Читать книгу Автор года 2025. Сборник современной поэзии и прозы - Ирина Арсентьева - Страница 6

Не мела ты дом, не варила щи

И не стряпала пироги.

На коня – верхом, да – ищи-свищи,

Но не смогут найти враги.

За спиною – лук, у бедра – колчан,

Полный дерзких певучих стрел,

И, тебя не выдавший, замолчал

Плахе отданный менестрель.

И гнездо внутри у тебя свила

Птица скорбная – вдовья боль,

Понесёт ту боль на себе стрела,

Метко пущенная тобой.

И споёт она в чей-то смертный час

Песню, что менестрель сложил…

А с ветвей души птица сорвалась —

Сердце, как тетива, дрожит…

Но однажды ты упадёшь с коня

Средь далёких чужих земель,

И душа, небесной струной звеня,

Вскрикнет: «Где ты, мой менестрель?

Столько долгих лет мстила за тебя,

Стрелам песни твои даря…»

Тишина в ответ. Лишь ведёт, скорбя,

В одинокую ночь заря.

Что готовит нам вечности порог?

Радость встреч? Пустыню разлук?

А тебе в ладонь звонкий месяц лёг —

Звёздных стрел твой небесный лук…

В который раз исходит небо снегом…

Так много снега – городу к лицу.

Я от своей судьбы устала бегать:

Бегу по кругу, еду – по кольцу.

Повсюду – тот же снег и те же лица,

Листаются пейзажи день за днём.

И я уже боюсь со снегом слиться

Или внезапно раствориться в нём.

А кто-то кружит по кольцу, как прежде,

И в снегопадном мельтешенье лет

Пусть в белой пелене ему забрезжит

Едва заметный встречный силуэт,

Как указатель поворота к дому,

Где снежный морок душу не знобит…

Сверни с кольца, где с неба невесомо,

Кружа кого-то, вечный снег летит…

Сложится или не сложится?

Сбудется или всё тщетно?

Мы одолеем все сложности

В поисках главных ответов.

Впрочем, возможно, окажется

Главное – второстепенным,

Все самолёты бумажные

Сгинут, а к новым вселенным

Без звездолётов, крылатые

Смело отправимся сами.

Иль, как Колумбы когда-то, мы

Двинемся под парусами

К новым Америкам, может быть,

Мир для себя открывая?

…Сложится или не сложится?

Всякое, впрочем, бывает…

В доме ночном тишина. Не скрипят половицы.

Бледные линии чертит луна сквозь окно,

Как нотный стан, на стене, и опять мне не спится:

Я в темноте, расширяя пространства границы,

Тщетно пытаюсь на них поселить стаю нот.

Только вот нотная грамота нынешней ночью

Мне не даётся, и певчая стая моя

То ли любовь, то ли музыку сердцу пророча,

В лунное небо сквозь форточку вырваться хочет,

Звёздами нот озарив пустоту бытия…

Любишь, скучаешь, ищешь

Взглядом среди толпы…

Белым кипели вишни…

Страшно быть третьим лишним.

Ты не боялся – был.

И, спотыкаясь взглядом

О поцелуй чужой,

Лгал ты себе: «Так надо»

И находился рядом.

Рядом – но за межой.

Эта межа делила

Чью-то любовь и ту,

Что с непонятной силой

В сердце твоём бурлила.

Метил их за версту

Взгляд, что горел надеждой:

Кто тебе запретит?

Ветер сорвёт небрежно

С вишен весны одежды,

Солнце рванёт в зенит,

И загуляет лето,

В душу вливая зной…

В сердце ища ответы,

Вдруг она вспомнит: где ты?

Любишь? Скучаешь, мой

Аэродром, что вечно

Числился запасным?..

Жарко, да мёрзнут плечи,

Время – ты знал! – не лечит,

Горек разлуки дым.

Вишни поспевшей ядом

Август отравлен злой…

Что ж ты не рад награде?..

Только в потухшем взгляде —

Пепел любви былой.

