у него появятся деньги, он сможет помогать ей.

Да все получится, он мечтает об этом, а главное, верит в себя.

И всё бы хорошо, но как его угораздило так глупо влюбиться, да еще в кого – в Янку Росину! Он ее столько лет знает! Как такое вообще могло случиться? Это никак не входило в его планы! Какая может быть любовь, когда сейчас нужно думать совсем о других, более важных вещах? Может быть, лет через десять, когда он уже будет готов создать семью… Разве он мог подумать, что с ним такое случится? Яна взорвала ему мозг, завладела всеми его мыслями, лишила покоя и сна. Ворвалась, как ветер в его жизнь, такая светлая, яркая, красивая, как переливы музыки, как шуршание осенних листьев, как шум дождя, как глоток свежего воздуха, как солнце… Он просто потерял голову.

Сташевский сел за стол, подперев подбородок руками, и решил совершенно твердо, что все кончено, никаких чувств! Больше он ее замечать не будет, полное игнорирование, иначе он сойдет с ума. Если раньше его уродливая квартира и несчастная мать вызывали в нем желание учиться, чтобы скорее уехать отсюда, то теперь он с горечью подумал, что пока он будет получать образование в столице, Яна выйдет замуж за какого-нибудь сыночка богатеньких родителей, и он потеряет ее навсегда. Сейчас отчетливо вспомнилась ошибка Андрея Болконского, который отложил на год свадьбу с Наташей Ростовой. Гримаса отвращения исказила красивое лицо юноши. Он ужасно не хотел заниматься. Мысли путались в голове. С детства ему внушали, что дисциплина превыше всего. Отец – военный моряк, а потом капитан дальнего плавания – муштровал его с малолетства при любом удобном случае: «Дисциплина – это решение делать то, что очень не хочется, чтобы достичь того, чего очень хочется достичь». Это глубоко засело в его мозгу и закалило характер. Благодаря дисциплине Алик научился контролировать свои эмоции. Он сел за письменный стол, достал из сумки тетради, разложил учебники и начал делать уроки.