Читать книгу Грехи и подвиги - Ирина Измайлова - Страница 11

Эдгар спешил, подгоняемый не только словом, данным Луи, но и все тем же неудержимым стремлением испытать свои силы, той же жаждой новых событий и приключений, что овладела им после прочтения прадедовой рукописи.

Путь от Лиона до Гавра занял у них с Ксавье всего четыре дня, хотя в течение двух дней подряд шли дожди, и приходилось скакать по размытым дорогам, скользившим под копытами их коней, в прилипшей к телу, насквозь мокрой одежде.

Малыш Ксавье проявил необычайную для пятнадцатилетнего подростка выносливость, ни разу не показав усталости, не прося отдыха, не жалуясь на голод, хотя они делали долгие переходы, порой давая отдохнуть коням, но не слезая с седла и не развязывая сумок с провизией. Причиной тому была не только и не столько спешка: хоть Эдгару и не приходилось прежде пускаться в долгие путешествия, но от отца, от Луи, от многих, с кем приходилось общаться кузнецу, он хорошо знал, как небезопасны бывают проезжие дороги, и что не стоит иной раз в глухом и безлюдном месте сходить с коня и устраивать беспечный привал. Тем более путникам, у которых кони славные, сбруя достаточно богатая, а одежда выдает определенный достаток. Зато на постоялых дворах, где странники ночевали, им приходилось тратить не так уж много денег – Эдгар заказывал к столу только немного вина и хлеб – добросердечный барон Раймунд нагрузил походные сумки сына парой хороших кусков копченого свиного окорока, дюжиной колбас, мешочком сушеных груш и десятком печеных голубей. Он дал сыну и большую флягу превосходного вина. Однако эту флягу Эдгар пока берег: им с Ксавье может выпасть ночь и под открытым небом, и вот тогда этот запас очень даже не помешает, а на постоялых дворах вино хоть и похуже баронского, но тоже неплохое.

В Гавре им повезло – барка через Ла-Манш отправлялась в тот же день, в день их прибытия, и капитан не взял дорого за перевоз путников и их лошадей, тем более, что кроме них вместе с лошадьми переправлялось еще человек десять разного люда. Однако моряки не зря бранят зловредный пролив: едва успела переполненная барка отвалить от пристани, поднялся ветер, и вскоре сильно заштормило. Люди переносили качку, кто как умел, стараясь лишь держаться ближе к мачте и дальше от лохматых вздыбленных пенными хребтами валов, что так и норовили залить зыбкую посудину, захлестнуть и потопить. Эдгар впервые обнаружил, что совершенно не подвержен той дурноте, от которой страдают и иные моряки – при взлетах барки с одной волны на другую у новоявленного рыцаря не кружилась голова, к горлу не подступала тошнота, в глазах не темнело, и сердце не проваливалось в живот. Так же равнодушен к шторму остался и Ксавье, не проявивший ни малейшего страха, он, ко всему прочему, умел плавать, как, впрочем, и его молодой господин. Хуже всех было лошадям – едва судно стало мотать из стороны в сторону и заливать волнами, животные просто обезумели. Привязанные в центре барки к креплениям мачты, они начали метаться, натыкаясь друг на друга и на людей, грозя их покалечить, или, еще того хуже, расшатать мачту. При этом глаза коней полезли из орбит, а из их глоток вырывалось уже не ржание, а жуткий утробный рев, который лошади издают лишь в состоянии крайнего ужаса. Люди, впервые услыхавшие эти звуки, зачастую приходят от них в ужас, принимая за вопли нечистой силы…

Капитан барки кричал хозяевам, чтоб они поскорее усмирили коней – их прыжки и рывки могли еще сильнее раскачать и без того сотрясаемую штормом посудину. Но люди боялись приближаться к скопищу обезумевших животных.

Не испугались только Эдгард и его оруженосец. Кузнец живо протиснулся к своему коню и, ухватив его могучей рукой под уздцы, заставил стоять смирно.

Он усмирил одного жеребца. Ксавье достаточно быстро справился со всеми остальными. Мальчик подходил к мечущимся в ужасе животным, без всякого трепета брал обеими руками за оскаленную морду и начинал что-то быстро говорить, поглаживая шею и холку каждого коня. И конь переставал реветь и скакать, останавливался, будто внимательно слушая речь подростка, затем опускал голову и застывал, лишь вздрагивая при очередном толчке волн. Вскоре все лошади стояли смирно.

