Читать книгу Однажды весной - Ирина Чайковская - Страница 9

"Игорь", – прочитал Майк. Он прочитал это слово медленно и с ошибкой. Он прочитал его «Игор» с ударением на втором слоге. Вика не стала его исправлять. К концу урока она подустала, да и ученик начал как-то серийно ошибаться в каждом слове. Ей не хотелось его дергать. Она записала все неправильно прочитанные слова в свою тетрадь. Первым стояло "Игорь".

Это имя ее притягивало. Оно было ей чуждым, чужим, не близким, но и манящим, соблазнительным, завлекающим. Его хотелось произносить, но не громко, не при всех, а с оглядкой, шепотом, в своем уголке. Игорь! Она как ребенок радовалась странному сочетанию звуков, холодящих рот. Игорь!

– Как его зовут? – спросила однокурсница, указывая на человека, стоящего посреди аудитории и пережидающего шум, поднятый при его появлении.

Человек был в очках, не высокий, с довольно редкими волосами. Он должен был читать у них курс старославянского языка. Кажется, Игорь, – ответил кто-то, Игорь Юрьевич.

Вика сидела в первом ряду, но плохо слышала лекцию. Стоял шум. Студенты вечернего отделения весело и бойко общались друг с другом, рассказывали новости, напевали последний шлягер, учили друг друга кулинарии и вязанию. Человек в очках смотрел на аудиторию растерянно. Случайно взгляд его пал на Вику, безмолвно и неподвижно сидевшую в первом ряду. Казалось, он продолжил лекцию только для одной этой студентки. Она внимательно слушала, не сводя с него глаз. В тетради писала какие-то закорючки. То, что лекция была маловразумительной, ее не пугало. Дома, в тишине, во всем разберется. Лектор ей нравился. Ей нравилось, что он смущается, что его трудно понять и что он читает лекцию для нее. Еще ей нравилось, что его зовут Игорь. С этим именем она почти не встречалась.

Вот разве что в далеком детстве. Было ей лет пять или шесть. Мальчишки во дворе затеяли драку. Постепенно все разбежались, остались двое, и один, стройный светлый мальчик быстро повалил противника. Этот подтянутый ладный мальчик был ее героем. Она всегда украдкой следила за ним, когда играла во дворе. Он спокойно, без крови и ожесточения, закончил драку. "Ты чего здесь?" – спросил ее, вертящуюся под ногами. Она не знала, что ответить. В это время женский суровый голос прокричал из окна: "Игорь, домой", и мальчик покорно пошел на голос. Он был победителем, но как бы не осознавал этого, не бахвалился, не выставлялся, легкой походкой, со светлым лицом шел домой по приказу матери. Ей нравились его лицо и его улыбка. Тогда впервые услышала она это имя – Игорь.

В вагоне метро она столкнулась со старостой курса. Та была лет на пять старше Вики, вид имела прожженный. Работала секретаршей на кафедре языкознания. Староста сразу зашептала Вике на ухо: "Он женатый, есть дочка, жена у него стерва и алкоголичка, работают вместе". – Ты о ком? – удивилась Вика, на редкость в некоторых случаях непонятливая. – Я о доценте, который сегодня читал. Мне его лекция не понравилась, да и всем не понравилась, его никто не слушал. Я тебе на всякий случай говорю – предупредить.

Вика ничего не возразила. Настроение у нее сильно поднялось и, идя от метро к дому, она напевала причудливую мелодию из половецких плясок.

Он подошел незаметно, Вика даже слегка вскрикнула, когда он ее окликнул. – Вика! Имя ее было ему известно – почти после каждой лекции она подходила к нему с вопросами. Для многих было странно, откуда могут взяться вопросы, если лекция полностью непонятна. Игорь Юрьевич читал довольно бессвязно, по какому-то одному ему известному плану. Свой и без того тяжелый материал умудрялся сделать просто неподъемным. Студенты, почти не замолкавшие на его лекциях под предлогом, что слушать их бесполезно, уже ходили на него жаловаться в деканат, но, бог ведает почему, видимых последствий эта жалоба не возымела. Все оставалось по-старому. Лектор, стоя возле Вики, читал лекцию для нее одной. Она радостно, с пониманием кивала. Перед каждой лекцией Вика заранее прочитывала учебник, знала, о чем пойдет речь, и с восторгом следила за интерпретациями Игоря – так про себя называла она любимого профессора. Порой он залетал в такие дебри, что дух захватывало, от какого-нибудь славянского корня уносился к огням, согревающим создателей древних Вед, приводил парадигматический ряд из санскрита, старолитовского, задевая попутно тюркские наречия. Вика воспаряла вместе с ним под шум и хихиканье аудитории.