Любишь? Скучаешь? Эхо

Мечется невпопад.

Больше ей не до смеха,

И сквозь души прорехи

Светит твой прежний взгляд…

Стёрли личность мою постепенно:

Отражения в зеркале нет,

Нет души, что морской стала пеной,

Лишь забрезжил последний рассвет.

Знаешь, Андерсен, как это больно:

Соль прощальных русалочьих слёз

Размешать с моря вечною солью,

Что её не воспримет всерьёз,

Растворит… И за яхтою – пенный

След растает погибшей души…

Стёрли личность мою постепенно.

Не люби. Не живи. Не дыши…

Ты помнишь небо, льнущее к душе

Сквозь синь озёр и васильков разливы,

И солнце на рассветном рубеже,

Стартующее ввысь нетерпеливо?

Казалось – только руку протяни,

И ты его коснёшься непременно,

И, дрогнув, зазвенит тихонько нить,

Протянутая от тебя к вселенной…

Маску – сначала себе, говорят. Только я

Всем их надела и клею крыло самолёту.

В хриплой вороне услышала я соловья,

Не замечая упорно фальшивые ноты.

Плечи подставив под груз, что под силу троим,

Сколько его протащу? Но тащила же! Значит,

Это мой крест. Позвоночник не хрустнет под ним.

Ноги продолжат идти, и душа не заплачет.

Кто же, ответьте, за нас размечает маршрут?

Кто набивает рюкзак, собирая в дорогу?

И, посадив в самолёт, не даёт парашют…

Маску – сначала себе! А зачем мне, ей-богу,

Маска, когда не хватает простора – дышать?

В зеркало глядя, пытаешься вспомнить: а кто я?

Чья из глубин моих рвётся на волю душа,

От перегрузки надсадно в истерике воя?

Лоб охладит ли спокойная чья-то рука?

Вспомню ли голос из детства, читающий сказки?

Вдруг пожалеют: мол, ноша твоя нелегка,

И в самолёте натянут заботливо маску

Мне, потому что порою положено дать

Отдыха тянущим крест до последней минуты?..

Слышишь, проснись! И сквозь иллюминатор звезда

Душу мне жжёт. Маски сброшены. Нет парашюта…

Там, где небо смотрелось в море, а море – в небо,

Горизонта границы изредка нарушая

И с лазурью морской небесную синь мешая,

Жил один капитан. Не верьте, коль скажут – не был:

Слишком многие лгут, не чувствуя в том порока…

Впрочем, присказка это. Сказка – за нею следом.

Капитан наш – смельчак, и страх ему был неведом,

Только стало ему отчаянно одиноко.

И тогда он решил, что надо всю жизнь с собою

Постоянно возить – от вечной тоски лекарство.

Он построил корабль: в него поместилось царство,

Где по паре всего, – пасхалка к бродяге Ною.

И отправился бороздить капитан просторы

То ли моря, а то ли неба – едва понятно…

Каждый вышедший в путь вернётся ли вновь обратно?

Не о том ли в раю у ангелов разговоры?

Вместо ангелов в небесах говорили чайки —

Души тех моряков, что с ним поднимали парус.

Их дома опустели: так наступает старость

В тех домах-парусах, что ловят ветра печали.

И сидел капитан один средь бескрайней сини.

Со штурвала-часов стекали минуты резво…

Выпил рому старик – и смог рассудить он трезво:

Жизнь прошла, и теперь пора уходить красиво…

Шёл ковчег на закат, – а быть может, рассвет. Недаром

Перепуталось всё – и небо, и море… Впрочем,

В то волшебное время, что между днём и ночью,

Вдруг решил капитан усесться за мемуары.

И включились лампады звёзд, чтоб светлее было,

И дома-паруса наполнились тёплым ветром…

И один лишь вопрос останется без ответа:

Кто шепнул капитану сказку, что стала былью?

Кем была этим летом?

Вы мне не поверите, люди!

