Читать книгу Книга для Тани - Ирина Дорфман - Страница 8

Роддом номер 27 был типичным роддомом советских времен. Послеродовые палаты на 6 человек, удобства в коридоре. Из родильного отделения меня везли в послеродовое на каталке. Где-то в ногах валялся запеленутый младенец. Я боялась, что он грохнется с этой каталки. Причем я почему-то решила, что это какой-то чужой младенец, а мою каталку просто использовали, чтобы его подвезти в послеродовое. Как попутный транспорт. Я ведь родила несколько часов назад, пока зашивали, пока отходила от наркоза. Я была уверена, что ты уже давно отдыхаешь в детской кроватке в детской палате. И только когда мы доехали, я поняла, что младенец в ногах – это и есть моя новорожденная дочка.

Сначала сказали не вставать. Когда разрешили встать, я попробовала дойти до этих удобств в коридоре. И было это очень нелегко. Казалось, что сейчас вот грохнусь в обморок, такой был упадок сил. Но, к счастью, не грохнулась.

В палате я была одной из самых молодых. Половина теток точно родили уже по 2 ребенку и казались мне старухами. Наверное, мы как-то общались, они наверняка рассказывали друг другу какие-то увлекательные истории, я точно нет. Теток этих я совершенно не помню. Хотя вообще роддом для женщин – это примерно как армия для мужчин. Мощный выход из зоны комфорта, из привычного жизненного круга, общение в чуждой среде, собранной только по половому признаку. Ну и плюс сам незабываемый опыт родов.

Наверное, это слишком пафосно, но вообще это похоже, как на войне побывать. Причем это сравнение не я придумала, где-то читала раньше. Что вот возвращаешься ты из роддома, стала другим человеком, а рассказать об этом опыте никому не можешь. Потому что никому совершенно не интересно. Те, кто пережил что-то подобное, от твоих рассказов уклоняются, не ожидая ничего хорошего и стремясь поскорее забыть эту травму. А те, кто еще не пережил, они и подавно не интересуются и ничего такого не понимают и не подозревают.

В общем, советский роддом здорово расширял сознание роженицы, особенно первородящей. Очень надеюсь, что вам с Ксюшей не придется переживать ничего похожего, потому что эти практики постепенно уходят в прошлое. Уже с Колей я лежала вместе с ребенком, в отдельной палате, и это были совсем другие ощущения, на войну не похоже ни капельки.

Детей тогда было принято держать отдельно от матерей. Некоторые женщины видят в этом гуманизм, что дети не мешали им спать и давали отдохнуть в первые дни после родов и восстановиться. Я тогда еще ничего не читала про привязанность, про важность контакта с ребенком в первые дни и часы после родов. Но мне уже тогда казалось жестоким и бесчеловечным, что вот мы родили детей, наконец-то можем им радоваться и на них любоваться, а нам их выдают на 30 минут и потом куда-то увозят. Младенцев привозили 6 раз для кормления. В 6 утра, в 9.30, 13.00, 16.30, 20.00 и последний раз – в 23.30. С 12 ночи до 6 утра младенцам предлагалось спокойно спать и не возбухать. Не знаю, что там на самом деле творилось в это время в детских палатах. Спали ли все младенцы или, наоборот, орали периодически. Сейчас уже не хочется об этом думать, все равно ничего не исправишь. Надеюсь, когда вы просыпались, вам давали сцеженное молоко в бутылочках, и вы через некоторое время засыпали обратно, относительно довольные и сытые. Когда я заходила в детское отделение, там стояли коробки с молочными смесями. Тогда у меня это не вызвало подозрений. И только спустя несколько лет, когда я вдруг задумалась, откуда у тебя взялась лактазная недостаточность, в памяти всплыла эта коробка со смесью «Хипп», и я подумала, что тебя могли докармливать смесью и тем самым нарушить всю микрофлору кишечника. Это могло бы объяснить, почему у вас с двоюродным братом, родившимся в этом роддоме примерно с разницей в 10 месяцев, у обоих была обнаружена эта лактазная недостаточность в возрасте около 1 месяца, а у других наших с сестрой детей ничего похожего не было.

