Читать книгу Ползла по небу черепаха - Ирина Берсенёва - Страница 7

На следующее утро они больше не разговаривали об этом. Мама была весела и деятельна, для нее вопрос с Кристиной был почти решен. Наташа понимала, что она пытается как-то решить сложную проблему, потому что не сможет ничем помочь девочке. Лучше избавиться от опекунства самой, чем его позорно лишат. Никто не смог бы ответить на вопрос о том, почему не сделать так, как говорил доктор Величутин. Найти хорошего детского психолога и помочь Кристине преодолеть трудности. Задуматься об учебе и посоветоваться с учительницей, что лучше сделать для девочки, чтобы она смогла как можно скорее вернуться в школу. Купить много книг, альбомов для рисования, скачать интересное фэнтези и мультфильмы Мидзояки. Были ли так уж трудны и неразрешимы эти вопросы? О них никто не задумывался, поэтому решение не находилось.

Наташа позавтракала и ушла из дома. Она подумала о том, что нужно устроиться на работу. А потом она попробует оформить опекунство над Кристиной на себя. Это будет нетрудно сделать, ведь девочка всегда жила с ней. Только не позволять Бондареву. Да он совершенно спятил! Кровь бросалась в голову всякий раз, когда мысли касались этого человека.

Но куда пойти работать? В магазин? На завод? В сотовую связь? Наташа не боялась работы, но переживала, что история со смертью Арсения наделала слишком много шума, и ее узнают. Станут презирать и шептаться, а этого девушка не хотела. Был шанс, что все уже утряслось, ведь те пару репортажей напечатали в газетах Нижнего Новгорода. А это будто совершенно другой мир и другие люди. Но ведь с прежней работы пришлось позорно уволиться. Журналисты успели поговорить со многими людьми, которых знала Наташа. Расспрашивали их про ее детство, учебу в школе, друзьях, сексуальных отношениях. И сами не скупились на комментарии о том, как погиб Арсений, и какую роль, по их мнению, сыграла во всем этом семья Сулаковых. Наташа поджала губы, пытаясь вычеркнуть из памяти этот неприятный момент. И снова стало жаль себя. Она-то в чем виновата? Кристину не хотелось отдавать Бондареву, потому что будут еще разговоры. Мама просто вернется в Заозерье, а Наташа останется. И ей придется принять на себя давление общества. Она понимала, что не станет звонить в службу опеки и слезно просить их оставить девочку в семье. Но ей было приятно думать о том, что она возмущена и не позволит Бондареву забрать Кристину!

Наташа зашла в магазин, купила пирожок с яблоками и коробочку сока. Затем побрела в парк и присела на скамейку, намереваясь подумать и прийти в себя. Отключила телефон на случай, если мама вздумает позвонить. Ей не хотелось говорить с ней. Она все же считала принятое решение по отношению к Кристине чудовищным. Можно было придумать что-то другое. Очередную больницу, например. Мало ли их в Нижнем Новгороде? Откусила кусочек пирога и мрачно задумалась, пытаясь разобраться и понять, когда начались беды и несчастья их семьи.

…Возможно, у Оли тот год был слишком напряженным. Она погрузилась в учебу, отлично успевая по всем предметам, готовилась к ЕГЭ, еще короче обстригла волосы. И только Наташа знала, как сестра металась и ревела в своей комнате, собиралась все бросить и уехать из деревни, где каждый знал, что происходит, и осуждающе молчал, провожая ее взглядом. Олю все тяготило и сводило с ума. Она не думала о том, что спасение рядом, надо лишь пойти к любимому человеку и быть с ним, держать за руку и обещать, что они справятся со всем вместе. Он не виноват в том, что произошло, и это счастье, что остался жив. В этом убеждении крылись сила и успех. Но Оля злым упрямством загоняла себя все глубже в черное болото безысходности, обвиняя весь мир, что все неожиданно разладилось. Визиты к Владимиру закончились после позорного бегства из больницы. Она отчаянно защищалась от настоящего, которое неизбежно надвинулось на нее, и которого она не хотела.