Идя в одиночестве в институт, она предвкушала эти восхитительные мгновения и улыбалась.

– Вика, – сказал кто-то рядом.

От неожиданности она вскрикнула. Напротив нее, очень серьезный, в очках и с небольшим портфелем в руках, стоял Игорь Юрьевич. Бросив быстрый взгляд на ее заливающееся краской лицо, он опустил глаза и произнес: "Можно составить вам компанию? Нам по дороге – ведь вы в институт?" В этом месте Вика как бы очнулась и поспешно закивала. Говорить она еще не могла. Тем красноречивее казался собеседник. Он предложил показать ей неизвестную дорогу к институту (на что она снова кивнула), и, свернув за угол, дернул за дверцу облупившейся калитки. Старая ржавая калитка заскрипела, как избушка на курьих ножках, и неожиданно открылась. Они вошли.

За калиткой оказался прекрасный парк с раскидистыми деревьями и зелеными приветливыми лужайками. Они шли по парку параллельно обычной дороге в институт, проходившей через оживленную магистраль и жилой комплекс, и Вика не переставала удивляться – почему никто даже не догадывается о существовании этого чуда в двух шагах от привычной студенческой тропы. Ей очень хотелось, чтобы парк не кончался и путь их по нему был подлиннее. Но, увы, чудо растянулось всего на несколько минут неторопливого шага. Все это время профессор ("Игорь" – называла про себя Вика) рассказывал о какой-то любопытной статье, прочитанной им в "Вопросах языкознания" и взбудоражившей его мысль. Когда они вышли из заколдованного места через такую же, как при входе, незаметную ржавую калитку и смешались со студентами, спешащими в институт, Вике показалось, что она спустилась сюда из другого мира. Вспомнилась «Золушка», кадры фильма, когда Золушку и принца помещают на несколько мгновений в волшебный сад. Принц говорил тогда что-то романтическое, но для Вики и пересказ статьи из ученого журнала звучал как сладчайшая музыка. Она лихорадочно вникала в смысл мудреных слов, а в душе, между тем, пело; душа радовалась приобщению к высшим сферам, полету мысли, своему избранничеству.

Возле киоска с мороженым профессор внезапно остановился. Вика встала поодаль. Он ткнул пальцем в какой-то предмет на стеклянной витрине. Продавщица подала, он расплатился. Вика с удивлением увидела у него в руках пакет с морожеными овощами. Он спрятал его в портфель, виновато покосившись на Вику. Жена поручила – мелькнула догадка, он – чужой. Но счастье не уходило, Вике все равно было хорошо. Какая разница, с кем он живет, кто ему готовит обед и дает домашние поручения, какая разница, есть у него жена или нет? Она, Вика, чувствует, что ему с ней хорошо, легко и беззаботно. Чего же еще ей надо?

По дороге домой в метро к ней снова подошла староста. В вагоне было полно народу, и она шептала прямо в Викино ухо: "У него дочка пяти лет, с женой живет плохо, скандалят. Она вчера пьяная заявилась на кафедру, был шум, он ее отвез домой, похоже, что разбегутся." Вика пожала плечами. Теперь ей не нравились эти разговоры. Было неприятно, что староста не за ту ее принимает. Извинившись, она стала пробираться к выходу.

По окончании института Викторию Гликман выпихнули в школу. На кафедре языкознания, где она писала диплом, ее не оставили. Заведовал кафедрой ярый юдофоб, не желающий принимать евреев даже не по указанию свыше, а по велению своего сердца. Вике всего горше было, что Игорь Юрьевич, бывший ее руководителем и высоко оценивший ее дипломную работу, ни во что не вмешивался, был отчужден от всех ее дел, будто Викина судьба его не касалась. Вика прочла о результатах конкурса в аспирантуру на доске объявлений. Ее в списке не было. Оказавшаяся тут как тут староста объяснила, что взяли двух своих, по протекции. "Твой тебя не защищал, – шептала она, – на кафедре у него шаткая позиция, заведующий против него настроен, видит в нем претендента на свое место. Ты не плачь и не грусти, – сказала она напоследок, – может, оно и к лучшему, у них с Клавкой снова лады". Вика, которой очень хотелось заплакать, сдержалась, поблагодарила старосту за сочувствие и пошла к выходу. С институтом ее больше ничто не связывало.