Детей тогда было принято довольно жестко пеленать, так что из кулька торчала только голова. Это мне тоже казалось подозрительным. Было ощущение, что ребенку не очень-то удобно так жить. А главное, непонятно, зачем. Ведь человечество давно уже изобрело и понашило кучу прекрасной одежды для новорожденных, миллионы очаровательных кофточек, штанишек и носочков. Так зачем моя дочка должна проводить свои дни в виде кулька, как будто она буйный сумасшедший и на нее надели смирительную рубашку? Колю я с первого дня одевала в памперс и нормальную младенческую одежду, тогда стало можно приносить это все в роддом и одевать ребенка в его вещи. И ведь прошло всего 12 лет между тобой и Колей. А как будто уже какая-то другая эра наступила.

В общем, принесли нам наши кулечки на кормление и раздали. Я и тогда не понимала и сейчас не знаю, как нянечки различали вас. Снаружи никаких надписей на детях не было. На ручку (а может, на ножку?) младенца сразу после родов крепят специальную бирку с фамилией роженицы. Ведь как зовут ребенка, довольно долго остается загадкой для всех. Поэтому там пишут фамилию и имя матери, дату рождения и пол ребенка. Твоя бирка, по-моему, хранится в альбоме с фотографиями. Но бирки-то, получается, были внутри пеленок, так как же они понимали, какой матери какого младенца давать? Тем более что пар (мама+ребенок) было не 2, а целых 6, вас всех прикатывали на одной большой каталке. Может, у нянечек в роддоме какая-то особая зрительная память, натренированная на различение младенцев? А может, они просто запоминали, у кого какой расцветки пеленки? Не знаю, теряюсь в догадках до сих пор. Даже погуглила, но не нашла. Я лично все время слегка боялась, что мне подсунут чужого ребенка. Каждый раз вглядывалась в твое лицо, пытаясь его как следует запомнить и в следующий раз уж точно идентифицировать.

Детей приносили по часам, но дети-то не были в курсе, когда их будут кормить, встроенного будильника у них не было. Поэтому я довольно безуспешно пыталась тебя будить для кормлений. Это только в фильмах все без конца говорят: «тише, ребенка разбудишь!». А в жизни новорожденные младенцы спят практически беспробудно, пока им самим не взбредет в голову проснуться. Никакими звуками их точно разбудить невозможно, потому что эти звуки для них ничего не значат. Так что помогало только долгое тормошение, и то не всегда.

Видок у тебя был тогда очень прикольный. Ты была жутко волосатая, по-моему, самая лохматая в роддоме. И волосы такие густые, темные. Потом они повываливались и ты стала более лысая, более похожая на среднестатистического младенца. И глазки такие, маленькие, темно-серые. Оказалось, что вот эти все байки «Ой, у нее глазки темненькие, как у папы!» или «Светленькие, как у бабушки!» – вот это все тоже ерунда. Глазки примерно одинакового серого цвета у всех младенцев. И только приблизительно через полгода они приобретают свой оригинальный цвет – как у мамы или как у папы или как вообще неизвестно у кого. Так что на кого ты была похожа при рождении – мне было решительно непонятно. Только смутно я тогда догадывалась, что похожа ты не на меня. Это потом уже все начали повторять, как попугаи: «Ой, вылитая бабушка Лена!». А в том странном существе черт бабушки Лены я различить не могла.

При всей неожиданности твоего вида я испытывала от тебя ни с чем не сравнимый, непередаваемый восторг. Тебя приносили, я лежала, любовалась и плакала от счастья и умиления. Ты была похожа на высшее инопланетное существо, которое почему-то прилетело ко мне в палату. Новорожденные младенцы совсем не похожи на детей старше 2 месяцев, которых показывают в рекламе. Новорожденные не умеют улыбаться, от этого их вид совершенно потусторонний. Они ни на кого не похожи, вообще ни на каких людей. Постепенно они приобретают такой облик, который нам привычен, когда мы представляем себе малыша. Но сначала это нечто очень странное, но при этом восхитительное.