Я луной проливала

Над соснами призрачный свет,

Я сияла рассветом,

Алела малиной на блюде,

В небесах составляла

Узоры парада планет.

Я лисичкою рыжей

В траве грибнику подмигнула,

Пасадоблем и румбой

Кружила над сонной Москвой.

Я из бани бесстыже

В речную волну сиганула.

Я была юным дубом

И липой, как жизнь, вековой.

Я в купейном вагоне

Считала за окнами звёзды

И десятками радуг

Сияла сквозь облачный дым.

Я альпака в загоне

И аисты, вьющие гнёзда…

Мир скомандовал: «Радуй!»

И я не сочла за труды

Литься солнечным светом —

Все ждали у моря погоды,

Быть желанной ромашкой

С нечётным числом лепестков…

Кем была этим летом?

Пасхалкой из Нового года,

Светлой грустью вчерашней…

Всем тем, что вмещает любовь!

Осень. Слякоть и дождь. Душевная пустота.

На асфальте – вода. Скамейки в саду мокры.

Нет людей, но лежат унылые два зонта,

Сиротливо лежат, забытые до поры.

Им бы, куполом став, спасателями служить,

Парашютом парить, причёски спасая, но…

Их оставили здесь, где крупно листва дрожит,

И тому, кто промок, теперь уже всё равно.

Вдруг, устав от воды, один встрепенулся зонт,

Тканью он зашуршал и спицами зазвенел.

За стеною дождя невидимый горизонт,

Безнадёгой дыша, стать видимым не посмел…

– А Маринка теперь простудится, вот беда! —

Голос зонтика был охрипшим и чуть дрожал.

– Вовка – тоже, но для него это – ерунда,

Он Маринку твою частенько так провожал

Без меня, – ухмыльнулся зонт, вспоминая, как

Весь промокший Володька счастлив был и сиял:

Ну, подумаешь – дождь! Всего лишь вода, пустяк!

…Но Маринка теперь отправилась на вокзал

И без Вовки и, получается, без зонта.

Ну, подумаешь – дождь! Вода – маскировка слёз…

Замолчали зонты. Сгущается темнота.

Неужели Маринка с Вовкой отныне врозь?..

…Осень, слякоть и дождь. Душевная пустота.

Ждут хозяев в саду забытые два зонта…

Воспоминанья требуют порой

Их спрятать. Обнародовать. Стереть.

Но чтоб понять, куда какую треть,

Ты в памяти лопатой боли рой.

Как хочется случайно не задеть

То, что саднило ночи или годы,

Но, видимо, таков закон природы:

Выплёскивает сразу сердца твердь

Всё то, что кровоточило сильней,

Что спать мешало, сил лишало, злило…

Но коль меня до смерти не убило,

То стало навсегда бронёй моей.

Но почему же вновь, спустя года,

Броня крепка – не про меня, и латы

Мне отчего-то стали маловаты,

Иль стали маловато – вот беда!

Что ж: спрятать, обнародовать, стереть?

Оставить сердце нежным, без каркаса?

Всю ночь реветь – до мокрого матраса,

А утром стать беспамятней… на треть.

Осенних деревьев табун вспыхнет рыжими гривами,

И в золоте их искупает октябрьский рассвет

В тех самых краях, где в любую погоду счастливыми

Мы осенью были. Вот только за давностью лет

Поймать ощущенье тех радостных дней не получится,

И гривы покроет студёной зимы седина…

Останется осень не нашей, а чьей-то попутчицей,

И золото бабьего лета рассыплет не нам.

И будет в лесу то бело, то прозрачно. И инеем

Покроются ветви и мысли, и душ миражи,

А осень, что будет во сне лишь являться отныне нам,

Живым золотым огоньком среди льдов задрожит.

Растопит? Замёрзнет? Бог весть. Не тепло и не холодно,

И лишь одиночество студит дыханием чай…

А помнишь, как кони летели, и мы были молоды,

Но вдруг постарели на целую жизнь невзначай…

Вальсировали…

Пропасть под ногами

Казалась или всё-таки была?

