Читать книгу Омут мечты - Ирина Игоревна Тарасова - Страница 2

Наша жизнь с папиными сказками каким-то чудесным образом смогла вписаться в мир научных достижений. За последнее столетие человечество смогло далеко продвинуться и измениться, однако, наша планета продолжала активно погружаться в пучину новых болезней и природных катаклизмов. Людям же как всегда оставалось только верить и выживать.

Мой отец Грегор Вайт был одним из самых главных разработчиков на станции «Приют». Эту станцию организовали ещё в начале тридцатых годов двадцать первого века, наложили на неё множество грифов различного вида секретности, возложили на неё самые большие надежды и, конечно же, вложили огромные деньги. Основной целью был поиск ответов на множество вопросов, возникающих у человечества: лекарства от болезней, разработка новых технологий для улучшения качества жизни людей, создание новых искусственных материалов взамен постоянно исчезающим с нашей планеты, даже изучение подсознания и поиск новых цивилизаций. Мой папа всегда был невероятно умным, даже гением, ещё в институте ему предложили работу на станции, с которой он не раздумывая согласился. Уже в двадцать пять лет папа возглавлял отдел, а после смерти мамы, когда стал пропадать из дома, получил должность одного из пяти главных разработчиков, которые создавали и руководили проектами на станции. Думаю, последний проект и забрал его.

Официально папа был признан пропавшим без вести, а я – окончательно сиротой. В тот период по какой-то причине исчезло много людей, буквально за несколько дней в правоохранительные органы было подано рекордное количество заявлений, а по телевизору и на просторах интернета крутили ролики, где выдавали множество различных версий и теорий от самых нелепых про похищения людей для совершения различных голых обрядов до массового перемещения во времени. Но пропажа моего отца была самой загадочной и известной, поскольку он и был известным человеком, на его счету множество открытий, которые повлияли на качество жизни людей. А самое главное последнее – наличие миров, где также существуют различные существа и люди. Этот проект был начат ещё с момента создания «Приюта», но именно благодаря папе значительно продвинулся. Когда папа рассказывал мне сказки на ночь, он иногда упоминал про этот проект, который однажды поможет ему реализовать свою мечту и окунуться в эти сказки.

В итоге пять дней спустя после исчезновения все слухи запретили, они просто исчезли как будто их и вовсе не было. Нам выплатили приличную компенсацию, и назначили все положенные выплаты. Спорить мы не стали и вопросов больше не задавали, просто приняли новую реальность, которую нам предоставил мой папа.

Бабушка всю жизнь работала учительницей, но ей пришлось уволиться, чтобы ухаживать за мной, когда я болела. Сейчас бабушка работала в библиотеке, не самой популярной в городе и соответственно работа была не самой оплачиваемой, но библиотека была определённо самой уютной. Там были большие витражные окна, стояли деревянные столы и мягкие стулья, рядом с окнами стояли красивые железные торшеры, которые освещали столы вечером, после того как солнце заканчивало свой день невероятным закатом. Эта игра света мне всегда казалась чем-то волшебным, чем-то забытым в этом мире. Здесь я любила делать уроки, иногда засиживаясь допоздна. Поскольку я унаследовала мозги своего отца, то уже в пятнадцать лет смогла поступить в институт инновационных технологий на факультет научных разработок. Этот факультет был секретным, приходилось много учить и изучать самостоятельно, но мне это нравилось.

С каждым днём я всё чаще стала задумываться над тем, как я похожа на отца. Эта мысль посещала меня всё чаще и всё сильнее угнетала. С одной стороны, он много мне передал, что помогло сейчас, однако я боялась стать похожей на отца, ведь этот факт отрицать уже было сложно. Бабушка говорила, что я полная копия моей мамы, такая же добрая, но при этом смелая, а мозги папы – просто наследство, которое он задолжал.

Бабушка действительно любила меня и гордилась мной, она оберегала моё личное пространство, не вторгалась в него и позволяла самостоятельно принимать решения, оказывая при этом поддержку. Я уже пропустила этап детства, и бабушка максимально создавала мне возможности, чтобы я прожила нормальную юность. Но увы, я повзрослела, возможно, из меня получился не совсем зрелый взрослый, но бывают и вечные дети, что по мне хуже.

У меня были друзья, не смотря на свою загруженность в учёбе я довольно часто гуляла, как мне казалось. Подруга Натали продолжала дружить со мной, даже тогда, когда наши пути в учёбе разошлись. Мы действительно были разные. Я любила джинсы и толстовки, она же была девочкой в платьях, у меня была копна кудрявых рыжих волос, она крашеная блондинка, я даже не особо помню её натуральный цвет, путь к блондинке она начала довольно рано и был он невероятно тернистым. После исчезновения папы я любила бегать, чтобы разогнать дурные мысли, Натали же любила нескончаемый шопинг, который только нагнетал на меня эти самые мысли. И всё же две противоположности притягивались.

После школы Натали поступила в колледж изучать туристический бизнес и обзавелась множеством знакомств, у неё образовался круг друзей, в который она ввела и меня. Приняли меня хорошо, даже очень, мне нравилось, что они не из области науки и с ними легко, так я получала разгрузку от моей умственной нагрузки.

Моё появление в институте было воспринято по-разному, но однозначно я произвела эффект. Дочь самого Грегора Вайта, к тому же девушка и самая молодая на факультете. Я не знала каким качеством больше всего бесила людей, ведь каждое в отдельности могло вызвать негодование и возмущение, а если всё вместе сразу, то уж не знаю… К сожалению, в основном это была зависть, с годами созревшая в ненависть. Это я поняла от зазнавшихся отпрысков папиных коллег, которые здесь преподают и до сих служат в «Приюте», ведь им очень хотелось упомянуть про темное прошлое моего отца и рассказать все секреты. Правда папиных коллег осталось не так много, но они смогли внести смуту и задать тон остальным. Были и те, кто всё же имел своё мнение, они в определённой степени восхищались моим отцом и ценили его вклад в науку, но субъективно они его также недолюбливали. Таким образом напряжение определённое было, преподавателей периодически тянуло меня «завалить», но это только мобилизовало меня, и я входила в умственный азарт, чтобы не дать себя в обиду.

