Читать книгу Кумир - Ирина Дмитриевна Дюгаева - Страница 5
Ящерова невеста
ОглавлениеИ увидела богородица мучающихся в аду, и было тут множество мужей и жен, и вопили они. И спросила благодатная архистратига: «Кто это такие?» И ответил архистратиг: «Это те, кто не веровали в отца и сына и святого духа, забыли бога и веровали в то, что сотворил нам бог для трудов наших, прозвав это богами: солнце и месяц, землю и воду, и зверей и гадов; все это те люди сделали из камней, – Траяна, Хорса, Велеса, Перуна в богов превратили, и были одержимы злым бесом, и веровали, и до сих пор во мраке злом находятся, потому здесь так мучаются».
(«Хождение Богородицы по мукам»)
Пепел медленно осел, загрязнил светлый девственный известняк. Пусть. Всё равно никто не узнает. И даже Он…
Василиса шустро потушила сигарету, вглядываясь в табачный след на камне. Не дай Боже увидит кто из соседей. Зашепчутся, загудит деревня слухами, а там глядишь и до Него дойдёт… Здесь-то её невидно, никому невидно, никакому белому или черному свету.
Из разбитого, измызганного окна были видны северный кусок деревни внизу и сосны на косогоре.
Здесь, в церковном приделе, пахло травой и мочой – из-за частого пребывания молодёжи. Место всё-таки заброшенное, хоть и освященное… Но Василисе с высокой колокольни было плевать, чем пахло, и плевать, что она ходила сюда курить… Нет, в последнем случае не плевать.
Она стыдливо глянула на лик Спаса нерукотворного, запрятанный в барабане церковного купола. Изображение истёрлось, поблекло, но глаза точили укором непреклонно и безжалостно.
Василиса одёрнулась, смахнула пыль со строгой юбки, поправила и без того ровный пучок волос. По старинке она была вооружена только закрытым костюмом и непреступным взглядом – всё, как мама завещала и преподавательский этикет велел.
Иконостас лежал скособоченный, разобранный, поруганный, точно зверем подранный: рваные, нечеловечьи следы остались на образах, содрана была краска.
Василиса засеменила к притвору, стараясь не смотреть в сторону алтаря. Там на Царских вратах было нацарапано взволнованной ручонкой «говеть = гореть». Её детской ручонкой. Давно это было, тысячу и ещё сто жизней назад. Невесть какого божка она тогда из себя воображала, и только спустя годы совестно стало.
Церквёнка была старая, ветхая, исторически ценная, но едва ли сельсовет или администрация думали заняться её реконструкцией. Оттого и молодые, не сильно стесняясь, облюбовали её для своих игрищ, заполонили сорными бутылками. Казалось, за всё время существования церковь так и не использовалась по назначению. Лишь одарённая любознательностью верхушка села знала историю.
Построен храм был – аж! – в XVIII веке на территории дворянской усадьбы, на восточном холме близ села. Да только барская воля решила иначе и превратила церковь сначала в театр, потом в господский дом помещика. Потомки, было дело, спохватились, открестились от греха и вернули храму его назначение, перестроили, обновили. Но где-то с начала прошлой эпохи вплоть до сороковых церковь имела сан избы-читальни, а затем клуба. Затем уж война вступилась, напомнила, для чего нужна церковь. Отстроили её, обновили, клиром заселили. Да только вначале 90-ых голодающие местные разграбили храм, обнесли, разобрали колокола, и больше не трезвонил набат.
Василиса и не помнила, чтобы кто из сельчан ходил сюда за божьим советом или отпущением. Один из помещиков, владевший церковью, усадьбой и доселе работающей фабрикой, вырастил у церквёнки насаждение лип. И сейчас, в пору цветения, было здесь сладко-сладко, медовой негой напилась местность. Но Василиса задыхалась: дребезжало где-то в лёгких желание выкурить ещё…