Неправильно звучали ноты в гамме,

Небесная волна меж берегами

С луною, раскалённой добела,

Служила декорациями танцу,

Который невозможно завершить.

Лишь выбор есть: остаться иль расстаться,

Из огненной парчи протуберанца

Назавтра платье или саван сшить?

Линия жизни – шрам.

Резали по живому.

Мне говорили: суть —

Время придёт – поймёшь.

Петь – в унисон ветрам,

Помнить дорогу к дому

И, выбирая путь

Сквозь суету и ложь,

Лучше бы – по прямой:

Он ведь короче, верно?

И отпылает жизнь

Буйным костром зарниц.

Путь завершится мой,

Слезет короста скверны,

Руку подаст – держись! —

Ангел-хранитель. Лиц,

Встреченных на пути,

Всех не запомню. Будет

Память, как жёсткий диск,

Переполняться… Но

Главное – обрести

В круговороте судеб

Право на честный риск.

Спрятаться не дано

От непогод. Окрест

Нынче гуляют ветры.

С ними – не бойся! – спой

Или крылом лови…

Силы – несущим крест,

Веры – идущим к свету

Главной своей тропой:

Той, что ведёт к любви.

Годы жизни ворует время. Его карманы

Так бездонны, что позавидуют океаны.

В них вселенная поместилась бы без остатка.

И у пальцев его – я знаю! – стальная хватка.

Только руку протянешь – вцепится вмиг в запястье

И с ладони твоей стряхнёт всё, до крошки, счастье

В свой карман, где судьба чужая с твоей смешалась.

Доктор время суров. Ему не знакома жалость.

И диагноз его для всех одинаков, будто

Всё равно ему, кто пред ним: Пиночет иль Будда.

Нет у времени своего: всё чужое. Впрочем,

Он не слишком-то этим знанием озабочен.

Он бессмертен. И путь у времени слишком долог…

А карман его препарирует археолог.

Ветер времени снова песчинками судеб шуршит.

Власть его велика в этом мире, где память – святыня.

Веки вечности он опускает, пока не остынет

Вздох прощальный любви на забытых руинах души.

Верстовые столбы впереди выставляют века.

Вдаль они уведут от того, что казалось нам вечным.

Верить времени – вздор, не бывает оно человечным:

Век прошёл для тебя, а оно лишь плеснуло в стакан

Воды высохших рек, о которых забыли давно.

Выпить их не удастся уже никому, но порою

Вдохновляется время своей бесконечной игрою,

Возвращая к тебе тех, кого больше не суждено

В этом мире обнять: ведь они здесь бесплотны, их нет,

В дом порою ночной проникают они незаметно…

Воспаляются раны любви, что была безответной,

Воскрешается боль, исцелённая милостью лет.

Ветер времени вновь раздувает беспечно костры:

В них все наши мечты безнадежно сгорели когда-то.

Вырывая сердца, нам напомнят о давних утратах:

Вроде с ними смирились, а время шепнёт: «До поры…»

Вызрел алым закат. Он предвестником близкой беды

В наши души вольёт раскалённые чувства, что прежде

Вулканической лавой кипели… Фантомной надежде

Выдай, жадное время, минуту – до первой звезды…

Осенью я люблю…

Просто и без затей.

Незачем продолжать

Светлую аксиому.

Видишь – тебе стелю

Сон золотых аллей,

Там, где листва, дрожа,

Выткет дорогу к дому.

В доме – рябин букет

Ало горит в стекле,

Греет душистый мёд

Вазочку или душу…

Видишь – печали нет,

Слышишь – по всей земле

Птицы спешат на взлёт,

Опережая стужу.

Веришь, и я смогу

Птицею – в небосвод,

Хочешь, тебе пролью

Свежесть дождя хрустально?

Всё это сберегу

В сердце хотя б на год…

Осенью я люблю!

Атлас небес листая…