К вечеру я сильно уставала, когда азарт и настрой пропадали, хотелось всё бросить и стать… А кем стать? Повзрослеть пришлось давно, а науку я по-настоящему любила, так что просто шла к бабушке в библиотеку, в место моей силы, напитывалась книгами и очередными знаниями.

Отношения со студентами тоже не складывались. Сложно составить обо мне собственное мнение, когда вокруг столько злых подсказчиков, поэтому меня сторонились. В какой-то момент стали чрезмерно донимать те самые отпрыски коллег моего отца, смазливые тощие ботаны, которые смелые только, когда не одни и всегда действуют исподтишка. Они долго ходили за мной и довольно громко напоминали про таинственное исчезновение моего отца, намекая на то, что дело здесь нечисто, и это он виноват в исчезновении всех остальных людей. Именно эту мысль я пережёвываю и перевариваю годами в своей голове, эту мысль не предполагали даже самые жёлтые газетёнки и бессовестные блогеры, эта мысль никогда не произносилась вслух до этого момента, все эти годы я боялась, что кто-то думает точно также, а хуже всего – точно знает. Почти две недели я слушала в спину эти выкрики, они преследовали меня почти каждую перемену, свидетелей становилось всё больше и больше, а спать я стала меньше. Я должна была прекратить это как можно скорее. В тот день мне не помешал даже свидетель в лице отца одного из парней, который вёл пару и упорно не реагировал на поведение своего сына. В конце пары, когда мы уже выходили из аудитории, я услышала очередное брошенное как нож в спину обвинение, их было трое, и я не выдержала. В рюкзаке у меня всегда лежали книги, много книг, поэтому, когда я развернулась и рюкзак по инерции полетел в голову одному из них, а потом и остальным, я уже не могла остановиться. Не могу сказать, что я действовала в состоянии аффекта, я всё осознавала и совершенно не боялась ответной реакции, даже ждала, но её не последовало. Когда я остановилась, они лежали на полу, побитые и шокированные, очки одного были разбиты. Я ликовала ровно минуту, пока не подняла глаза на остальных. Все выглядели такими же пришибленными, как и эти трое, но мне показалось будто некоторые из них сдерживали улыбку. Тут я вспомнила про преподавателя, когда наши глаза встретились, я наконец поняла чем рисковала, и меня обуяла невероятная паника, я не могла вылететь из института. Минута-другая, но препод стоял и казалось сейчас заорёт ту самую страшную фразу, которая уже крутилась у меня в голове, но он молчал, пока наконец не покинул аудиторию, не забыв перешагнуть своего сыночка, даже не взглянув на него.

В тот день и несколько последующих я каждое мгновение ждала, когда же меня вызовут в деканат, или сразу к ректору, отчислят из института и наступит конец моей жизни. Но так ничего и не происходило. Эти гадкие отпрыски молча проходили мимо меня, не забыв всем своим видом показать своё отношение ко мне или попытаться глазами послать в меня молнии, но это не пугало, только ещё больше нервировало, поскольку мне нужна была определённость. Только через семь дней я смогла себя убедить, что, если что-то должно было произойти, произошло бы.

С того момента больше ко мне никто не приставал, только шептались за спиной и косо смотрели, что было не так уж и плохо, хотя и не хорошо для моей пятнадцатилетней психики. Так некоторое время я была изгоем, пока двое студентов-ребят не позвали меня в совместный проект. Учились мы на одном потоке, они любили экспериментировать на парах и не особо серьёзно относились к учёбе, хотя мозги были на месте. Что-то у них не шло с их проектом, к ним никто не хотел в напарники, да и меня никто не жаловал, с моей репутацией и тем, что я младше всех на два-три года. Короче у нас у всех не было выбора, и всё же в душе я обрадовалась, но так, чтобы никто не заметил. Ребят звали Тим и Пот, по крайней мере они так представились, полные имена говорить не стали, строя из себя взрослых, а я не стала их разубеждать, ведь я была взрослой дольше них. Вот такая команда «взрослых» у нас получилась.

Постепенно жизнь в институте стала налаживаться, обсуждать меня не перестали, но в определённом статусе «умной мелкой» я закрепилась. В открытую принимать меня за равную не торопились, но признать мою независимость им пришлось. Умный студент для преподавателя на вес золота, поэтому они закрыли глаза на моё прошлое и родственные связи, стали давать дополнительные задания, приглашать поучаствовать в научных конференциях, отправляли на конкурсы, порой спрашивали мнение, конечно, завуалированно, под предлогом решения задачки. Сокурсники иногда выдавали различные колкости, но их становилось всё меньше, просто иногда вспоминали обо мне, особенно когда я находила ответ на вопрос быстрее них. Я эти колкие комментарии воспринимала, как признание поражения и продолжала следовать той же тактики «взрослеть ни смотря ни на что!».

Тим и Пот, которые на деле оказались Артёмом и Антоном, стали мне друзьями. Сперва у нас получилось взаимное сотрудничество, я помогала им в учёбе, они же защищали меня поскольку были выше всех студентов на полторы головы и уже смогли заработать себе соответствующую угрожающую репутацию, но оказались добрыми и невероятными затейниками. Природа наградила меня мозгами, но не ростом и даже весом обделила, а если распустить мои рыжие кудрявые волосы, то получится одуванчик на ножках. Тим и Пот так меня и прозвали – Венчик. Мне нравилась эта дружба, они давали мне возможность действительно быть собой: безопасно учиться и вполне весело проводить время.