Наташа не могла помочь сестре, которая отгородилась ото всех. Стала нервной, непредсказуемой, жестокой с близкими, насмешливой. Она лютой ненавистью возненавидела математичку, которая активно собирала деньги на лечение Владимира. Металась, пытаясь устраниться, но завидуя той жизни, которая шла параллельно ей. Она не хотела помощи, не желала советов. Но, возможно, ей нужно было выспаться, а на утро встать прежней, полной сил. Обстоятельства загоняли ее в это самое черное болото, где Оля замыкалась в границах времени. В мыслях она была с любимым мужчиной, ласкала его, ухаживала за ним. Ей снились потрясающие сны, и она просыпалась в слезах, готовая бежать к нему и на коленях вымаливать прощение.

Это был порыв. И Наташа знала о чувствах сестры. Наблюдала, слушала и не одобряла. Но понимала и со страхом осторожно благодарила бога, что такое горе приключилось не с ней.

А Оля вытирала слезы, надевала на лицо маску хладнокровия и шла в школу. Ее терзала и мучила гордость, глядя на измученную, но счастливую математичку. Но она не хотела опускаться до уровня просьб и собирания денег с посторонних людей, которым было все равно, они испытывали лишь жадное любопытство. Им хотелось досконально изучить внешность человека, который совсем недавно был успешен и красив. И Оля считала, что математичка мерзкая, и унизительно собирать жалкие гроши с учеников и прохожих на улицах. Она не верила в добрых людей. Да и чем могут помочь эти несколько сотен рублей, если на лечение требуются тысячи? Оля собиралась держаться от всего этого в стороне. Она любому случайному обстоятельству уделяла внимание, переворачивая с ног на голову, отрицая сострадание, помощь, заботу. Она пребывала в состоянии какой-то опасности. Мышцы были напряжены, под глазами пролегли тени, сердце то замирало, то билось, как сумасшедшее.

Если бы мама в то время заглянула своей старшей дочери в мысли, то пришла бы в ужас. Девушку безоговорочно отвели бы к врачу, потому что здесь определенно требовалась медицинская помощь. Наташа не могла вмешиваться. Она была слишком испугана переменой в сестре, ее метаниями. И помощи оказано не было. Оля тоже, как и Владимир, подверглась необратимому разрушению. Только процесс происходил внутренний, жестокий и болезненный. Он ломал внутренности, гнул, выворачивал кости, жег каленым железом мозг и сердце.

К окончанию учебного года Владимира выписали из больницы. Он не стал прежним. Один глаз почти закрылся, потому что щека была обезображена грубыми шрамами, которые пересекали ее от брови до самой шеи. Походка стала медленной, он сильно хромал на левую ногу, неуклюже отставляя ее в сторону и опираясь на палочку. Речь нарушилась, стала невнятной, медленной, временами Владимир заикался, пытаясь произнести длинное предложение. Слова стали для него сложными, труднопреодолимыми препятствиями. На его глаза наворачивались слезы, когда он волновался и не мог побороть эту слабость, волновался еще больше. Все вокруг были счастливы и кричали: «Ура!», когда Бондарев появился во дворе школы. И Наташа радовалась и кричала. А Оля убегала, пряталась по углам, рыдала от злости и неисправимости положения. Она не могла пересилить отвращения. Не могла видеть его, мечтала очистить свою память. Ничего не было! Никаких обещаний, признаний и поцелуев! Не было планов! Не было мечты! Сон, который закончился. Оля говорила Наташе, что у них с Бондаревым никогда не было близости. Она часто зацикливалась на этом, подчеркивала, что сохранила девственность, и смеялась. Смех переходил в злобу и хмурое молчание. Оля бросалась на кровать и делала вид, что спит. Изменить ситуацию она не могла. Бондарев казался ей отвратительным, пересилить это отвращение было невозможно. Понимание своей трусости усугубляло ситуацию.