– Мне бы следовало вернуть вам плату за перевоз! – проворчал хозяин барки, когда час спустя они благополучно причалили к пристани в Дувре. – Эти твари вполне своротили бы мачту, а то и борта бы попортили. Был ведь случай, когда корабль затонул из-за того, что на нем вот так же взбесились лошади, ей-богу, был! Где вы взяли этого мальчишку, господин рыцарь? Ему же цены нет!

– Я тоже так думаю! – улыбнулся в ответ Эдгар и поманил к себе оруженосца:

– Ну как, Ксавье, нравится тебе путешествовать?

– Очень! – совершенно искренне ответил мальчик. – Я люблю и охоту, и вообще жизнь в замке, но все это куда интереснее!

С этими словами он без раздумий отвязал своего и хозяйского коней и, сбежав по сходням на берег, свистнул. Оба скакуна разом ринулись прочь с судна и через несколько мгновений стояли перед улыбающимся Ксавье, в то время как другие переправлявшиеся на той же барке люди с усилием тащили за поводья своих упиравшихся животных: дрожащие под копытами сходни казались лошадям еще ненадежнее зыбкой палубы.

Дальнейшее путешествие обещало быть достаточно легким: от Дувра до Кентербери, где, по словам Луи, ожидали королевского посланника две благородные дамы, было не более сорока лье, значит, проделать этот путь можно было в один день.

Но Эдгар на этот раз уж слишком заспешил – ему не терпелось продолжить путь и достичь Мессины, а оттуда… Дальше мечты рисовали юноше лишь призрачные картины – он не представлял себе, как может сложиться его дальнейшая судьба, если он сумеет благополучно довезти королеву и принцессу до Сицилии. Так или иначе, взглянув на солнце, молодой человек решил, что раз полдень еще не наступил, можно отправляться немедленно, не устраиваясь на ночлег в Дувре.

И тут же путники столкнулись с препятствием, о котором Эдгар вначале не подумал. От портового города вели несколько дорог. Как узнать, которая ведет в Кентербери? Местные жители, к которым при выезде из Дувра стал обращаться кузнец, по-французски не говорили. Луи рассказывал другу, что все рыцари в Англии, а уж тем более приближенные к королевскому двору, знают французский язык, многие знают его даже лучше английского [17]. Но рыцари на дороге не попадались, а крестьянам или едущим по делам ремесленникам язык франков был совершенно не знаком. Они, конечно, понимали слово «Кентербери» и тут же, с готовностью кивая головами, принимались объяснять, как туда проехать. Но из потока английских слов можно было лишь понять, что по дороге предстоит два-три раза свернуть. А куда? Кроме того, торговец, которого Эдгар остановил последним, разразившись длинной речью, еще и начал во всю размахивать руками, дополняя слова жестами, так что в конце концов совершенно запутал путников. Эдгар даже начал думать, что англичан напрасно считают более сдержанными, чем французов – до сих пор при нем так жестикулировали лишь выходцы из Прованса или Бургундии, да еще итальянцы, но им, наверное, сам Бог велел…

– Ладно, Ксавье, – вздохнул, наконец, лжерыцарь, – поедем по солнцу. Направление я более или менее помню. Думаю, к ночи мы доберемся до Кентербери.

Однако они, видимо, все же сбились с пути. День клонился к закату, места, по которым путники проезжали, становились все безлюднее, и ничто не указывало на то, что они приближаются к большому городу.

– Делать нечего! – вздохнул Эдгар. – Придется остановиться на ночлег, а уж утром постараться вытянуть из этих любителей махать руками и посылать добрых людей неведомо куда, как нам добираться.

– Я не вижу никакого жилья, – оглядываясь, отозвался Ксавье. – Не то что постоялого двора, даже какой-нибудь лачуги не видно.

– Значит, нужно свернуть вон в ту рощу, что на скате холма. Посреди дороги ночевать небезопасно, а там деревья нас укроют, и мы по очереди поспим на своих плащах. К счастью, сейчас не холодно, небо ясное, значит, и ночь будет лунная, луна ведь едва-едва начала уменьшаться после полнолуния.