По окончанию первого курса я получила предложение на работу в Приют. Сперва я обрадовалась, поскольку нам нужны были деньги, тогда тяжело заболела бабушка и все деньги уходили на лекарства. Но потом меня одолел страх, ведь со дня исчезновения отца я по какой-то причине всё же боялась узнать правду, мне казалось, что в Приюте кроется слишком много тайн, о чём периодически возникали слухи. И я всё ещё боялась стать похожей на отца.

Работы было много, учёбу тоже никто не отменял и на меня навалилось всё сразу. Я оказалась в ловушке обстоятельств и забот. Учёба, работа, лечение бабушки, которая уже не могла работать и требовался за ней уход. В институте я стала появляться всё реже, только на сессию, пропадала на работе, которая помогала мне отвлечься и забыться. В этом и был парадокс: боялась правды об отце в Приюте, но любила эту работу. Все деньги уходили на лечение бабушки, которые она не хотела брать, но её тело быстро угасало, а я делала всё, чтобы сохранить единственного оставшегося родного человека. Я не могла её потерять, я не могла остаться одна.

Друзья отошли далеко на второй план. Натали практически не звонила, Тим и Пот не сдавались и звали меня погулять, но было невозможно найти хоть минуту свободного времени. В Приюте я иногда замечала, как на меня смотрят некоторые сотрудники, которые как я потом узнала работали здесь ещё при моём отце. Я с некоторым страхом ждала, что они заговорят со мной, даже несколько раз были попытки, но стоило появиться одному из пяти старших разработчиков на горизонте или просто оказаться близко к камере слежения, то они буквально бежали от меня. Лаборанты, эксперты, помощники, даже казалось уборщики что-то знали и пытались сказать, но до меня им было не добраться, будто между нами невидимый барьер из прошлого.

Работа моя состояла из простых расчётов-пересчётов, проверок-перепроверок, порой даже отнеси-принеси. Только три раза мне доводилось быть частью большой команды в проекте. Это были дни экспериментальных запусков и испытаний. Каждый раз мне отводилась определённая роль. Например, в проекте по исчезновению живого существа, это когда живое существо становится невидимым окружающим. Эксперименты в наше время проводятся сразу на крупных животных, клонированных, конечно, чтобы не допустить вымирания какого-либо вида. Сперва недельная подготовка-репетиция, после неделя работы без выходных. В этом эксперименте мне доверили быть наблюдателем, записывать исходные данные, промежуточные и итоговые. Тогда полного исчезновения мы не добились, молекулы слишком подвижны, животное только сливается с окружающей средой в состоянии покоя, но в движении снова становится виден. Это была нервная неделя, поскольку подготовка длится долго: получали разрешение, потом клонировали и выращивали специально для эксперимента животное, выравнивали данные и проверяли сыворотки…Куратор этого проекта профессор Симон Лаймз был не совсем доволен результатом, поскольку были выявлены ошибки и несостыковки, а следующий подобный эксперимент возможен только через год. Но я считаю это был невероятный прорыв.

Ещё два проекта были направлены на изучение подсознания и создание нового лекарства от болезней, при которых отмирают клетки головного мозга. Эти два проекта работали совместно, от результатов одного зависело продвижение второго. Вообще много сейчас сил и времени уделяется изучению нашего мозга и подсознания. От этих данных зависят и другие проекты, другие открытия. Участие в этом проекте напомнило мне время после смерти моей мамы, когда я буквально провалилась в пропасть и сгорала от боли, которое приносило мне подсознание. Спасением были простые сказки, но никак не лекарства. Надо ли быть учёным и пить лекарства, чтобы победить наше подсознание.

Я терялась в своей работе, растворялась вся и забывалась. Но всегда бежала к своей бабушке домой. Она сгорала от болезни всё быстрее, в этот момент я готова была снова бежать в Приют и с ещё большим усилием искать лекарство от этой болезни. Я разрывалась на части. Ночью у бабушки усиливались боли, и я почти не спала, на работе была на грани. Однажды я вернулась домой, а бабушки не было. Я стояла в пустой квартире и даже не сразу поняла, что делать. Когда смогла побороть шок и недоумение первым делом позвонила лечащему доктору моей бабушки, он сказал, что бабушку отвезли в больницу, у неё отказали ноги и не спадала температура. Я успела увидеть бабушку только раз перед тем, как она впала в кому.

Мне сложно было осознать происходящее, я не понимала, почему приходя домой, меня больше никто не ждал. Сейчас мне только оставалось раз в несколько дней навещать доктора, который говорил, что всё без изменений. Но изменения были, в моей жизни всё перевернулось с ног на голову, одиночество накрыло с головой. Теперь я боялась собственного телефона, который может позвонить в любую минуту и мне скажут, что приходить в больницу больше не к кому.

Борьба с болезнью бабушки длилась уже целых семь месяцев. Ещё три недели она в коме. Осталась неделя до моего дня рождения. Этот день я не особо любила, он ассоциируется только с потерями и горем. Накануне дня рождения мне позвонили Тим и Пот, которые не забывали меня, они были в курсе моих событий и всегда предлагали помощь, а я не знала, чем они могут помочь. Сегодня они не стали предлагать, просто сказали, что завтра я должна по-настоящему отметить день рождения, хотя бы отвлечься. Отказать я не смогла.