Наташа боялась за сестру в минуты ее метаний и перепадов настроения от звонкого смеха до злого молчания. Она знала, что Владимир не мог понять, что происходит. Он спрашивал о ней у всех посетителей, когда лежал в больнице. Но никто не мог ему ничего ответить, пожимали плечами, разводили руками. И Наташа не могла. Ей было невероятно страшно и стыдно. Она ловила на себе тяжелые осуждающие взгляды учеников и сильно переживала. Что она могла сделать? Как объяснить всем, что Оля тоже страдает? Возможно, она пострадала сильнее Владимира. И восстановить разрушения, произошедшие в ней, невозможно. Все становилось только хуже.

Наступил момент, когда Владимир Бондарев смог выйти из больницы, и он стал искать встречи с той, кого продолжал любить. Они с Олей несколько раз сталкивались на улице. Она опускала голову и бормотала что-то про учебу и про то, что не хватает времени. Он пытался что-то сказать, но волновался и замолкал. В его глазах блестели слезы, губы дрожали, но он с силой сжимал их, пытаясь улыбнуться, не показывая ей своего отчаяния и бессилия что-то изменить. Попытался взять ее за руку, но Оля отскочила от него, тяжело дыша. Смутилась, занервничала еще больше, но в глазах Владимира не увидела обиды, лишь понимание. И ее трясло от омерзения, она не могла больше находиться рядом, видеть его добрые глаза. Ей не хотелось его любви. Не хотелось понимания, помощи от него. Ей хотелось, чтобы он исчез, чтобы его не было.

Оля ощущала невероятный стыд от своих мыслей и от страха, что их увидят вместе. Она жаловалась Наташе, выдавая долгие монологи, пытаясь убедить ее в том, что вовсе перестала думать о Бондареве. Страшная многословная ложь.

А потом была серьезная подготовка к экзаменам, которая действительно отвлекла от сумбура в мыслях. Оля оканчивала школу и готовилась поступать в ВУЗ. Родители радовались и уже предвкушали торжественное вручение красного диплома. Разрыв двух влюбленных перестал быть новостью номер один, не так будоражил нервы. Оля успокоилась. Ей казалось, что она выкарабкалась, победила.

Он пришел в школу на ее последний звонок с букетом белых роз. Все расступились, здоровались, улыбались, спрашивали, как дела. Вся школа, от учеников до учителей, гордилась тем, что Владимир Бондарев смог встать на ноги, что все помогали, никто не остался в стороне. Поэтому его выздоровление – общая заслуга. Оля будто окаменела. Ей некуда было бежать. Она стояла в окружении одноклассников в школьной форме времен СССР и чувствовала, как заливается краской невыразимого стыда. Когда он подошел совсем близко, чтобы вручить букет, из нее вырвался гневный шепот:

– Зачем ты пришел? Тебе нельзя так далеко ходить!

Она знала, как ему тяжело, и он старался быть сильным и сохранить отношения, от которых все еще не в силах был отказаться несмотря ни на что. Он старался выжить, но Оля не могла найти в себе слова нежности и поддержки, хотя бы дружеской. В один миг она забыла радость, доброту и сострадание. Видела, как Владимир растерялся от ее грубости, заговорил, пытаясь четко и правильно произнести слова поздравления. И совал ей в руки букет. Она не брала, отвернувшись, и делала вид, что больше ничего не замечает. Он был жалок и бессилен что-то изменить. Это был конец. Неотвратимый и разрушительный.

