Читать книгу Санный след - Ирина Глебова - Страница 7

А началось все с безобидного разговора о традициях. Петр посетовал, что сейчас актеры, горя желанием выдвинуться, обратить на себя внимание, часто занимаются совершенно непростительным новаторством и просто губят прекрасную роль. Лучше бы старались сохранить тот рисунок образа, который придавали ему первые исполнители. Например, почитаемый в театральном мире Василий Каратыгин – в середине прошлого века он первый сыграл и пушкинского Дон Гуана, и Арбенина в «Маскараде» Лермонтова, и Чацкого… Конечно, каждый волен привносить в роль свои находки, темперамент и даже частную судьбу! Но не отступать принципиально.

Ксения откинулась на спинку стула, сказала с задорным вызовом:

– Вы, Петр Арсеньевич, какой-то неудачный пример выбрали. Я еще девочкой слышала от наших друзей, старых петербуржцев, о Каратыгине. Они его знали и как актера, и как человека. Рассказывали, что на сцене он брал криком: орал, неистовствовал. Как человек был заносчив, с актерами не дружил. Мало того, своего актерского звания стыдился, в газетах приказывал именовать себя не актером, а коллежским регистратором Каратыгиным.

– Ну и что? – Уманцев пожал плечами. – Это можно понять: в то время актеры были люди подневольные, крепостные, вот и стыдился.

– Каратыгин-то как раз не из крепостных, с хорошим образованием, – не согласилась Ксения. – Из крепостных был Павел Мочалов. А вот он-то обладал настоящим талантом. Такого грешно забывать, а учиться у него как раз можно.

У Петра дернулся подбородок и заблестели глаза. Он приложил ко рту салфетку, и Леночке на миг показалось – сделал это не для того, чтоб промокнуть губы, а чтоб сдержать обидные слова. Но, конечно же, это было не так, потому что Петр ответил хотя и горячо, но исключительно вежливо.

– Мочалова, Ксения Аполлинарьевна, я бы не стал называть талантом. Да, иногда он играл очень вдохновенно – потому, наверное, и запомнился. Но он никогда не репетировал, ролей толком не знал и, по большей части, был на сцене совершенно скучен. Но, главное, он был запойный пьяница! А это, согласитесь, несовместимо с талантом.

– Как сказать!

Леночка с укоризной посмотрела на тетушку, но та упрямо щурила глаза и качала головой.

– Это спорный вопрос.

– Какой же спорный, помилуйте? Вы что же, одобряете пьянство? Мочалов устраивал дебоши в кабаках, бросил жену, от него отказалась родная дочь, умер он где-то пьяным, под забором! И это, вы полагаете, не порочит высокое звание таланта?

Но Ксения продолжала качать головой:

– Талант, как известно, совместен даже со злодейством…

Петр побледнел, но Мария Аполлинарьевна тут же попросила перевести разговор на более приятные темы. В конце обеда Петр извинился за свою горячность, но Ксения вовсе не обиделась, она находила удовольствие в дружеских спорах. Леночка очень любила обоих спорщиков, но ловила себя на том, что почти всегда она – на стороне жениха. Вот и в этом споре: верно, пьяный человек отвратителен, а если ему дал Бог таланта, он его загубит, убьет – за рюмку водки!

Вспомнив вчерашний разговор, Леночка припомнила и еще кое-что. Качели раскачивались уже еле-еле, Петр сидел рядом на доске, приобнимая ее за плечи. Подняв к нему лицо, девушка спросила:

– А кто был тот жуткий человек со шрамом на лице? А, Петруша? Да еще пьяный?

Петр удивленно отстранился.

– О ком ты говоришь, Леночка? Я не понял?

– Да, да, тебя видели! Где-то у портовых доков, у кабака! Ты там бываешь?

Девушка не была возмущена или напугана, напротив, в ее глазах блестел азарт. Все же Уманцев притормозил ногой о землю, совсем остановив доску.

– Кто же тебе такое сказал? Кто мог меня видеть?

– Анетта Городецкая.

Петр засмеялся, подхватил Леночку на руки, крутанулся на каблуках.

– Ну конечно! Кто же еще мог такое придумать, как не эта эксцентричная особа с буйной фантазией!

– Не иронизируй, дорогой! – Леночка не торопилась покинуть его объятия, наоборот: еще крепче прижалась, заглядывая в красивое насмешливое лицо. – У Анюты, может быть, и правда богатая фантазия, но еще и острые ум и глаза. Странно было бы ей ошибиться.

С Анной Городецкой Леночка училась в одном пансионе. Близкими подругами они не были, но хорошими приятельницами – да. Все-таки обе из одного города, семьи давно знакомы. Если кто-то приезжал проведать Леночку, привозил подарки от родных и Анюте, и наоборот. Когда Леночка вернулась в Саратов, Анетта, окончившая пансион годом раньше, зашла ее навестить. И поразила юную княжну своей почти спортивной одеждой, короткой стрижкой, ездой на велосипеде и курением тонких папирос. Оказалось, она служит репортером в газете своего отца. Тот был чуть ли не самым богатым человеком в городе: владельцем отелей, ресторанов, ипподрома с конезаводом, а также нескольких газет. Дочери он не запрещал жить по-своему, даже гордился этим.