Я всегда боялась свой день рождения, это был канун чего-то плохого, день был всегда напряжённым и мне казалось, что на следующий день у меня как минимум земля из-под ног уйдёт и разверзнутся небеса. Против своей воли я была всегда в ожидании. Утром пятого апреля, в день своего дня рождения я как обычно отправилась на работу. Ещё на входе меня поздравил мой коллега лаборант, одарив при этом ослепительной улыбкой, я же боязливо поблагодарила его. Таких же улыбок я встретила ещё пять по пути на свой двадцать пятый этаж и каждый раз вздрагивала, отчего только вызывала недоумение. Когда же на двадцать пятом двери открылись и меня встретила толпа моих коллег, поздравляющих меня, то я чуть душу не отдала богу лифта, мои ноги сами не смогли самостоятельно выйти из него, только когда меня подхватили десяток рук и втащили на мой этаж. Сквозь смех и крики поздравления я пыталась понять происходящее, такое в моей жизни впервые. Ежегодно меня поздравляла только бабушка. Шарики, хлопушки и подарки были, даже в прошлом году Тим и Пот поздравили меня крича на весь институт, чтобы создать мне настроение, однако получилось не очень. Но здесь и сейчас были люди, организовавшие мой настоящий день рождения впервые в жизни.

Домой меня отпустили пораньше. На выходе из Приюта ждали Тим и Пот, они подпрыгивали в нетерпении, а я не верила, что праздничный день ещё не закончился. Кажется, только сейчас я перестала вздрагивать от казалось бы простого человеческого счастья. Моё напряжение за последние пару лет достигло своего энергетического апогея и, кажется, готово было взорваться, так что я позвонила доктору в больницу, и, услышав, что всё без изменений, решила выпустить сегодня весь накопившийся пар. День мы провели замечательно: покатались на всех горках в парке аттракционов (Пота на последней стошнило), наелись сладкого (Тима после стошнило), сходили на танцы, и я впервые попробовала алкоголь (тут уже стошнило меня). В итоге, стоя в час ночи на смотровой площадке на краю города, слушая музыку на телефоне Пота, который вместе с Тимом во всю глотку вторили словам песни, я была невероятно счастлива, пусть только мгновение, но мне казалось всё будет хорошо.

Ощущения на следующее утро были не самые лучшие. Сегодня был выходной. На завтрак я смогла только выпить сладкий чай, желудок ещё не совсем оправился от вчерашнего. Ещё несколько часов я занималась домашними делами, оттягивая звонок доктору. Сегодня было проклятое шестое апреля, и я не могла не считать секунды до окончания этого дня. Так я делала каждый год в этот день. Молча, про себя, никто не знал об этом, но я это делала.

После обеда всё-таки позвонил телефон. На негнущихся ногах я подошла к нему. Это был Тим, который проверял меня жива ли я. Через пол часа позвонил Пот с той же целью. Я была готова их прибить, поскольку даже различные глупые оповещения пугали меня до дрожи. Ещё через час снова позвонил телефон, номер был неизвестен. Время замедлилось, и я с выпрыгивающим сердцем взяла трубку.

– Олли Вайт? – спросил неизвестный.

– Дда…! – еле выдавила я из себя.

– Добрый день. Это профессор Симон Лаймз вас, – прозвучал вроде вежливый мужской голос в трубке.

Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла. Не знаю, чего я ждала, но знаю, чего боялась, однако произошло совершенно невероятное и другое.

– Алло, вы меня слышите? – тем временем повторил голос в трубке.

– Да-да, слышу, связь что-то немного барахлит! – зачем-то соврала я.

– У меня связь отличная, – отрезал собеседник.

На это я не знала, что ответить, я даже ещё раз перепроверила, что мне действительно звонит телефон, а не разыгралась моя фантазия.

– Олли, у меня к вам есть разговор. Вам необходимо выслушать меня. Жду вас через час в Приюте у меня в кабинете.

Симон Лаймз не спрашивал, у меня не было возможности отказать. Этот человек вообще никогда не шутил, не улыбался и не вёл светские беседы, он не любил тратить время впустую, и всё время проводил на работе, он её боготворил.

– Хорошо, буду через час в Приюте, – всё ещё не веря в происходящее, ответила я.

– Не опаздывайте, – добавил Лаймз и тут же отключился.

Мне оставалось только слушать гудки в телефоне и переваривать услышанное. Шестое апреля действительно странный день. Я не имела ни малейшего понятия, зачем мне позвонил этот человек, но насколько я знаю, он работал в Приюте до исчезновения моего отца, следовательно, он должен был знать его.

По дороге в Приют я купила кофе и зачем-то пять булочек, мне вдруг ужасно захотелось поесть. Моё сердце всё ещё бешено колотилось, после вчерашнего наконец проснулся мой обмен веществ, хотя после смерти мамы, когда я была парализована, он никогда не сбоил до сегодняшнего дня. Одну булочку я съела в метро, четыре закинула в рюкзак, который был больше меня, в нём я хранила кажется всё. Мне сложно было осознавать происходящее, я даже чуть не пропустила остановку. Когда же я всё-таки добралась до Приюта, меня стразу же встретили охранники и проводили в главный корпус, где располагалось всё наше руководство. Охранники меня пугали своей официальностью, появилась мысль, что я сама иду в ловушку и оттуда уже не выберусь.

Лаймз стоял перед панорамным окном своего кабинета, заложив руки за спину, когда меня завели в кабинет.

– Оставьте нас, – негромко скомандовал хозяин кабинета, и охранники удалились, плотно закрыв за собой дверь.