Путники въехали в тисовую рощицу, когда солнце уже зависло над самым горизонтом, но, к счастью, еще не стемнело. Едва французы проехали немного меж мощными стволами деревьев, как склон холма неожиданно оборвался чуть не под их ногами. Оба юноши невольно резко натянули поводья.

– Святая Дева! – воскликнул Эдгар, не без дрожи поглядев вниз. – Да ведь еще пара шагов, и мы бы сломали себе шеи!

Обрыв оказался почти вертикальным, и высота его была не менее сотни туаз, так что падение с него действительно закончилось бы, скорее всего, гибелью обоих путников. Правда, даже на такой крутизне росли, цепляясь корнями за каждый выступ земли, редкие кусты и небольшие деревца, но едва ли падающие успели бы уцепиться за эту чахлую поросль, да и могла ли она их удержать?

Меж тем вид, открывшийся с высоты, был достаточно живописен. Внизу простиралась долина, частью заросшая лесом, частью открытая, с редкими кущами кустов, с небольшими оврагами, с быстрой, неширокой речкой. Дальше вновь тянулся лес и начинался пригорок, а уже за ним, на самом горизонте, вырисовывались башни с острыми шпилями и вились дымки над невидимыми крышами города.

– Вот он, Кентербери! – с досадой произнес Эдгар, на всякий случай заставив своего Брандиса сделать несколько шагов назад, подальше от страшной крутизны. – Это мы, выходит, свернули от него на восток и вон куда уехали! Придется вернуться к последней развилке дорог, а это часа четыре езды. Да еще потом день ехать до города. По прямой-то недалеко, но с этой стены не спуститься, по крайней мере лошади точно не спустятся, даже если обрыв не везде так крут.

– Да и лес за долиной, – заметил благоразумный Ксавье. – Кто знает, можно ли через него ехать?

– Да нет, повернем, тут и обсуждать нечего! – досаде Эдгара не было предела: мечтать о великих подвигах и не суметь правильно найти дорогу в населенных местах (а ведь англичане лопотали что-то о том, что не надо сворачивать влево, но поворотов тут и до и после хватало, и левых, и правых!). – А сейчас, малыш, нам придется прямо тут и заночевать, не то еще час, и станет темно.

В это время внизу, в долине, послышался звук рога, и оба юноши невольно подались вперед в своих седлах, понимая, что сейчас увидят чью-то охоту. И увидели, но только охоту совершенно необычную. Из густых зарослей отдаленного леса выскочил крупный олень и изо всех сил помчался через прогалину к реке, за которой темнела небольшая рощица. Должно быть, зверь рассчитывал пересечь реку и успеть исчезнуть среди деревьев, покуда его преследователи, в свою очередь, минуют быстрый поток. К удивлению смотревших сверху путешественников, за оленем не устремились в погоню собаки. Из леса показался всадник, но всего один. Именно он и трубил в рог, как подобает охотнику, загоняющему дичь, но только то был не призыв к остальным охотникам, потому что остальных не было. Всадник трубил для самого себя то ли из озорства, то ли следуя традиции, хотя в ней на сей раз не было никакого прока. Он тут же и оставил рог, прицепив его к поясу, и взялся за лук.

– Смотри-ка, Ксавье! – вскричал Эдгар, сильно удивленный происходящим: чего-чего, а охот он перевидал в жизни немало, будучи сыном самого знаменитого в окрестностях Лиона охотника. – Смотри-ка, вот это лук! Большущий и тяжелый, как копье… Говорят, с такими луками норманны высадились в Ирландии [18]. Их делают из вяза. Стрела такого лука может пробить толстую доску, самую крепкую кольчугу и даже щит! Но стрелять из него на скаку… Это ведь тебе не арбалет! Силищу-то какую иметь надо. И как держаться в седле! А этот охотник, кажется, еще и не молод – мне отсюда видно, как его голова блестит серебром, точно начищенная монета…

Действительно, даже издали было видно, что голова всадника совершенно седая. При этом, несмотря на расстояние, было заметно, что это человек необычайно крупный и мощный – его конь казался маленьким, хотя то был здоровенный английский жеребец, из тех, что в последние годы стали разводить в здешних местах. Этих коней предназначали для сражений, и они должны были без устали таскать на себе всадников в кольчугах, шлемах, поножах, с мечами, копьями и щитами.

