Читать книгу Покуда вертится Земля. Сборник современной поэзии и прозы - Ирина Арсентьева - Страница 3

Их никогда не будет с нами рядом:

Погибшие не встанут во плоти.

Нарушен был космический порядок,

Не дав ушедшим в жизни воплотить

То, что мальчишку делает мужчиной

И ценится в любые времена:

Ни дома нет, ни дерева, ни сына —

Мужчинами их сделала война,

Их женщиной единственною стала

И уложила в землю, как в постель…

Кого-то возвела на пьедесталы —

Гранитные – за тридевять земель,

Ну, а иных, в безвременье оставив,

Лишила вовсе права на погост…

Лишь журавлей тоскующая стая

Проводит души их до самых звёзд.

И смотрят звёзды сверху виновато

На мир, лишённый сыновей своих…

А здесь, внизу, состарились девчата,

Что в бой когда-то проводили их.

Ты говорил, что знаешь всё, – а я

Так легковерно с этим соглашалась.

Казалось мне, что наша встреча – шалость

Коварного земного бытия,

Которому нет дела до небес,

Где браки совершаются обычно…

Господь желает счастья в жизни личной, —

А нас столкнул на перепутье бес.

Всё было просто: мимолётный взгляд

Всезнающего, – столько в нём читалось!

Естественно, мне только лишь осталось

Шагнуть тебе навстречу – наугад

По шаткому над пропастью мосту,

Не глядя вниз, на Бога уповая…

Тем временем рогатый, напевая,

Под тем мостом отмерил высоту,

Чтоб после было падать побольней…

Врачуя переломанную душу,

Я, видно, перед новым чувством струшу,

Чтоб ненароком не расстаться с ней…

А день был, как нарочно, так хорош:

Безоблачен и безмятежен! Впрочем,

Такой же точно он сменился ночью, —

Но ломаный ей оказался грош

Ценой. Ты отлюбил – и позабыл

И жадность рук, и нежность тонкой кожи,

И голос мой, что простонал: «О, Боже!»

И то, что ты в тот миг мне Богом был.

Я там теперь в безбожии живу,

Где ветрено – и облака так низко…

Я стала убеждённой атеисткой

В любви, чтоб удержаться на плаву.

Мы встретимся когда-нибудь во времени,

Небесными скрижалями отмеченном.

И праздник встречи будет бесконечен, но

Уже нога нетерпелива в стремени,

Уже стремятся кони приручённые

Обратно в бренный мир, где были дикими,

В седую степь, поросшую гвоздиками…

Не будут больше с нами нипочём они!

Ты спросишь: что же нам тогда останется?

Непознанные звёзды неба грешного?

Умчались кони. Мы остались пешими.

Никто не помешает встречи таинству…

Жизнь перерезает пуповину

Жёстко и безжалостно всегда.

Хочется держать, как прежде, спину

Прямо, невзирая на года,

Улыбаться, потому что бесит

Всех твоей улыбки торжество,

Знать, что счастье ничего не весит, —

А несчастье тяжелей всего…

Но кого волнует, скажем прямо,

Лёгкость фраз, переживаний груз,

Коль они чужие? Знаешь, мама,

Я лишь только одного боюсь:

Что однажды будет ветер в спину,

Солнце в небе, лёгок путь к мечте…

А судьба обрежет пуповину

И блуждать оставит в темноте…

На грани неба и земли

В тиши рассвета

Тревожат песней соловьи

Начало лета.

На грани мира и войны —

Почти за гранью —

Досматривают люди сны

Июньской ранью.

Но чуток сон, и ночь кратка

Солнцеворота…

Уже, пронзая облака,

Мчат самолёты,

С нечеловеческой тоской.

Натужно воя…

А где-то ночью над рекой

Сидели двое,

Слова чуть слышные любви

Уносит ветер…

Любовь, Господь, благослови —

На грани смерти…

Кто мы? Зачем и кому пытаемся

Мы доказать нашей веры истинность?

Нашей души сохраняя таинство,

Рвёмся туда, где зовут: «Спасите нас!»

Зло вездесуще, и наше воинство

В битве с ним, словно доспехи, выковав

Мужества сталь и булат достоинства,

Приняло эту судьбу великую.