Лет через пять после этого, уже учась в аспирантуре института культуры, Вика неожиданно встретила Игоря Юрьевича в книжном магазине на улице Горького. Он несказанно обрадовался, просиял, потянул ее за рукав к выходу, и они пошли по заснеженным московским бульварам. Был ранний вечер, слегка снежило, начали зажигаться фонари. Игорь увлеченно рассказывал о своей работе. Оказывается, вот уже года три как он заведует кафедрой в их институте. Прежний заведующий ушел на пенсию.

Знаете, я часто вас вспоминаю. – произнес он, искоса взглядывая на Вику. – В этом году взял аспирантку Гутман. Фраза повисла в воздухе. Вика никак на нее не отозвалась – до нее не сразу дошел ее смысл. Не поняла она и еще одной фразы, сказанной со значением. Когда они были уже в метро и сели на скамью, отдыхая после долгой прогулки по морозным улицам, он неожиданно и невпопад произнес: "Дочку я никогда не оставлю".

Просидели они на скамье довольно долго. Было впечатление, что он забыл про время и про все остальное. Его живой взгляд светлел, останавливаясь на Вике, и он говорил, говорил. Давал советы по ее теме, рассказывал про написанные и задуманные статьи, про книгу, которую хотел написать. Вика поднялась первой. Протянула ему руку, мокрые варежки лежали в сумке. "До следующей встречи!" Он глядел странно, но ничего не добавил к этим ее словам. Подъехал поезд, и она села. В окне вагона было видно, что Игорь застыл у скамейки, и ей показалось, что взгляд у него теперь, когда нет ее рядом, совсем другой. Взгляд у него потухший.

Потом началась эпоха писем. Писала она, он отвечал. Она поздравляла его с праздниками – майскими, октябрьскими, новогодним, представляла, как жена его вынимает письмо из ящика и кричит саркастически: "Игорек, опять твоя сумасшедшая студентка", а он быстро подходит и, не отозвавшись на реплику, берет у нее письмо. Отвечал он регулярно. В ящике стола у Вики скопилась довольно большая пачка писем. Ее муж – а она к тому времени вышла замуж за коллегу-аспиранта – приносил ей письмо с неизменным комментарием: "От твоего экс-профессора". Муж не был человеком ревнивым. Да и к чему ревновать? Ничего осязаемого, грубо-материального их с Игорем не связывало. Только изредка, когда посещала Вику нечаянная радость, вспоминала она – по сходству – ощущения, испытываемые когда-то в его присутствии, и крепче прятала их в душе, на самое ее донышко.

Но переписке пришел конец, и по ее вине. В одном из своих писем написала Вика – бес попутал – о том, что вот уже три года замужем и растет дочка Катя. Ответ пришел не скоро, да какой… Обычно добродушный тон его писем взорвался гневом и обидой. Ясно было, что в обиде он на Викино замужество и долгое сокрытие этого факта. Но прямо он этого чувства не выражал, о нем можно было догадаться по странным экспрессивным оборотам, типа: "Отвечаю вам тем же концом да по тому же месту". Или: "Вам, сударыня, подошло бы играть во французском водевиле" (написано было хлеще, но Вике запомнилось так). Вика поняла, что переписке конец, и расстроилась. Не видела она за собой никакой вины. Хотя, если покопаться в подсознании, может, и была у нее тщеславная женская мыслишка, когда написала ему про свое замужество, дескать, не залежалый товар, цену свою имею. Но как, – думала она, – ее замужество соотносится с Игорем? Ведь и он женат. Почему он так, по-видимому, жадно хотел, чтобы она прожила свою жизнь без мужа и детей?

Еще один раз видела она его в Ленинке, много после его нервно-саркастического письма. Игорь стоял в коридоре и разговаривал с каким-то студентом. Студент на него наскакивал, он нехотя отбивался. Судя по повадке – уверенной и спокойной – продолжал он пребывать в должности завкафедрой. Поубавилось волос, пополнел, сменил роговую оправу очков на тонкую металлическую. Она прислушалась к голосу, к интонациям – они не изменились. Вике очень захотелось подойти, хотя бы попасться ему на глаза, но она не решилась. Подумала, что плохо сейчас выглядит, что неудачная прическа, что в другой раз. Она надеялась долго ездить в Ленинскую библиотеку – собирала материалы для книги. Но оказалось, что все материалы можно было заказать на дом, и это ее посещение в сущности было единственным. Подрастали дети, сын гонял во дворе велосипед, дочка Катя кончала школу.