Установилась тишина. Глазами я пыталась осмотреть, где оказалась, поскольку сюда никто не вхож, только Лаймз и его личная охрана, что ещё больше пугало меня. Панорамное окно было огромным, вид из него разделял бесконечный горизонт. Нижняя часть вида открывалась на озеро и густой лес, вокруг чего и располагался весь Приют. Верхнюю часть вида из окна замещало небо, по которому медленно плыли пушистые облака, на которые и смотрел сейчас Лаймз. Огромный стол стоял прямо перед окном. Справа огромная стена с книгами, папками и тоже планшетами, которые у нас давно заменили бумагу, но то, что здесь были книги, я отметила в своей голове как положительный плюс, кроме как в библиотеке сейчас не встретишь книги, а я их любила. Пол был жутко чистым, будто его намывают каждые пять минут, или у меня кроссовки были слегка грязные, по сравнению с ним, а я ведь их мыла после вчерашнего нашего приключения. Мне вообще резко стало не по себе, когда я поняла, что ввалилась в кабинет в джинсах, толстовке и ярко синей куртке, на фоне которой мои рыжие волосы казались ещё ярче, будто пожар. Я вся была неуместна в этой обстановке.

Слева стена была увешана и заставлена различными наградами и фотографиями с ними. Но присмотревшись, ближе к столу заметила на стене семейные фотографии, их всего было пять штук, если это не те же коллеги-учёные, но там были и дети. Эти фотографии меня немного успокоили, ведь если у человека есть семья, а тем более дети, фото которых висят на стене на работе, значит с этим человеком не всё потеряно, и у него имеется душа.

– Вы пришли раньше, – прервал моё изучение кабинета учёный.

Я не поняла, поругали ли меня или похвалил, голос прозвучал строго.

– Здравствуйте, – вспомнила я о своих манера.

– Присаживайтесь, – указал мне на стул Лаймз.

Я помялась, но всё же прошла через весь кабинет и села куда мне указали. Симон Лаймз развернулся и устроился напротив меня. Между нами стоял стол, и я не могла не заметить, что здесь творится рабочий беспорядок: много скомканных бумаг, брошенных в разные стороны, два компьютера с большими мониторами, открытые книги и планшеты. Он творит всегда.

– Вы, наверное, находитесь в замешательстве? – поинтересовался учёный.

Симон Лаймз – человек эмоциональная загадка, мне всегда было сложно понять истинный смысл его намерений. Во время экспериментов я наблюдала как он общается со своими подчинёнными и только те, кто давно знает его, могли относительно чётко и правильно реагировать на сказанное им. Вот и сейчас я не могла понять для чего он это спрашивает, вряд ли с целью успокоить меня, чтобы я не волновалась. А я с каждой минутой волновалась ещё сильнее.

– Я не совсем понимаю, зачем вы вызвали меня, – решила честно признаться я. Сейчас я впервые за долгое время вспомнила свой возраст, в семнадцать лет ещё в школу ходят, а не посещают самого известного учёного в его кабинете.

Лаймз снова развернулся к окну и кажется задумался. Он был довольно высоким человеком, это было заметно даже сейчас, когда он сидит в кресле, хотя для меня большинство людей высокие. Худоват, вытянутое лицо, густые чёрные отросшие волосы, чёлка закрывала, но не скрывала выпирающие такие же чёрные брови, которые разделялись глубокой морщинкой. Глаза серые, казалось, что даже зрачка нет, будто, слепая пелена накрыла. Губы всегда сжаты, постоянно в напряжении.

Время шло, и я уже была готова на любой разговор, не могла вынести это тянущее и напряжённое молчание.

– Сегодня уже шесть лет, как пропал ваш отец, – неожиданно заговорил Лаймз, – Я знал Грегора, он был моим другом.

Нет, передумала, разговор мне не нужен, я не хотела вспоминать, не хотела здесь находиться, и я уже почти встала, как профессор спросил:

– Вы помните своего отца?

Чтооо? Да, я помнила, но не вспоминала, зачем сейчас об этом?

– В этот день умерла моя мама, – неожиданно жёстко ответила я.

Именно этот факт я помню, в этот день я потеряла любимого человека, а папа украл этот день, вписав в этот день и себя.

– Да, – просто сказал Лаймз, пристально глядя на меня.

Некоторое время мы смотрели друг на друга не моргая, я первая отвела взгляд.

– Я понимаю вашу обиду, – вдруг произнес профессор, я резко подняла глаза.

– Зачем вы меня позвали? – я уже не на шутку злилась.

– Ваш отец жив, но он далеко отсюда, – снова спокойно сказал учёный.

Эти слова были произнесены вслух, и это ещё один факт, который я подозревала и крутила в своей голове последние годы, но не хотела слышать подтверждение.

– Вы унаследовали ум своего отца, это сложно отрицать, даже в столь юном возрасте вы уже опережаете своего гениального родителя, – произнеся эти слова Лаймз застучал пальцами по столу, будто сам нервничал.

– Спасибо, – только и ответила я, расценив эти слова как комплимент.

– Это факт, – будто услышав мои мысли, сказал Лаймз и встал.

Он обошёл стол и сел на диванчик, тем самым убрав барьер в виде стола между нами.

– Я не склонен разбрасываться комплиментами, только говорю факты. Вы мне безразличны, но у меня долг перед вашим отцом, – довольно напряжённо проговорил Лаймз.

Я молчала, всё это не должно было вдруг всплыть в моей жизни, хотелось бежать отсюда, но кажется мне придётся узнать, что хочет сказать профессор.

– Ваш отец был самым талантливым учёным, его проекты были прогрессивными и буквально невозможными. Перед исчезновением ваш отец работал на одним проектом, «Омут мечты» называется. Он верил и даже знал, что возможно создать мир, свой мир. Описать его по своим меркам, заложить нужные характеристики, продумать правила и порядки его функционирования, продумать свою роль в нём и можно погружаться в этот мир.

