Читать книгу Золотая тень Кадыкчана - Ирина Беседина - Страница 4

Меня вызвали в медотдел армии, вручили предписание явиться в девятую бригаду шестого танкового корпуса. Накормили обедом и дали немного отдохнуть.

Минут через сорок в палатку вошёл майор медицинской службы, предложил следовать за ним. Мы шли перелеском. Где-то, не очень далеко, слышались разрывы снарядов большого калибра; над головой в чистом, безоблачном небе пролетали звенья самолётов. Чувствовалось приближение фронта. Я ощутил лёгкий озноб. Неожиданно мой спутник остановился и сказал:

– В бригаде работал молодой врач. Он страшно боялся бомбёжек и обстрелов. Хотел убежать от разрывов, а нарвался на свой осколок. Ему, бедняге, оторвало голову. Запомни: осколки от разорвавшихся мин, снарядов и бомб разлетаются в стороны, образуя перевёрнутый вершиной к земле «зонт». Не бегай под обстрелом, бомбёжкой. Людям ты нужен живой. Лучше прижмись к земле-матушке или пережди в окопе, канаве. Тогда только прямое попадание – смерть.

Я внимательно слушал и смотрел в его печальные усталые добрые глаза. Этот простой и мудрый, такой необходимый сейчас совет остался в моей душе надолго, на всю жизнь. Я не помню его имени, но вижу перед собой его смуглое, с крупными чертами лицо, большие натруженные руки, седой ёжик волос.

– Благодарю вас за этот своевременный совет.

Он вздохнул.

– Сын у меня погиб на фронте, – сказал он потухшим голосом. – Идём скорее.

Мы быстро пошли к месту назначения. У меня сжималось сердце от боли за этого человека, за отца, потерявшего сына. Я не говорил слов сочувствия, но он понял.

– Некогда на войне горевать. Здесь кругом смерть и боль. Думай о том, что впереди тебе надо спасать людей. Крепи своё сердце.

Меня спешно отправили в моторизованный батальон автоматчиков вместо погибшего накануне врача. В батальоне не было времени осваиваться. На лесной песчаной дороге выстраивались в колонну большие грузовые машины с открытыми кузовами. На скамейки усаживались солдаты с автоматами и ручными пулемётами. За ними подъезжали крытые брезентом грузовики с прицепами длинноствольных противотанковых пушек. Через несколько минут колонна тронулась. Я сидел рядом с шофёром. С разных сторон слышались разрывы крупнокалиберных снарядов. Над нами, на бреющем, пролетали самолёты. Я понял: совсем недавно здесь шёл тяжёлый бой. Земля кругом была изрыта окопами и глубокими воронками от снарядов. Валялись убитые лошади, разбитые машины, покорёженные танки и пушки, и наши и немецкие, перевёрнутые повозки. Пулемётные и автоматные перестрелки предупреждали – рядом передовая. Мне стало страшно.

Автоматчики пошли вслед за танками на прорыв обороны немцев. Я должен был бежать вслед, чтобы спасать раненых. Нам не было видно, что делается впереди. Началась бешеная перестрелка. Засвистели противопехотные мины. Одна мина разорвалась на бруствере ячейки около моей головы. На спину стал падать дождь из комков земли. Я ощутил панический страх. Бежать, только бежать. Мысленно я уже бежал. Но вовремя вспомнил совет моего провожатого. Не знаю, как подавил страх. На мгновение вжался в землю, вспомнил, кто я и зачем здесь. А вдруг кто-то заметил мою трусость? Горячая волна стыда обдала жаром всё тело. Я поднял глаза и увидел, что рядом лежат два солдата – связной и телефонист. Быстро подполз к ним. Они были мертвы, ещё двое ранены. Быстро перевязал их, наложил шину, жгут. Некогда было бояться. Мы поднялись на высоту и двинулись за своим батальоном. Немцы быстро отходили. Периодически выставляли заслоны из автоматчиков с пулемётами и миномётами. Раненых было много. Санитарной машины не было, – она ушла с предыдущей группой раненых. Поэтому сейчас раненых надо было отправлять на попутных машинах, которые подвозили снаряды, патроны и продукты.