Болью чужой в нашем сердце колокол

Бьётся, – и в нём наша боль ответная…

Пуля ударит в нас, штык, осколок ли —

Встанет за нами вся рать несметная

Трепетных душ, что ранимы вроде бы,

Об исцеленье устало молятся…

Встанет стеной! Ведь за нами – Родина,

Мама, любимая, Богородица,

Эти поля, что простором полнятся —

И расширяют души пристанище…

Русские души о мире молятся

Даже на вечном своём ристалище.

Пожинаю плоды беспощадной любви,

Что бывает порою и льстивой, и лживой.

От последствий приёмов её болевых

Излечившись, – не знаем, останемся ль живы.

Ведь, какой бы жестокой она ни была, —

Обжигающей вдрызг, на просвет ярко-алой, —

Но за ней остаётся кисельная мгла:

Чуть вдохнёшь – а тебя словно и не бывало,

Будто ты никогда в этом мире не жил,

Грудь не ранил о злой частокол километров…

Без любви, без её вдохновляющей лжи

Жизни нет! – Лишь тоска поминального ветра…

Запах детства – почти цыплячий —

Чуть заметно щекочет нос.

Столб фонарный, давно незрячий,

На краю деревеньки врос

В пыль дорожную, где когда-то

Шлёпал мой босоногий след…

Это детства координаты,

Но не купишь туда билет.

Даже в песне одной знакомой

Сформулирована давно

Эта горькая аксиома:

С детством встретиться не дано.

И глядят на меня с укором,

Солью став для сердечных ран,

Покосившиеся заборы,

Огородов былых бурьян,

Провалившихся окон язвы

И проёмы, где нет дверей…

И заходится сердце: разве

Не должно время быть мудрей,

Не в его ли великой воле

Развернуть ход событий вспять:

Осчастливить хлебами поле,

Окна ставнями распластать,

Чтоб за стёклами – занавески,

По линейке – заборов ряд,

Чтобы стайкою в перелески

Босоногий спешил отряд

Тех ребят, что давно забыли

Запах сладкого молока…

Их следы стали просто пылью,

И деревни пустой тоска

Разливается в сердце болью,

И незрячий фонарь – как штырь…

Брошу всё, доберусь – и вспомню!

…Только б не забыть нашатырь…

Ты учишься держать удар,

Возможно, слишком поздно.

Мир, как и ты, смертельно стар,

И даже в небе звёзды

Теряют яркость, с чернотой

Сливаясь постепенно…

Твой друг смирился с суетой,

Не веря в перемены,

Давно с дистанции сошёл

И бегает по кругу…

Когда-то было хорошо

С тобою рядом другу.

И в праздники, и в драки вы

Плечом к плечу стояли,

Не опуская головы,

И победить едва ли

Вас смог бы самый сильный враг…

Но вдруг ослабли плечи,

И друг решил, что ты – дурак,

И жизнь тебя излечит

От ожиданий и надежд,

Что вы делили прежде,

И ты не тот, и чай несвеж,

И спрятан где-то между

Ускорившихся в беге лет —

А сколько их осталось? —

Той, прежней дружбы ваш секрет,

А в плюсе – лишь усталость.

Земли неудержимый шар

Стал для него – с тарелку…

Ты учишься держать удар, —

А время кружит стрелки

На тех часах, что вам двоим

Когда-то звонко пели…

Он другом был, а стал – другим.

Держи удар, земеля!

Жизнь прожить – не поле перейти, —

Говорят о человечьей доле.

Только нам попалось на пути

Сотен жизней стоящее поле.

Что такого в нём – на первый взгляд? —

Васильки синеют спозаранку…

Но у дальней кромки встали в ряд

Чёрной стаей – вражеские танки…

А над полем бреет «Мессершмитт»

Наше небо в васильковой сини…

Выйдет солнце летнее в зенит —

И над полем в трауре застынет…

Враг попёр на нас в начале дня,

Предвкушая, что лишит нас воли.

У него – снаряды и броня,

А за нас – вот это – НАШЕ! – поле.

До полудня стихнет краткий бой,

Сотни жизней взяв огнём и сталью…

Что же, поле, сделалось с тобой?

Ты от нашей крови алым стало.

И чернеют мёртвые кресты

На железных танковых могилах.

«Мессершмитт», сорвавшись с высоты,

Догорает коршуном бескрылым.

Мы на этом поле полегли,

Васильки его окрасив красным,

Но враги его не перешли.

Значит, наши жертвы не напрасны.

…Снова солнце смотрит с высоты

На поля, что раны излечили…

Жизнь прожить – не поле перейти! —

Назубок фашисты заучили.