– У него не удался эксперимент? – почему-то с надеждой предположила я, скрывая страх, накативший новой волной.

– Вы же так не думаете, – глядя на меня своими мутными глазами, ответил Лаймз.

– Тогда что случилось? – еле сдерживая дрожание в голосе, спросила я.

– У него всё получилось, конечно же, – профессор растягивал эффект от сказанного, и у него это получалось.

Я сглотнула, дабы не выпустить так давящую мне на глаза слезу. Мне казалось, я смогла отпустить произошедшее шесть лет назад, смогла спокойно отпустить его, а сейчас я поняла, что он не просто пропал и с ним что-то случилось, он просто ушёл туда, где ему было лучше. Без меня.

– Он и множество добровольцев смогли заселить этот новый мир. Вот уже шесть лет этот мир принадлежит вашему отцу, этот мир развивается и продолжает принимать в себя всё, что он в него вкладывает, а мир в свою очередь принял его и его правила и впитал в себя его душу. Он правит этим миром Олли, ваш отец Бог этого мира!

Этот учёный сумасшедший, как и мой отец видимо. Эти мутные глаза, прожигающие меня сейчас, горели безумием и алчной завистью, Лаймз только мечтал о подобном достижении, а мой отец сделал свою мечту реальностью. И всё же я не верила в эти бредни, как можно найти пустой мир, заселить его и придумать для него правила.

– Откуда вы знаете, что мой отец жив? – пытаясь вернуть профессора в реальность, спросила я.

– Всё просто Олли, мы с ним всегда были на связи. Я был свидетелем погружения в новый мир, и только я являюсь связующим звеном между мирами!

Даже эта деталь, эта роль связного приводила Лаймза в восторг, он считал себя причастным к чему-то великому и грандиозному.

– Проект секретный, на сегодняшний день из свидетелей остался только я, проход в новый мир открылся всего раз, и этот момент был просчитан до мелочей, но кто-то должен был остаться, чтобы навсегда запечатать проход, этим человеком стал я.

В этой фразе было много гордости и боли, он понимал масштаб своей жертвы, но несмотря на то, что со мной разговаривал сам профессор Симом Лаймз я продолжала не верить в его слова. Видя мой взгляд, профессор встал и направился к стене с наградами, в которой был потайная дверка и сейф. В нём он взял ноутбук поставил мне на стол, включил и повернул ко мне монитор. Я настолько сильно была в ступоре, что не сразу поняла, что вижу фото моего отца. Он изменился, стал старше и намного мужественнее, черты лица стали жёстче и даже как-то страшнее. В этом человеке было сложно узнать моего отца, пусть он и отпечатался в сознании как вечно угрюмый и хмурый.

– Этого не может быть… – только и смогла сказать я.

Тогда Лаймз открыл почту, где были письма, а отправителем был мой отец.

– Это ничего не доказывает, отправителем может быть кто угодно, под именем моего отца, – уже не своим голосом возмутилась я.

Лаймз молча открыл предпоследнее письмо, в котором было голосовое сообщение и запустил его.

– Приветствую тебя мой верный друг. – Обращался к нам мужской голос, очень похожий на моего отца, только баритон стал намного ниже. – Я стал реже отправлять тебе письма, но от меня сейчас мало что зависит. Мы решаем вопрос с западными поселениями и горными шептунами, расширяем территории, продолжаем познавать мой прекрасный мир. Смогли наконец подвести итоги прошлого года. Численность населения в плюсе, привес двести пятнадцать человек. Представляешь Сим! Площадь освоенных территорий тоже растёт, мы наконец смогли изучить то загадочное озеро, которое не подпускало нас к себе, до сих пор не могу поверить: озеро, которое думает! Оказывается, там жило своё «Лохнесское» чудовище, оно правит этим озером, всё как в моих мечтах! Но мы как всегда и во всём смогли договориться с ним, по-другому же не могло быть, теперь его воды в нашем распоряжении. А какие сыворотки получаются на основе этих вод…

В этот момент Лаймз остановил сообщение, восторженные реплики резко прекратили резать мой слух. В кабинете снова повисла тишина, я была в растерянности. Этот голос был настолько похож на голос моего отца, что на протяжении всего сообщения по моему телу бежали мурашки, этот голос несомненно был жив, но обладатель голоса умер для меня навсегда.

– Только у меня стоит этот адаптер для сообщений, созданный твоим отцом, даже компьютер шестилетней давности, – в этот момент мутные глаза устремились на меня, – я не смог его взломать.

Этот взгляд впервые с начала разговора показался мне угрожающим, он был не просто страшным, а изучающим, ожидающим и требующим. Пришлось вспомнить, что я нахожусь в кабинете с малоизвестным мне человеком, который на деле оказался сумасшедшим.

– С моим отцом находятся те люди, которые пропали одновременно с ним? – решила я отвлечь вопросами опасного собеседника, затуманить бдительность.

– Да, но это был их выбор. Мы отбирали людей несколько лет, не каждый смог стать участником данного проекта, только самые сильные, здоровые и умные, они проходили отбор из тысяч добровольцев.

Моё неверие продолжалось разбиваться об очередные аргументы, но я продолжала находить им объяснение в своей голове. Но это скорее было похоже на то, будто я уговариваю сама себя, ведь именно эти факты жили со мной последние годы, я сама многое подозревала. Но с каждой минутой мне становилось страшнее от произносимого профессором, информация много лет была секретной и только Лаймз знал её, мне же только вчера исполнилось восемнадцать, и по всем правилам жестокого мира я не должна была узнать эту информацию.

– Что вы от меня хотите? – в лоб спросила я.

Лаймз усмехнулся, думаю он планировал хотя бы ещё несколько минут производить на меня впечатление своей значимостью и важностью, но я не хотела больше этого слушать.