В Америку уехали они неожиданно. Мужа пригласили читать лекции в Гарварде. Америка, как ей и полагалось, затянула и не отпустила. Благом было то, что Вика могла здесь работать по специальности. Русских в Бостоне было столько, что она не удивлялась, когда, набрав по ошибке неправильный телефонный номер, натыкалась на русскую речь. Дети русских нуждались в учителе, чтобы поддержать их хиреющий на чужой сторонке русский язык. Ходили к Вике и американцы, в основном чудики, расслабляющиеся таким образом от занятий коммерцией. Майк был одним из чудиков, он первый из ее учеников добрался до имени Игорь в учебной книжке. "Игорь," – прочитал Майк…

Летом Вика с детьми поехали в Россию. Они вышли из метро и пошли вдоль длинного забора. Путь был довольно безлюден, изредка навстречу шли группки говорливых студентов, спешащих к метро. Катя и Даниил, держась за руки, бежали впереди. «Подождите», – Вика, хитро прищурившись, тронула рукой ржавую калитку. Она подалась, к Викиному удивлению, и они вошли в сад. Он был совсем такой, как тогда, каким остался в Викиной памяти. Только кое-где под деревьями появились белые скамейки, которых раньше не было. На скамейках никто не сидел – день был прохладный и ветреный, пенсионеры прятались по домам. Вика в нарядном белом платье присела на скамейку и сидела так несколько минут. Дети ее торопили. Они вышли из крошечного садика и вошли в здание института. По роскошной мраморной лестнице (здание строил сам Казаков!) поднялись на третий этаж. Теперь уже Вика шла впереди. Катя и Даня притихли и говорили друг с другом шепотом.

Возле двери со знакомой табличкой Вика остановилась. За дверью, судя по всему, шел ремонт. Доносились запахи краски, входили и выходили студенты в запачканных рабочих халатах, с озабоченно-скучающими лицами. В один из таких выходов Вика, осмелев, просунула голову в дверь и оглядела диспозицию. За столом возле окна сидела какая-то женщина, показалось, немолодая. Они вошли. Вика представилась, сказала, что из Америки. Женщина внимательно на нее посмотрела. Вике бросилась в глаза ее неестественная чернявость. "Вы…случайно не Гутман? – вопрос удивил саму задававшую, Вика закашлялась. Чернявая, казалось, не удивилась. – Гутман в отпуске. Вы – к ней?

– Я, собственно, ни к кому. Показываю детям свою alma mater. У нас читал Игорь Юрьевич. Он сейчас… сейчас он… Она не знала, как закончить. Женщина помогла: "Читает. Да, он сейчас читает первокурсникам. А я его дочь."

Вика прекратила кашлять. – Дочь? Ей было странно, казалось, что женщина ее ровесница. Какой же тогда сам Игорь? – мелькнуло в голове. – А это мои дети, – и она подтолкнула вперед Катю и Даню. От растерянности Даня сказал «хай». Женщина, видно, не поняла, возможно, у нее возникла та же неприятная ассоциация, что и у Вики, когда она только приехала в Америку. Тогда ей мерещилось в американском приветствии сходство с фашистским "Хайль, Гитлер". Наступила пауза. Вика заторопилась. Когда они были уже в коридоре, дверь открылась и Чернявая устремилась к Вике. – Простите, от кого я должна передать привет отцу? Она смотрела на Вику изучающе, с некоторым неодобрением, как смотрят русские на чудны́х заморских гостей. Ее явно раздражали и Викино нарядное белое платье, и ее моложавость, и «обамериканившиеся» дети. Но почему-то она стояла над ней и ждала, когда Вика ответит. Вика начала: "Скажите – от студентки, которая… у которой… с которой… Она остановилась и закончила: " Скажите – от Вики, он помнит мое имя".

И они начали спускаться по ступенькам, Даня бежал впереди, Катя взяла мать под руку.

На следующем занятии Майк снова читал тот же текст. Он сделал все те же ошибки. Снова прочитал «Игор» с ударением на втором слоге. Вика опять его не поправляла. Она задумалась, залетела на минуту в облака, как говорил Даня. Ей представилось, что есть где-то место, где вещи и люди не стареют и не умирают. Там, в этом мире, она когда-нибудь встретится с Игорем. "Обязательно," – произнесла она вслух, и Майк посмотрел на нее с удивлением.

Сентябрь 2002, Бостон