Ситуацию спасли шестиклассники. Они вдруг шумно откуда-то прибежали и обступили своего учителя, оттесняя Олю и ее одноклассников, громко рассказывая о своих планах на лето и вспоминая легендарный поход. Наташа стояла поодаль, покраснев от ужаса так же, как и ее старшая сестра. Она видела, как та поспешно скрывается за углом школы. Подло, трусливо. И это видели все, кто еще стоял потрясенный. А Оля бежала до дома не оглядываясь, как будто ей угрожала опасность. Она ворвалась в свою комнату, бросилась на кровать и закрыла голову подушкой. Дышать было тяжело, но мысли постепенно приобретали какое-то направление. В один момент она изменила свой жизненный путь, оставив позади любимого человека. Теперь он не должен играть никакой роли. И это было невероятно. Прошлого больше нет! Она от него закрылась подушкой и представляла, будто сможет переписать все с чистого листа. Любовь преобразилась и виделась по-другому, обнажая уродливые очертания. Оля страдала. Она отгоняла от себя воспоминания, которые ужасно мучили ее, убеждала себя, что Бондарев умер. Но боялась, что он станет искать встречи с ней, и в какой-то момент она не выдержит, бросится к нему в объятия и станет молить о прощении. Но ведь Владимир стал совсем другим человеком. Его внешность потеряла привлекательность, стала отталкивающей. Он поступил в унизительную категорию инвалидов. Оля не хотела анализировать то, что была более восприимчива к эстетическим ценностям. Ее пугали собственный страх и неумение справиться с ситуацией.

Еще совсем недавно она надувалась от гордости, потому что у нее лучший парень. И такая любовь, которая бывает только в классической литературе, от которой мурашки по коже. Ничего не предвещало беды, но Оля понимала, что всегда была слишком наивна и самоуверенна. А что теперь? Повзрослела? Или просто сломалась! Удар пришелся туда, куда не ждали. Где-то в глубине сознания билась совершенно другая Оля, прежняя. Она кричала, умоляя исправить страшную ошибку и не отталкивать любимого человека. Но эта мольба таяла за глухой стеной липкого страха. Не было объяснения, отчего она вдруг от всего отказалась. Страх и стыд – дикие звери, гнали ее, как зайца. И она бежала, не разбирая дороги.

Наташа слышала по ночам, как сестра бессвязно бормотала:

– Я не могу лицемерить! Он другой! Я не люблю этого человека! Тот, кого я любила, – умер! Я не поступаю плохо, потому что поступаю честно. Тем более он, наверно, скоро умрет, потому что нельзя же жить долго, имея такое уродство! А я молода, говорят, что красива! Это уже не мой путь! Мой Володя умер, а это совсем другой человек! Я его не знаю, и я его не люблю!

Остатками воли Оля боролась с паникой, которая нарушила сон. В теле слабость и апатия перекликались с адреналином, который постоянно вбрасывался в кровь потоком одних и тех же мыслей. Это был замкнутый круг. Измучив себя, Оля стала испытывать раздражение, которое перерастало в ненависть к Владимиру. Она стала желать ему смерти, думая, что для нее это будет избавлением. Никто тогда не посмеет осуждать ее. Ее станут жалеть! И пропадут страх и муки совести.

Одноклассники действительно вели себя отстраненно, а шестиклассники открыто хамили и бросались мусором. Наташа как родная сестра тоже попала в эту волну всеобщей неприязни. Обижалась и молча протестовала, считая происходящее несправедливостью. А Оля ничего не понимала. Она боялась одного – что Владимир снова подойдет и попытается заговорить.

Но этого не произошло.

Владимир больше никогда не подходил. Более того, она перестала его видеть. Поговаривали, что он уехал и никогда не вернется…

Наташа доела пирожок и допила сок, выбросив пустую коробку в урну. Потом поднялась со скамейки и медленно побрела по дорожке парка. Воспоминания призывали к действию. Уже нельзя было оторваться от этих мыслей, хотя они были обрывочны, без какой-то отчаянной прямоты, завуалированы. Будто сон, основанный на реальных событиях: что-то – правда, а что-то – домыслы. Наташа мрачно понимала, что правда никуда не делась, а она просто пытается обелить сестру. Перед собой оправдывает, ищет зацепки, чтобы объяснить странные, чудовищные поступки.

Оля отталкивала Бондарева, ненавидела его, боролась с чувствами к нему. Так отчего мама решила, что Кристина должна жить именно с этим человеком? Разве будет справедливо и правильно? Опять она на стороне сестры! Корит Бондарева за то, что он был предан и забыт, уничтожен. Когда Оля требовала, чтобы Наташа не здоровалась с ним, та соглашалась беспрекословно, хотя чувствовала несправедливость. Но вникать не хотелось, хотелось убежать и спрятаться.