– Мне нужен этот мир, я должен в него попасть, и в этом компьютере есть ответы на вопросы, – выдал истинные намерения Симон Лаймз.

Ещё один учёный с замашками на бога. Откуда у них только это. Значит семейные фотографии у стола для отвода глаз или для самоуспокоения, думаю и у моего отца такие были, для создания правильного образа учёного-семьянина.

– С чего вы взяли, что я смогу? – вскочила я со своего места.

– Вы сможете, я давно наблюдал за вами. Те задачи и задания, которые вам приходилось выполнять, не были рассчитаны на простых лаборантов и даже руководителей проектов, большинство этих задач не смог бы решить и я сам.

Чтоо? Последние годы я решала много задач, мне задавали различные ситуации, с проблемными и нерешаемыми моментами, но я упорно находила ответы, мне нравилось это делать, я не могла иногда даже спать, пока не найду ответы. Но я считала так учится большинство студентов и работает большинство лаборантов в Приюте, просто мы никогда не обсуждали и не сравнивали свои обязанности!

– Последний мой эксперимент имел такой успех только благодаря вам, вы проделали основную часть теоретической и практической работы этого проекта, успех формулы только ваша заслуга. Этому проекту много лет, я долго стоял на месте и не находил ответов, только когда вам дали просмотреть данные, вы смогли помочь сдвинуть с мёртвой точки.

Я ничего не понимала. Неужели я была настолько глупа, мной манипулировали и меня использовали, я просто утопала в работе и учёбе, а оказалось всё это обман. Тем временем Лаймз продолжал жестоким образом открывать мне глаза:

– Вы молоды и нам это на руку. Ваша наивность и желание учиться и познавать просто феноменальной! Я даже извиняться не буду, ведь вам самой нравилось быть важным звеном в происходящем!

– Только я не знала, что важна! – выкрикнула я, сделав резкий выпад и повысив голос. – Я потратила столько времени на вас, даже не зная, что это настолько важно!

– Просто для вас это легко! – резко перебил меня Лаймз. – В вашей семье родился гений, а ваш отец так и не узнал об этом.

Мы оба замолчали, а я отвернулась от Лаймза, чтобы отдышаться.

– Я не просто хочу в новый мир, – не унимался профессор, – у меня есть основания полагать, что этот мир влияет на наш, но не лучшим образом. Ваш отец привязал наш мир к новому и наш мир стал якорем для нового, он энергетически подпитывается от нашего. Изначально новый мир создавался для будущего поколения, ведь наша планета не вечна, а новый мир не знал такой расточительности и обладает тем запасом ресурсов, которые так жизненно необходим нам. Но сейчас должны найти новый путь решения этой проблемы, иначе произойдёт совершенно обратная ситуация, и наш мир погибнет намного раньше.

Меня снова накрыла волна негодования, я развернулась и посмотрела в эти теперь ненавистные глаза.

– Ваши алчные желания править и обладать привели к этой ситуации, сомневаюсь, что ваши якобы благие намерения оправдывают ваши истинные намерения.

– Если бы не истинные намерения, мы бы не смогли добиться таких высот, сотрудники Приюта должны обладать сильными качествами, а иначе здесь делать нечего!

Лаймз уже верил в своё величие, только его обладание не совпадало с его раздутым эго.

– Тогда я увольняюсь! – неожиданно сказала я.

– Я не принимаю вашего увольнения! – парировал профессор.

Снова установилась тишина и мы смотрели друг другу в глаза. И я снова первая отвела взгляд. Мои руки начали трястись.

– Кажется вы не до конца поняли моего предложения, Олли.

Симон Лаймз перешёл на откровенно угрожающий тон.

– Сейчас сюда зайдут мои помощники, они сопроводят вас к вам домой, вы соберёте вещи и отныне переедите в общежитие Приюта, поближе к работе и будете работать над секретным и самым важным проектом в вашей жизни.

– Что? Вы не имеете права! – закричала я, но профессор уже отвернулся к окну, а в кабинет ворвались телохранители Лаймза, они грубо подхватили меня под руки и повели на выход.

Я продолжала что-то кричать и вырываться, в моей голове с невероятной скоростью проносились мысли, каждая была выводом из предыдущей, я окончательно поняла произошедшее, когда меня бросили в машину на заднее сиденье и заперли. Я ломилась и кричала, руки сбила об окно, но оно так и не поддалось, между мной и переднем сиденьем была перегородка, которая также не упрямо оставалась закрытой, как бы я не стучала по ней, даже ногами. Отчаяние меня накрывало с неимоверной скоростью, но я всё ещё надеялась на борьбу. Дождусь, когда доберёмся до дома, а там найду способ сбежать, хоть они и сильные, но не такие шустрые. Остаток дороги я даже попыталась отдышаться и берегла силы, чтобы в удачный момент всё правильно сделать. Но всё пошло не плану.

Когда мы уже почти добрались до дома, зазвонил мой телефон, который был на самом дне рюкзака, который по какой-то причине никто не отнял у меня, а я в свою очередь так глупо забыла про телефон. Как же я на себя злилась!

Наконец добравшись до дна, я увидела звонившего и у меня сразу вылетело всё из головы. Абсолютно всё: что со мной произошло, где я нахожусь и что со мной собираются сделать.

– Да, доктор! – не с первой попытки произнесла я, голос от криков и волнения был сам не свой.

С другого конца трубки тоже не сразу заговорили, секундное замешательство окончательно забрало у меня последние капли надежды.

– Олли, мне очень жаль, но ваша бабушка скончалась, – говорил мне голос доктора бабушки, – мы сделали всё возможное, примите мои соболезнования.