Так я прошёл боевое крещение, познал войну, безжалостную грязную бойню, кровь. Раненые, убитые, человеческое страдание, израненная земля, покорёженные, вырванные с корнем деревья, пожары, разрушенные и сожженные деревни, трупы женщин и детей, стариков и солдат – бессмысленный хаос войны. Зачем, кому это нужно? Гитлер, фюрер – будь он проклят во веки веков! Почему здравомыслящая нация позволила ему превратить себя в зверей? Когда я вижу эти пережитые картины войны, холод пронизывает всё тело, волосы встают дыбом, душа наполняется ужасом и ненавистью даже сейчас, спустя столько лет. Я стараюсь прогнать эти картины.

Потом было много всякого: бои, раненые, изредка отдых. Наша санитарная машина чаще всего отправлялась в тыл с ранеными. Долго путешествовала. Мы, врачи и санитары, стремились не отставать от своей танковой бригады. Нашим транспортом мог быть и бронетранспортёр, и танк. Главное – быть в гуще боя, помогать раненым, вытаскивать их из огня, отправлять в ближайшие медпункты, госпитали на лечение.

* * *

Однажды танкисты захватили великолепный трофей – большой немецкий санитарный автобус с отоплением, медикаментами, постельным бельём, запасом пищи и дров. В два яруса в нём были подвешены носилки, для легкораненых – удобные сиденья. У нас таких машин не было. Это был праздник! Мы разместили в нём своих раненых, накормили, напоили горячим чаем.

Я попросил командира батальона выделить мне группу автоматчиков. И мы, обвешанные автоматами и гранатами, двинулись по опустевшим домам и магазинам. Жителей нигде не видно. Мы запаслись съестным для раненых. На центральной улице стояла прекрасная аптека. Мы набрали в вещмешки лекарства, настойки, пачки с травами: кровоостанавливающими, противовоспалительными, противомикробными, ранозаживляющими. Отнесли всё это в нашу чудесную санитарную машину.

Когда благополучно добрались до своих тылов, санитарный автобус отправили с ранеными в медсанбат. Оттуда его, не разгружая, отправили в госпиталь. Больше мы его не видели.

* * *

Этот бой врезался мне в память. Мы должны были выбить немцев из небольшого, но хорошо укреплённого немцами городка. На окраине города около железнодорожной насыпи возвышалась стена элеватора. Было тихо. Наши пушки заняли позиции; расчёты засуетились у пушек. Через минуту несколько снарядов полетели в элеватор. Их разрывы хорошо были видны на его бетонной стене, но он как стоял, так и стоял. Немцы молчали. Мы решили двигаться к городу. Но в это время из-за домов вылезли белые, крашенные под снег танки. Повернулась башня, раздался раскатистый выстрел, одна из наших пушек закрылась дымом разрыва. Начался ужас. Наши пушки одна за другой были разбиты. Это было как в игре, казалось ненатуральным. Кто-то рядом закричал:

– Пэтээрщики! К бою! Ложись за вагоны и по танкам огонь!

На больших пулемётных санях, запряжённых парой коней, мы понеслись к пушкам. Четверых раненых закинули в сани. Кони пошли крупной рысью. С танков застрочили пулемёты, пули рядом вспороли снег. Я увидел за цистерной раненого Лёву. Я прыгнул, обнял его за плечи, притянул к себе.

Удар! Небо опрокинулось. Стало темно и тихо. Потом пронеслась мысль:

«Отвоевался. Зачем меня убили? Меня разорвало? Почему нет боли? Где ноги, руки? Где я?».

Рядом был снег, ноздреватый от тёплой крови. «Я убит. Зачем? Кому это нужно? Неужели у всех умирающих такие глупые мысли?»

Я осторожно повернул голову в другую сторону. Рядом лежал Лёва в таком же красном ноздреватом снегу. Поле, снег и дорога. Понял – лежу на спине посередине дороги. «Танки где? Пойдут – раздавят. Надо ползти к вагонам, к насыпи. Ноги не оторваны. Я не убит». Попробовал повернуться со спины на живот. Получилось. «Ползти, надо ползти». Через некоторое время я очнулся. Подумал: «Где я? Где Лёва?» Лёва был рядом. Но мы лежали не на дороге. Я обхватил его за плечи, пополз и поволок его от дороги подальше. Опять провалился в беспамятство. Когда вновь очнулся, удивился. Место снова изменилось. Лев лежал рядом и стонал. Потом замолк. Так мы волокли друг друга. Кто очнётся, тот и тащит, как может. Я вновь потерял сознание.