Эдгар ожидал, что всадник все же спешится, чтобы послать стрелу вдогонку стремительно убегающему оленю. Однако охотник, видимо, понял, что если промедлит, великолепное животное успеет исчезнуть в лесу. Олень и в самом деле уже вбежал в неглубокую реку и почти одолел ее сильное течение. Его копыта скользили по камням, но он прыжок за прыжком приближался к спасительному берегу, за которым темнела роща.

Не останавливая скакуна, почти не переменив положения в седле, охотник поднял громадный лук, расположив его горизонтально, и без видимого усилия натянул тетиву. Стрела сорвалась, помчалась вдогонку оленю и вонзилась ему в шею. Зверь вскинулся на задние ноги, сильно взбрыкнул передними и рухнул в воду чуть не посредине реки. Там, куда он упал, было мелко, однако туша почти целиком погрузилась в быстрые струи – торчали только рога и передние ноги животного.

– И как же теперь охотник его достанет? – недоуменно спросил Ксавье. – Я бы туда не полез.

– Да и я бы, – согласился кузнец. – А ведь мы с тобой умеем плавать! Однако смотри – этот старый громила не боится реки.

Охотник в это время спешился, положил на землю лук, скинул с плеч широкий плащ, стащил сапоги и преспокойно шагнул босиком в студеную воду. Он погрузился по пояс, потом по плечи, но течению было не справиться с ним. Шаг за шагом упрямец продвигался к оленьей туше, и вот уже вода оказалась ему по колена, а его добыча возле самых ног охотника. Тогда тот наклонился, одним движением подхватил и взвалил на плечи оленя, весившего по меньшей мере кантар [19], а то и больше, и двинулся обратно, к берегу, на котором оставались его конь и одежда.

– Прямо какой-то богатырь из старинной баллады! – прошептал Ксавье, понижая голос не из страха, что неведомый охотник сможет его услыхать – тот был слишком далеко, а просто от изумления и восхищения. – Но, думается мне, вы, господин Эдгар, через десяток лет станете таким же. Или почти таким.

Кузнец добродушно расхохотался:

– Хотелось бы, но очень сомневаюсь. Силу мне Господь дал тоже немаленькую, но таких, как этот седой охотник, я вообще не встречал… Сдается мне, он и своего коня бы поднял, случись в том нужда. Вон, смотри, несет себе оленя, словно это коза! Ну вот, положил на седло. А сам не садится – жалеет коня. Так в поводу и повел… Значит, его жилье не так далеко.

Ксавье кивнул:

– Так и есть, наверное. Но нам-то от этого не легче. Вниз же мы не спустимся. Да и боязно что-то проситься на ночлег к такому странному малому!

– Ну, я бы не побоялся! – усмехнулся Эдгар. – Каков бы он ни был, это явно человек мирный: разбойники редко охотятся на оленей – чаще на людей. Ладно, малыш, давай-ка мы с тобой устроимся на ночлег, а для этого отъедем от обрыва: страшно привязывать коней прямо над кромкой.

Солнце меж тем садилось, стало темнеть, и молодые люди заспешили – надо было отыскать место для ночлега как можно скорее. Проехав вдоль обрыва шагов двести, юноши обнаружили несколько поваленных ветрами старых деревьев, которые образовывали отличный заслон от ветра, если бы ночью он поднялся. К корням одного из этих деревьев, некогда мощного толстого тиса, они привязали коней и расстелили плащи меж стволом этого тиса и вывороченным вместе с землей и дерном громадным корневищем бука, который когда-то рос рядом. Земля здесь была устлана старыми листьями, которые оказались отличной подстилкой.

– Спим по очереди или вместе? – спросил Эдгар.

– На всякий случай лучше по очереди, – мальчик как обычно проявил осторожность. – Правда, лошади, если что, заржут, но все равно так спокойнее. Я первый будут караулить, можно?

– Нельзя. В этом случае ты будешь бодрствовать всю ночь – я тебя знаю. Первый я, а тебя разбужу, когда взойдет луна. Спать, живо!