Эти слова были произнесены будто на автомате, они не в первые были произнесены этим человеком, но впервые услышаны мной.

– Олли, вы меня слышите? Сегодня уже поздно и приезжать не нужно, завтра жду вас с самого утра, необходимо всё оформить.

Доктор продолжал что-то говорить, но я впала в сильнейшее состояние стресса и ступора. В какой-то момент двери машины открылись, сильные руки рывком выдернули меня из неё, не забыв приложить виском об дверь. Телефон выпал из рук на асфальт и разбился, когда я слышала последние слова доктора, который пытался мне ещё что-то сказать. От удара я вышла из ступора, на улице уже стемнело, рядом с домом как на зло никого не оказалось, но я закричала. В этот момент мне на лицо легла широченная ладонь и прижала мне рот с такой силой, что показалось даже зубы вот-вот выдавит. Но я громко мычала, слёзы потекли по щекам. Боль заполнила моё сердце целиком, одиночество и пустота, было очень плохо и страшно.

– Вам лучше успокоиться, – услышала я в ухо, – иначе я вырублю вас, возьму только те вещи, которые сам посчитаю нужным, но сюда вы уже не вернётесь.

Я затихла, вспомнив про необходимость бежать, я должна попрощаться с бабушкой. Руки моего охранника отпустили меня, всего в квартиру со мной поднялись двое. Они ходили со мной по пятам, пока я собирала сумки. Слёзы продолжали катиться по щекам, хотелось одновременно зарыться в одеяло и наконец дать волю слезам, а ещё больше бежать.

– Вам стоит поторопиться, через десять минут выдвигаемся, – скомандовал мой мучитель.

Мой рюкзак чудом ещё был со мной. Его я заполнила самыми необходимыми вещами, которых там ещё не было: базовые лекарства и одежда, зубная щётка с пастой, влажные салфетки, бутылка с водой, перочинный ножик и деньги. Закинула также попавшиеся под руку любимые сушки бабушки, которые мы покупали пачками. Чемодан я заполняла бездумно, поскольку я тянула время и приводила себя в чувства.

– Мне нужно в туалет! – рискнула я.

– Даю минуту и без фокусов, – это было произнесено даже не глядя на меня, охранники в этот момент словно подростки зависли в телефонах, наверное не видели во мне угрозы.

Осторожно схватив рюкзак, я нырнула в туалет. Бабушка жила в доме довольно старой постройки, но мне нравился этот дом своей атмосферой и уютом. Мы жили на последнем пятом этаже, сверху была только мансарда, а из туалета выходило окно, которое я не помню, чтобы мы хоть когда-то открывали, но сейчас наступил тот самый момент. Руки уже не тряслись, я не боялась, но сильно волновалась, что не получится. Щеколда и петли окна давно были залиты краской, они буквально слились с рамой, но само стекло ходило ходуном в окне. На зиму бабушка закрывала окно плотной дощечкой и всё утепляла старым детским пледом. Этой зимой мы пропустили такой ритуал, у бабушки здоровье не позволяло, а меня толком дома не было, душ я принимала быстро под горячей водой, чтобы не сильно замерзнуть.

Время шло, мне нужно было торопиться. Я залезла на унитаз, одну ногу я поместила в выемку в стене, туда мы складывали туалетную бумагу. В такой позе я удачно доставала до окна, но сколько бы я не двигала стекло, оно не поддавалось. Я била по трухлявой раме, но она оказалась только с виду такой хлюпкой.

В дверь стали стучать и у меня не осталось выбора! Я подняла свой тяжеленный рюкзак и со всего размаха разбила стекло. Рюкзак вылетел на карниз и чудом завис на краю. Пока я лезла на окно, мне пришла мысль, что я не подумала, что буду делать дальше и куда полезу. Из окна меня обдавало холодным ветром, на встречу которому я усилено ползла. Я уже почти была на карнизе, когда охранники ворвались в ванную. Первый ворвавшийся охранник схватил меня за ногу, второй вытащил пистолет и стал угрожать. Увидев пистолет, я стала только ещё активнее рваться наружу, нога стала болеть от хватки первого громилы, но я локтями упёрлась в раму, а свободной ногой била по его лицу. Тот, что был с пистолетом, пытался протиснуться в этой маленькой ванной, кричал, что будет стрелять, но споткнулся и всё же выстрелил, но в стену. Я поняла, что для них нет ограничений по задержанию меня, раненой я им тоже сгожусь. В итоге охранники разъярились настолько, что наконец стали действовать слажено. Они уже держали обе мои ноги и со всей силой тянули на себя. Сил сопротивляться и держаться за раму у меня уже почти не осталось, я практически была полностью возвращена в помещение, когда мне в руки попал кусок стекла, и, недолго думая, я схватила его и вонзила в щеку первого охранника, от чего он зарычал как раненный бык. Хватка ослабла с одной стороны, но усилилась с другой. Вооружённый охранник одной рукой держал мою ногу, а второй направил на меня оружие.

Время будто замедлилось, причём в прямом смысле. На барабанные перепонки резко началось сильное давление, уши невыносимо заболели, но я продолжала изо всех сил терпеть и держаться за раму. Охранники чувствовали то же самое, сжав зубы, они рычали и всё так же замедленно крутили головами в поисках источника происходящего. Давление усиливалось с каждой минутой, при этом боль усиливалась в геометрической прогрессии. Я терпела из последних сил и была на грани безумия и обморока. Раненный охранник закрыл уши руками, со вторым охранником мы боролись до последнего, но я победила, если так можно сказать. В тот момент, как охранник резко отпустил руку, время резко ускорилось и по инерции я вылетела на карниз к своему рюкзаку. Но карниз не выдержал, и мы оба полетели вниз.

Чертово шестое апреля!