Несколько дней назад Леночка и Анетт Городецкая встретились на званом вечере. Юбиляр – городской голова – принимал гостей по случаю именин на большом прогулочном пароходе. Они медленно плыли по Волге под музыку, в ярких огнях. Анетт, с бокалом шампанского в руке, подошла к столику Леночки и Ксении, присела, принялась болтать. А когда Ксения ненадолго отошла, сказала:

– Жених твой, Леночка, не только на сцене храбрец, но, похоже, и в жизни человек рисковый. Он меня прямо заинтриговал!

– А в чем дело? – Леночку почему-то ее слова не обрадовали, а, напротив, обеспокоили.

– Репортер, милая, по своей сути тот же сыщик. Было у меня кое-какое дельце в одном укромном и мрачном местечке в портовом районе. Есть там что-то вроде постоялого двора. В общем, обычный притон.

– Боже мой, Анетт! Как ты не боишься! Случись что, и следов не отыщется!

– Волков бояться… Впрочем, я подозреваю, что родитель мой охранников ко мне приставил, замечаю иногда… Но я не об этом. Из окошка того постоялого двора я наблюдала картинку: напротив – кабак, и вот у входа встречаются твой Петр и какой-то жуткий тип… Здоровенный такой, небритый, полупьяный, со шрамом через всю щеку. Жених твой в плащ кутался и шляпу надвинул, но у меня глаз наметанный, узнала. Встретились они как знакомые, причем верзила был явно чем-то недоволен, наскакивал на Уманцева. В кабак они вошли вместе, а как вышли – не видела. Сама раньше ушла.

…Петр и Леночка уже шли по саду, держась за руки. Он смотрел на нее с веселой укоризной, как на маленькую.

– Дорогая, что я могу сказать! Анетт Городецкая большая выдумщица. Что-то ей почудилось, она досочинила, вот и получился захватывающий сюжет.

– Значит, это был не ты?

– Жаль вас обеих разочаровывать, опровергать слухи о своей загадочности… Но нет, не я. Никогда не бываю в таких местах, даже не знаю того района… А с тетей ты поделилась этой таинственной историей?

– Нет, зачем же! Я ведь и сама не очень-то поверила.

– А-а, даже ты – «не очень»! А уж Ксения Аполлинарьевна меня бы доняла! Бр-р-р…

– Петенька!

– Шучу, шучу. Ладно, забудем.

Они вышли к застекленному розарию. Сейчас, летом, все двери и окна здесь были нараспашку, а воздух казался густым от благоухания.

– Мне нравится твоя подруга, – продолжал Петр, – но все же эти ее новомодные увлечения… Нет, это не по мне. Эмансипация убивает женственность. Разве сравнить ее и тебя, любовь моя!..

Он потянулся к ней, но Леночка лукаво увернулась, потом сказала серьезно:

– А мне вот кажется, что я – словно барышня из прошлого века. А ведь уже новый век, двадцатый. Какой он жестокий! Начался войнами, бунтами. И сейчас так и чудится, что это затишье перед бурей.

– Боже мой! – Петр нежно обнял, прижал к себе девушку. – Какая ты необыкновенная, умница, чуткая! Лучше всех!

– Но я иногда чувствую себя такой отсталой. А вот Анетта – она из этого века. Знаешь, она мечтает раскрыть все эти страшные убийства! Поймать злодея! Не сама, конечно, но хочет внести и свою лепту.

– Каким же образом?

– Она в своей газете ведет криминальную хронику. Держит связь с полицией и все обо всем знает.

– Делится с тобой?

– Нет, подробностей не говорит. Да я и сама не расспрашиваю, боюсь. Четыре убийства, и все уверены, что будут еще! Ведь преступник на свободе. Двух подозреваемых уже арестовывали, да выпустили.

– Да, знаю… Но у меня тоже есть своя версия. Эти двое, которых арестовывали по подозрению – портной и купец, – они вдвоем и убивают. В сговоре. Когда арестовали портного, второй – купец – совершил снова убийство. Чтоб отвести подозрение от соучастника. Портного выпустили и арестовали купца. Тогда убивает портной – и купца освобождают!

Леночка слабо улыбнулась.

– Я вижу, Петя, что ты шутишь. Не надо. Это не смешно.

– Да, дорогая, прости, глупая шутка. К тому же по этой моей версии получается, что отец должен был бы убить свою дочь. Вдвойне глупо. Не будем больше говорить на эту печальную тему. Знай только: пока я с тобой – никому не дам тебя в обиду!

Легко держа девушку за плечи, не отрывая от нее глаз, Уманцев посадил ее на скамью между двух буйно цветущих розовых кустов. Стал на колени, прижался лбом к ее прохладным тонким пальчикам. Вскинул глаза, в голосе его задрожали неподдельные слезы:

– Ко мне, Луиза! Дай мне свою руку! Союз наш так же непреложен, как непреложно то, что при последнем моем издыхании Господь не оставит меня! Если эти две руки будут разъединены, в тот же миг порвется нить между мною и мирозданием!

Губы у Леночки задрожали. Петр говорил слова из той прекрасной пьесы, памятной для них обоих, соединившей их. Но она видела, верила, что он говорит правду – о себе и о ней. Она потянулась, обняла любимого, отдала свое лицо его горячим губам…